Английская аристократия — это бренд. Нечто вроде медвежьих шапок гвардейцев и попугаев-бифитеров. Интересно проследить, что было в начале, и как аристократия стала иллюзией.

Юрист Томас Смит (1513–1577) в 1562–1565 годах написал трактат «De Republica Anglorum», в котором сообщил нам следующее: «Мы в Англии обыкновенно делим наших людей на четыре категории: джентльменов, горожан, йоменов, ремесленников или работников. Из джентльменов первыми и главными являются король, принц, герцоги, маркизы, графы, виконты, бароны, и их называют знатью, и все они именуются лордами и знатными людьми: за ними следуют рыцари, эсквайры и простые джентльмены». Эта классификация потом дословно повторялась в описании Англии Уильяма Харрисона (1534–1593).

Как я уже говорил в предыдущий раз, представитель королевской администрации Томас Уилсон (1560?–1629) в своём трактате «Государство Англии в 1600 году» писал: «Пятерным является грубо проведённое деление Англии: знать, горожане, йомены, ремесленники, сельские работники», при этом среди знати Томас Уилсон выделял светскую знать и духовную. М другой стороны, он делил знать на старшую, к которой относил маркизов, графов, виконтов, баронов и епископов, и младшую, которую составляли, по его мнению, рыцари, эсквайры, джентльмены, священники и образованные люди (все, кто получил какую-либо учёную степень). В другом месте своего трактата Томас Уилсон называл в составе «младшей знати» «рыцарей, эсквайров, джентльменов, юристов, профессоров и священников, архидьяконов, пребендариев и викариев».

Историки права легко могут сказать, как появились различные титулы.

Титул герцога (duke, duchess) был создан в Англии на одиннадцатом году правления Эдуарда III (в 1337 г.) и первым герцогом стал старший сын короля - Эдуард Чёрный Принц.

Титул маркиза (marquis, marques, marchioness) был введён на восьмом году правления Ричарда II (в 1385 г.). Приближенный короля Роберт де Вер, граф Оксфордский (Robert de Vere Earle of Oxford) был объявлен маркизом Дублина в Ирландии (Marquesse of Dublin in Ireland).

Титул графа (earl, count, countess) существует в Англии с 800 г. Данный титул стал носить представитель короля в административно-территориальном округе (shire), взявший на себя функции элдормена (ealdorman).

Титул виконта (viscount, viscountess) был создан на восемнадцатом году правления Генриха VI (в 1440 г.). Первым виконтом стал Джон Бомон (John Beaumont). Первоначально виконт являлся шерифом графства (shire).

Титул барона существует в Англии с 1066 г. Первоначально он обозначал держателя земельных угодий, полученных непосредственно от короля.

В эпоху правления Эдуарда III ещё существовал титул баронета, который даровался патентом короля в обмен за определённую сумму денег. Термин «баронет» встречается в тексте одного из статутов короля Ричарда II как обозначение представителя знати, лишённого привилегии участия в парламенте по индивидуальному вызову от имени короля. В последующие времена титул баронета никто не носил, и он был забыт, пока его не возродил Яков I. Двадцать второго мая 1611 года он создал наследственную сословную группу баронетов в надежде выцыганить таким образом немного деньжат для обустройства Ирландии. Его величество предложил титул баронета и земельные участки в Ольстере двумстам джентльменам, которые имели доход не менее 1 000 фунтов стерлингов (один фунт 1600 года по покупательской способности сегодня равен около £135). Для того, чтобы стать баронетами, они должны были купить специальный патент, уплатив в королевскую казну 1 095 фунтов, при этом претенденты на указанный титул брали на себя обязательство содержать в течение трёх лет по 30 солдат из армии, размещённой в Ирландии. Естественно, что хотя Яков I даже разрешил платить за баронетские патенты с отсрочкой на три года, спрос на них оказался не слишком великим. До 1615 года патент на титул баронета купили менее сотни состоятельных кротов англичан (а с 1615 года Яков I придумал возводить в пэрство за деньги). В социальной иерархии баронеты заняли место, которое было выше положения рыцарей, но ниже положения баронов.

В то время, когда Томас Уилсон писал свой трактат, то есть в 1600 году, в Англии не было ни одного герцога. Титул маркиза носили 2 знатных особ, титул графа - 18, виконтами являлись 2 человека, баронов было 39, рыцарей - около 500 человек, эсквайров - 16 000 или более. Общая же численность населения Англии составляла в конце XVI – начале XVII веков около четырёх миллионов человек или немногим больше. То есть, в целом благородное сословие включало примерно полпроцента населения. Для сравнения — в Испании к благородным себя относили 10%. В 1520 году там было 25 грандов и 35 остальных представителей старшей знати, не считая прочую мелочь, зато при Филиппе II было создано ещё 18 герцогов, 38 маркизов и 43 графа, при Филиппе III 20 маркизов и 25 графов, при Филиппе IV — 67 маркизов и 25 графов, а при Карлосе II — 209 маркизов, 78 графов и 5 виконтов! При этом надо сказать, что увеличение численности знати в Испании и отсутствие такого явления в Англии объясняются просто. В Испании феодальный титул был прямо связан с реальной властью, поскольку завязывался на земли. В Англии никогда такого не было в связи с историческим характером их знати. Далее мы увидим, в чём он заключался.

Главное внимание уделялось роду занятий и имущественному положению знати. «Джентльменами являются те, кого их кровь и раса делают знатными и известными», но вместе с тем «ни один человек не делается в Англии бароном, если он не может расходовать из ежегодного дохода, по меньшей мере, одну тысячу фунтов или одну тысячу марок». Ежегодные же доходы виконтов, графов, маркизов и герцогов должны были позволять им расходовать ещё больше денег. Если представители указанных сословных групп имели доходы меньше установленных норм, они все равно сохраняли свои титулы, однако они не допускались в верхнюю палату в парламенте на том основании, что уровень их имущественного положения падал настолько, что не позволял им «поддерживать честь». Для рыцаря ежегодный доход должен был обеспечивать установленные «старинным правом Англии» расходы в сумме сорока фунтов стерлингов - например, «на коронацию короля, или свадьбу его дочери, или посвящение в рыцари принца». Маркизы и графы имели каждый доход в среднем по 5 000 фунтов стерлингов в год. Ежегодный доход барона и виконта составлял около 3 000 фунтов. Трое из епископов - Кентеберийский, Винчестерский и Айл-оф-Илийский имели доход в сумме от 2-х до 3-х тысяч фунтов стерлингов в год, ежегодный доход остальных епископов составлял от одной тысячи до 500 фунтов, но некоторые из них получали меньше этих сумм.

Английской «старшей знати» (герцоги, маркизы, графы, виконты, бароны и епископы) в начале XVII века пришлось трудно. Эти титулы всё больше расходились с реальной властью людей.

Во-первых, аристократов было слишком мало (немногим более шестидесяти семей). Этому во многом способствовала королева Елизавета I, которая стремилась предотвратить размывание старшей знати разбогатевшими выходцами из менее знатных слоев. За тридцать лет Её Величество возвела в аристократический ранг всего лишь одного человека и двоим позволила унаследовать аристократические титулы своих предков. В соответствии с порядком, закреплённым обычаем и правом, титулы герцога, маркиза, графа и барона передавались по наследству только старшим сыновьям. Остальные сыновья аристократов становились всего лишь эсквайрами. При этом все сыновья герцогов и маркизов и старшие сыновья графов величались лордами.

Во-вторых, подавляющее большинство английских аристократов начала XVII века не могло похвалиться древностью своего рода — не более одного-полутора столетий. Аристократические кланы, имевшие более древнее происхождение, за редким исключением (например герцог Бэкингем и маркиз Дорсет) были целиком истреблены в ходе гражданской войны 1455–1485 годов. Из 50 лордов, составлявших на момент начала указанной войны верхнюю палату английского парламента, к 1485 году осталось в живых 29. К 1540 году их число было восполнено. В 1621 году в Палате Лордов заседал 91 светский пэр, из которых 42 человека получили пэрство во время правления Якова I.

В-третьих, к началу XVII века заметно ослабли экономические позиции аристократии. В отличие от французской, испанской и германской знати, опиравшейся на обширные земельные владения, английская аристократия имела главным основанием своего могущества должности при королевском дворе. Титулы английских аристократов, как правило, не были связаны с находившимися в их владении землями, чему в немалой степени способствовала утвердившаяся ещё во времена Вильгельма Завоевателя практика раздачи королём земель своим вассалам не единым массивом, а несколькими участками, располагавшимися в различных местностях («граф Эссекс, например, не имел никакого отношения к землям графства Эссекс, а земли графа Оксфорда располагались где угодно, только не в Оксфордшире»). Наследование титулов не было автоматическим. «Герцоги, маркизы, графы, виконты и бароны или возводятся в звание монархом, или удостаиваются этой почести, будучи старшими сыновьями, как высшими и ближайшими наследниками по отношению к своим родителям», - писал Томас Смит. При этом он отмечал, что возведением в звание именует «в первую очередь дарование и определение условий почести (пожалованной монархом за добрую службу…), которая с титулом этой почести обыкновенно (но не всегда) жалуется ему и его наследникам, только мужского пола…».

К началу XVII века во владении английской аристократии находилось не более 3% земельных угодий. Поскольку этого не хватало для получения соответствующего титулу дохода, английские аристократы искали денег при королевском дворе. Это означает, что они из кожи лезли, чтобы любыми способами добиться для себя каких-либо материальных пожалований, пенсий или рент, а ещё лучше — заполучить должности, позволявшие присваивать казённые средства и брать взятки. Одновременно, с конца XVI века аристократы стали более активно влезать в предпринимательскую деятельность, так что в начале XVII века в этой сфере получали различного рода доходы 78% аристократических семей Англии. Одним из самых распространённых и быстрых способов обогащения становилось в это время получение от королевской власти патентов, предоставлявших аристократам исключительные права на производство чего-либо или торговлю каким-либо товаром. Самые выгодные отрасли внешней торговли Англии - например, экспорт шерсти и сукна, импорт вин, изюма и других продуктов - оказались, таким образом, в монопольном владении отдельных аристократов. Как правило, это были крупные сановники, так сказать, «имевшие доступ к королевской персоне». Достаточно привести в пример Роберта Дадли, впоследствии герцога Лестера. Он нажил огромное состояние благодаря дарованному ему Елизаветой освобождению от налогов на ввоз в страну сладких вин, оливкового масла и бархата.

Английская «старшая знать», хотя и не была кастой, во все времена представляла собой сословную группу, имевшую вполне определённые рамки. Число герцогов, маркизов, графов, виконтов и баронов всегда было хорошо известно. Да и правовое положение носителей данных титулов являлось достаточно чётким. «Пэрство герцогов, графов, маркизов, виконтов и баронов отличалось их наследственными титулами, их благоприятным правовым положением и их привилегированным парламентским статусом». Баронеты обладали, подобно названным группам, наследственным титулом, но они не имели юридических привилегий и мест в Палате Лордов.

«Младшая знать» была более открытой, чем «старшая». Войти незнатному человеку в эту категорию было нетрудно — необходимо лишь достичь определённого уровня жизни. По словам Томаса Смита, «тот, кто изучил где-либо законы королевства, кто учился в университетах, кто освоил свободные науки и, короче говоря, кто может жить праздно, не предаваясь ручной работе и будет при этом в состоянии иметь осанку, обязанности и вид джентльмена, того назовут мастером, так как это и есть звание, которое люди дают эсквайрам и другим джентльменам». Коллегия герольдов давала такому человеку за плату новоизобретенный герб и титул. При этом в геральдической книге делалась запись о том, что герб с титулом пожалованы ему за заслуги и некие достоинства. «Таких людей, - замечал Томас Смит, - иногда пренебрежительно называют джентльменами в первом поколении».

В звание рыцаря возвести мог только король. Елизавета I была крайне скупа не только в денежном плане, но и в раздаче данного титула. Однако в период правления Якова I и Карла I приобрести его мог практически любой землевладелец, имевший возможность заплатить за него требуемую сумму и не отказывавшийся от выполнения соответствовавших рыцарскому званию обязанностей. Впрочем, и обязанности, и права лиц, относившихся к «младшей знати», не имели чётко определённого характера. По этим причинам число рыцарей, эсквайров, джентльменов, священников и относившихся к названной группе образованных людей поддавалось только приблизительному учёту.

Как пишут во всех учебниках истории, в первые десятилетия XVII века экономическое влияние «младшей знати» усилилось. Многие из этой категории становились успешными торговцами или налаживали производство каких-либо товаров. Томас Уилсон это так описал в своём трактате: «джентльмены, которые обыкновенно предавались войне, вырастают в настоящее время в добрых хозяев и знают так же хорошо, как фермеры или крестьяне, каким образом максимально улучшить свои земли». Это и было «джентри» или «новое дворянство». Расхождение между титулом и властью было очень заметно, когда, например, «новый дворянин» юридически считался рыцарем, эсквайром или вообще джентльменом, а фактически был мощным лендлордом, жестоко эксплуатировавшим крестьян и сгоняющим их с наделов для запуска этих наделов под пастбище для овец, предпочитающим крестьянам арендаторов и наёмных рабочих. В то же время он мог выращивать скот для сбыта на Лондонском рынке, разводить коров для изготовления из их молока сыра и масла, которые выгодно придавались в Англии и за рубежом, одновременно с этим добывать руду или каменный уголь (нередко на территории своего же поместья - источники подчас указывают на наличие в манорах каменоломен, залежей угля или других полезных ископаемых) и т. д.

Принадлежность джентри к категории знати давала им возможность участвовать в местном управлении, занимая должности мировых судей, шерифов, присяжных и т. д. Вместе с тем джентри составляли значительную часть Палаты Общин английского парламента. К 1628 году совокупное имущественное состояние членов данной палаты стало более чем в три раза превышать совокупное богатство всех членов Палаты Лордов, если при этом не считать короля.

Вслед за «старшей» и «младшей» знатью в иерархии английского общества конца XVI века – начала XVII века шли горожане или буржуа. Среди них были не только торговцы или владельцы мануфактур, но и должностные лица городской администрации, а также члены Палаты Общин английского парламента.
После горожан или буржуа Томас Смит ставил такую категорию населения, как йомены (yeomen). В его описании - это люди, которые, будучи лично свободными, свободно владели собственной землёй, получая от неё доход в сумме 40 фунтов стерлингов в год. В социальной иерархии они стояли по рангу ниже джентльменов (дворян), но выше работников и ремесленников. Как правило, йомены были зажиточными людьми, проживали в добротных домах, вели какое-либо дело, приносившее доход, позволявший содержать слуг и купить дворянский титул. Томас Вильсон отмечал в своём трактате, что знал «многих
йоменов в различных провинциях Англии, которые были способны ежегодно расходовать триста или пятьсот фунтов, получаемых посредством эксплуатации своей или арендованной земли, а некоторые в два и в три раза больше этого». Численность богатых йоменов, «которые способны одалживать деньги королеве (что они обыкновенно делают по её письмам за печатью, когда она ведёт какие-либо войны, оборонительные или наступательные, или осуществляет какое-либо другое мероприятие)», Томас Вильсон оценивал в 10 000 человек только в сельской местности, не считая городов.

Количество йоменов, называвшихся фригольдерами, державших шесть-десять коров, пять–шесть лошадей, помимо телят, жеребят, овец, и имевших ежегодный доход в 300–500 фунтов стерлингов, насчитывалось в Англии и Уэльсе на рубеже XVI–XVII веков в 80 000 человек. Эту цифру Томас Вильсон вывел, как он сам указывал, из лично им просмотренных шерифских книг.

Таким образом, к началу XVII века английское общество само собой перестало быть феодальным, постепенно и без революции. Юридически это выражалось в потере значения феодальной прерогативы короля: земельное держание, вокруг которого данная прерогатива вращалась, потеряло своё прежнее значение. В дебатах, состоявшихся в Палате общин 8 марта 1609/1610 года по вопросу о прерогативной опеке прямо констатировалось, что такие должностные лица, как наместники и их заместители, мировые судьи в графствах, военачальники и т. д. служат своему монарху независимо от своих держаний, и «когда необходимо поднять какие-либо войска для службы монарху, все считают себя обязанными служить в качестве подданных, и ни один человек не задаёт вопроса, ни о том, чьим держателем он является, ни о том, как он держит свою землю. Поэтому очевидно, что этот вопрос держаний не связан с правительством, он не является ни шпорой чести, ни уздой повиновения».

В современной Англии в ходу слово posh, что значит "шикарный" или "крутой". Лингвисты и другие заинтересованные лица пытаются определить, когда уместно употреблять это актуальное понятие. Есть ли основания объединять им всех, кто старательно имитирует протяженный звук "уай" в ежегодном рождественском обращении королевы Елизаветы II к нации, кто учился в Итоне и имеет членскую карточку привилегированного клуба, или есть другие родовые признаки, о которых прежде и слыхом не слыхивали?

Умение провести четкую разделительную черту между аристократами и богатыми выскочками, хорошим вкусом и дурным, стильным и просто модным – для англичан это больше чем наука, и не постигнув этого, трудно понять страну.

Многие не без оснований полагают, что принадлежность к posh определяется произношением. Дети недоумевают, почему их отец вопреки правилам нарочито тянет "мандии" ("понедельник") вместо "манди", но при этом правильно говорит "тудей" ("сегодня"). "Да потому что такое произношение во времена моей молодости считалось posh. А быть posh – это было круто", – объясняет папа.

Составители Оксфордского словаря английского языка уже склонны признать право такого произношения на существование. Правда, в большинстве случаев они ставят его на второе место после классического варианта.

Первоначально слово "шик" имело уничижительный оттенок, отражая одновременно зависть среднего класса к представителям аристократии и стремление перенять у них вместе с характерным произношением статус и привилегии. Эксперты считают, что по сути возникновение posh сыграло на руку английской знати, придав блеск элитарности чисто внешним признакам свет скости (вензеля на салфетках и рубашках, столовый прибор для сливок, тенниски, шкатулки для драгоценностей и т.п.) и стерев из памяти менее привлекательные черты аристократии (антисемитизм, любовь к кровавым видам спорта, способность без зазрения совести и на широкую ногу жить в долг).

Однако фонетический феномен оказался палкой о двух концах. Он популяризировал аристократизм в той же степени, в какой и девальвировал его. Когда в меню традиционного английского паба вы видите блюдо "Пош-нош", это значит, что вам предлагают одно из самых эксклюзивных угощений – крошечные котлетки и ломтик шоколадного пирога. Однако мало кто подозревает, что "любимое лакомство знати" продвинула на рынок американская компания, выпускающая ароматизаторы для ванных и туалетов под рекламным лозунгом "Добавим шика сантехнике!". Таким образом, термин posh может быть и формой вульгарности.

Исполнители модной музыки и подающие надежду актрисы показываются на публике в гроздьях шикарных ювелирных украшений, и англичане старой закваски сетуют, что выставка сокровищ королевы именно поэтому сегодня уже не потрясает так, как 20 лет назад.

Поставщик двора ее величества королевы – знаменитый магазин "Хэрродз" – ранее не нуждался в рекламе: гербы дома Виндзоров, красовавшиеся над его входами, служили надежнейшей гарантией качества. Но и "Хэрродз" нынче уже не тот, жалуются англичане. Что теперь продают в магазине? Фигурки медведя в форме "Бифитра" с магнитами, чтобы вешать на холодильник, подарочные наборы мармелада в крохотных баночках (не хватает даже на один крекер) или огромные флаконы самых дорогих духов.

Впрочем, сказанное вполне можно отнести к стариковскому брюзжанию – мол, в наше время трава росла гуще и солнце светило ярче. Засим вернемся к этимологии слова posh.

Как признают лингвисты, происхождение термина весьма туманно. Согласно одной версии, первоначально это слово означало буквально "слякоть", "грязь". Согласно второй, POSH – это аббревиатура выражения Port Out, Starboard Home ("Туда – по левому борту, обратно – по правому"). Оно красовалось на билетах первого класса на корабли, следующие по маршруту Саутгемптон – Бомбей – Саутгемптон. Считалось, что самые красивые виды по пути в Индию открывались из кают, расположенных по левому борту судна, а при возвращении на родину в каютах по правому борту менее всего ощущалась качка. Такие билеты могла себе позволить только привилегированная публика.

Но большинство специалистов сходятся во мнении, что posh происходит от римского слова "половина", которое использовалось для обозначения некоторых понятий в сфере денежного обращения. Словарь английского сленга 1890-х дает этот термин в значении "денди". Таким образом, понимать posh можно двояко – либо "человек с деньгами", либо "показная роскошь". Строго говоря, можно поспорить, считать ли английскую знать чистой аристократией. Ведь ее история слишком тесно переплеталась с жизнью третьего сословия. В Великобритании сейчас трудно отыскать более десяти семейств, чью родословную можно без помех проследить до момента, предшествующего нормандскому завоеванию. Плюс продажа званий и титулов, расширение пэрства за счет банкиров, промышленников и политических деятелей, женитьбы "на деньгах", плюс формирование интеллектуальной элиты и слоя джентри (деревенских помещиков, род которых продолжается несколько столетий).

Все это обусловило необходимость искусственного поддержания влиятельности переродившейся аристократии, что и достигалось, как полагают некоторые социологи, культивированием традиционного английского снобизма и внешних признаков элитарности. Привилегированные места обитания, школы, колледжи, званые обеды, закрытые клубы и многое другое – из той же серии. В 90-х годах прошлого века "знаком качества" сливок британского общества бы ли парикмахеры. Визита к Ники Кларк (персональный стилист герцогини Йоркской), Джемайме Хан и Тане Стрекер ждали по три месяца, и сам факт попадания в очередь был настоящей удачей. Сейчас "осада" хорошего стилиста занимает от силы полтора месяца. Если же вы получаете приглашение подстричь и уложить волосы всего через несколько дней или недель – значит, вы, милочка, стоите не в "той" очереди…

Ныне хранителями символических ключей от входа в элитные салоны и закрытые клубы являются мастера пластической хирургии. На Вимпул-стрит практикует во всех отношениях очаровательный месье Себаг. За достойную плату (от 300 фунтов стерлингов и выше – верхнюю планку цен вы узнаете только в кабинете) он делает магический укол, "замораживающий" мускулы лица, или увеличивает объем губ. Спи сок очередников на прием к доктору длиннее, чем в кассу кинотеатра в день премьеры очередного "Гарри Поттера".

Непременным признаком принадлежности к высшим слоям общества является погоня за модой. Список претендентов на последнюю модель дамских туфель от Гуччи (310 фунтов стерлингов за пару) насчитывает 60 с лишним имен. Запись желающих приостановлена. "Мы заказали лишь 12 пар", – важно объявляет продавец лондонского бутика. Особо нетерпеливым мягко рекомендуется направить заказ в Париж или Милан.

Почему не заказать сразу много, чтобы люди не ждали зря? Да потому, что никто не купит вещь, если ее может носить каждый встречный. Дефицит – великая вещь и двигатель высокой моды. Даже если его нет, его надо создавать. Ведущая телепрограммы Би-би-си "Чего носить не надо" Тринни Вудал не без оснований утверждает, что списки ожидания изобретены нарочно. Приемы стары как мир. Например, бутик специально заказывает ограниченное количество экземпляров одной модели. Или перечень особо модных в этом сезоне новинок отсылается для ознакомления сначала известным людям. Пока они выскажут свою волю и купят, очередь уже сформировалась.

Еще более абсурдна ситуация с оперой и частными клубами. Знатоки утверждают, что членства в них можно ожидать до смерти. Вступления в "Глиндербон опера-хауз" добиваются более семи тысяч человек. И дело не в том, сколько это стоит, – годовой взнос составляет всего 124 фунта стерлингов. Просто членский состав строго ограничен. Приходится ждать, пока кто-нибудь не уйдет в отставку или не покинет этот мир. А это происходит в среднем раз в 25 лет. Клуб "Херлингэм", занимающий 42 акра земли на западе Лондона, просто идеален для жителей столицы, предпочитающих в свободное время играть в теннис, плавать или потягивать коктейль в обществе знаменитостей. Однако вступить в клуб обычный человек имеет шанс не раньше чем через 10–12 лет – список претендентов насчитывает около четырех тысяч имен. В списке очередников крикетного клуба "Мэрилбон" – девять тысяч имен. Сюда вы сможете попасть лишь через 18 лет. Счастливчики платят годовой взнос в размере 300 фунтов, который дает им право носить цвета клуба и присутствовать на всех первенствах по крикету.

Время от времени учредители выбирают почетных пожизненных членов – безо всякой очереди. Что для этого надо сделать? Подобной чести удостоился один очень богатый человек, который безвозмездно выделил порядка двух миллионов фунтов стерлингов на строительство трибун на стадионе, где проводятся матчи по крикету. А бывшему премьер-министру Великобритании Джону Мейджору пришлось остаться в общей очереди.

Списки претендентов на поступление имеют и привилегированные школы-интернаты. Если англичанин хочет обеспечить ребенку большое будущее, он стремится отдать его в школу, за которую говорит название и дата основания: Вестминстер (1560), Винчестер (1382), Итон (1440), Сент-Полз (1509), Харроу (1571) или Чартерхауз (1611). Высокий конкурс и очереди заставляют родителей беспокоиться о поступлении как можно раньше. Например, в колледже Мальборо регистрация для девочек уже закрыта вплоть до 2009 года. Если вашей дочери сейчас больше шести и она еще не в списке претендентов, значит, у нее уже нет шансов. Родителям желательно начинать школьную подготовительную кампанию прямо с рождения ребенка. В привилегированной школе прежде всего учат правильному классическому языку. Ибо речь для англичанина – своего рода визитная карточка. Одно произношение открывает двери в высшее общество, другое – накрепко закрывает. По этой причине Британия стала родиной уникального лингвистического явления: двойного (или скользящего) акцента. В одной среде человек говорит правильно и чисто, а в другой – допускает употребление просторечных конструкций. Например, премьер-министр Тони Блэр на вопросы журналистов отвечает "О да, конечно", а в беседе с избирателями округа Седжфилд может запросто сказать "Ага". Не исключено, что он делает это во избежание повторения судьбы кандидата в парламент Джакоба Рис-Мога, который провалился на выборах потому, что избирателям не нравилось его снобистское произношение. Англичане сами признают, что систематизировать все существующие акценты крайне трудно: консервативный английский (как говорит королева), современный правильный английский (как говорят теле и радиокомментаторы), сельский (как произносит лидер палаты общин Робин Кук) и говор жителей Ливерпуля и Бирмингема. Есть и более простое деление – классический английский и простонародный. Носители первого делают все, чтобы отличаться от низшего сословья. Например, вводят в слова несуществующие гласные и выделяют согласный "эйч", который "проглатывают" кокни.

Следует сказать, что мода на привилегированный акцент возникла сравнительно недавно. Знаменитый английский мореплаватель сэр Фрэнсис Дрейк говорил с девонским акцентом (он был родом из графства Девон), речь короля Якова I выдавала его шотландское происхождение, другие монархи имели немецкие или французские корни и тоже говорили нечисто. В 1750 году образовательные центры Оксфорда, Кембриджа и Лондона объявили себя законодателями правильного произношения. Но окончательные нормы были установлены в XIX веке, в эпоху королевы Виктории. Система публичных школ-интернатов упрочила правила, а формирование империи способствовало распространению этих правил в мире. Драматург Бернард Шоу положил английскую фонетику в основу своей самой знаменитой пьесы "Пигмалион". Ее главная героиня – лондонская цветочница Элиза Дулиттл, говорящая на катастрофическом кокни-диалекте. Профессор Хиггинс обучает ее литературному английскому и тем самым открывает ей путь в высшее общество. Очень по-английски! Институт кадров и развития в 1997 году провел исследование, в ходе которого выяснилось, какой диалект в какой профессии способствует успеху. Например, шотландцам рекомендовалось заниматься банковским делом, продажей мобильных телефонов и машин, но ни в коем случае не издательством. Участникам другого эксперимента дали послушать несколько записей голосов и попросили определить, обладатели какого из диалектов более склонны к противоправным действиям. Говоривший на классическом английском не был назван ни разу! А теперь представьте, к чему приводит подобная условность во время судебного разбирательства. По мнению экспертов, пока в Англии акцент значит даже больше, чем цвет кожи. Дети англо-африканцев, усвоившие posh, обычно сталкиваются с меньшими проблемами, чем белые, выросшие в среде кокни. Вряд ли ветеран национального телевидения чернокожий Тревор Макдональд стал бы популярным ведущим, если бы не говорил на классическом языке. Дэвид Кристэл выдвигает в этой связи интересную теорию. По мнению профессора, деление англичан по языковому принципу сродни рудиментарной системе безопасности доисторических времен. Тогда пещерный человек по характеру издаваемых звуков определял, кто к нему явился – свой или чужой. Если пришелец ревел не так, пора было доставать дубину и идти разбираться...

В.П. Эфроимсон

Гениальность и генетика

Два фрагмента из книги

Английская аристократия XVIII-XIX веков

Английская аристократия и состоятельное дворянство XVIII-XIX веков по существу узурпировала или монополизировала возможности оптимального развития и реализации талантов. Что из этого вышло, можно видеть, вспомнив исследования В.Гана (см. Keynes J.M.,1956), который изучил родственные связи между выдающимися англичанами.

«Одна из наиболее поразительных связей, описанных м-ром Ганом, - пишет Кейнес, - это кузенство Драйдена, Свифта и Горация Уолпола. Все трое происходят от Джона Драйдена...

Проведенный Ганом анализ потомства Джона Рейда, павшего в битве при Флоддене в 1515 году, показывает, что к этому потомству относится в XVIII веке Босуэлл, историк Робертсон, архитектор Роберт Адам и Брутам, а к его более поздним потомкам относятся Бертран Рассел, Гарольд Никольсон, Брюс Локкарт и генерал Бут Теккер.

Профессора Тревелианы и Роза Маколей являются близкими родственниками Т.Б.Маколея...» и т.д.

«Остается упомянуть самую замечательную семью из всех - великий род Виллиерсов, от которых происходят все честолюбивые пленительницы, чарующие манерами и голосом, притом со столь крепким орешком где-то внутри, что они были фаворитками и любовницами наших монархов уже в семнадцатом веке, а с тех пор остаются любимицами парламентской демократии.

В течение двухсот лет не было кабинета министров, в котором не было бы потомков сэра Джорджа Виллиерса и сэра Джона Сент-Джона, двух сельских джентльменов времени правления Якова I, сын первого из которых женился на дочери второго. Знаменитое потомство этих двух семей слишком обширно, чтобы его можно было здесь рассмотреть, но внушителен и простой список: первый герцог Бэкингемский, фаворит Якова I; Барбара, графиня Кестльмен и герцогиня Кливленд, любовница Карла II; Арабелла Черчилль, любовница Якова II; Елизавета, графиня Оркнейская, любовница Уильяма III, названная Свифтом «самой умной женщиной, с которой ему когда-либо пришлось познакомиться». Далее следуют второй герцог Бэкингемский, лорд Рочестер, лорд Сэндвич, герцог Бервикский, герцог Мальборо, третий герцог Графтон (премьер-министр при Георге), оба Питта, Чарлз Джеймс Фоке, Чарлз Таунсенд, лорд Кестльри, Непиры, Гарвей, Кавендиши, герцоги Девонширские, леди Эстер Стенхоп, леди Мэри Уортли, Монтегью, Филдинг, Уинстон Черчилль... Это действительно «голубая кровь» Англии...

Какой вывод надо сделать? Значит ли, - спрашивает Кейнес, - что если бы мы могли проследить наши родословные за четыре столетия, то все англичане оказались бы кузенами? Или же верно, что некоторые небольшие кланы произвели знаменитых личностей вне всяких пропорций относительно численности этих кланов? Ган не дает нам научного вывода, но только очень скептичный и осторожный читатель к этому выводу не придет».

Государственное устройство Англии, особенно со времен Тюдоров, закрепляя титул и наследство по праву майората за старшим сыном, оставляло следующим сыновьям возможность проявить себя (Кавендиш был четырнадцатым ребенком в семье графов Корк). Если не получивший наследство потомок знатного рода проявлял на службе в колониях, в министерствах, в парламенте действительно большую деловитость и талант, то его быстро повышали и он, что чрезвычайно важно, мог достигнуть высокого положения уже в молодые годы, быстро обгоняя своих менее знатных сверстников. Система имела то преимущество, что развивала у этой потомственной знати необычайно мощный рефлекс цели: они знали, что их усилия и способности не останутся незамеченными и быстро возведут их на самый верх социальной лестницы. Но требовалось делать дело!

Считавшийся довольно пустоголовым Артур Уэлсли отправляется служить на континент, затем, разочаровавшись, возвращается в Англию и становится парламентарием. Вскоре, однако, он уезжает с полком в Индию. Там Уэлсли начинает необычайно трудолюбиво изучать военное дело, местные условия, организацию походов в специфических условиях - все это не без покровительства и большой помощи брата, генерал-губернатора Индии. Уэлсли одерживает первые победы, быстро повышается по служебной лестнице и прибывает в Англию заслуженным полководцем, которого можно послать в Испанию против маршалов Наполеона. Так Уэлсли стал великим Веллингтоном.

Родись знатным - образование ты получишь. А если захочешь пойти на беспрерывные труды и проявишь талант, то за повышением дело не станет: империя велика, ты еще молодым, не растратив сил, доберешься до высот, где эти силы полностью понадобятся.

Такова была система монополизации знатью всех возможностей карьеры. Эта система рано отдавала власть в руки знатных, молодых, энергичных, талантливых людей. Эта система немало способствовала двухсотлетнему процветанию Англии.

Конечно, осознание того, что твои способности, знания, труды, эрудиция, ораторский и организационный талант, ум (если все это имеется и мобилизовано тобой) будут замечены и щедро вознаграждены, было очень важным стимулом для английской аристократии. Например, Питту Младшему, второму сыну великого министра, доставалась по наследству только небольшая рента, нечто вроде прожиточного минимума, да «плацдарм» - место в парламенте «от гнилого местечка», либо офицерский патент. Дальше нужно было доказать, на что ты пригоден, и пользоваться протекцией. Именно таков был путь и Питта, и Веллингтона, и Пальмерстона, и Уинстона Черчилля. Добавим здесь, что мы не знаем одного: сколько людей с аналогичными исходными возможностями не развились и не реализовались.

Мы можем согласиться с выводом о том, что некоторые роды Англии действительно поставляли великих и необычайно даровитых людей сверх всякой пропорции численности членов этих родословных. Но именно потому, что почти только члены этих родов имели максимальные возможности для развития и реализации своих дарований. При всех чудовищных недостатках аристократическая система позволяла талантам, рождавшимся в среде знати, проявляться и реализовываться очень рано, без затраты индивидом огромной доли сил на подъем вверх по социальной лестнице.

Когда же в других странах контингенты, из которых могли выбираться таланты, необычайно расширились, эта же старая система в значительной мере привела к падению Англии. Ее «верхний слой» оказался неконкурентоспособным, поскольку она черпала своих лидеров из очень ограниченного круга лиц. Дизраэли, Роберте, Ллойд Джордж, Макдональд были редкими исключениями. Монополизация возможностей подъема маленькой прослойкой населения - самоубийственна. Можно высказать предположение, что Англия выстояла и выросла в мировую державу потому, что в других странах старой Европы «подбор кадров» шел еще хуже. Но с демократизацией высшего образования, с наступлением истинно Нового времени крах давно изжившей себя системы привилегий стал неизбежен.

Интеллигенция Германии XVIII-XIX веков

Замечательной аналогией к той даровитой части английской аристократии и «джентри», которую не удовлетворяло обеспеченное существование уважаемых в окрестностях сквайров, которая шла на тяжелейшую, опаснейшую и труднейшую морскую, военную или политическую службу, является в Германии прослойка той пасторской и университетской интеллигенции, которая обеспечила расцвет германской мысли, сделала Германию страной философов, мыслителей, поэтов - прежде всего на основе социальной преемственности.

Тюбингенский профессор медицины Карл Бартили и его жена, дочь профессора-юриста Бургхарда, являются предками Уланда, Гельдерлина, Шеллинга. В родстве с этой семьей состоят Шиллер, Гауфф, Кернер, Мерике, Гегель, причем среди 110 мужчин - предков Гегеля не менее 48 имели высшее образование.

От виттенбергского реформиста Бренца происходят Уланд, Гауфф, Герок, выдающийся юрист Якоб Мозер, философ Целлер, поэт Людвиг Финк.

Местечковый староста XV века Иоган Фаут оказался у корней того генеалогического древа, в котором мы встречаем Шиллера, Уланда, Мерике, Гельдерлина, Фишера, Герока, Гегеля, Шеллинга, Макса Планка.

Почти ничего неизвестно о предках-женщинах, но можно не сомневаться, что общим правилом был очень строгий брачный подбор если не по образовательному цензу жены, то уж бесспорно по образовательному цензу и духовному уровню ее семьи.

Семьи пасторов, учителей, преподавателей, ученых, как правило, не были ни состоятельными, ни богатыми, но высшее образование было почти обязательным для сыновей, а хорошее домашнее образование - для дочерей. Вместе с тем, протестантство в любых его вариантах сурово осуждало малейшую бездеятельность, неполную отдачу, требовало неустанной работы, трудового, делового образа жизни. Протестантство идентифицировалось с протестом против роскоши, праздного времяпрепровождения, обеспечивало высокую престижность трудолюбия, образованности и образования, умственной деятельности.

Нечто подобное написали о США в книге «Колыбели знаменитости» В. и М. Герцли (Goertzel V., Goertzel M.G.,1962). Они показали, что знаменитый человек имеет в 500 раз больше шансов оказаться родичем другой знаменитости, чем «рядовой» гражданин США. Это исследование, как и исследования школы Термана, Торманса и многих других ни в коем случае нельзя оставлять без внимания. Наоборот - они подлежат внимательному изучению и перечтению с позиций данных об огромном значении социальной преемственности.

Слишком сложна и неизбежна рекомбинация генов. Слишком сложны факторы социального подъема. Слишком трудны барьеры, преграждавшие развитие и реализацию наследственной одаренности, чтобы разительное число «500» можно было приписать генетическим факторам, к тому же зачастую полигенным и рецессивным. Слишком далек фенотип от генотипа в случае интеллектуальных особенностей. Но тем важнее детальное изучение средовых факторов, которые определяют огромный коэффициент, тем значительнее роль экзогенной стимуляции, полнота которой является подлинным термометром социальной справедливости в стране.

Уважаемые читатели! Мы просим вас найти пару минут и оставить ваш отзыв о прочитанном материале или о веб-проекте в целом на специальной страничке в ЖЖ . Там же вы сможете поучаствовать в дискуссии с другими посетителями. Мы будем очень благодарны за вашу помощь в развитии портала!