Биография зинаида гиппиус по датам. Зинаида Гиппиус. Мужская личина неприступной сильфиды. Романы Зинаиды Гиппиус

А также писатель и литературный критик.

Зинаида Гиппиус: биография

Зинаида Николаевна Гиппиус родилась 20 ноября (8 ноября по старому стилю) 1869 года в Тульской губернии. Она происходила из дворянской семьи обрусевших немцев и на три четверти уже была русской. Отец девочки был юристом, семье не раз приходилось переезжать из-за его службы, вследствие чего Зинаида не получила полноценного образования. Обучалась она в основном на дому, но стихи начала писать уже в семь лет. От природы девочка с раннего детства была наделена стремлением к духовной деятельности.

Уже в юности Зинаида покоряла окружающих своей красотой: красивая фигура, длинная золотистая коса, зеленые глаза. За свой талант и любовь к литературе она получила прозвище "Поэтесса".

Гиппиус и Мережковский

Зинаида Гиппиус познакомилась со своим будущим мужем - Дмитрием Мережковским в 1888 году, а уже через год они обвенчались. Оба считали, что их встреча носила мистический характер. Вместе пара прожила в течение 52 лет, никогда не расставаясь. Этот союз по праву считается одним из самых крепких, значимых и творчески продуктивных в истории русской литературы. Зинаида Гиппиус была настоящим, верным и преданным спутником своего супруга, его союзником и идейным вдохновителем многих его идей. При этом, по свидетельствам современников, этот супружеский союз был исключительно духовным, но не физическим. У обоих супругов случались влюбленности и отношения на стороне, что не мешало их духовному единству.

Романы Зинаиды Гиппиус

Одним из самых значимых романов Зинаиды Гиппиус были отношения с Акимом Флексером (Волынским), который был известным литературным критиком. Некоторые современники утверждают, что это было самое сильное чувство в жизни Гиппиус. Именно Волынский первым напечатал стихи Зинаиды Николаевны.

Известно, что поэтесса состояла и в других любовных связях, в том числе однополых, например, с английской баронессой Елизаветой фон Овербек.

Поэтесса Зинаида Гиппиус

Зинаида Гиппиус начала печататься с 1888 года и быстро заняла видное место в литературной жизни Петербурга. Она писала не только стихи, но и рассказы, критические статьи, драматургию. Стихи Гиппиус не сразу нашли своего издателя, их долго не понимали, но по мере того, как в Россию пришел декаданс, они приобрели популярность. Гиппиус и Мережковский вместе с рядом других поэтов стояли у истоков русского символизма. Как старшие символисты, они считали, что литература должна обличать пороки общества и служить примером.

Зинаида Гиппиус организовала в своей квартире известный литературный салон, в котором собирались поэты, писатели, видные деятели культуры. Все современники признавали большое влияние Зинаиды Гиппиус на литературные процессы того времени. Она всегда активно участвовала в дискуссиях, критиковала, высказывала свое мнение. Во многом именно к ее заслугам относятся дебюты А. Блока , О. Мандельштама, С. Есенина .

Гиппиус писала критические статьи под мужскими псевдонимами, самым известным из которых был "Антон Крайний". Стихи же поэтесса подписывала своим именем, но все они были от мужского лица.

С 1906 года почти до начала Первой Мировой войны 1914 года Гиппиус и Мережковский проживали за границей. Они резко отрицательно отнеслись к войне, считая любую войну бессмысленным кровопролитием. Февральскую революцию литераторы приняли с радостью и верой в то, что она может покончить с войной. Однако, новое правительство они не приняли и после многих неудачных попыток, наконец, вновь уехали из России в 1919 году. За границей Гиппиус вела политическую деятельность за свободу России от большевизма.

7 декабря 1941 года Дмитрий Мережковский скончался. Зинаида Гиппиус очень тяжело переживала утрату супруга. Через четыре года, 9 сентября 1945 года, она умерла и была похоронена рядом с мужем на кладбище Сен-Женевьев де Буа в Париже . Смерть Зинаиды Гиппиус стала концом целой эпохи в русской литературной жизни.

). В своём творчестве Гиппиус избегает «миловидности» и риторики. Суть для неё важнее стиля, и она работает над формой, только поскольку это важно для гибкого и адекватного выражения ее идей. Гиппиус слыла славянофилкой , в поэзии она продолжала традицию Баратынского , Тютчева и Достоевского , а не французов. Мужем её был знаменитый писатель Д. С. Мережковский . В литературных кругах России ее считали более оригинальным и значительным писателем, чем ее во многом переоцененный супруг. Деятельность ее была почти такой же многосторонней, как и у него; она писала короткие рассказы и длинные романы, пьесы, критические и политические статьи – и стихи.

Зинаида Гиппиус

Самые выдающиеся черты творчества Гиппиус – редкие в женщине сила ума и остроумие. Вообще, за исключением некоторой переутонченности и своенравия блестящей и избалованной кокетки, – в ней мало женского, а кокетство только придает особую пикантность ее напряженно серьезному творчеству. Как и для Достоевского, идеи для нее – нечто живое, реально существующее, и вся ее литературная жизнь – жизнь «среди идей». Гиппиус написала очень много художественной прозы, но она ниже ее стихов. Ее проза состоит из нескольких томов рассказов, двух романов и одной или двух пьес. Все эти сочинения имеют «цель» – выразить некую идею или тонкое психологическое наблюдение. Идеи – настоящие герои ее рассказов, но у нее нет таланта Достоевского делать их объемными, живыми людьми. Персонажи Гиппиус – абстракции. Два романа Гиппиус Чертова кукла (1911) и Роман-царевич (1914) – мистические изыскания в политической психологии, – слабые отростки от могучего ствола Бесов Достоевского. Пьеса Зеленое кольцо (1914) – типичный пример стиля Гиппиус.

Зинаида Гиппиус в начале 1910-х гг.

Поэзия Гиппиус гораздо значительнее. Часть ее стихов тоже абстрактна и чисто умозрительна. Но она сумела сделать свой стих утонченным, прекрасно настроенным инструментом для выражения своей мысли. Подобно героям Достоевского, Гиппиус колеблется между двумя полюсами: духовностью и заземленностью, – между горячей верой и вялым скепсисом (причем моменты отрицания, нигилистические настроения выражены в ее стихах лучше, чем моменты веры). У нее очень острое чувство «липкости», слизи и тины повседневной жизни.

Типичные для нее мысли отчетливо выражены в стихотворении Психея . Свидригайлов в Преступлении и наказании размышляет, а не есть ли вечность всего лишь закопчённая баня с пауками по всем углам. Гиппиус подхватила свидригайловскую идею, и ее лучшие стихи – вариации на эту тему. Она создала что-то вроде причудливой мифологии, с маленькими, грязненькими, прилипчивыми и болезненно влекущими чертенятами. Вот пример этого: стихотворение А потом?.. , написанное томным, протяжным поэтическим размером:

А ПОТОМ?..
Ангелы со мною не говорят.
Любят осиянные селенья,
Кротость любят и печать смиренья.
Я же не смиренен и не свят:
Ангелы со мной не говорят.

Темненький приходит дух земли.
Лакомый и большеглазый, скромный.
Что ж такое, что малютка – темный?
Сами мы не далеко ушли...
Робко приползает дух земли.

Спрашиваю я про смертный час.
Мой младенец, хоть и скромен – вещий.
Знает многое про эти вещи.
Что, скажи-ка, слышал ты о нас?
Что это такое – смертный час?

Темный ест усердно леденец.
Шепчет весело: «И все ведь жили.
Смертный час пришел – и раздавили.
Взяли, раздавили – и конец.
Дай-ка мне четвертый леденец.

Ты рожден дорожным червяком.
На дорожке долго не оставят,
Ползай, ползай, а потом раздавят.
Каждый в смертный час под сапогом
Лопнет на дорожке червяком.

Разные бывают сапоги.
Давят, впрочем, все они похоже.
И с тобою, милый, будет то же,
Чьей-нибудь отведаешь ноги...
Разные на свете сапоги.

Камень, нож иль пуля, все – сапог.
Кровью ль сердце хрупкое зальется,
Болью ли дыхание сожмется,
Петлей ли раздавит позвонок –
Иль не все равно, какой сапог?»

Тихо понял я про смертный час.
И ласкаю гостя, как родного,
Угощаю и пытаю снова:
Вижу, много знаете о нас!
Понял, понял я про смертный час.

Но когда раздавят – что потом?
Что, скажи? Возьми еще леденчик,
Кушай, кушай, мертвенький младенчик!
Нé взял он. И поглядел бочком:
«Лучше не скажу я, что – потом».

В 1905 г. Зинаида Гиппиус, как и ее муж, стала пламенной революционеркой. С тех пор она написала много язвительных политических стихов – например, саркастическое стихотворение Петроград , сатиру на переименование Санкт-Петербурга. В 1917 г., как и Мережковский, Гиппиус стала яростной антибольшевичкой.

В поздней прозе Гиппиус выглядит малопривлекательно. Например, в ее Петербургском дневнике , где описывается жизнь в 1918-1919 гг., больше злобной ненависти, чем благородного возмущения. И все-таки нельзя судить о ее прозе только по таким примерам. Она хороший литературный критик, мастер замечательно гибкого, выразительного и необычного стиля (свою критику она подписывала – «Антон Крайний»). Ее суждения быстрые и точные, она нередко убивала своим сарказмом дутые репутации. Критика Гиппиус откровенно субъективна, даже капризна, в ней стиль важнее, чем суть. Она опубликовала и интересные отрывки из литературных воспоминаний.

В очерке о Зинаиде Гиппиус, включенном в книгу «Одиночество и свобода», которая вышла в 1955 году в Нью-Йорке, Георгий Адамович писал: «Как часто случается даже с самыми опытными писателями, Гиппиус не замечала у себя того, что за чужой подписью заставило бы ее усмехнуться или поморщиться. Исключением из общего правила она в этом смысле не была… Но человеком была все-таки исключительным, хотя и нелегко объяснить, в чем

именно. В небесной мастерской своей Господь Бог как будто удостоил ее «ручной выделки», выпуская огромное большинство людей пачками и сериями, без особых индивидуальных различий».

От себя добавим: нам кажется, что Адамович все же ошибался, отделяя в Гиппиус «человеческое» от «литературного». На наш взгляд, это в З.Н. составляло единое целое. Литература для нее была жизнью, жизнь – литературой.

«Гетры» Есенина

Рассказывали, что, когда в салон Мережковских привели Сергея Есенина – новую восходящую звезду в Северной столице, Гиппиус, холодная и непроницаемая, затянутая во что-то черное, вышла навстречу поэту, поднесла свой лорнет (с которым почти никогда не расставалась) к глазам и, вглядевшись в облик гостя, бесстрастно спросила: «Это что у вас за гетры такие?»

Была зима, было холодно, но рязанский самородок, прослышавший о чудачествах хозяйки дома, явился знакомиться в валенках не только из-за морозов, но и для «эпатажу». «Эпатажу» не вышло…

Она сама любила фраппировать, эпатировать и лорнировать, рассматривать окружающих через микроскоп, будь то в жизни или в литературе. Что, впрочем, для нее было одним и тем же. Поэтому большинство знакомых ее не любило, меньшинство, отдавая дань уму и таланту, побаивалось. Дружили немногие. И сохраняли верность, как, например, Савинков или Злобин, до конца жизни. Своей или ее.

После ранней смерти отца у Зинаиды обнаружили подозрение на туберкулез. Из Москвы переехали в Ялту, из Ялты – в Тифлис. В Ялте гуляли по набережной, дышали целебным воздухом, принимали морские ванны. В горбатом Тифлисе несло запахом кофе из многочисленных кофеен, город был по-восточному экзотичен, в нем жили грузины, русские, армяне, евреи.

В ней рано проявились литературные наклонности, она пыталась писать стихи, вела дневник. Она полюбила живопись, увлеклась музыкой и… верховой ездой. Лошади попадались строптивые, но она быстро научилась справляться с ними.

В Боржоми все пили воду, а вечерами ходили танцевать в ротонду. Зинаида расцвела, налилась статью и, высокая, золотоволосая, с зелеными, излучающими изумрудный блеск глазами, пользовалась успехом у молодых людей. Там же, в Боржоми, она и познакомилась с молодым литератором Дмитрием Мережковским, который привлек ее внимание своей серьезностью, эрудированностью и умением говорить «интересно – об интересном». Симпатия была взаимной, знакомство имело последствия, и летом 1888 года произошло объяснение.

Зерно и почва

В ротонде танцевали, было душно, тесно, все толкали друг друга. Они выбрались из круга танцующих и ушли в ночь – светлую, прохладную. Был разговор, даже не объяснение и не предложение, причем оба, как вспоминала позже Зинаида Николаевна, разговаривали так, как будто давно было решено, что они женятся, и что это будет хорошо.

И это действительно было хорошо – Мережковские прожили вместе 52 года и ни разу со дня венчания, состоявшегося 8 января 1899 года в тифлисской церкви Михаила Архангела, не расставались. Невесте минуло 19 лет, жениху было 23 года.

Так началась жизнь вдвоем: семейная совместимая и литературная несовместная – прожив все эти годы, бок о бок, ни разу они не написали ничего вместе. Идеи – да, часто вырабатывали вдвоем, но случалось ей и опережать в чем-то Дмитрия Сергеевича. Она бросала зерна в унавоженную почву, он наращивал плоть, бережно выращивал, оттачивал, придавал форму.

Взгляд со стороны

Многих современников этот брачно-литературный союз приводил в удивление. Родственница Валерия Брюсова Бронислава Погорелова через десять лет после смерти З.Н. и более полувека после запечатлевшейся на всю жизнь встречи писала: «Вспоминается один из приездов в Москву Мережковских… Цель этого прибытия уже заранее была известна. Дмитрий Сергеевич Мережковский совместно с Г.Чулковым намеревался издавать религиозно-революционный журнал «Новый Путь», и на это ему были нужны 40 000 рублей. Целый день супруги Мережковские разъезжали по Москве. Встречи, деловые свидания, очень умные, мистически-пророческие разговоры с рядом влиятельных, могучих москвичей.

Заодно чета Мережковских посетила Донской монастырь, где Дмитрий Сергеевич принял участие в каком-то диспуте, на котором выступали ученые-богословы (злые языки утверждали, что и там Мережковские – тщетно, правда, – но пытались получить нужные деньги).

Странное впечатление производила эта пара: внешне они поразительно не подходили друг другу. Он – маленького роста, с узкой впалой грудью, в допотопном сюртуке. Черные, глубоко посаженные глаза горели тревожным огнем библейского пророка. Это сходство подчеркивалось вольно растущей бородой и тем легким взвизгиванием, с которым переливались слова, когда Д.С. раздражался. Держался он с некоторым чувством превосходства и сыпал то цитатами из Библии, то из языческих философов.

А рядом с ним Зинаида Николаевна Гиппиус. Соблазнительная, нарядная, особенная. Она казалась высокой из-за чрезмерной худобы. Но загадочно-красивое лицо не носило никаких следов болезни. Пышные темно-золотистые волосы спускались на нежно-белый лоб и оттеняли глубину удлиненных глаз, в которых светился внимательный ум. Умело яркий грим. Головокружительный аромат сильных, очень приятных духов.

При всей целомудренности фигуры, напоминавшей скорее юношу, переодетого дамой, лицо З.Н. дышало каким-то грешным всепониманием. Держалась она как признанная красавица, к тому же – поэтесса. От людей, близко стоявших к Мережковским, не раз приходилось слышать, что заботами о семейном благоденствии (то есть об авансах и гонорарах) ведала почти исключительно З.Н. и что в этой области ею достигались невероятные успехи.

Взгляд изнутри

Это взгляд со стороны. А вот взгляд изнутри – самой Гиппиус: «Мы с Д.С. так же разнились по натуре, как различны были наши биографии до начала нашей совместной жизни. Ничего не было более различного, и внешне, и внутренне, как детство и первая юность его – и моя. Правда, была и схожесть, единственная – но важная: отношение к матери. Хотя даже тут полной одинаковости не было». Но: «…разница наших натур была не такого рода, при каком они друг друга уничтожают, а, напротив, могут и находят между собою известную гармонию. Мы оба это знали, но не любили разбираться во взаимной психологии».

Что касается религиозной идеи, то всю жизнь они прожили той, что пришла ей в лето Господне 1905 года и сделалась idee fixe. Это была идея о «тройственном устройстве мира». Как всегда, она поделилась ею с мужем. Он «преобразил ее в самой глубине сердца и ума, сделав из нее религиозную идею всей своей жизни и веры – ИДЕЮ ТРОИЦЫ, ПРИШЕСТВИЯ ДУХА И ТРЕТЬЕГО ЦАРСТВА ИЛИ ЗАВЕТА».

Они были как сообщающиеся сосуды, «плюс» на «минус» в жизни дал «плюс», и поэтому и сумели прожить вместе такую долгую и такую непростую жизнь.

Надсон в юбке и поэт Гиппиус

Профессиональная литературная жизнь Зинаиды Гиппиус началась незадолго до свадьбы, когда в 12-й книжке журнала «Северный вестник» за 1888 год появилась первая поэтическая публикация – два стихотворения, подписанные инициалами З.Г. Но это был еще «не поэт – Зинаида Гиппиус», это был «Надсон в юбке». Вообще вся ранняя поэзия З.Г. окрашена в тона, характерные для «поколения уставших» – поколения 1880-х годов, разочарованного в жизни, меланхолически скорбящего, пессимистически настроенного. И, конечно, здесь не могло не обойтись без весьма распространенных в литературе того времени мотивов – сомнений в собственных силах, томлении по смерти (а у Гиппиус на все это накладывался собственный отпечаток – следы недавней болезни):

Мой друг, меня сомненья не тревожат. Я смерти близость чувствовал давно. В могиле, там, куда меня положат, Я знаю, сыро, душно и темно.

Покоя жду… Душа моя устала Зовет к себе меня природа-мать… И так легко, и тяжесть жизни спала… О милый друг, отрадно умирать!

Название стихотворения – «Отрада». Написано оно в 1889 году. От мужского лица (к этому приему Гиппиус будет прибегать и в дальнейшем, и не только в стихах). Ей было всего лишь 20 лет. Она проживет еще 56. Но это так заманчиво для поэта – в молодости писать о смерти…

Однако поэзия и жизнь (в гетевском понимании – Dichtung und Wahrhait) – все же две разные вещи, и жизнь продолжалась, как продолжалась и поэзия, как писались и проза, и литературно-критические статьи.

Это хорошо поймет и почувствует Иннокентий Анненский, тончайший лирик и проницательный критик. Разбирая ее стихи, он напишет: «Для З.Гиппиус в лирике есть только безмерное Я, не ее Я, конечно, не Ego вовсе. Оно – и мир, оно – и Бог; в нем и только в нем ужас фатального дуализма; в нем – и все оправдание, и все проклятие нашей осужденной мысли; в нем – и вся красота лиризма З.Гиппиус». Далее Анненский цитировал ее стихотворение:

Я в себе, от себя, не боюсь ничего, Ни забвенья, ни страсти. Не боюсь ни унынья, ни сна моего, Ибо все в моей власти. Не боюсь ничего и в других – от других, К ним нейду за наградой. Ибо в людях люблю не себя, и от них Ничего мне не надо. О, Господь мой и Бог, пожалей, успокой, Мы так слабы и наги. Дай мне сил перед ней, чистоты пред Тобой, И пред жизнью – отваги.

И приходил к окончательному выводу: «Среди всех типов нашего лиризма я не знаю более смелого, даже дерзкого, чем у З.Гиппиус. Но ее мысли, чувства до того серьезны, лирические отражения ее так безусловно верны, и так чужда ей эта разъедающая и тлетворная ирония нашей старой души, что мужская личина этой замечательной лирики (З.Н.Гиппиус пишет про себя в стихах не иначе как в мужском роде) едва ли когда-нибудь обманула хоть одного влиятельного читателя».

Другими словами, речь шла о «вселенной» поэта Гиппиус, которую не спутаешь ни с чьей другой. Она прорывалась в стихах к самой себе, к такой, какою была. Это могло кому-то нравиться, кому-то не нравиться, но это было. Поэтому Анненский увидел «фатальный дуализм», а Роман Гуль – «страшное двойное лицо». И «раздвоенность». И даже больше того – «двоедушие». А Корней Чуковский – «манию противоречия». Гиппиус отвечать своим зоилам не хотела, но в стихотворении «Напрасно» (1913), написанном совершенно о другом и по другому поводу, получилось, что ответила: «Будь верен сердцу своему, Храни его ключи». «Антон Крайний»

Как поэт оригинальный, с собственным голосом Зинаида Гиппиус оформится в первое десятилетие нового, ХХ столетия, когда религиозно-мистические искания обретут поэтическую форму, когда напряженное духовное существование между двумя полярными полюсами – то, что ее мучило и не находило ответа, она сумеет передать в слове: «Мне близок Бог – но не могу молиться. Хочу любви – и не могу любить». Когда «Я» выйдет за рамки личности и станет и миром, и Богом (и миром, и Богом – в себе).

Но ее литературному дару было узко в каких-то одних жанрово-заданных рамках. Поэтому – и стихи, и проза. Поэтому – и публицистика, и литературно-критические статьи.

В статьях, которые составили «Литературный дневник», увидевший свет в 1908 году, она была не скована никакими ограничениями. В них она могла говорить с читателем напрямую и не сдерживать свой клокочущий темперамент. Поэтому и псевдоним «Антон Крайний», ибо середина – всегда скука и пошлость и «не выносит ничего, кроме себя».

Однако Гиппиус не только критиковала, полемизировала, ниспровергала, но и утверждала – свое, заветное, выношенное, то, во что верила, чем жила, что думала о том или ином предмете. А думала она, прежде всего, о главном – о Боге и о путях, ведущих к нему, о Жизни и Смерти, о вере и безверии, о ненависти и любви, и о том, что, несмотря ни на что, человек живет потому, что можно жить, потому что «человеческое в человеке живуче».

Борьба с «чертом»

И еще одна важная для Гиппиус мысль прозвучала на страницах ее «Литературного дневника»: «Черт говорит: «должно быть, как есть». Мы говорим: должно быть, как должно быть». И только если мы так говорим, – и может что-нибудь действительно быть. Потому что черт и тут обманывает нас, лживо воплощая в слова свои мысли; истинное же значение слов «все должно быть, как есть» – «все должно не быть, потому что ничего нет».

О, она хорошо знала, о чем говорила. Она давно боролась с «чертом» в своей душе, отсюда – когда «черт» побеждал – и двойственность ее натуры, характера, которую улавливали проницательные современники, отмечая в ней «демоническое» начало. Но она же и мучительно пробивалась к Богу, ища его на путях Любви, о чем и писала в одном из писем к Философову в июле 1905 года: «Я ищу Бога-Любви, ведь это и есть Путь, и Истина, и Жизнь. От него, в Нем, к Нему – тут начинается и кончается все мое понимание выхода, избавления».

Тройственный союз

В начале века образовался так называемый «тройственный союз», в который входили она, Мережковский и ближайший сотрудник «Нового пути», критик, публицист Дмитрий Философов. Идея «тройственного устроения мира», должному прийти на смену традиционному христианскому мироустройству, усердно разрабатываемая Д.М. и З.Н., на бытовом житейском уровне приняла форму совместного проживания с близким духовно и интеллектуально Философовым. Конечно, это был очередной эпатаж, вызов Мережковских обществу.

Жизнь втроем – общество полнилось слухами, гадало: настоящая – ненастоящая? А тут еще подоспело письмо из Парижа, куда троица уехала в феврале 1906 года. Язвительная Зинаида писала Брюсову, что они радуются новому оригинальному хозяйству (квартира в Париже была дорогой и огромной), что мебели в ней всего 3 постели, что кресел (соломенных) тоже 3 и что вообще это «новый способ троебрачности». Но как было на самом деле – кто знает… Известно только – из писем Философова к Гиппиус, – что влюблен он в нее никогда не был, о чувственности не шло и речи, если что и испытывал, то только дружественный настрой. Однако подозревал, что З.Н. в него была влюблена. Тем не менее «союз» длился несколько десятилетий, после чего распался…

Сильфида

Помните: 1913 год, «Будь верен сердцу своему, Храни его ключи». И была верна, и хранила, и редко кого туда пускала. Любила всю жизнь одного Дмитрия Сергеевича, но бывали и влюбленности. В поэта Минского или, скажем, в известного и влиятельного в свое время литературного критика Акима Волынского. 27 февраля 1895 года она писала ему: «…Я смешала свою душу с Вашей, и похвалы, и хулы Вам действуют на меня, как обращенные ко мне самой. Я не заметила, как все переменилось…»

Они были уже несколько лет знакомы «литературно», теперь роман перетекал в другое русло и развивался быстро и стремительно. Уже 1 марта неприступная Зинаида признается: «Вы мне необходимы, Вы – часть меня, от Вас я вся завишу, каждый кусочек моего тела и вся моя душа…» Все закончилось в октябре – когда она из завоевателя превратилась в завоевавшую, когда она поняла, что он не способен испытывать то, что она называла «чудесами любви», когда он уступил ей во всем…

Она была из тех женщин, что не любят, когда им уступают. Тем более – во всем. Он этого не понял… и уступил. Увлечение прошло, зависимость исчезла. Когда это произошло, он перестал ей быть интересен – сделался антиэстетичным. Что ж, она могла прекратить отношения и по этой причине, и не только с человеком, но и с властью, как это произойдет в 1917 году.

После революции Волынский в своем очерке «Сильфида» запечатлеет не только ее облик, но и характер – попытается проникнуть внутрь души той, которую любил. Он вспоминал: «Это была женственность существенно девического характера, с капризами и слезами, со смехом и шаловливой игрой, с внезапными охлаждениями. Кокетливость достигала в ней высоких ступеней художественности… Культ красоты никогда не покидал ее ни в идеях, ни в жизни…»

Через 50 лет, почти через жизнь, З.Г. ответит: «Это был маленький еврей, остроносый и бритый, с длинными складками на щеках, говоривший с сильным акцентом и очень самоуверенный…»

Все давным-давно сгорело, выгорело, перегорело. Остались зола, пепел…

Свобода и одиночество

Зинаида Николаевна всегда стремилась быть свободной – и внешне, и внутренне. Презирала условности, старалась быть не в быту – над бытом. Поэтому всегда, несмотря на совместную жизнь с мужем, была одинока (внутренне), ибо свобода и одиночество – две вещи нераздельные. Поэтому на виду и вела себя подобающим образом, вызывая восхищение одних и неодобрение других.

Она любила одеваться в мужское, как Жанна д’Арк или Надежда Дурова. В стихах, статьях говорила о себе в мужском роде, подписывалась мужскими псевдонимами «Антон Крайний», «Лев Пущин», «Товарищ Герман». Многих это раздражало, некоторых пугало, третьих отталкивало. А она, не обращая внимания ни на первых, ни на вторых, ни на третьих (кроме Дмитрия Сергеевича – он всегда и во всем оставался единственным авторитетом, к голосу которого она прислушивалась), была единственно такой, какой могла быть: внешне – спокойной и женственной, привлекающей внимание мужчин и женщин, внутренне – мятущейся, увлекающейся мистикой «пола», решающей вопросы «метафизики любви», размышляющей о Христе, Церкви, живущей в современности и современностью – для будущего.

Хам грянул

Она жила литературой, религиозными исканиями, Дмитрием Сергеевичем Мережковским. И Россией, которую (без надрыва) любила. Но ту, которая была, а не ту, которая стала. Революция 1905 года уже была не ее. Октябрьский переворот 17-го – тем более. «Грядущий хам», о пришествии которого предупреждал ее муж, грянул, причем не только полез из всех российских щелей – он пришел к власти. И уничтожил все, чему она поклонялась. Все перевернулось: бытие, быт, старая жизнь с ее поисками добра, гармонии, идеала. «Добро» пришло в кожаной куртке с наганом и ордером на обыск.

К «гармонии» приводила пуля в чекистском подвале. «Идеалом» стали кровь, насилие, единомыслие.

Когда-то (в 1904) в стихотворении «Все кругом» она писала:

Страшное, грубое, липкое, грязное, Жестко-тупое, всегда безобразное, Медленно рвущее, мелко-нечестное, Скользкое, стыдное, низкое, тесное, Явно довольное, тайно-блудливое, Плоско-смешное и тошно-трусливое, Вязко, болотно и тинно застойное, Жизни и смерти равно недостойное, Рабское, хамское, гнойное, черное, Изредка серое, в сером упорное, Вечно лежачее, дьявольски косное, Глупое, сохлое, сонное, злостное, Трупно-холодное, жалко-ничтожное, Непереносное, ложное, ложное! Но жалоб не надо; что радости в плаче? Мы знаем, мы знаем, все будет иначе.

Она ошиблась. Иначе не стало – стихи удивительно ложились на новую большевистскую действительность. Более того, действительность была пострашнее стихов. Русская воля – всегда хаос и анархия. Русский бунт беспощаден и бессмыслен, Пушкин, как всегда, был прав. Большевики сняли все табу, разбудили самые темные, дремлющие в человеке инстинкты.

Она в отличие от Блока не услышала «ни музыки революции», ни музыки в революции. Кроме того, она никогда не была «хористкой» – не пела ни «в хоре», ни «с хором». Она всегда была – голосом из хора, голосом вне хора, отличным от других, поэтому всегда слышимым, поэтому явственно различаемым на фоне других. Она была индивидуальностью, и ей было не по пути с массой. И все, что творилось в послеоктябрьской жизни (не жизни – хаосе) – ей было не по нутру.

И поэтому она не хотела быть с теми, кто умертвил февральскую Россию. Не говоря уже – заодно. Вопрос: со свободой, но без России был решен в пользу свободы – они начали готовиться к отъезду. Туда, где не было большевиков. Туда, где не ограничивали свободу думать, свободу говорить, свободу писать. Туда, где у них была своя квартира. Мережковские тайно собирались в Париж.

«…билет возвращаю»

Они уезжали не столько от голода, холода, вонючих мерзлых селедок и общественных работ – они уезжали от несвободы, они уезжали от брезгливости, от невозможности эстетически сосуществовать с новой властью. Они покидали «царство Антихриста», царство тотальной лжи и тотального террора. Им не нужен был обещанный большевиками «рай», обернувшийся адом – свой билет они отдавали его устроителям. У З.Н. все эти настроения переплавились в стихи:

Не только молока иль шоколада, Не только воблы, соли и конфет – Мне даже и огня не очень надо: Три пары досок обещал комбед. Меня ничем не запугать: знакома Мне конская багровая нога, И хлебная иглистая солома, И мерзлая картофельная мга. Но есть продукт… Без этого продукта В раю земном я не могу прожить. Искал его по всем нарводпродвучам, Искал вблизи, смотрел издалека, Бесстрашно лазил по окопным кручам, Заглядывал и в самую чека, Ее ж, смотри, не очень беспокой-ка: Я только спрашивал… и все ревтройка. Неугомонный поднимала рев. И я ходил, ходил в петрокомпроды, Хвостился днями у крыльца в райком… Но и восьмушки не нашел – свободы Из райских учреждений ни в одном. Не выжить мне, я чувствую, я знаю, Без пищи человеческой в раю: Все карточки от Рая открепляю И в нарпродком с почтеньем отдаю.

Стихотворение называлось «Рай». Ему был предпослан эпиграф из Достоевского – фраза Ивана Карамазова «…почтительнейше билет возвращаю…». За словом у Гиппиус следовал поступок – как и классический герой, она возвращала свой билет. В декабре 1919 года Мережковские и Философов, и Злобин, бывший ее литературным секретарем с 1916 года, выехали из Петрограда в Гомель – в январе 1920-го нелегально перешли границу.

С Совдепией было покончено, но с собой они уносили свою Россию. В той, другой России, которую они оставили (понимали, что навсегда), оставались Брюсов, Блок, Чуковский. Кто-то пошел на сотрудничество с новой властью, новым режимом, кто-то приспособился к совместному сосуществованию. Кто-то (Ходасевич, Ремизов, Тэффи), как и они, покинули родину. Кого-то (в основном, философов Бердяева, Шестова и др.) большевики бесцеремонно посадили на пароход и выслали из страны. Хорошо хоть не поставили к стенке.

В Варшаве, Берлине, Париже возникли островки русской эмиграции. Мережковские до своего отъезда во Францию (в ноябре того же 20-го года) обосновались в Польше. И активно занялись антибольшевистской деятельностью. Темперамент Зинаиды Николаевны требовал общественного выхода. Они основали газету «Свобода», печатали политические статьи, направленные против советской власти, читали лекции о положении дел в Советской России, как (чем) могли подрывали престиж первого социалистического государства. Она была остроумна и зла и высмеивала своих идейных врагов, не щадя никого.

Другие берега

В Париже их литературная и общественная деятельность продолжилась – они не собирались сидеть, сложа руки. Вокруг Мережковских всегда собирались люди. Так было в Петербурге, так продолжилось и в Париже – и здесь они стали одним из сосредоточений русской интеллектуальной жизни. По воскресеньям в их квартире, в доме 11-бис на улице Колонель Бонне, расположенном в фешенебельном квартале Пасси, собирались писатели и журналисты, философы и издатели русских газет и журналов. Говорили о литературе, спорили на политические темы, обсуждали положение в России и мире.

Но вскоре эти воскресные посиделки показались Мережковским недостаточными, и в феврале 1927 года они создали общество «Зеленая лампа». Как писал один из участников этого общества Ю.Терапиано, это было их «вторым предприятием», рассчитанным на более широкие круги русских, обосновавшихся в Париже: «Мережковские решили создать нечто вроде «инкубатора идей», род тайного общества, где все были бы между собой в заговоре в отношении важнейших вопросов «воскресений» и постепенно развить внешний круг «воскресений» – публичные собеседования, чтобы перебросить мост для распространения «заговора» в широкие эмигрантские круги. Вот почему с умыслом было выбрано само название «Зеленая лампа», вызывающее воспоминание петербуржского кружка, собиравшегося у Всеволожского в начале XIX века».

Цвет «русского Парижа» можно было увидеть на этих ставших традиционными встречах. К Мережковским приходили «мэтры» Бунин и Ремизов и молодые поэты, критики, публицисты Фельзен и Ю.Мандельштам, философы Бердяев и Федотов и журналисты Бунаков-Фондаминский и Руднев. Общество просуществовало до 1939 года.

Дмитрию Сергеевичу останется жить чуть больше года, Зинаиде Николаевне – пять лет.

Но что это были за годы. Многие русские успели (кто куда) выехать из Франции. Мережковские остались. З.Н. записывает в дневник: «Я едва живу от тяжести происходящего. Париж, занятый немцами… неужели я это пишу». Через две недели гитлеровцы уже были в Биарицце. «О, какой кошмар! – восклицает она. – Покрытые черной копотью, выскочили из ада в неистовом количестве с грохотом, в таких же черных, закоптелых машинах… Почти нельзя вынести». Но они вынесли и это. Как и сумели пережить в августе смерть Философова.

Но беды продолжали валиться одна за другой. Они боролись с навалившейся старостью, с болезнями – возникли перебои с лекарствами, с голодом – порою вся еда их состояла из кофе и черствого хлеба, с холодом – не было угля, чтобы согреть дом, с безденежьем – французские издатели с приходом немцев перестали платить, о заграничных – не заходило и речи. Вспоминался Петроград 17-го года. В Париже - 40 – было хуже. Что оставалось? Друзья, которые помогали, чем могли. Работа, которая спасала от уныния.

…Дмитрий Сергеевич Мережковский ушел из жизни 7 декабря 1941 года. Он редко болел, продолжал много писать и умер внезапно. А она все время боялась за Д.С. – и добоялась.

Дант в аду

После смерти мужа она замкнулась в себе, свидетельствует верный Владимир Злобин (остававшийся с нею до ее последнего часа), и даже помышляла о самоубийстве – только «остаток религиозности» удерживал ее от самовольного ухода. Но – «жить мне нечем и не для чего», записывает она в дневник. И все же она нашла в себе силы и продолжала жить.

Утраты продолжались – в ноябре 1942 года не стало сестры Аси. В дневнике появляется запись: «С того дня в ноябре, когда умерла Ася, я каждый час чувствую себя все более оторванной от плоти мира (от матери)».

Зинаида Николаевна пережила мужа на пять лет, успев начать книгу о нем («Дмитрий Мережковский»), но не успев ее закончить. Когда она начинала работу, она понимала, что его уход (как, впрочем, и ее самой) не за горами. Поэтому надо было спешить. После смерти Д. С-ча она могла воскресить его только в слове. Это единственное, что у нее осталось. Но она не успела.

«На З.Н. в церкви на отпевании (Мережковского. – Г.Е.) было страшно смотреть: белая, мертвая, с подгибающимися ногами. Рядом с ней стоял Злобин, широкий, сильный. Он поддерживал ее», – вспоминала Нина Берберова. После его смерти она словно закаменела.

В сентябре 1943-го на русском кладбище в Сен-Женьев-де-Буа открывали памятник Д.С.Мережковскому. За эти несколько лет Зинаида Николаевна превратилась совсем в старуху, черты лица ее обострились, кожа стала сухой и прозрачной. Ей помогали жить стихи.

Стихи она начала сочинять в семилетнем возрасте. В первом она писала:

Давно печали я не знаю И слез давно уже не лью. Я никому не помогаю, Да никого и не люблю. Людей любить – сам будешь в горе. Всем не поможешь все равно. Мир что большое сине море, И я забыл о нем давно.

В последнем:

Я на единой мысли сужен, Смотрю в сверкающую тьму, И мне давно никто не нужен, Как я не нужен никому.

Она прошла «чистилище» и все отпущенные ей жизнью круги «рая» и «ада». И осталась Гиппиус, все с тем же мужским «Я», со своим отношением к людям, к миру.

В последнее время она работала над поэмой «Последний круг (И новый Дант в аду)». Ее личная «божественная комедия» подходила к концу – в поэме она подводила ее итоги.

«Незадолго до смерти у нее вырывается крик: «Но мне все равно теперь. Я только и хочу – уйти; уйти, не видеть, не слышать, забыть…» Свидетелем был Владимир Злобин, остававшийся с нею до ее последнего часа.

Она умерла сухой парижской осенью 9 сентября 1945 года и была похоронена на русском кладбище, где покоилось тело ее мужа, с которым она прожила такую долгую жизнь, и без которого все в ее жизни стало терять свой смысл.

Зинаида Николаевна Гиппиус (8 ноября 1869 – 9 сентября 1945) – поэтесса, одна из наиболее видных представителей cеребряного века русской поэзии. За её великий талант и оригинальность произведений многие литературные критики считают её идеологом русского символизма.

Детство

Зинаида Гиппиус родилась 8 ноября 1869 года в городе Белёве в дворянской семье немецкого происхождения. Её отец был известным по тем временам юристом, который до этого служил обер-прокурором в Сенате. Мать являлась дочерью екатеринбургского оберполицейского и имела прекрасное образование. Из-за того, что отцу Зинаиды часто приходилось уезжать в другой город, мать и дочка вынуждены были сопровождать его, поскольку он был единственным кормильцем в семье. Именно из-за этого Гиппиус не могла обучаться в школе, как её сверстницы, и, в результате, осталась без начального образования. Тем не менее, её отец прекрасно понимал, что без соответствующих навыков девочка не сможет найти работу в будущем, поэтому Гиппиус обучали в основном нанятые гувернантки. С ними юная поэтесса училась писать и читать, они помогали ей готовиться к экзаменам и даже обучали нескольким языкам.

Начиная с 7-летнего возраста, Зинаида всерьез увлекается поэзией. Она с удовольствием пишет несколько произведений и даже не старается скрывать их от родителей. Наоборот, она гордится своим талантом и изо дня в день стремится рассказать о нем. Однако, как позже признаётся сама Гиппиус, в то время практически все считали её стихи «испорченными». В письме Валерию Брюсову, она говорила:

«… на тот момент я не понимала, почему мои произведения являлись для людей чем-то плохим, испорченным. По своей натуре я человек очень религиозный, поэтому я никогда не позволила бы себе писать что-то, что расходится с моей верой, портит мнение обо мне как о верующей девушке…».

Тем не менее, первые стихи поэтессы воспринимаются общественностью скорее как блажь. И только генерал Драшусов, один из друзей отца Зинаиды, с которым она на тот момент вела активную переписку и делилась созданными стихотворениями, замечает талант Гиппиус, советует ей не слушать мнение окружающих и продолжать делать то, что ей нравится. К слову, с юных лет поэтесса воспринимает свой талант как «моменты вдохновения». Она верит, что любое произведение можно создать, не отрываясь от пергамента. Ведь если ты прервешь эту связь, отвлечешься, вдохновение исчезнет, а вновь вернувшееся будет уже не таким, как прежде.

Юность и начало поэтической карьеры

В 1880 году отец Зинаиды получает должность судьи, и семья снова переезжает – на этот раз в небольшой городок Нежин. Там девочку устраивают в местный женский институт, где, как надеются родители, она сможет научиться всему тому, чему обучали в школе, и получить, наконец, нормальное образование. Однако спустя год отец семейства скоропостижно умирает от туберкулёза. Эта новость настолько шокирует юную поэтессу, что она на целых шесть месяцев замыкается в себе и перестаёт учиться. Решив, что ребенку больше нет смысла продолжать обучение, мать забирает её и увозит в родной город.

По прошествии нескольких месяцев девушку снова отдают в гимназию. Но и там она учится недолго. Через год её состояние резко ухудшается, и с помощью медицинского обследования становится понятно, что у Зинаиды, как и у её отца, хронический туберкулёз. Но, к счастью, заболевание находится на ранней стадии, поэтому мать с дочкой снова переезжают. На этот раз в Крым, где проходят полное лечение в дорогостоящей клинике. Здесь Зинаида получает огромный простор для занятий любимыми хобби – верховой ездой и литературой. Находясь в Крыму, она создает еще несколько стихотворений с достаточно мрачной и грустной энергетикой. Как позже отметят литературные критики:

«… произведения Зинаиды Гиппиус стали негативными вовсе не потому, что она жила в непростое время. Сложная судьба, лишения и внутренняя болезнь заставили её писать о чем-то трагическом…».

В 1888 году выходят в свет первые произведения Зинаиды под псевдонимом «З. Г.». Их публикацией Гиппиус обязана Мережковскому – человеку, который навсегда изменит её жизнь, однако не сможет повлиять на творчество. Все произведения поэтессы так и останутся мрачными и меланхоличными. В 1890 году, видя любовный «треугольник» в собственном доме (её служанка влюбилась в двух мужчин разных социальных слоёв), Зинаида Гиппиус впервые пишет прозу «Простая жизнь». После того, как произведение закончено, оно на несколько месяцев остается в тени, так как ни один журнал не может опубликовать подобное. К тому моменту, когда Гиппиус и Мережковскому даёт отрицательный ответ последний литературный журнал, паре становится понятно, что этот рассказ провалился. Но спустя неделю, неожиданно для Мережковского, приходит ответ от «Вестника Европы» – журнала, с которым мужчину связывали отнюдь не дружеские отношения. Редактор соглашается опубликовать рассказ, и это становится дебютным прозаическим произведением Зинаиды Гиппиус.

После этого, вдохновленная популярностью, девушка создает «В Москве» (1892), «Два сердца» (1892), «Без талисмана» (1893) и «Мелкие волны» (1894). Благодаря тому, что талант поэтессы был ранее признан одним литературным журналом, с этого момента редакторы уже сами предлагают ей публиковаться сначала в «Северном вестнике», потом в «Русской мысли» и других известных на тот момент изданиях.

Гиппиус и революция

Как и Мережковский, Гиппиус всегда была сторонницей Февральской революции. Одно время она даже критиковала Герберта Уэллса за его негативное отношение к такому «светлому и радостному событию». Поэтесса называла писателя «отступником», «тем, чьи идеи никогда не будут реализованы в жизни».

Зинаида искренне верила в то, что Февральская революция способна, наконец, освободить народ от той власти, которая была установлена насильственными методами. Она надеялась, что за паникой последует свобода идеи, мысли и слова, поэтому Гиппиус и Мережковский не только поддерживали революционеров, но даже познакомились с Керенским, чтобы лично высказать ему свою признательность. Их квартира на тот момент больше напоминала «филиал» Государственной Думы, ведь там каждый вечер проходили горячие дебаты революционеров и обсуждения того, как лучше свергнуть власть и для чего это необходимо народу.

Однако за Февральской последовала Октябрьская революция, которая шокировала пару и вынудила их бежать. Понимая, что теперь их произведения на революционную тематику могут лишь навредить им, Мережковский и Гиппиус уезжают сначала в Польшу, где они разочаровываются в политике Пилсудского, а затем обосновываются во Франции. К слову, даже находясь далеко от родной страны, супруги продолжают остро реагировать на её проблемы. Для того чтобы хоть как-то показать своё отношение к России и выразить ей свою любовь, Гиппиус в 1927 году создает в Париже общество «Зелёная лампа», которое должно было сплотить всех эмигрантов-писателей, вынужденных покинуть родину так, как это сделали Мережковский и Гиппиус.

Личная жизнь

В 18-летнем возрасте, находясь на Кавказе на даче, Зинаида знакомится со своим первым и единственным мужем – Мережковским. На тот момент он уже был более известным поэтом и прозаиком, нежели Гиппиус, но также продолжал искать популярность и издавать свои произведения. Они полюбили друг друга буквально с первой минуты. Как потом признавалась сама Зинаида:

«… я ощутила ту духовную и интеллектуальную связь, о которой до этого момента лишь писала. Это было что-то невероятное…».

Через некоторое время Мережковский делает Гиппиус предложение, и 18-летняя девушка сразу же даёт своё согласие. Официально узаконить свои отношения пара решает 8 января 1889 года здесь же, в Тифлисе. После скромной свадебной церемонии молодожены уезжают в путешествие по Кавказу, где продолжают писать и публиковать свои произведения.

Гиппиус, Зинаида Николаевна, поэтесса, критик, писательница (20.11 1869, Белев Тульской губернии – 9.9.1945, Париж). Среди предков Гиппиус были немецкие дворяне, эмигрировавшие в Москву в 1515 году. В детстве она время от времени жила в Санкт-Петербурге, здесь прошло и 30 лет ее супружества с Дмитрием Мережковским (1889 – вплоть до их эмиграции) – редкий в мировой литературе пример союза двух людей, послужившего их взаимному духовному обогащению.

Зинаида Гиппиус в начале 1910-х гг.

Писать стихи Гиппиус начала с 7-ми лет, с 1888 г. они появляются в печати, а вскоре вышел и ее первый рассказ. До революции было напечатано много ее сборников стихов, романов, сборников рассказов и пьес. В 1903-09 Гиппиус была тесно связана с редакцией религиозно-философского журнала «Новый путь», где публиковались, в частности, и ее литературно-критические статьи под псевдонимом Антон Крайний, обращавшие на себя внимание читателей. Салон Гиппиус, существовавший в 1905-17 в Петербурге, стал местом встречи