Боевой путь 40 армии в вов. Опыт, оплаченный кровью: всегда впереди

В феврале нынешнего года, когда отмечалось 10-летие вывода советских войск из Афганистана, в связи с чем часто упоминалась фамилия генерала Громова, руководившего выводом 40-й армии, один украинский нардеп заявил с парламентской трибуны: «Что мы все Громов да Громов… Вон в Киевской области живет первый командующий 40-й армией генерал Ткач… »

Борис Иванович Ткач живет не в Киевской области. Окна его просторной квартиры в «цэковском» доме на Печерске выходят на парк им. Ватутина, где он иногда гуляет, обсуждая с ветеранами киевского «Динамо» минувшие дни и битвы любимой футбольной команды. А вот свои битвы генерал вспоминать не любит. И вообще, кто он, в огромном сером доме не знает почти никто. Как-то пришлось надеть китель с наградами, чтобы возложить цветы к памятнику погибшим афганцам, -- казалось, все смотрят и перешептываются. Снял и больше не надевал. Поначалу, когда Ткачи только переехали жить в Киев, жена Людмила показывала знакомым фотографию, на которой Бабрак Кармаль вручает ее мужу афганский орден Боевого Красного Знамени. Борис Иванович попросил ее не делать этого -- мол, нечем особо гордиться, служил, как все, выполнял приказы. Недавно он похоронил жену, замечательную женщину, с которой прожили 40 лет. Сейчас вся его жизнь -- это 12-летний внук, дочь, друг, с которым и футбол посмотреть, и пивка попить, и на рыбалку сходить. Раньше еще увлекался охотой. Но сейчас здоровье уже не то.

Накануне 20-летней годовщины со дня начала одной из самых позорных и бессмысленных войн века первый командарм 40-й армии рассказывает читателям «ФАКТОВ» о своей войне.

Борис Ткач в 39 лет был уже генерал-майором, а в 44 -- командармом. Блестящая военная карьера. До Афгана имел опыт боевых действий, включающий подавление венгерского восстания и бои на Даманском полуострове. В Афганистан был переведен из Ровно с поста первого заместителя командарма 17 февраля 1980 года. Ограниченным контингентом советских войск тогда командовал генерал-лейтенант Юрий Тухаринов, Ткач же был назначен его первым замом. Войны как таковой еще не было, хоть уже был убит Амин и разрушен его дворец. НДПА контролировала территорию с помощью советских советников и созданного на территории Туркестана того самого ограниченного контингента, поначалу состоящего из родственных афганцам по языку и обычаям туркмен, таджиков и узбеков. Надеялись, что им будет легче договориться с братьями-мусульманами. Увы, недоучли, что советские народы и обосновавшиеся в Афганистане «недобитые басмачи» общего языка найти не могут. К лету 80-го уже были сформированы настоящие части без приписного состава (запасников), со всеми обязательными элементами: тылом, обозом, складами с оружием и т. д. Но настоящие боевые действия начались после мятежа в Кабуле 23 февраля 1980 года. Всеми боевыми действия в Афганистане тогда руководил маршал Сергей Соколов, полномочный представитель Политбюро ЦК и первый замминистра обороны, а вместе с ним в военном городке в Кабуле жили еще 22 генерала (начальники и их первые заместители от каждого рода войск, вида вооруженных сил и их главных управлений). Ни одно решение не принималось без согласования с ними.

Поначалу задачей ограниченного контингента было разоружение не подчинившихся народной власти войск и бандформирований. Некоторые сдавали оружие добровольно, в других приходилось стрелять. Уже к осени 80-го моджахеды от традиционных боев перешли к партизанской войне, разделившись на мобильные банды по 20--100 человек. Наш «контингент» был поставлен перед необходимостью создания таких же мобильных отрядов, по организационной структуре не более батальона. Где-то к сентябрю 1980 года назрела необходимость и были созданы все условия для формирования 40-й армии, командармом которой был назначен Борис Ткач.

«Позже, узнав о предательстве афганцев, мы не открывали им все карты»

За два года командования армией танкисту Борису Ткачу по количеству налетов впору было присваивать звание летчика первой категории. У него был «свой» Ан-26 и вертолет, из которых он вылезал ненадолго -- чтобы разобраться в ситуации, дать распоряжения и лететь дальше. «Безвыездно находился Борис Ткач в частях и боевых порядках, на операциях, за что и получил прозвище «окопный генерал», -- вспоминает тогдашний комендант Кабула.

Семья генерала перебралась в Ташкент -- надеялись, что можно будет видеться, когда он будет летать туда на заседание военного совета округа. На деле же так получилось лишь однажды -- вырываться из своей «горячей точки» Борису Ивановичу не удавалось. Правда, его хороший друг, посол Советского Союза в НДРА Фикрят Табеев, пригласил на недельку в Кабул в качестве своих гостей жену и дочь генерала, да еще была одна встреча с женой в аэропорту. «Мимолетная, как у Штирлица, -- вспоминает Борис Иванович. -- Мы только и успели посмотреть друг на друга.

О том, что мы в Афганистане завязли, мы почти не говорили. Разве что в бане. Пойдешь туда с кем-нибудь из прибывших в штаб командиров дивизии, он спрашивает: «А дальше что?» А там без погонов мы оба -- просто люди. Что тут ответишь -- только пожмешь плечами. Ежегодно гибло около 1,5 тысячи наших солдат, и процентов десять этих потерь были не боевыми -- по неосторожности, от усталости, неопытности. Каждый день в Афганистане приобретался новый военный опыт, весь прежний в той войне был ни к чему. Перед началом каждой операции операторы, топографы, офицеры и начальник штаба выстраивали так называемый ящик с песком -- огромный макет местности величиной с большую комнату. Из песка лепились горы, ущелья, пещеры, обозначались дороги, мосты, туннели, все это раскрашивалось в разные цвета -- красота! И вот на этом макете мы планировали операцию: подходы, отходы, атаки. После этого начинали ее, и почти всегда все получалось с точностью до наоборот. Партизанская тактика есть партизанская тактика. Но мы все же разработали свою, которая приносила успех, -- так называемое выдавливание. Его сейчас так же успешно используют в Чечне. Заключалась оно в том, что по краям ущелья цепью располагались наши солдаты, а по его дну плотными рядами двигалась группа, вытесняющая моджахедов, которые не могли скрыться в горах, окруженные этой живой цепью. Уйти удавалось единицам. Конечно, это была не единственная тактика, используемая советско-афганскими войсками. Наша или афганская разведка и контрразведка могли доложить, что в той-то и той-то пещере, например, находится склад оружия моджахедов, а в другой (или в кишлаке рядом) -- они сами. Мы разрабатывали операцию, поднимали бомбардировщики, бомбили нужные точки. Все четко, в соответствии с разведданными. А часто потом проверяли -- и оказывалось, что разбомбленная пещера пуста или (бывало и так) мы нанесли удар по кишлаку. О чем это говорило? Конечно, о предательстве афганцев, посвященных в наши планы. Позже, зная об этом, мы не открывали им все карты либо сообщали о начале операции за час до нее. Бывало, сообщим, а сами посылаем самолеты, оснащенные аппаратурой для наблюдения, посмотреть, не отходят ли «партизаны». И отходили, конечно. Но не успевали -- ведь наши бомбардировщики были наготове.

Поначалу во время боев моджахеды стреляли только в наших, выбирая их в прицел. Тогда мы стали посылать первыми афганцев, а наших ставили внутри атакующей колонны. А что делать? Это была все-таки их война. Кстати, от них толку было немного. Если кого-то из афганцев убивали, другие афганцы собирались вокруг убитого и молились. Бой вокруг, а они молятся. Лучше мишени не придумаешь. Так, бывало, и гибли по несколько человек сразу. Кстати, моджахеды, даром что тоже мусульмане, этого не делали -- они оттаскивали своих раненых и убитых и молились над ними вне зоны досягаемости».

«Мы просили военного прокурора ввести для 40-й армии законы военного времени, но он отказал»

Когда в Афганистане начались боевые действия, советско-афганская граница пересекалась, как правило, не с пустыми руками. На любой войне делаются деньги, на той тоже. Сначала робко, потом все наглее. Из Афганистана в Союз везли наркотики, оружие, обратно -- водку. Бывало, вспоминает Борис Иванович, идет наливная колонна -- сотни цистерн с горючим, и в них умудряются провозить пластмассовые ящики с водкой, привязав их к люкам. Это выяснилось, когда одну такую колонну остановили во время проверки на дороге, и пограничник, заглянувший в люк, совершенно случайно заметил плававшие в солярке водочные этикетки.

«Мы понимали, что этот процесс непросто остановить, -- рассказывает генерал Ткач. -- Поэтому, когда на заседании нашего военсовета выступил приехавший из Москвы главный прокурор Вооруженных Сил Союза генерал-полковник Руденко, мы попросили его ввести для 40-й армии законы военного времени. Руденко отказался, посоветовав нам «выжимать все, что требуется, из законов мирного времени -- как сок из лимонов». И мы выжимали. Арестовывали преступников: и контрабандистов, и мародеров, и тех, кто уничтожал мирных жителей. Были, конечно, и такие -- если на твоих глазах убивают всех товарищей, издеваются над ними, можно сойти с ума. Да и кто их, афганцев, поймет -- партизаны они или мирные крестьяне. Бывало, преследует такого «крестьянина» наш солдат. Догоняет, проверяет -- нет оружия. Отпускает его. А возвращаясь обратно, видит в арыке брошенную тем винтовку. Всякое случалось. Но никого из арестованных не судили в Афганистане. Выездных судов не было, всех отправляли в СССР. Весь Афганистан был поделен на восемь зон ответственности, каждой из которых руководили уполномоченный реввоенсовета по зоне (обычно кандидат в члены ЦК НДПА), наш партсоветник, по представителю от афганской (ХАД) и нашей (КГБ) спецслужбы, представителю от их и нашего МВД (афганское называлось Царандой) и наш военный советник. Сотрудничество это проходило по-разному, были среди афганцев очень преданные нам люди, а были и такие, о которых их же сограждане говорили: «Ему верить нельзя». Население в первый год встречало нас очень тепло. Старики варили плов, угощали нас. Сами-то мы питались, в основном, консервами, борщом, поступавшим в закатанных литровых банках, который надо было разводить водой, -- можете представить, насколько это было вкусно».

Брежнев звонил по ВЧ-связи и спрашивал: «Когда наступит братание?»

«Я не знаю, кто принял решение о вводе наших войск в Афганистан, -- продолжает Борис Иванович. -- У нас это называлось «ореховая комната». «Ореховая комната» решила то-то или то-то, говорили мы. Это означало, что решение принято Брежневым, Громыко, Устиновым и Андроповым. С Громыко и Андроповым я не общался, хотя говорили, что как раз в мое время Андропов инкогнито бывал в Афганистане. Не знаю. А Брежнев звонил мне несколько раз в штаб, располагавшийся в огромном кабинете Амина. Он звонил по ВЧ-связи -- космической, трубку нужно было держать на расстоянии, и его голос был слышен всем. Разговор, как правило, был недолгим. После моего краткого доклада об обстановке в трубке обычно звучал его вопрос: «Какие взаимоотношения с афганской армией, не наступает ли еще братание?» На что приходилось отвечать, что мы помогаем афганцам, обмениваемся различной разведывательной информацией и т. д. «Ну хорошо», -- удовлетворенно изрекал Брежнев и клал трубку. Зачем звонил?!

Своеобразные отношения складывались у нас и с Бабраком. Не раз мы просили Москву принять какое-то решение в отношении этого человека -- он спивался у нас на глазах. Не бывало праздника или собрания, которые не заканчивались бы застольями. У Бабрака до первой рюмки так дрожали руки, что он ее с трудом подносил ко рту. И такой человек управлял страной в столь сложное время!

Под моим командованием служили замечательные люди. Командиром 5-й Гвардейской мотострелковой дивизии был Борис Громов, в феврале 1989 года выводивший советские войска из Афганистана, а позже командовавший Киевским военным округом. Я представлял к званию Героя Советского Союза нынешнего президента Ингушетии Руслана Аушева, тогда командира мотострелкового батальона, -- за бой под Кабулом».

Сам Борис Иванович за 40 лет службы и более чем два с половиной года военных действий награжден за планирование военной операции орденом Кутузова I степени, двумя орденами Боевого Красного Знамени (советским и афганским), орденом «За службу в ВС» и другими. Как считает генерал, все награды получены за конкретные сражения (кроме ордена «За службу в ВС»). И все -- заслужены.

«Что, у нас уже нет генералов--неукраинцев?» -- спрашивал Михаил Горбачев

12 мая 1982 года генерал-лейтенанта Ткача на посту командарма заменил генерал-лейтенант Виктор Ермаков, а Бориса Ивановича направили командовать не менее знаменитой 14-й армией (тогда еще в Молдавию), а через два года перевели в Сибирский военный округ -- первым заместителем командующего. В 1985 году, когда окончательно спился наш советник в Чехословацкой Народной Армии генерал-полковник Семиренко, его заменили Борисом Ткачем. Намыкавшемуся по отдаленным гарнизонам и навоевавшемуся генералу (а особенно -- его семье) служба в Чехословакии -- достаточно важной для СССР точке, граничащей с НАТО, казалась раем. В этом европейском раю он и дослужил до распада в 1990 году Варшавского договора и вывода советских войск из Чехословакии. Конечно, можно было служить и дальше. Но Борис Иванович узнал, что его кандидатура, числившаяся в списке претендентов на командование одним из важных округов, не прошла. Михаил Горбачев вычеркнул ее со словами: «Что, у нас уже нет генералов--неукраинцев?». Действительно, в то время треть генералитета составляли украинцы.

И тогда Борис Ткач попросил о последнем назначении -- в Киев. Но в отставку. Ему было 55 лет, и просьбу его удовлетворили. В Киев он приехал за две недели до того, как Бориса Громова перевели оттуда в Москву. Боевой товарищ успел помочь бывшему командиру получить несколько лет пустовавшую и разгромленную квартиру. Все накопленные за десятилетия службы деньги ушли на ремонт и мебель, а через месяц после этого стало известно, что все сбережения советских граждан «сгорели». Борис Иванович был несказанно рад, что свои деньги успел «вложить».

Около года назад к Борису Ткачу приходили люди из Комитета по делам ветеранов, вручили ему юбилейную медаль. Посидели, поговорили. «Хорошие ребята, -- говорит генерал, -- но чего я буду к ним ходить? Реально я ничем помочь не могу. Мне же помощь пока не нужна. Да и привык я как-то. Сам».

ОН - ПРЕДПОСЛЕДНИЙ командующий 40-й армии в Афганистане и первый начальник Генерального штаба Вооруженных сил России. И хотя его нет с нами уже ровно десять лет, о нем до сих пор помнят. Причем - не только друзья и сослуживцы. По мнению многих, будь Дубынин на своем посту - история Российской армии пошла бы совсем другим путем. Не было бы расстрела Белого дома, позора чеченской войны, шараханий из стороны в сторону под названием "военная реформа", да и авторитет высшего военного руководства никогда не подвергался бы сомнению. Ни в войсках, ни в обществе.

Впрочем, когда вспоминаешь некоторые факты из жизни этого человека, ассоциации с сегодняшним днем возникают сами по себе. И с этим уже ничего не поделаешь.

"Я ОБЯЗАН ЕМУ ЖИЗНЬЮ"

Полковник Владимир Исаков и генерал-майор Виктор Дубынин были друзьями. Такими, какими могут стать офицеры только на войне. Жили в Кабуле в одном доме, квартира под квартирой. И два года мотались вместе по всему Афганистану - в вертолетах и на бронетранспортерах. Генерал, тогда еще заместитель командующего 40-й армии, отвечал за организацию боевых действий. Полковник, заместитель начальника тыла армии, - за материально-техническое обеспечение этих боев.

Сразу же после Дня Победы полковнику Исакову пришел вызов на учебу в Академию Генерального штаба. На операцию по замене афганских пограничников у Парачинарского выступа вместо него должен был отправиться другой офицер.

Выступ прикрывал кратчайший караванный путь из Пешавара на Джелалабад и Кабул. По нему из Пакистана вместе с самой разной продукцией регулярно шли в Афганистан машины с боеприпасами, снарядами к самодельным душманским системам залпового огня, с выстрелами к американским переносным зенитным комплексам "Стингер", с другим оружием. И раз в год, обычно весной, наши войска проводили там операцию по замене афганских погранзастав, что контролировали дорогу. Занимали в ущелье господствующие высоты, перекрывали границу, организовывали беспрепятственный и сравнительно безопасный проход-выход подразделений.

Исаков складывал чемодан, когда к нему подошел Дубынин и попросил:

Ты столько раз ходил со мной на операцию, сходим еще разок. Напоследок.

У полковника, как он мне рассказывал пятнадцать лет спустя, впервые за все эти годы что-то заныло в груди:

Извини, Виктор Петрович, почему-то не хочется.

Ну, если боишься, - не ходи, - пожал плечами Дубынин.

После таких слов отказаться Исаков не мог.

Они приземлились на Парачинарском выступе, где накануне операции, вечером был оборудован армейский КП. А утром, едва рассвело, на гору обрушился массированный огневой налет реактивных снарядов. "Эрэсы" били по командному пункту с пакистанской территории. И очень точно. Видно, душманы за зиму успели как следует пристреляться. Исаков и еще несколько офицеров угодили под первые же залпы. Не спасли ни каска, ни бронежилет. Двадцать четыре стальных осколка извлекут потом из тела полковника армейские хирурги.

Генерал Дубынин бросился к рации.

- "Ноль седьмой", - вызвал он командира вертолетного звена, что кружило над ущельем, - срочно ко мне, забрать раненых.

Не могу, товарищ "первый", - прокричал в ответ пилот, - собьют меня.

Если ты не приземлишься, - гаркнул в микрофон Дубынин, - я собью тебя сам.

И приказал расчету зенитно-пулеметной установки дать очередь в сторону вертолетов. Через минуту "вертушка" пошла вниз, прямо под разрывы "эрэсов". Истекающего кровью Исакова, других раненых несли к Ми-8 под градом осколков. Но им здорово повезло, разрывы никого окончательно не добили. А пара лишних пробоин на ногах и руках уже не считаются.

Вертолет взял курс на Кабульский госпиталь, а "эрэсы" все молотили и молотили по Парачинарскому выступу, по склонам гор, что нависли над дорогой, по окопам, где укрылись наши батальоны. Но ответить и подавить душманские реактивные установки Дубынин не имел права: они находились за пределами афганской территории. Он позвонил главному военному советнику в Афганистане, представляющему Министерство обороны Союза:

Разрешите открыть ответный огонь.

Мы с Пакистаном не воюем, - отрезал тот. - Знаешь, что с нами будет, если Карачи направит в Москву ноту протеста?!

Дубынин знал это, но жизнь солдат и офицеров 40-й армии, видимо, значила для него гораздо больше, чем крушение карьеры. Заместитель командующего, нарушая все законы субординации, позвонил через все головы прямо начальнику Генерального штаба. Но ответ оказался тем же. Тогда он сам поднял в воздух армейскую штурмовую авиацию и развернул на Пакистан стволы своей реактивной и ствольной артиллерии. Несколько залпов "Ураганов" и "Гвоздик", ракеты "Грачей" разметали душманские "эрэсы".

Ноты протеста из Карачи почему-то не последовало.

А через пару дней, когда операция под Парачинаром была завершена, Дубынин появился в палате Исакова. Принес апельсины, бутылку коньяка. Наполнил рюмки.

Прости меня, Володя, - сказал он. - Не понял я тебя тогда.

Чего уж там, - только и ответил Исаков.

Исаков, рассказывая мне о том далеком эпизоде из своей "афганской молодости", несколько раз повторил, что никогда не забудет, кому обязан жизнью. Не приземлись тогда под огнем вертолет и не попади он своевременно на операционный стол - вспоминать было бы нечего. А у меня перед глазами стоял другой эпизод, с нынешней чеченской войны. Трагическая гибель 18 января 2000 г. в Заводском районе Грозного заместителя командующего 58-й армии Михаила Малофеева. Погибшего генерала бросили на поле боя. Его тело не могли найти больше недели. Никто не знал, где оно - то ли осталось под завалами рухнувшего дома, то ли унесено боевиками. Почему в Чечне у наших войск не оказалось таких генералов, как Дубынин, для меня навсегда останется неразрешимым вопросом.

УМЕЛ ДЕРЖАТЬ УДАР

В Афганистане бывало всякое.

Летом 1986 г. по непостижимой случайности наши летчики вдруг отбомбились по детскому приюту в Кандагаре. Беда страшная. Погибли малыши, их воспитатели. Разрушены дома. Как объяснить населению страны, и так не очень доброжелательно относившемуся к "шурави", что это трагическая ошибка? Как загладить вину перед теми, кого уже не вернешь? Врать, что из городских кварталов кто-то обстрелял наши "Грачи" из крупнокалиберных пулеметов и "Стингеров" и потому в ответ полетели ракеты?

Такого не было, и Дубынин, уже командующий 40-й армией, не мог себе позволить подобного поведения.

Я находился в кабинете генерала Дубынина, когда ему позвонил генеральный секретарь ЦК КПСС Михаил Горбачев, - рассказывал мне военный врач Юрий Немытин. - Командующий как раз ставил нам задачу вылететь в Кандагар, принять все меры для спасения раненых, оказать пострадавшим всю необходимую помощь.

Звонок по ЗАСу (засекреченная связь) и предупреждение телефонистки, с кем предстоит говорить командующему, никак не отразились на его лице. Хотя генеральный секретарь ЦК крайне редко напрямую обращался к командующему армией в Афганистане. И такой звонок не мог обещать генералу Дубынину ничего хорошего. Но он даже не попросил присутствующих в кабинете офицеров, как бы поступил на его месте любой другой человек, оставить его один на один с Верховным главнокомандующим. Даже не изменился в лице, только остался стоять у стола, как и стоял до этого, разговаривая с врачами, снабженцами и военными строителями.

Вопросов мы не слышали, - рассказывал мне Немытин. - Но по ответам Дубынина можно было догадаться, о чем его спрашивал Михаил Сергеевич. Чувствовалось, главный человек в государстве интересовался, что и как произошло, кто виноват, какие приняты меры, чтобы как-то исправить, скомпенсировать крайне неприятную для нашей страны и армии ситуацию.

Дубынин подробно, с деталями, не сгущая красок и никого не обеляя, спокойно и хладнокровно рассказал о происшедшем. С чувством собственного достоинства, без подобострастия, но с подчеркнутым уважением к собеседнику - главе государства, партии и Вооруженных сил. А на вопрос, кто виноват в ЧП, прямо сказал:

За все происшедшее в армии отвечает командующий.

После недолгой паузы, вызванной, наверное, какими-то словами генсека, начал доклад о принятых мерах по исправлению ситуации, о политических переговорах, проведенных ночью с правительством Афганистана, и о том, какие действия запланированы по лечению пострадавших и по оказанию конкретной помощи их семьям┘

Меня поразило, - вспоминал военный врач, - как кратко, четко и исчерпывающе полно доложил о проделанной и запланированной работе командующий. Настолько внятно и ясно, что у Михаила Сергеевича не появилось ни одного дополнительного вопроса. И еще я почувствовал, что Дубынин умеет быстро собраться в сложной психологической ситуации и держать удар, каким бы сильным он ни был.

Что тогда прежде всего требовалось афганскому населению? Медицинская помощь. И она была оказана. Генерал Дубынин послал в Кандагар группу из двенадцати врачей и медицинских сестер. Это были уникальные специалисты - сотрудники Военно-медицинской академии имени Кирова, имеющие богатый опыт работы на войне. Врачи отправились в провинцию буквально через считанные часы после трагедии в приюте и сразу же начали спасать детей. Работали, не покладая рук, сутками напролет, но сумели сохранить жизни шестидесяти мальчишкам и девчонкам. Их семьям по приказу Дубынина выделили много продовольствия - сотни килограмм муки, зерна, сахара, круп, вещевого и прочего имущества. Наш строительный отряд за две недели восстановил все здания и постройки детского приюта, жилье для персонала┘ Мы вышли из той неприятной ситуации с достоинством. И политически, и по-человечески.

Уверен, - сказал мне Немытин, - это удалось только благодаря Виктору Петровичу, который проявлял незаурядное мужество и редкую для государственного деятеля и военного руководителя честность. Хотя никто, конечно, не знал и не догадывался, чего стоили ему эти качества, как он все переживал, сжигал своими душевными муками собственное здоровье. Я понял это, когда узнал, что он родился в ГУЛАГе, куда по чьему-то навету отправили его отца - простого металлурга, и эту боль он носил в своем сердце всю жизнь. Это произошло через пару лет после Афганистана, когда Дубынин оказался на операционном столе госпиталя Вишневского с тяжелейшей болезнью, от которой обычно не поправляются...

А в голове - опять Чечня. Почему нам недостает мужества и честности, чтобы признать свои ошибки? Когда наши войска наверняка по ошибке - на войне всякое бывает - иногда обстреливают мирные села и убивают ни в чем не повинных людей. Нет Дубыниных?

ОН ПЕРЕЖИВАЛ ЗА КАЖДОГО

Командиром дивизии полковник Барынькин стал в Афганистане. Прибыл "за речку" 7 июля 1986 г., принял 108-ю мотострелковую и - как с корабля на бал - на Панджшерскую операцию. Говорит сегодня, сам напросился.

Конечно, получил подробный инструктаж от командующего, познакомился с командирами полков и даже батальонов, побывал в их расположении, увидел, как тут, в Афгане, живут и служат. Оказалось, что некоторые части дивизии ведут бой в горах. Где должен быть в этот момент комдив, спросил себя полковник? Конечно, среди воюющих. Обратился к Дубынину: разрешите убыть в район боевых действий.

Тот дал "добро". Мало того, прилетел за Барынькиным на вертолете, высадил его на КП дивизии в районе Майданшахр, представил командирам и отправился дальше. Полковник стал вникать в ситуацию. Воевать до Афганистана ему никогда не приходилось, даже учения в горах не организовывал. Так что на душе у него не то чтобы кошки скребли, но было очень и очень неспокойно.

Дубынин появился на КП 108-й за день до начала операции. С ним прилетел и генерал для особых поручений начальника Генерального штаба. Командующий заслушал доклад комдива о его решении на ведение боевых действий, сделал ряд уточняющих замечаний и утвердил замысел. Расписался в командирской карте Барынькина, сказал:

Выполняйте!

Но тут представитель НГШ принялся высказывать свои замечания. Они коренным образом отличались от решения, предложенного командиром дивизии. Дубынин мягко остановил его:

Думаю, комдиву виднее, как решать поставленную перед ним боевую задачу. Он на КП не первый день.

Но московский генерал не унимался. Тогда не выдержал и командующий.

Кто здесь командир?! - вскипел он. - Кто будет отвечать за результат операции - вы или Барынькин?!

Представитель Генштаба примолк.

Выполняйте свое решение, - приказал Барынькину Дубынин.

Комдив начал отдавать соответствующие распоряжения.

Каждый из присутствовавших тогда на КП 108-й, а там были не только офицеры управления дивизии, но представители входящих в нее полков, даже солдаты, понимали - представитель НГШ мог потом нажаловаться на Дубынина своему начальнику. Тот из ложного, не всегда справедливого представления, что вышестоящий командир всегда прав, спустил бы на командующего армией всех собак и, что опаснее всего, мог объявить ему взыскание. Это надо было командарму?! Вряд ли. Но не защитить своего комдива на глазах у его сослуживцев тот тоже не мог. Авторитет офицера, честь подчиненного, жизнь воина для Виктора Петровича, говорил мне потом Барынькин, всегда были выше и значительнее, чем какие-то мелкие карьерные соображения.

Есть тут и еще один очень важный момент. На войне за все отвечает один человек. Тот, кто командует на поле боя. Его решение, правильное или неправильное, но доведенное до конца, до полной реализации задуманного, может обсуждаться только после выполнения операции. А в ходе сражения любые посторонние "реплики", "добрые советы" и настойчивые требования любых "варягов" всегда губительны. Так как искажают замысел командира и часто приводят к необоснованной гибели людей. Что, кстати, из-за несогласованности в работе командования и нарушения принципа единоначалия мы регулярно наблюдаем в Чечне.

Дубынин подобного не допускал. И все командиры были бесконечно благодарны ему за этот подход.

В другой раз командирские качества генерала Дубынина, рассказывал Барынькин, ему довелось узнать в ходе операции в зеленой зоне Панджшерской долины в районе Чарикара осенью 1986 г.

Бой для 108-й дивизии сложился неудачно. Техника залезла в "зеленку" (сады) слишком глубоко. Хотели окружить и расчленить достаточно крупное бандформирование, а потом начать уничтожать его огнем артиллерии и авиации по частям. Но, оказалось, душманы - не лыком шиты. Они пустили в виноградники воду, боевые машины увязли в глине, а духи открыли по танкам и БМП огонь из колодцев (кяризов). Выстрелят и мгновенно пропадают в подземных лабиринтах.

Наши войска начали нести потери. Погибли девять человек, 50 были ранены. Трое воинов пропали без вести┘.

Барынькин доложил командующему по телефону все, как есть, не утаивая ни одной подробности, не приукрашивая картину. Дубынин спросил:

Что собираетесь делать?

Комдив ответил, что приостановил операцию до выяснения ситуации с захваченными в плен солдатами.

Дубынин сказал, что вылетает на КП. Через пару часов он действительно там появился и сразу потребовал уточнить обстановку. При этом - ни одного грубого слова в адрес комдива, никакой нервозности. Но озабоченность чувствуется. За каждого погибшего в Афганистане, знал Барынькин, Москва спрашивала так, что мало не покажется. До командиров самых разных уровней доходили слухи, как кричат порой в трубку, распекая командующего: мол, никто в 40-й армии воевать по-настоящему не умеет, а люди гибнут не в бою, а по пьянке┘

Командарм приказывает Барынькину снова зайти в "зеленку" и во чтобы то ни стало освободить из плена прапорщика и двух солдат. А комдив уже собрал из окрестных кишлаков старейшин и отправил их к душманам на переговоры. Чтобы освободить пленников мирным путем. Просит:

Давайте подождем возвращения аксакалов.

Проходит час, другой, третий... Ночь на исходе. Нет ни старейшин, ни пленников. Командарм не прилег ни на минутку. Не спал и Барынькин. Все это время они обсуждали, что делать. Начать новую операцию в "зеленке" - значит потерять еще не один десяток людей. Даже если освободить из плена своих, что маловероятно и нет уверенности, что они живы, соотношение потерь будет далеко не в пользу дивизии. Но и уходить, не зная, что с бойцами, тоже невозможно.

Аксакалы появились только к полудню. На носилках, боясь прикоснуться к трупам неверных, они принесли тела трех пропавших. На Дубынина невозможно было смотреть. Он как будто постарел на глазах. Барынькин рассказывал мне, что командарм, конечно же, понимал: на войне без жертв не бывает. Но каждую смерть переживал, как свою личную трагедию. Привыкнуть к потерям не мог.

Кстати, во время руководства Виктором Дубыниным 40-й армией в Афганистане наши войска понесли самый малый урон - за полтора года 1215 человек. Это в два раза меньше, чем мы теряем за то же время в Чечне. У некоторых генералов, воспитанных Дубыниным, до сих пор хранятся альбомы с фотографиями всех погибших солдат и офицеров, с описаниями причин и обстоятельств их смерти, ее даты и места, где воин похоронен, чем награжден. Фамилия, имя и отчество его родителей, их адрес и социальное положение. Чем Министерство обороны им помогло.

Когда вспоминаешь о мытарствах матерей погибших солдат в Чечне, о сотнях неопознанных трупов, становится не по себе. Нет на некоторых сегодняшних отцов-командиров Дубынина. И с этим ничего не поделаешь.

А "афганцы" до сих пор помнят, как он "воспитывал" Героя Советского Союза, начальника штаба одного из полков, человека исключительной личной храбрости. До безрассудства. В бою с Ахмад-Шахом Масудом возле Саланга он лично возглавил атаку батальона. Бросился в горы на противника без каски, бронежилета, с автоматом наперевес, оставив на дороге под обстрелом колонну из двадцати машин боевой техники и цистерны с горючим. Душманы отступили, но техника была сожжена, погибли люди. Да и сам офицер получил пулю в живот.

Кому нужна такая безоглядная храбрость, если из-за нее такие потери, - возмущался Дубынин.

Он завел в 40-й армии традицию. Командирам, ставшим под его началом генералами, вручал погоны с собственных плеч. У Барынькина их три пары - генерал-майора, генерал-лейтенанта и генерал-полковника. Он называет эти подарки "семейной реликвией".

ЧЕСТЬ - ПОНЯТИЕ НЕРАЗМЕННОЕ

Командующий ВДВ Павел Грачев занял пост министра обороны России случайно. Об этом он не стесняется говорить и сам. Дважды отказывался от этой должности. Но президент Борис Ельцин настоял, подписал в мае 1992 г. соответствующий указ, и деваться было уже некуда. А стать главой военного ведомства и быть им - не одно и то же.

Грачев почувствовал это с первых же шагов. Что делать, как быть? Министр - фигура публичная. Скажешь что-то не то, сделаешь не так - мало того, что газеты засмеют, армия не поймет. А ее нужно реформировать, перестраивать. От Вооруженных сил СССР России достались, по большому счету, только тылы, флот, сильно ощипанная авиация, да еще Ракетные войска стратегического назначения, которых бывший десантник не знал и не понимал. К тому же руководить такой неповоротливой махиной человеку, который никогда не командовал даже военным округом, практически невозможно. На кого опереться?

Соратники по афганской войне посоветовали Грачеву взять себе первым замом, начальником Генерального штаба генерал-полковника Виктора Дубынина, командующего Северной группой войск. Министр его помнил еще по 40-й армии. Когда Дубынин приехал в Афганистан, Грачев уже успел там повоевать. И первая просьба, с которой обратился заместитель командующего, генерал к полковнику, командиру полка была "научите меня воевать, поделитесь опытом. Я не знаю ни гор, ни реального боя". Такие просьбы не забываются.

Но знал Грачев и о том, что Дубынин смертельно болен. Ему недавно сделали очень серьезную операцию, и вряд ли он справится с нагрузками, которые выпадают на долю НГШ. Правда, начальник госпиталя имени Вишневского Юрий Немытин заверил министра, что генерал Дубынин идет на поправку. Решение созрело в один день. Зайти к президенту Ельцину и подписать указ для Павла Сергеевича не было проблемой.

На следующий день генерал-полковник Виктор Дубынин занял кабинет НГШ на пятом этаже в доме на Арбатской площади. Герои Советского Союза генералы Руслан Аушев и Валерий Востротин рассказывали мне, что, когда они зашли туда его поздравить, у Виктора Петровича не нашлось никакого крепкого напитка, чтобы отметить это событие. Таким неожиданным оно для него стало. Но в работу он впрягся с первой же минуты. И главное, что сделал, предложил Грачеву назначить заместителями министра самых опытных и уважаемых в войсках генералов - командующих военными округами Бориса Громова, Валерия Миронова, Георгия Кондратьева┘ Эти люди и начали реформу армии, мотались по фронтам, которые вдруг возникли в Южной Осетии, в Абхазии, Приднестровье, Таджикистане.

Правда, вскоре до Грачева дошло, что в узком кругу замы отзываются о нем не очень доброжелательно. Мол, не дотягивает министр до должности, как ни крути. Десантник - есть десантник. Три минуты - орел, остальные - лошадь. И кругозора, государственной мудрости, политической зоркости ему явно не хватает. Да и дела по-настоящему не знает.

Докатились эти слухи и до Дубынина. Он пришел к Грачеву, попросил разрешения собрать коллегию Министерства обороны.

Какой вопрос будем обсуждать? - спросил Павел Сергеевич.

Разрешите мне объявить его на заседании.

Хорошо, - согласился Грачев.

В зале коллегии не было никого лишнего. Только заместители министра, начальники главных управлений МО и Генерального штаба. Слово попросил Дубынин.

Товарищи генералы, - сказал он. - Мы знаем друг друга не первый год. Поэтому для меня стало очень большой и крайне неприятной неожиданностью, что кое-кто из вас опустился до недопустимых высказываний в адрес министра обороны, подрывает принцип единоначалия, на котором держится армия. И хотя слова эти прозвучали в узком кругу, я прошу вас, чтобы этого никогда больше не повторилось. Иначе я больше не подам руки таким людям и приложу все силы, чтобы они навсегда расстались с погонами.

Больше выступающих на коллегии не было.

В ноябре генерал Дубынин слег в госпиталь имени Бурденко. Неимоверные нагрузки, которые он взвалил на себя на посту начальника Генерального штаба, обострили старую болезнь. Спасения от нее уже не было. Он это знал и мужественно встречал свою судьбу.

В середине месяца Грачеву сообщили, что жить Дубынину осталось всего несколько дней. Министр помчался к президенту с бланком указа о присвоении НГШ звания генерала армии. Он был тогда генерал-полковником, а его заместитель становился в воинском звании на ступень выше.

Как же так? - удивился Ельцин.

Это тот случай, - ответил ему Грачев, - когда я считал бы за честь быть у него простым помощником.

Утром следующего дня министр принес в палату, где лежал НГШ, новенький китель с погонами генерала армии. Виктор Петрович встал с кровати. Они обнялись... Через три дня Дубынина не стало.

Он похоронен на Новодевичьем кладбище. И дважды в год, 22 ноября - в день его смерти и 15 февраля - в день вывода наших войск из Афганистана, на его могилу приходят много генералов и полковников. Те, кто служит в армии до сих пор, и те, кто давно в ней не служит. Они молча выпивают по рюмке и так же молча расходятся.

Что говорить? Такого человека, как генерал Виктор Дубынин, у нашей армии до сих пор нет. А что случилось с ней после него, какие отношения сложились между ее военными и невоенными руководителями, всем нам достаточно хорошо известно.

В 15.00 25 декабря 1979 года боевые машины 781-го отдельного разведывательного батальона 108-й Невельской Краснознаменной мотострелковой дивизии первыми пересекли советско-афганскую границу по мосту через Амударью у города Термеза, прокладывая путь основным силам 40-й армии в глубь Афганистанa. Так начался ввод советских войск, которые оказались вовлеченными в самый крупномасштабный военный конфликт в послевоенной истории Советской армии.
Афганскую войну часто называют войной разведчиков, поскольку в ней в основном применялись характерные ранее только для разведки разведывательно-ударные и разведывательно-поиcковые действия. Другие распространенные виды боевых действий — наступление, встречный бой, оборона — почти там не применялись. Налет, засада, рейд — вот рабочие инструменты афганской войны. Разведка в тех условиях была задействована постоянно — днем и ночью, и в холод, и в зной.
Основная тяжесть разведывательных операций легла на войсковую разведку, которая включала 38 разведрот дивизий, бригад, полков и 60 разведвзводов батальонов. Из-за сложной обстановки, большого пространственного размаха зон ответственности частей и соединений этих сил явно не хватало. Но именно на втором этапе афганской войны с марта 1980 по апрель 1985 года, когда 40-я армия перешла к активным широкомасштабным боевым действиям, войсковая разведка вышла на первый план. Первые пули моджахедов теперь доставались разведчикам, которые получали бесценный боевой опыт, заставлявший менять тактику советских войск…

40-я армия против моджахедов

Боевые операции 40-й армии, начатые весной 1980 года, выявили неготовность регулярных частей действовать в обстановке специфической местности и в условиях партизанской войны. Рейдовые операции вдоль дорог и по долинам рек, где могла развернуться боевая техника, успеха не имели. Ни организационно, ни физически 40-я армия не могла контролировать всю территорию страны. Назначенная дивизиям зона ответственности в обороне составляла по фронту: 108 мсд — 420 км; 5 мсд — 640 км; 201 мсд — 400 км. Батальоны обороняли участок в среднем 30-40 км. Для контроля над местностью были развернуты заставы и сторожевые посты, находившиеся вокруг ключевых объектов: на дорогах, у мостов и перевалов. С них велось постоянное наблюдение за прилегающими районами. Были обустроены 862 заставы и поста, из них 186 сторожевых застав и 184 поста располагались вдоль коммуникаций (с учетом выносных наблюдательных постов их сеть превышала 1100). Гарнизоны застав, насчитывавшие от взвода до роты, имели запасы топлива, продовольствия и боеприпасов. В 1981 году здесь несли службу 20200 человек. К середине 1986 года доля сил, выполнявших охранные функции в режимных зонах вокруг гарнизонов, аэродромов и дорог, достигала более 60 процентов и составляла 82 батальона, тогда как в активных боевых действиях принимал участие 51 батальон.
Противник же непрерывно передвигался, маневрируя и наблюдая за армейскими постами, выбирая время и подходы для вылазок. Моджахеды пользовались поддержкой населения и знанием местности. Горы с массой нор, пещер и завалов, сады и виноградники умело использовались душманскими отрядами. Они скрытно подкрадывались для внезапных нападений и так же неожиданно исчезали. Душманы хорошо знали родные места, отличались выносливостью и неприхотливостью, воевали налегке и могли скрыться в селениях, где находили помощь и отдых. Они воевали небольшими подвижными группами, избегали открытых столкновений, применяя засады и налеты. Сочувствующее местное население снабжало их продовольствием, предупреждало об опасности. Чуть ли не в каждом кишлаке у моджахедов были свои информаторы, а в министерствах госбезопасности, обороны и внутренних дел — многочисленные агенты.
Вокруг гарнизонов советских войск было организовано непрерывное, скрытное круглосуточное наблюдение. О малейших передвижениях даже небольших подразделений сообщалось условными световыми сигналами.
Очаговый характер боев и тактика противника требовали столь же быстрой реакции. Логика войны подсказывала делать ставку на отдельные части и подразделения, наиболее подготовленные морально и физически. В первую очередь к ним можно было отнести разведбатальоны дивизий и разведроты в полках, предназначенные для поисковых действий, для выявления и уничтожения противника, личный состав которых проходил соответствующий отбор и выучку.
Наметилась тенденция, когда оперативные выходы оказывались более результативными, чем спланированные крупные операции с привлечением множества людей и техники. Само построение боевых действий с открытым продвижением и занятием позиций служило предупреждением противнику. Но требовались новые способы боевых действий, позволявшие решать боевые задачи малой кровью.
Были внесены коррективы в организационную структуру громоздких дивизий. Основной боевой единицей становился батальон. Именно действиями небольших подразделений — взводов, рот и батальонов — отличались мотострелковые и воздушно-десантные войска. Другой мерой по повышению гибкости и оперативности стало назначение дежуривших в готовности боевых подразделений для немедленного реагирования и ударов по отрядам душманов. Широко стали применяться бронегруппы, не предусмотренные штатной структурой, которые сопровождали бойцов в рейдах или выходили им на помощь.
Повсюду приходилось оставлять бронетехнику и артиллерию, не способную преодолеть заросли и подняться в горы, в результате чего бойцы оставались только с легким оружием. Огневую мощь в отрыве от боевой техники компенсировали подразделениями АГС-17, реактивными огнеметами «Шмель», подствольными гранатометами и РПГ, служившими настоящей «взводной артиллерией».
Пополнение для 40-й армии стали готовить в учебных центрах в Средней Азии, где отрабатывались тактические приемы в сходных с афганскими условиях, в частности в учебном центре войсковой разведки ТуркВО. В июле 1980 года были проведены сборы командиров подразделений, назначенных для устройства засад, в их подготовке участвовали офицеры спецназа ГРУ. От каждого мотострелкового полка, бригады привлекались офицеры одного батальона. На этих же сборах начальники разведок полков и офицеры разведотделений дивизий обучались проведению анализа данных о противнике, а также ведению опроса пленных.
Наряду с принятыми мерами по повышению эффективности войсковой разведки значительно повышалась степень готовности дежурных подразделений и сокращались сроки скрытого выхода к объекту атаки.
Командирам дивизий и отдельных полков была предоставлена полная самостоятельность для принятия решения и право вызова боевых вертолетов для поддержки без согласования со штабом ВВС армии. Эти меры в определенной степени активизировали действия войсковой разведки…

Тактика войсковых разведчиков

Никогда раньше советским войскам не приходилось вести боевые действия с противником на его территории, который широко применял партизанскую тактику. Боевые действия велись при температуре +40-50 °C и на высотах, преимущественно 2500-3000 метров, а иногда и 4000-4500 метров, причем без горного снаряжения. Боевая выкладка личного состава (до командира роты включительно) составляла 35-40 килограммов. На себе бойцы несли личное оружие, 4-6 ручных гранат, боеприпасы, 2-3 суточных сухих пайка, две фляги с водой, малую саперную лопату и бушлат. Иногда подразделения брали с собой один-два 82-мм миномета и небольшой запас мин. Бой приходилось вести на пределе физических сил, многие теряли в весе 3-5 килограммов за 6-8 дней боевых действий. Если учесть, что эта война была без тыла и фронта, когда противник повсюду, а чаще там, где его меньше всего можно было ожидать, то значительно усложнялись не только условия ведения боевых действий, но и само пребывание 40-й армии в Афганистане.
Появление даже небольшой группы советских солдат, а тем более европейцев, сразу же отмечалось местным населением и становилось достоянием находящегося поблизости отряда мятежников. Личный состав разведывательных подразделений не знал языка, а переводчиков в дивизии было 1-2 человека. Не спасало даже облачение советских разведчиков в национальные одежды афганцев. Выдавало незнание обычаев, норм поведения. Кроме того, афганская армия фактически саботировала ведение разведки, хотя и имела для этого огромные возможности.
Из многих способов войсковой разведки могли быть использованы наиболее эффективные: наблюдение, поиск, налет, засада. В этих целях создавались наблюдательные посты, разведдозоры и разведотряды. Густая сеть наблюдателей и НП способствовала наблюдению за местностью и противником, а эшелонирование НП по высотам создавало систему наблюдения в несколько ярусов, исключая мертвые зоны. Каждый НП оснащался дневными и ночными биноклями, РЛС СБР- 3, что позволяло обнаруживать врага в ночное время за 1,5-4 километра и наносить ему поражение из минометов, гранатометов и тяжелых пулеметов. Там, где наблюдение было организовано умело, а результаты оперативно реализовывались артиллерией, эффективность боевых действий была высокой.
Разведка противника тоже использовала разведывательно-сигнальную аппаратуру (РСА), сигналы от которой поступали на командные пункты войск, артиллерии и разведподразделений. В ходе Панджшерской операции 1982 года было установлено 11 рубежей РСА. По их сигналам было нанесено 6 авиаударов и 34 огневых налета. В результате было разгромлено 12 групп и 4 каравана, уничтожено 36 душманов, 41 вьючное животное и 4 автомобиля с оружием.
Основная трудность заключалась в обнаружении караванов. Только с пакистанской стороны было проложено более 100 караванных маршрутов, огибавших гарнизоны и заставы. После выхода каравана сообщение приходило только через несколько дней, войска не успевали его перехватить, и груз достигал цели.
Более эффективной становилась засадная тактика. Многочисленные естественные складки местности и укрытия облегчали выбор мест для устройства засад, для них выделялась разведывательная группа, созданная на базе разведвзвода или разведроты, усиленной подразделениями саперов и огнеметчиков. Группа дополнительно получала средства ночного видения, приборы бесшумной стрельбы, иногда РЛС СБР- 3. Выдвижение разведывательной группы к месту засады производилось поэтапно, со строгим соблюдением мер маскировки.
Один из караванных путей, по которым доставлялось оружие душманам, действовавшим в долине Панджшер и «зеленой зоне» Чарикар, пересекал автомагистраль Кабул-Джелалабад у населенного пункта Гогамунд (50 километров восточнее Кабула). Устроить засаду должна была разведывательно-десантная рота 781-го отдельного разведбатальона во главе с капитаном В. Либаром. Ночью, не доходя 4-5 километров до места засады, разведчики спешились и под прикрытием охранения начали выдвигаться в указанный район. Бронегруппа заняла укрытие в готовности по сигналу выйти к месту засады и поддержать роту. Капитан Либар организовал наблюдение и охранение. Затем приданное саперное отделение установило мины по периметру намеченного огневого мешка и при входе в район.
Дозор моджахедов из пяти человек разведчики пропустили, а после подхода каравана к позиции 2-го взвода капитан Либар длинной автоматной очередью подал сигнал на открытие огня и вызвал бронегруппу. Бой длился всего 2-3 минуты. Часть душманов, попав на управляемое минное поле, была уничтожена при его подрыве, караван, состоявший из 42 вьючных животных и 37 мятежников, — разгромлен, было захвачено 3 пленника, несколько безоткатных орудий, пулеметов ДШК и документы.
Результативными оказывались и ночные налеты разведподразделений с целью уничтожения исламских комитетов, главарей банд и диверсионных групп по наводке оперативных источников, службы безопасности, МВД и партийных активистов. Эффективность подобных действий составляла более 85 процентов.
При передвижении войск разведка велась разведдозорами и разведотрядами. Широкое применение получили разведотряды в составе 1-3 рот, усиленных саперами, химиками, снайперами и тяжелым оружием. При каждом командире отряда состояли группы артиллерийской разведки и авиационный наводчик. Такой состав сил и средств значительно сокращал время цикла «разведка-поражение».
Участились неплановые удары и частные операции, так называемые реализации разведданных. С мая по сентябрь 1983 года 40-я армия провела 12 плановых операций и 198 реализаций, 160 из которых оказались успешными. За такой же период 1984 года число плановых операций возросло до 22, но собственные потери увеличились почти вдвое. 1984 год стал пиковым по числу погибших, унеся жизни 2343 солдат и офицеров. В то же время из 181 реализации этого периода почти три четверти были результативными. По опыту 149 мсп, выделявшаяся разведротой группа обычно включала 30-40 человек со штатным оружием, двумя пулеметами «Утес», одним АГС и одним минометом «Поднос».
Нередко разведсведения становились основанием для проведения крупномасштабных боевых действий. Опыт показал, что в ходе боевых действий наибольший объем данных поступал именно от войсковой разведки (до 45 процентов), а наиболее эффективным способом ее ведения являлись засады, дававшие 80-90 процентов достоверной информации о противнике.

Из боевой хроники

Действия на грани боевого соприкосновения, участие в рискованных вылазках, выходы в глубь территории противника становились каждодневной работой разведподразделений. В мае 1980 года, обеспечивая безопасность дороги Кабул-Термез в районе перевала Саланг, рейдовый отряд 177 мсп вел прочесывание окрестных селении. Проидя через Горбанд и Бамиан, входивший в отряд мотострелковый батальон захватил лишь два старых ружья, в то время как его разведрота добыла 63 единицы стрелкового оружия.
18 декабря 1981 года при блокировании селения Амруд в результате смелого тактического решения разведротой 101 мсп 5 гв.мсд было уничтожено 32 мятежника, исламский комитет, 23 противотанковые мины; захвачено в плен 14 мятежников, 28 единиц стрелкового оружия.
В ходе крупной Панджшерской операции 1982 года наступление началось в ночь на 16 мая взятием одиннадцатью разведротами всех господствующих высот у входа в Панджшер. Захватить высоты удалось скрытно и практически без боя. Следующей ночью разведчики продвинулись на рубеж в десятикилометровой глубине, прикрывая движение основных сил. В результате успешной операции были захвачены многочисленные трофеи, а в ущелье Парандех добыты списки членов банд и планы вылазок. Эффективной была работа с пленными и местными жителями, они указали более 200 объектов.
В июле 1982 года командование 103 гв.вдд решило наладить организацию засад в приграничных провинциях Гильменд и Кандагар. Была отобрана и в течение десяти днеи подготовлена группа в составе 20 человек из числа наиболее выносливых, имеющих боевои опыт воинов в составе двух офицеров, прапорщика, пяти сержантов, двенадцати солдат (из них два связиста, два сапера, санинструктор, переводчик). Вместе с группои постоянно находился офицер госбезопасности Афганистана. Вооружение и снаряжение группы было таким: 6 пулеметов, 14 автоматов АКС-74, 1 автомат АКМС с прибором бесшумнои и беспламенной стрельбы, по 2 боекомплекта на единицу оружия, по 4 ручных гранаты на человека, 4 РПГ-18, 5 различных мин, 7 радиостанции, 7 биноклеи, 1 прибор ночного видения, каждый боец имел бронежилет. Все бойцы были в маскхалатах. При первом выходе в конце июля под селением Марджа разведчики с помощью выставленных мин МОН-50, гранат и пулеметного огня уничтожили отряд противника из 28 человек. На месте боя было захвачено 32 единицы оружия, боеприпасы. Не имея даже раненых, группа к утру вернулась на базу. До конца сентября были устроены еще 18 засад, из них 14 дали результат. Группа ликвидировала около 200 душманов, захватила 20 пленных, более 200 стволов, среди разведчиков получили ранения всего трое.
В ходе операции «Возмездие» в феврале-марте 1983 года 3 рдр 783-го отдельного разведбата под командованием старшего лейтенанта И. Плосконоса, блокируя Мармольское ущелье и оказавшись отрезанной непогодой от снабжения продовольствием и боеприпасами, в течение 10 дней отражала попытки мятежников прорваться из ущелья и не имела потерь.
При блокировании и уничтожении душманскои базы у Ишкамыша в провинции Кундуз 20-21 января 1984 года 149 мсп противостояла группировка в 1200-1300 человек. Полк был усилен 783-м разведбатом с приданными ему огневыми взводами минометчиков и огнеметчиков. Разведчики под командованием подполковника Тихонова высадились с вертолетов в тылу противника, не давая ему уити из-под огня. 150 душманов были убиты и взяты в плен, а рассеянным отрядам пришлось отходить в заснеженные горы, бросив оружие и боеприпасы.
Но успех далеко не всегда сопутствовал разведчикам…

Потери

Сам характер действий разведподразделений, оторванность от своих, хитрость и жестокость противника, а иногда и следование букве уставов вынуждали принимать бои в окружении, а их скоротечность не оставляла надежд дождаться помощи.
Так, 29 февраля 1980 года во время проведения Кунарской операции у кишлака Шигал замкомандира разведроты 317 гв.пдп старший сержант А. Мироненко вместе с тремя бойцами оказался отрезанным от своих, из-за отсутствия радиосвязи был вынужден ракетой раскрыть свое расположение. После гибели товарищей, будучи тяжелораненым, подорвал себя и окруживших его моджахедов гранатой.
Летом 1980 года почти целиком погибла разведрота 181 мсп. Двинувшись по неверному маршруту во время рейда под Файзабадом, колонна оказалась на открытом горном карнизе и была расстреляна. Укрыться на голом склоне было негде, и в живых осталось только трое — один солдат, прапорщик и вынесенный им раненый начальник разведки полка.
При проведении операции у кишлака Шаеста, в районе Файзабада 3 августа 1980 года командир 783 орб 201 мсд майор А. Кадыров не выслал разведку и охранение, а после втягивания в ущелье был встречен сильным ружейно-пулеметным огнем. В результате погибло 47 человек (из них 7 офицеров), 49 получили ранения. В этом бою противник в первую очередь вывел из строя радистов с радиостанциями, и командир батальона не смог вызвать артиллерию, которая находилась в 11 километрах на огневых позициях, и бронегруппу.
В марте 1983 года в районе массива Луркох одна из разведдрот 5 гв.мсд пыталась проникнуть в глубину ущелья. Потеряв из-за подрывов две БМП, разведчики попали в огневой мешок.Погибли 12 бойцов. Лишь с наступлением темноты они смогли выйти из ущелья.
12 сентября 1983 года во время проведения разведки в провинции Лагман рядовой разведчик разведроты 181 мсп 108 мсд Н. Анфиногенов, действуя в составе разведдозора, обнаружил группу мятежников, которая готовилась зайти во фланг роте. Когда погиб командир дозора, рядовой Анфиногенов принял командование на себя. Он приказал двум солдатам отходить, забрав с собою тело командира, а сам остался прикрывать их отход. Когда же мятежники попытались захватить его живым, то он подорвал себя и их гранатой. После боя вокруг Анфиногенова обнаружили восемь трупов противника.
Маховик войны раскручивался все стремительнее, втягивая советские войска в кровопролитные бои.

40-я армия: от «Завесы» к «Барьеру»

Американские аналитики ЦРУ пришли к выводу, что с 1984 года советскими войсками стала применяться новая тактика, способная обеспечить победу в течение двух лет. Заключалась она в проведении воздушно-десантных операций с широким применением отрядов специального назначения и десантно-штурмовых подразделений с максимальным использованием
вертолетов.
С приходом в СССР к власти Юрия Андропова началось переосмысление советского военного присутствия в Афганистане. По словам генерала Бориса Громова, стратегическая линия в то время свелась к тому, что «революционная власть не имела права развалиться. Она должна была существовать и, несмотря ни на что, укрепляться под прикрытием 40-й армии». Основной упор делался на подавление активности оппозиции в центральных провинциях, где держалась власть НДПА и были сосредоточены основные советские части.
Необходимо было поставить заслон на пути караванов и перекрыть внешнюю помощь моджахедам из Пакистана и Ирана. В этих условиях наиболее оптимальным способом борьбы являлось устройство засад, особенно в ночное время. Эта задача возлагалась на разведывательные части и подразделения по всему периметру афганской границы, за исключением северной со стороны СССР. Но маршрутов доставки внешней помощи были сотни, а разведывательных подразделений — гораздо меньше. Армейские же засады были малоэффективны из-за обширных зон ответственности и сложного рельефа местности. Перекрытые направления оказались малоперспективными, к тому же «сверху» приказывали направлять в засады не менее 25 человек, обязательно с тяжелым вооружением. Засадные действия в бригадах и полках проводились по составленным на месяц планам-графикам, где оговаривались не только выделенные подразделения, но и места и сроки, в которые следовало ожидать противника. Выдвижение к месту засады в сопровождении бронетехники уже при выходе замечалось местными жителями и далеко не всегда эти действия были результативными.
За пять месяцев летнего периода 1983 года из 2800 засад результативными были только 262 (менее 9 процентов), а за тот же срок в 1984 году отдача и количество захваченного оружия снизились (181 перехват противника из 2084 выставленных засад — около 8 процентов). По подсчетам штаба армии, для полного перекрытия границы требовалось вдвое увеличить численность армии, доведя ее до 200 тысяч человек. Поэтому в 1984 году советское командование приняло решение о более активном применении спецназа ГРУ в Афганистане. К этому решению его подтолкнула эффективная работа кабульской 459-й роты СпН. В приграничные провинции были передислоцированы 154 и 177 ооСпН и введены 173 (в феврале) и 668 (в августе) ооСпН.
В начале 1984 года был разработан план под кодовым названием «Завеса», предусматривавший целый ряд мер на наиболее напряженных южном и восточном направлениях у пакистанской границы, где назначались зоны ответственности частей и подразделений общей протяженностью 1000 километров и глубиной от 100 до 300 километров. Для управления силами и средствами, ведущими борьбу с караванами, в рамках армейского плана с весны 1984 года на КП армии действовала группа «Завеса», координировавшая в основном засадные действия подразделений СпН и войсковой разведки.
В соответствии с директивой Генерального штаба от 11 ноября 1984 года в мотострелковых, танковых, парашютно-десантных, десантно-штурмовых батальонах стали формироваться более 60 разведывательных взводов. Таким образом, в 1984 году в «Завесе» были задействованы 11 мотострелковых батальонов, но основная нагрузка приходилась на 3 разведбатальона, 3 батальона СпН, 1 роту СпН, 11 разведрот и 60 разведвзводов, т. е. 33 расчетных батальона, которые могли выставить одновременно 180 засад. С учетом отдыха и подготовки частей, а также возможностей ВВС ежедневно выставлялось не более 30-40 засад.
Эффективность частей спецназа привела к увеличению группировки частей СпН, а в условиях нового курса на «афганизацию» войны к ним перешла инициатива по ведению боевых действий. Начиная с 1985 года в 40-й армии дополнительно было размещено два органа управления бригадами спецназа, два батальона спецрадиосвязи и четыре батальона спецназа по 500 человек (370, 186, 334, 411 ооСпН). К середине 1985 года в 40-й армии было 11 тысяч личного состава разведчиков из 110-тысячной армии (т. е. 10 процентов от общей численности) и даже один самолет радиоразведки. После начала проведения «политики национального примирения» советские войска стали применять систему «Барьер». Ее суть заключалась в том, что отдельные участки местности на востоке и юго-востоке страны перекрывались сплошной цепью засад и подразделений, которые обороняли узлы дорог, контролировали с высот ущелья. При этом задача состояла не столько в том, чтобы уничтожать караваны на пути их передвижения, сколько в пресечении их перемещения в центр страны. Это приводило к накоплению оружия и боеприпасов на перевалочных базах противника, которые затем уничтожались ударами авиации и артиллерии…

«Мы уходим…»

1985 год стал переломным в ходе войны. Американские аналитики посчитали, что, если бы СССР нарастил свою группировку до 500 тыс. человек, он смог бы победить в том же году. Многие полевые командиры моджахедов признают, что еще немного, и их сопротивление было бы сломлено. Некоторые ветераны 40-й армии утверждают, что, если бы ввели дополнительно еще хотя бы две бригады спецназа, то можно было окончательно подорвать снабжение моджахедов и на этой основе добиться национального примирения. Однако, как известно, история не знает сослагательного наклонения… Мы ушли из Афгана.
Но бесценный опыт, приобретенный в ходе афганской войны, оказался забытым. Что такое забытый опыт, показала война в Чечне, когда его снова пришлось добывать большими жертвами, большой кровью.
Однако сегодня мы отдаем должное тем, кто в жестких условиях афганской войны достойно выполнял свой воинский долг. Тысячи войсковых разведчиков были удостоены орденов и медалей. Звание Героя Советского Союза было присвоено старшему сержанту А. Мироненко — посмертно, рядовому Н. Анфиногенову — посмертно, афганскому Маресьеву капитану В. Гринчаку, который после ампутации обеих ног продолжил службу, старшему лейтенанту И. Плосконосу, капитану Ф. Пугачеву, старшине Ю. Шикову.
Те, кто принимал решение о вводе войск в Афганистан, не представляли, какими будут последствия, не прогнозировали, как это принято говорить в разведке, «каков вероятный характер действий противника». Зато полной мерой познали этот «характер» на себе разведчики 40-й армии, шедшие всегда впереди. Они же поставили в афганской войне точку, последними покинув Афганистан 15 февраля 1989 года…

40-я АРМИЯ сформирована 26 авгу-ста 1941 г. на основании директивы Став-ки ВГК от 26 августа 1941 г. в составе Юго-Западного фронта на базе 27-го стрелкового корпуса. В нее вошли 2-й воздушно-десантный корпус (2, 3-я и 4-я воздушно-десантные бригады), 135-я и 293-я стрелковые, 10-я танковая диви-зии, 5-я артиллерийская бригада ПТО,
21, 595, 738-й и 760-й артиллерийские полки и другие части, которые были развернуты на правом фланге фронта на реке Десна в районе севернее и севе-ро-западнее Конотопа.
С 27 августа 1941 г. армия вела тяже-лые оборонительные бои. Под ударами превосходящих сил противника она была вынуждена отойти.
В начале декабря 1941 г. армия вела оборонительные бои на рубеже река Тим — северо-восточнее г. Тим.
В конце декабря 1941 г. — в феврале 1942 г. армия провела несколько част-ных наступательных операций на курс-ком и белгородском направлениях.
3 апреля 1942 г. армия была включе-на в Брянский фронт 2-го формирова-ния. С 28 июня вела тяжелые оборони-тельные бои в ходе Воронежско-Ворошиловградской стратегической опера-ции (28 июня — 24 июля). К концу опе-рации, находясь с 9 июля в составе Воронежского фронта, армия отошла к Воронежу и юго-западнее города — к Дону, где оборонялась до конца года.
В ходе Острогожско-Россошанской операции (13-27 января 1943 г.) войска армии во взаимодействии с 15-м танко-вым корпусом 3-й танковой армии завер-шили окружение острогожско-россошанской группировки противника (18 января) и освободили г. Острогожск (20 января).
В последующем они во взаимодей-ствии с соединениями и частями 3-й танковой армии и 18-го отдельного стрелкового корпуса вели бои по лик-видации окруженной группировки про-тивника.
В Воронежско-Касторненской опера-ции (24 января — 2 февраля 1943 г.) вой-ска армии, наступая на направлении главного удара фронта, в трудных усло-виях снежной зимы успешно прорвали оборону противника и во взаимодей-ствии с другими армиями разгромили крупную вражескую группировку. В хо-де Харьковской наступательной опера-ции (2 февраля — 3 марта 1943 г.) они освободили города Старый Оскол (5 фев-раля), Короча (7 февраля), Белгород (9 февраля), во взаимодействии с 3-й танковой и 69-й армиями — Харьков (16 февраля), Ахтырку и Лебедин (23 февраля), Гадяч (26 февраля) и дру-гие населенные пункты.
В марте 1943 г. армия участвовала в Харьковской стратегической оборонительной операции (4-25 марта), а в ав-густе — сентябре — в Белгородско-Харьковской стратегической наступатель-ной операции (3-23 августа) и освобождении Левобережной Украины.
24 сентября 1943 г. ее войска форси-ровали Днепр в районах Стайки и Ржищева и, захватив плацдармы, вели упор-ные бои за их удержание.
В октябре армия в составе Воронеж-ского фронта, переименованного 20 ок-тября в 1-й Украинский фронт, вела бои на букринском плацдарме. В ноябре 1943 г. — январе 1944 г. принимала учас-тие в Киевской наступательной (3-13 ноября), Киевской оборонительной (13 ноября — 22 декабря) и Житомирско-Бердичевской операциях (24 декаб-ря 1943 г. — 14 января 1944 г.)
В ходе Корсунь-Шевчеиковской опе-рации (24 января — 17 февраля 1944 г.) армия сыграла важную роль в отраже-нии контрудара крупных сил противни-ка, которые пытались деблокировать группировку, окруженную в районе г. Корсунь-Шевченковский.
В марте — начале апреля 1944 г . в со-ставе 2-го Украинского фронта (с 22 февраля) армия участвовала в Уманско-Ботошанской операции (5 марта— 17 апреля) , в ходе которой ее войска в тяже-лых условиях распутицы последователь-но форсировали крупные водные преграды: Южный Буг, Днестр, Прут. 6 апреля армия вышла к реке Серет, с ходу форсировала ее и перенесла бое-вые действия на территорию Румынии.
В ходе Ясско-Кишиневской операции (20-29 августа) армия действовала на правом крыле фронта и, успешно раз-вивая наступление, к концу августа выш-ла к предгорьям Восточных Карпат. В дальнейшем ее войска содействовали войскам 4-го Украинского фронта в пре-одолении хребта и выходе их в район Ужгорода и Мукачева.
В октябре 1944 г. армия участвовала в Дебреценской операции (6-28 октяб-ря), в ходе которой овладела г. Сату-Маре (25 октября).
В Будапештской стратегической опе-рации (29 октября 1944 г. — 13 февраля 1945 г.) войска армии 6 ноября форси-ровали реку Тиса южнее Чопа и, преодо-левая ожесточенное сопротивление противника, к концу декабря 1944 г. вышли на венгерско-чехословацкую гра-ницу, где перешли к обороне.
Возобновив наступление 12 января 1945 г., они прорвали оборону против-ника на юго-восточных склонах Словацких Рудных гор и овладели городами Плешивец (14января), Иелшава (23ян-варя), Зволень (14 марта) и другими.
В Братиславско-Брновской операции (23 марта — 5 мая) соединения и части армии освободили города Банска-Бистрица (25 марта), Кремница (3 апреля) и Превидза (4 апреля).
Боевой путь армия завершила учас-тием в Пражской операции (6-11 мая), к концу которой ее войска вышли в рай-он Нове Место, Богдалец, Боброво.
По окончании войны армия была пе-редислоцирована в Одесский военный округ и расформирована в мае 1946 г.
Командующие армией: генерал-май-ор, с ноября 1941 г. — генерал-лейтенант Подлас К. П. (август 1941 г. — март 1942 г.); генерал-лейтенант артиллерии Парсегов М. А. (март — июль 1942 г.); ге-нерал-лейтенант Попов М. М. (июль — октябрь 1942 г.); генерал-лейтенант, с сентября 1943 г. — генерал-полковник Москаленко К. С. (октябрь 1942 г. — ок-тябрь 1943 г.); генерал-лейтенант Жмаченко Ф. Ф. (октябрь 1943 г. — до конца войны).
Члены Военного совета армии: диви-зионный комиссар Маланин М. П. (ав-густ 1941 г. — ноябрь 1942 г.); дивизион-ный комиссар Крайнюков К. В. (ноябрь 1942 г. — октябрь 1943 г.); генерал-майор Кулик К. П. (октябрь 1943 г. - до конца войны).
Начальники штаба армии: генерал-майор Рогозный 3. 3. (август 1941 г. — февраль 1943 г.); генерал-майор Бенский В. С. (февраль — апрель 1943 г.); ге-нерал-майор Батюня А. Г. (апрель — ноябрь 1943 г.); полковник Белодед В. И. (ноябрь 1943 г. — январь 1944 г.); полков-ник, с февраля 1943 г. — генерал-майор Соседов Л. Б. (январь 1944 г.); генерал-майор Шарапов В. М. (январь 1944 г. — март 1945 г.); полковник, с мая 1945 г. — генерал-майор Пигин И. А. (март 1945 г. — до конца войны).

Стихии и погода

Наука и техника

Необычные явления

Мониторинг природы

Авторские разделы

Открываем историю

Экстремальный мир

Инфо-справка

Файловый архив

Дискуссии

Услуги

Инфофронт

Информация НФ ОКО

Экспорт RSS

Полезные ссылки

Важные темы

ИСТОРИЯ СОВРЕМЕННОСТИ

Как Россия осталась без легендарной 40-й армии,
и про то, как наш спецназ провел секретную операцию и выкрал у Казахстана ядерное оружие

20 лет назад, весной 1992 года, был окончательно решен вопрос о судьбе Вооруженных Сил Советского Союза: в Ташкенте политики официально договорились «растащить» их по национальным армиям. Эта дележка породила огромное количество драм в судьбе тех войсковых формирований, которые оказались за пределами России.
Не стал исключением и Краснознамённый Туркестанский военный округ (ТуркВО), Его соединения и части дислоцировались на территории Узбекистана, Туркмении, Казахстана, Киргизии, Таджикистана, а до 15 февраля 1989 года — и Афганистана.
Жестокий разлом прошелся и по знаменитой 40-й армии, почти 10 лет воевавшей в Афганистане. Она стояла в Казахстане, который ее и «приватизировал». Лишь немногие знают, что в ту пору у нее на вооружении было и ядерное оружие, причем отдавать его России казахские власти не хотели. И тогда командование ТуркВО приняло решение провести тайную операцию по возвращению ядерного оружия домой. Об этом и многом другом военному обозревателю «КП» Виктору Баранцу рассказали бывший командующий войсками ТуркВО генерал-полковник Георгий Кондратьев и офицер для особых поручений командующего полковник Александр Лучанинов.

ЛИЧНОЕ ДЕЛО
Генерал-полковник

Кондратьев Георгий Григорьевич. Род. В 1944 г. Генерал-полковник. Окончил Харьковское гвардейское танковое командное училище, Военную академию бронетанковых войск, Военную академию Генштаба ВС СССР. За время службы в войсках последовательно прошел должности от командира взвода до командующего войсками военного округа. Был заместителем министра обороны РФ, главный военным экспертом МЧС. Принимал участие в боевых действиях в Афганистане, Таджикистане, Южной Осетии, Абхазии.
Награжден двумя орденами "Красного Знамени", орденами "Красной Звезды", "За службу Родине в ВС СССР" II и III ст., медалями.

ЛИЧНОЕ ДЕЛО
Лучанинов Александр Васильевич (Род. в 1952). Полковник. Окончил исторический факультет Воронежского госуниверситета.
Службу в войсках начал в должности командира огневого взвода. Затем был командиром артбатареи в Московском и Забайкальском военных округах. Служил в оперативном отделении штаба армии (ЗабВО), в штабе ТуркВО.
Был, офицером для особых поручений командующего войсками Туркестанского военного округа, заместителя министра обороны РФ.
В 1993-1997 гг. - зам начальника Управления информации и печати МО РФ. .
Принимал участие в боевых действиях в Афганистане, Таджикистане, Южной Осетии, Абхазии.

ВОЙСКО-ФЕНИКС

КП: - Георгий Григорьевич, как сложилась судьба 40-й армии после афганской войны?

Георгий КОНДРАТЬЕВ (ГК): - Боевая эпопея 40-й армии закончилась 15 февраля 1989 года, когда последний советский солдат покинул территорию Афганистана. Основные боевые соединения армии были возвращены в места их постоянной дислокации, то есть туда, где дивизии стояли до начала войны в декабре 1979 года. В том числе и на территорию ТуркВО.

Александр Лучанинов (АЛ): - 40-я армия входила в состав ТуркВО, поэтому у нас практически целиком и осталась. Однако некоторые части были переданы в состав других военных округов, а иные вообще расформированы.

КП: - Я правильно понимаю, что 40-я армия после выхода из Афганистана была расформирована?

ГК: - К сожалению, да. Но достаточно скоро до кого-то в ЦК КПСС и в Минобороны, видимо, дошло, что так поступать со знаменитой армией недопустимо. В результате было принято решение армию «воссоздать», причем под тем же номером. После чего она была сформирована на базе частей упраздненного к тому времени Среднеазиатского военного округа (САВО), стоявших в Казахстане. 60 тысяч личного состава! А штаб армии было приказано создать в Алма-Ате.

«Я ВАМ БОЛЬШЕ НЕ ПОДЧИНЯЮСЬ»

КП: - А кто был назначен командующим армией?

ГК: - Генерал-майор Рябцев Анатолий Семенович.

КП: - Вы были причастны к его назначению?

ГК: - Нет, не был. Это назначение исходило от министра обороны СССР маршала Язова. Я же, когда знакомился с его личным делом, обратил внимание на то, что он вначале недолго покомандовал полком, затем так же недолго - дивизией… То есть быстренько-быстренько по служебной лесенке прошагал и прибыл в Алма-Ату… Поэтому не удивительно, что на поверку он оказался довольно-таки слабо подготовленным. К тому же его нередко приходилось буквально выгонять из штаба армии, чтобы он занимался тем, за что отвечает, то есть непосредственно своими частями.

АЛ: - Среди командования ТуркВО уже стали поговаривать о необходимости снять Рябцева, как не справляющегося со своими обязанностями... Но в круговерти дележки частей Советской Армии между республиками было уже не до него...

ГК: - Одновременно произошли изменения в настроении командарма Рябцева. После 21 декабря 1991-го, когда на заседании руководителей республик бывшего СССР в Алма-Ате было образовано СНГ, он практически вышел из подчинения командования ТуркВО.

КП: - А в чем это выражалось?

ГК: - В той позиции, которую он занял. Мол, поскольку армия остается на территории Казахстана, то и она, и командарм переходят в подчинение президента Казахстана. И это при том, что министерство обороны Казахстана еще не было сформировано. Рябцев стал открыто не выполнять распоряжения командования округа, игнорировать приказы, которые ему давали. К тому же его приходилось иногда по 2-3 суток искать… А найдя, заставлять управлять армией. К февралю 1992 года он окончательно перестал подчиняться управлению округа и, в частности, мне, как командующему. А затем прислал мне телеграмму с сообщением, что выходит из подчинения ТуркВО и подчиняется только президенту Казахстана Назарбаеву.

КП: - Чем, на ваш взгляд, объяснялось такое поведение генерала Рябцева?

СЕКРЕТНЫЙ ПОЛЕТ

КП: - И что Вы сделали, получив эту телеграмму от командарма?

ГК: - Я собрал группу офицеров, сел в самолет и полетел в Алма-Ату, чтобы лично убедиться в достоверности телеграммы. Предварительно я шифровкой доложил о происходящем в Генштаб вооруженных сил, уже не СССР, а СНГ, министру доложил. Но никакой реакции не последовало…

КП: - Сколько человек Вы с собой взяли?

ГК: - Человек 15 было.

АЛ: - Все командующие родов войск, начальники основных управлений штаба округа. Но больше об этом полете не знал никто. Командующий приказал отключить связь с 40-й армией… И даже экипаж Ту-134 не знал, куда он летит - задача ставилась уже в воздухе. Мы взлетели с аэродрома Тузель (есть такой аэродром в Ташкенте), и только тогда я передал экипажу приказ командующего лететь в Алма-Ату и садиться на центральный аэропорт. Лёту - 45 минут… Как снег на голову мы туда и сели.

ГК: - Мы прилетели. На автобусе, взятом в военкомате, доехали до штаба армии. Наше появление всех очень удивило. Оперативный дежурный доложил, что командующего в штабе нет. Начальник штаба армии генерал Агафонов подтвердил - Рябцева нет уже трое суток. Я приказал объявить управлению армии готовность номер один. Это означает сбор всех офицеров в запасном командном пункте. Собрались все, кроме командарма. Я вынужден был принять еще более жесткие меры - приказал начальнику штаба передать командарму, что дело пахнет трибуналом за невыполнение приказов. Это подействовало, и через некоторое время генерал Рябцев прибыл в штаб армии.

МУЖСКОЙ РАЗГОВОР

КП: - Когда Вы здоровались с ним, то руку пожали?

ГК: - Нет, я руки таким людям не пожимаю.

КП: - О чем Вы с ним говорили?

ГК: - Начать с того, что Рябцев зашел эдак вальяжно… Всем своим видом старался мне показать, что, дескать, кто ты такой, чего сюда прилетел-то? Я же, мол, тебе доложил - подчиняюсь президенту Назарбаеву. Ну, в итоге состоялся довольно жесткий разговор.

КП: - Какие вопросы Вы ему задавали?

ГК: - Я приказал объяснить, чем он руководствовался, направляя мне телеграмму подобного содержания. А также приказал доложить о состоянии армии и дать общую оценку обстановки.

КП: - И что ответил Рябцев?

ГК: - Ничего вразумительного он сказать не смог. При этом не оправдывался и вел себя достаточно нагло. Дескать, что приехал-то сюда, что нужно? В разговоре несколько раз повторил, что он уже подчиняется президенту Назарбаеву. На что я ему ответил, что он человек военный, и поскольку директивы о расформировании армии или передачи ее в состав вооруженных сил Казахстана нет и не было, то он обязан выполнять требования командования ТуркВО. А еще я ему сказал, что скоро состоится военный совет округа, где мы его заслушаем. И он должен будет представить военному совету письменное объяснение своего поведения. Он этого, естественно, не сделал, хотя на военный совет все-таки приехал, мы его заслушали и коллегиально вынесли решение ходатайствовать перед министром обороны о снятии его с должности командарма. В итоге министр обороны издал приказ о снятии Рябцева с должности.

«СНЯТЬ И НАЗАНЧИТЬ»

А.Л: - Из Москвы пришел приказ министра, я ознакомил с ним Рябцева… Тот тут же побежал к президенту Назарбаеву жаловаться. Назарбаев снял трубку, позвонил в Москву и одним звонком решил эту проблему. Даже не спросив согласия командующего войсками округа, приказ министра обороны отменили! Рябцев остался командармом...

КП: - Как Вы оцениваете поведение генерала Рябцева с военной или просто с моральной точки зрения?

ГК: - Я считаю, что Рябцев изменил Родине, которой он давал присягу…

АЛ: - В нашей истории уже был подобный пример. Я имею ввиду генерала Власова, который перешел на другую сторону... Аналогия хотя и грубая, но суть во многом та же...

СПЕЦНАЗ И ЯДЕРНЫЕ БОЕГОЛОВКИ

КП: - Ваши с Рябцевым пути еще пересекались?

ГК: - Видеться не доводилось, а вот переиграть его однажды удалось, причем по-крупному. Он не смог помешать нам вывезти с территории Казахстана ядерное оружие. В Казахстане были ракетные части, оснащенные тактическими ракетами, в том числе - и с ядерными боеголовками. И Рябцев, по моим данным, препятствовал тому, чтобы это оружие мы вывезли в Россию. Он хотел сохранить его для Республики Казахстан. Уж не знаю, было ли это его самостоятельное решение или такова была договоренность с руководством республики, но когда мне пришлось этим заняться, я встретил величайшее противодействие со стороны командующего армией.

КП: - В чем оно выражалось?

ГК: - Ну, к примеру, были ПРТБ - передвижные ракетно-технические базы. На них боеголовки хранились. Место дислокации ПТРБ было Рябцеву известно. Он пару раз отправлял туда группы спецназа - проверить наличие оружия и не допустить его вывоза в Россию. Были у него и другие способы вставлять нам палки в колеса. Поэтому мне пришлось разрабатывать целую спецоперацию для того, чтобы в кратчайшие сроки убрать с территории Казахстана тактическое ядерное оружие.

КП: - О каком количестве боеприпасов шла речь - о сотнях, о тысячах?

ГК: - О десятках, но поверьте, что и это более чем серьезно. Потому мы задействовали группу офицеров - специалистов по ядерному оружию. Было подключено и подразделение, обеспечивающее безопасность. У нас в Чирчике стояла бригада спецназа, командовал ею (сегодня находящийся под следствием) Квачков Володя - прекраснейший офицер… Вот он и обеспечивал безопасности вывоза тактического ядерного оружия с территории Казахстана.
Разработанная операция проходила в несколько этапов, причем самым сложным был первый. Надо было вывезти ядерные боеголовки автотранспортом к станциям, где стояли специальные вагоны, и сделать все это в кратчайшие сроки, буквально за несколько часов, чтобы не узнало ни руководство республики, ни командующий 40-й армией. Так вот, с ноля часов 17 марта 1992 года до шести часов утра все ядерные боеприпасы с территории Казахстана были убраны. Ровно 20 лет назад.

КП: - А когда Рябцев узнал об этом, какая-то реакция с его стороны последовала?

ГК: - Ну, было возмущение: да как это так? Без моего разрешения? Ну и так далее... Но дело было сделано.

УКРАДЕННАЯ ДИВИЗИЯ

АЛ: - Тут надо и другой случай вспомнить. О том, как командующий войсками ТуркВО еще раз обвел Рябцева вокруг пальца... Дивизию у него из-под носа увел...

КП: - Георгий Григорьевич, как это было?

ГК: - В Актюбинске стояла артиллерийская дивизия. Она была сокращенного состава, но вооружена современнейшими артиллерийскими системами и тягой. Мне стало известно, что командующий 40-й армией генерал-лейтенант Рябцев «положил глаз» на эту новейшую технику. Часть этой дивизии мне удалось вывезти из Казахстана в Россию...

КП: - Каким образом?

ГК: - Командующим войсками Приволжского военного округа в то время был мой друг и сослуживец генерал-полковник Сергеев, бывший начальник штаба 40-й армии в Афганистане. Мы с ним договорились вывести дивизию в Россию, минуя Москву.

КП: - А почему «минуя Москву»?

ГК: - Потому что, если бы информация просочилась в тогдашнее министерство обороны, где служили, кстати, и казахи, наша с Сергеевым задумка мгновенно провалилась бы.

КП: - А сколько километров было от места дислокации дивизии до российской границы?

АЛ: - Там около 70 километров.

ГК: - И сколько единиц боевой техники удалось «угнать»?

АЛ: - Полтора полка где-то. А полк - это три дивизиона по 18 орудий в каждом.

КП: - Как же эти машины через границу прорывались?

АЛ: - Да не было тогда никакой границы. Линия на карте только была.
Лазейку можно было запросто найти при желании... А желание было...

ПРИГЛАШЕНИЕ В ПРОКУРАТУРУ

КП: - Георгий Григорьевич, Вы понимали, что шли, по сути, на преступление?

ГК: - А против меня и было уголовное дело возбуждено в связи с этим.

КП: - По какому уголовному кодексу - по российскому или казахстанскому?

ГК: - По российскому. Когда я прибыл из Абхазии, где война была в самом разгаре, министр обороны Павел Сергеевич Грачев мне говорит: иди в прокуратуру, там тебя хотят видеть. Оказалось, что интерес прокуратуры ко мне возник из-за актюбинской дивизии, точнее, из-за части дивизии. И особенно ее новейшей боевой техники, которую нам удалось вывезти на территорию России…

КП: - Чем же дело закончилось?

ГК: - Я им объяснил, что я не дачу, не машину для себя украл, а полагал, как командующий, что для укрепления боеспособности российских вооруженных сил надо было забрать новейшие артиллерийские системы и включить их в состав Российской армии.

КП: - И что же прокуроры?

ГК: - Некоторое время нервы потрепали. Потом увидели, что все правильно. Поэтому до суда дело не дошло.

КП: - А генерал Рябцев как отреагировал?

ГК: - До меня доходили слухи, что он пытался какую-то бучу поднять, даже судом грозил.

СУДЬБА КОМАНДАРМА

КП: - Как сложилась военная судьба Рябцева в Казахстане?

ГК: - В мае 1992 года были созданы министерства обороны во всех бывших республиках СССР, началось формирование национальных вооруженных сил. Рябцев заслужил, видимо, своим поведением должность первого заместителя министра обороны Казахстана... Потом, насколько мне известно, он был с этой должности снят. Мне об этом рассказывали мои бывшие подчиненные, которые остались в Казахстане, но в последующем не стали служить там, а вернулись домой. Когда я стал замом министра обороны, то многим помог вернуться в Российскую армию. Так вот они мне рассказывали, что недолго пробыл господин Рябцев на этой должности.

АЛ: - Помимо этого, он оказался замешан в сомнительных коммерческих сделках. Вроде бы даже обвиняолся в распродаже военной техники вместе с замом по вооружению. Было следствие. Насколько я знаю, его не осудили. А вот вооруженцу дали 8 лет… Но в любом случае я думаю, что хорошо Рябцев службу не окончил... Как говорит Владимир Владимирович Путин, судьба у предателя одна - либо в канаве, либо под забором.

КП: - А российские офицеры принимали присягу Казахстану?

АЛ: - Нет. Это Восток, и среднеазиатские республики учли опыт Украины.
Генерал-полковника Кондратьева приглашал президент Узбекистана Каримов. Предлагал остаться в Ташкенте замом министра обороны, но командующий сказал, что русский генерал служит только России. Сейчас некоторые считают, что ничего страшного не произошло: ну, остался офицер в Казахстане, Узбекистане и так далее, но его же Россия бросила. Если бы так поступил гражданский человек - это дело его совести. А офицер присягал служить Родине до последнего удара сердца. И он изменил бы Присяге и России. Русские офицеры так не поступают. Бог судья командарму Рябцеву. Но Иуда помещен у Данте в последний круг Ада...