Хунну в Забайкалье

(Погребальные памятники).

// Улан-Удэ: Бурятское книжное издательство. 1976. 248 с.

Настоящая работа посвящена изучению погребальных памятников хунну - теме, всё ещё мало разработанной в историко-археологической литературе.

Народ, или, точнее сказать, племена, оставившие эти памятники, издавна привлекали внимание мировой исторической науки. О них написаны сотни книг и статей.

В отечественной литературе на русском языке, а также в устной традиции они долгое время были известны как гунны, но в последнее время больше начинает утверждаться имя, близкое к подлинному - хунну или сюнну. Какое из них употреблять - вопрос, вероятно, не столь принципиальный: оба эти названия, заимствованные из китайских письменных источников, относятся к одним и тем же племенам, только одно из них дается в произношении южных китайцев (Hiongnu или Hiungnu), другое - в произношении северных (Sionnu или Siunnu).

В европейской литературе принят южный вариант - хунну, который древними греческими и латинскими писателями транскрибировался как Hun, Hunnu, Huni, а по-русски - гунн, гунны. Очевидно, что китайское название этого этнонима начинается с придыхательного звука «h», переданного европейскими авторами при помощи фонемы «h». На русском же языке ей больше соответствует звук «х», чем и объясняется, на наш взгляд, правомерность употребления названия хунну.

Хунну - это древние центральноазиатские племена. С ними связан бурный подъём так называемой «кочевой цивилизации» на восточной окраине «великого пояса степей» Евразии в последние века до нашей эры - одна из ярких страниц истории названного региона. Возвысившись из среды местных в широком смысле слова племён, хунну в это время создали под своей властью могущественное объединение племён. Оно явилось первым в истории Центральной Азии государственным объединением, ставшим прообразом ряда последующих государств - сяньбийского, жужаньского, тюркского, уйгурского, кыргызского, киданьского и монгольского.

В пору расцвета хунну им были подвластны земли от Хингана на востоке и до Тянь-Шаня на западе, от Байкала и Саян на севере и до Гоби на юге. Центром же хуннской державы, её основной экономической базой была территория Центральной и Северной Монголии и Южной Бурятии. Именно там, в степных и лесостепных долинах реки Селенги и её притоков Орхона, Толы, Джиды, Чикоя и Хилка найдены наиболее многочисленные следы их обитания.

В середине I века н.э. в результате внутренних социально-экономических, а также политических причин произошёл раскол хуннского союза. Южные хунну попали под влияние Китая и в последующие века, несмотря на длительную и упорную борьбу, растворились там в обширном этническом массиве. Северные же хунну пытались возродить былую мощь в борьбе с объединёнными силами южных своих соплеменников

и восточных соседей - дунху, сяньби. Но в конце I века из восточных племён усилились сяньбийцы, которые и нанесли северным хунну окончательное поражение в 93 году н.э.

После разгрома осколки хуннских войск двинулись на запад, покоряя и втягивая в орбиту своего движения наиболее активную часть племён степной полосы Евразии, что и получило название «великого переселения народов».

Европа, испытавшая в IV-V веках н.э. сокрушительные набеги неведомых гуннов (хунну), описанные в трудах античных авторов о Скифии и Кавказе, только в XVIII веке, после знакомства с сочинениями китайских летописцев, узнала о существовании народа с подобным именем в центре Азии. Хотя сходство названий, зафиксированных восточными и западными источниками, служило, казалось бы, вполне надёжным основанием для отождествления европейских гуннов и азиатских хунну, в исторической науке с тех пор обсуждался вопрос о происхождении и взаимном отношении этих двух народов. Дискуссия эта, на наш взгляд, имела под собой достаточно серьёзные основания. Продолжительность (три с половиной века) движения хунну на запад до окончательного их поражения в Западной Европе и громадные пространства, через которые прошли они, смешиваясь с различными племенами в местах длительного пребывания, не способствовали однозначному решению этих вопросов.

Однако как бы ни решался вопрос об идентичности хунну и гуннов и их этнической принадлежности, всегда было очевидно (таковы были исторические факты), что вся проблема слагается из двух частей: первой - относящейся к области центральноазиатской истории, и второй - входящей в сферу европейской медиевистики. Совершенно ясно было также и то, что вопрос об азиатских хунну является основным и составляет самостоятельную проблему. И поэтому здесь мы вправе оставить в стороне вопрос о западных гуннах и обратиться целиком к восточным хунну.

Хотя изучение истории и культуры хунну базируется на двух видах источников - письменных и археологических (обстоятельство не столь уж частое в науке, но весьма благоприятное), до сих пор в хуннологии остается много неясного, в том числе и самые важные вопросы - ранняя история или формирование этой культуры, этническая и языковая принадлежность её носителей и наследие её в истории и культуре народов Центральной и Средней Азии и Южной Сибири.

Как бы ни были важны письменные источники, они не дают нам всесторонней характеристики хуннского общества, они неполны и не всегда объективны. История археологического изучения хунну доказывает это со всей очевидностью. Научные труды, созданные на археологическом материале, намного обогатили наши знания и представления о хунну. В них хуннские памятники совершенно справедливо рассматриваются как единый ярко выраженный археологический комплекс, характеризующий весьма самобытную древнюю культуру.

Вместе с тем надо отметить, что все выводы и построения учёных основаны, как правило, на материалах лишь нескольких наиболее выдающихся памятников хунну - таких, как могильник Ноин-Ула в Монголии и могильники Ильмовая падь и Дэрестуйский Култук, как Иволгинское городище в Бурятии. Если наиболее яркие и эффектные находки из этих памятников широко вошли в научный оборот и стали почти хрестоматийным материалом, переходящим из одного сочинения в другое, то многочисленные ранее известные и ряд вновь открытых памятников на территории Бурятской АССР и МНР оставались и поныне

остаются мало исследованными, а имеющиеся материалы из них недостаточно использованы в литературе.

Из вышесказанного становится понятным, что при обращении к хуннской теме всё ощутимее становится потребность в массовом, серийном материале, так необходимом для надёжного обоснования многих предположений и выводов. Необходимо расширять фронт работы, вести параллельные исследования могильников и поселений, словом, изучать культуру хунну систематически и углублённо, привлекая материалы со всей территории её распространения, выявляя в ней и общее, и особенное.

С исследованием поселений забайкальских хунну дело обстоит лучше. Начиная с 1949 года систематично и планомерно, хотя и с перерывами, ведутся раскопки сначала Иволгинского городища, а в последние годы - поселения в Дурёнах на Чикое. Что же касается открытых ещё в конце XIX века хуннских кладбищ Юго-Западного Забайкалья, то они были подвергнуты лишь самому предварительному обследованию и поныне составляют громадный, ещё не разработанный археологический фонд.

Назревшую задачу продолжить исследования этих памятников взял на себя Институт общественных наук Бурятского филиала Сибирского отделения Академии наук СССР. В 1965-1972 годах под руководством автора проведены полевые изыскания на юге Бурятии, в местах наибольшего распространения памятников забайкальских хунну. Кроме общего обследования и картографирования памятников автором проведены стационарные раскопки в трёх местах: Черёмуховой и Ильмовой падях близ г. Кяхты и Дэрестуйском Култуке в низовье р. Джиды, близ с. Дэрестуй. В результате проведённых работ получен достаточно большой свежий материал, не только значительно пополнивший вещественные источники по хунну, но и вызвавший необходимость в свете их заново пересмотреть и оценить весь накопленный ранее археологический материал.

Если в вещеведческом отношении работы Ю.Д. Талько-Грынцевича - первооткрывателя хуннских древностей, не заслуживают какого-либо упрёка, то существенным упущением в его изысканиях было отсутствие специального интереса к устройству погребальных сооружений в целом. Это определило применение способа раскопки могил так называемым «колодцем», исключавшего возможность проследить связь между наружной и внутренней конструкцией памятников. В раскопках Ю.Д. Талько-Грынцевич не практиковал также метода сплошной расчистки объекта с целью точной фиксации в чертежах и фотоснимках. Лишь в одном случае, судя по публикации, им составлен план-схема наружной кладки могилы, но это не документальный чертёж, а схема. Той же схематичностью и приблизительностью характеризуются его наброски внутренней обстановки могил. В результате, раскопав большое количество могил, Ю.Д. Талько-Грынцевич не выяснил многих подробностей устройства и обряда погребения хунну. Разумеется, это не вина исследователя, который отнюдь не был профессионалом в археологии, а его беда: такова была методика работы на любительском уровне.

Таким же способом - «колодцем» были «разработаны» П.К. Козловым и А.Д. Симуковым ноинулинские курганы, кроме одного, раскопанного под руководством специально приглашённого в экспедицию в качестве консультанта археолога С.А. Теплоухова.

Не лишены были некоторых недостатков и раскопки Г.П. Сосновского и Ц. Доржсурэна. При всем авторитете Г.П. Сосновского, внёсшего огромный вклад в изучение памятников забайкальских хунну, приходится отмечать иногда неточность его полевых наблюдений. Впрочем,

они объясняются, пожалуй, кратковременностью и небольшим объёмом раскопочных работ, имевших по существу разведывательный характер и, к сожалению, более не возобновлявшихся.

Ц. Доржсурэн, признавая основные погрешности предыдущих исследователей, в своих работах, однако, не раскрывает собственных методических приёмов и даже не приводит графической документации материалов. Это делает малоубедительной, в частности, его классификацию наземных сооружений рядовых могил, раскопанных им на территории Монголии.

Возобновление исследования могильников хунну требовало от нас методически продуманного подхода к полевым работам. Одной из главных и вместе с тем трудных задач было изучение внешнего устройства могил, то есть выяснение формы или, если угодно, архитектуры надмогильных кладок и сооружений.

Трудность заключалась не только в естественном разрушении, но и в том, что почти все хуннские могилы, как правило, разграблены. В такой ситуации только вскрытие могил широкими площадями и самая тщательная расчистка всей их поверхности могли дать картину первоначальной конструкции и последующего её разрушения. Именно этого способа вскрытия мы и придерживались.

При раскопке могил в глубину мы также применяли метод «широкой расчистки», согласно которому могильная яма расчищалась не по её контурам, а значительно шире. Это обеспечивало, во-первых, простор и хорошее освещение для работы и, во-вторых, точность контуров ямы и грабительского хода. Многократная послойная фиксация (в чертежах и фотоснимках) при таком способе расчистки позволяла получить строго согласованную в плане и разрезе документацию раскапываемых могил.

В основу монографии, таким образом, легли новые материалы раскопок автора. Наряду с ними в работе использованы доступные ему вещественные материалы из хранилищ Ленинграда, Улан-Удэ и Кяхты, а также архивные и печатные источники, относящиеся к хуннским захоронениям Забайкалья и Монголии.

Автор намерен дать полное описание нового материала, систематизировать и обобщить его вместе с соответствующими опубликованными и неопубликованными данными, наконец, исследовать и рассмотреть всё это как исторический источник.

Собранный материал позволяет нам впервые в литературе посвятить специальную главу погребальным обрядам хунну, в которой, думается, необходимо рассмотреть устройство могил, ритуалы захоронения, выявить общие черты и частные варианты погребального обряда в различных местах сосредоточения могильников.

Появилась также возможность сделать свод погребального инвентаря хунну, произвести посильную его классификацию, установить серии тех или иных категорий вещей и, насколько позволяют обстоятельства, решить вопросы сравнительного анализа его на фоне соответствующих данных из сопредельных территорий.

В целом же изложенный в основных главах материал, кажется, даёт возможность шире и по-новому осветить некоторые стороны культуры хунну. Для более полного и всестороннего обобщения проблемы ряд вопросов нуждается в дополнительном историко-археологическом исследовании. И потому в заключительной главе мы пока ограничились обобщением основных аспектов истории и культуры хунну, выводами,

касающимися социально-экономической основы их жизни, облика созданной ими материальной культуры и её места среди других степных культур.

Разумеется, не эти выводы и заключения автор считает главными в предлагаемой работе: они не могут быть бесспорными и исчерпывающими. Главное здесь, очевидно, заключается в новом документированном материале, дающем представление о материальной культуре хунну и позволившем впервые дать систематическое описание их погребального комплекса (обряда и инвентаря).

Автор глубоко благодарен учащимся школ, техникумов, училищ, вузов Улан-Удэ, Усть-Орды, Кяхты, Иркутска, Читы, а также всем, кто по долгу службы принимал участие в раскопках, помогал в камеральной обработке и подготовке иллюстративного материала.

БИОН - Бурятский Институт общественных наук.

БКНИИ - Бурятский комплексный научно-исследовательский институт.

БМНИИК - Бурят-Монгольский научно-исследовательский институт культуры.

БФ СО АН СССР - Бурятский филиал Сибирского отделения Академии наук СССР.

ВСОРГО - Восточно-Сибирский отдел Географического общества.

ГАИМК - Государственная Академия истории материальной культуры.

ГЛАВА I. Наш край в древности

4. Железный век Забайкалья
Перемещение указанных племен на территорию Забайкалья, Монголии и Северной Маньчжурии было связано с событиями, произошедшими в южных районах Центральной Азии в самом конце III в. до н.э. По китайским источникам известно, как отмечалось выше, что в это время здесь кочевали по соседству друг с другом три большие группы племен: хунну, дунху и дун-и. Китайцы называли их общим именем: «ди» («северными варварами»). Этническая принадлежность их до конца не выяснена, но есть основания полагать, что это были полиэтнические объединения, включавшие в свой состав разные народы -предков монголов, тюрков и тунгусо-маньчжур. В составе хунну преобладали, при этом, тюркоязычные племена; в составе дунху - мон-голоязычные, а основную массу дун-и составляли предки тунгусо-маньчжур. Они занимались кочевым скотоводством и постоянно тревожили границы китайских государств Янь и Чжоу, которые вынуждены были начать против них строительство оборонительной стены, законченной в конце III в. до н.э. циньским императором Цинь Шихуаном.
Единства внутри «диских» племен однако не наблюдалось: они постоянно воевали друг с другом. Наиболее сильными среди них были дунху, которым их соседи хунну, в течение длительного времени платили дань. Однако в 209 г. до н.э. хунну усилились, и их правитель (ша-ньюй) Маодунь, нанес дунху поражение. Часть дунху после поражения осталась на прежних землях и подчинилась хунну. Другая часть бежала на север и расселилась на территории Маньчжурии и юго-восточного Забайкалья (по рекам Онону, Ингоде, Аргуни).
Северную группу дунху, бежавшую на территорию Юго-Восточного Забайкалья, в первые века нашей эры китайские авторы стали обозначать под именем «сяньби», а южную, осевшую на территории Маньчжурии, как «ухуань». В новых названиях отразилась географическая ситуация: «племена, живущие у гор Сяньби и Ухуань». Земли, расположенные к западу от сяньби и ухуань, были оккупированы хунну. Северная граница их владений в Забайкалье проходила примерно на широте расположения Читы, а восточная - на долготе Сретенска. Практически вся лесостепная и степная зона была охвачена хуннским влиянием. Все племена, в том числе потомки дунху - сяньби, платили им дань. В оккупированных областях появились стационарные поселения хунну - укрепленные городища, служившие одновременно и в качестве торгово-ремесленных центров, и в качестве опорных военных баз - ставок наместников края.
На берегу реки Селенги, вблизи впадения в нее речки Иволги, археологами было найдено древнее городище, названное Нижней-волгинским. Городище занимало площадь более 75 тысяч квадратных метров. На его территории обнаружены остатки более восьмидесяти жилищ. Оно было окружено мощной системой оборонительных сооружений общей шириной в 26 метров: четыре вала высотой до двух метров и четыре рва глубиной до полутора метров составляли их основу. Оборонительная система служила защитой от внезапного налета вражеской конницы. Но ни рвы, ни валы не помогли жителям городища. Люди погибли или бежали, бросив имущество. При раскопках обнаружены обгоревшие бревна, части зданий. Городище, как выяснилось, принадлежало хуннам. В истории его возникновения и гибели отразилась судьба этого народа.
Раскопки таких городищ и погребений хунну свидетельствуют о том, что хунну были не только скотоводами, но и ремесленниками и даже земледельцами. На поселениях были найдены чугунные сошники, железные серпы, песты, зернотерки, ямы для хранения зерна и, что самое важное, зерна проса. Этот скороспелый злак наиболее приспособлен к природным условиям Забайкалья, и хунны умели его выращивать.
Одновременно с этим, они прекрасно освоили металлургию железа и меди, умели изготавливать красивую глиняную посуду, знали ткачество. Хуннские мастера изготавливали шерстяные ткани, войлок и войлочные ковры, которые украшали нашивными «аппликациями», передававшими, наряду с реальными животными (лошадь, бык, олень, лось, козел) и фантастические фигуры хищников. На месте производилась и окраска изделий в черный, коричневый и красный цвета.
Одежда хунну кроилась из шерстяной ткани и шкур животных и оторачивалась мехом. Зимой носили утепленный халат или кафтан и меховые ноговицы. Летом одевали простой халат и холщевые штаны. Халат и кафтан подпоясывали широким ремнем. Ноги обували в мягкие сапоги без каблуков, а на голову водружали остроконечную шапочку типа «малахая». Для одежды также использовались дорогие ткани иноземного производства. Их носила в основном знать. Иноземные ткани, как и другие предметы роскоши, попадали к хунну или в результате торговых обменов на товары и продукты скотоводческого хозяйства, или в качестве прямой военной добычи. В хуннском обществе были сильны черты патриархально-родовых отношений. Оно подразделялось на 24 рода, во главе которых стояли старейшины - «начальники поколений». Со временем в результате развития хозяйства, торговли происходит разложение родового строя. В хуннском обществе появляются рабы. Хунны обращали в рабство пленных и население завоеванных областей. Иногда покупали рабов у соседей. Рабы использовались в домашнем хозяйстве в качестве прислуги, работали пастухами, ремесленниками, земледельцами.
Так у хунну происходил переход к классовому обществу и одновременно шел процесс складывания государства.
Хуннское государство возникло в конце III в. до н.э., когда к власти пришел шаньюй Маодунь, убивший в 209 г. до н.э. своего отца, а затем и брата. Маодунь прежде всего укрепил свою армию, выделив в составе ее четыре конных корпуса по масти коней: черная, белая, рыжая, серая. Он провел реформы по укреплению государственного строя, создал административный аппарат в противовес совету старейшин и после этого начал военных походы против соседей.
Хуннская армия была по тем временам одной из лучших в этом районе. Военному делу хунны всегда уделяли большое внимание. Это был один из основных источников богатства хуннской знати. На вооружении у хунну были мечи, копья, луки со стрелами и палицы. Поверх стеганого халата хунну-воины нашивали защитные железные пластины - латы. Тяжелого вооружения хунну, как правило, не имели, поскольку основной ударной силой их была легкая кавалерия. Они были грозными противниками земледельческих народов Китая и Средней Азии. «Кони сюннуских всадников, вооруженных свистящими стрелами,- сообщали китайские летописи,- поднимали пыль, появляясь в столичном округе, и только по прошествии многих лет их удалось отогнать».
С успехом воевали хунну и против себе подобных. К началу нашей эры хуннская держава простиралась от предгорий Урала - на западе, до Хинганских гор - на востоке; от Ордоса - на юге, до Забайкалья -на севере. Она превратилась в подлинную кочевую империю, под властью которой находились многие народы Восточной и Центральной Азии. Но именно в этом заключалась и слабость ее, поскольку в среде хуннской знати все время шла борьба за престол, а в самой империи происходили выступления покоренных народов. В ходе борьбы за власть, восемь хуннских вождей в 48 г. н.э. откочевали на юг и приняли вассальную зависимость от Китая. Единая прежде империя разделилась на Южную и Северную конфедерации. Южная конфедерация в союзе с китайцами нанесла ряд поражений северным хунну. Активизировали также свои действия зависимые прежде от них племена юэчжей и сяньби. К 93 г. н.э. Северная конфедерация перестала существовать. Часть хунну после этого откочевала на запад, а часть вошла в состав племенного объединения сяньби, приняв их имя. Состав сяньби с этого времени значительно изменился, что нашло отражение в общем облике их культуры и в языке.
В Восточном Забайкалье известны в основном погребения хунну. Они одиночны или составляют небольшие могильные группы. Такие погребения были исследованы в районе поселка Агинское, у станции Дарасун, близ города Шилки и в разных местах Поононья. В 1987 г. И.И. Кирилловым и Е.В. Ковычевым у г. Шилки, на р. Кие, был вскрыт некрополь из десяти кольцевидных курганов, диаметром от 5 до 8 м. В могильных ямах, достигавших иногда глубины 6,5 м, были обнаружены деревянные саркофаги, окруженные с боков каменными плитами, в которых покоились представители родоплеменной знати хунну. В погребениях были найдены предметы вооружения, конской сбруи, обломки бронзовых зеркал с китайскими надписями, глиняная посуда, различные украшения, а также составные части наборных поясов в виде деревянных или железных пластин, орнаментированных резьбой и позолотой. Таким же богатым по составу инвентаря оказалось погребение у станции Дарасун, в котором был найден хорошо сохранившийся кожаный пояс, сплошь украшенный мелкими бронзовыми бляшками и широкими бронзовыми пластинами-пряжками с изображениями сценок борьбы драконов и тигров. Данное погребение также принадлежало представителю хуннской знати, а сюжеты подобного типа свидетельствовали о сохранении в хуннской среде старых традиций скифо-сибирского звериного стиля.
Восточное Забайкалье, таким образом, входило в состав хуннской державы, но основным населением его все время оставались сяньби, враждебно относившиеся к хунну. После разгрома последних ведущая роль постепенно перешла к сяньби. Началась эпоха сяньбийского ве-ликодержавия, которая продолжалась до середины III в.
Сяньбийцы, возглавляемые ханом Таньшихуаем (141-181 гг.), завоевали практически все территории, подвластные хунну в период их могущества. Набегам сяньби подверглись также многие провинции Северного Китая. В результате возникла огромная держава, которая держалась на силе оружия и личном авторитете самого вождя. Историки отмечают, что как личность и как полководец, Таньшихуай был более харизматичен и более талантлив, чем Маодунь, или даже Чингис-хан. Свою карьеру он начал четырнадцатилетним мальчиком и за 4-5 лет достиг вершины власти. В истории Центральной Азии это действительно уникальный случай. Но после смерти Таньшихуая созданное им государство распалось, хотя отдельные племена сяньби продолжали играть и в дальнейшем заметную роль в истории этого региона.
В Восточном Забайкалье поселения сяньби располагались в долинах рек Онона, Аргуни, Шилки. Здесь находились владения одного из сяньбийских племен Тоба («косоплетов»), отброшенных когда-то хунну «дальше всех на север». Наиболее крупные могильники Тоба обнаружены археологами у сел Дурой и Зоргол, на Аргуни. Материалы погребений свидетельствуют о том, что забайкальские сяньби находились под сильным воздействием хуннской культуры. Но в то же время, многие элементы культуры сяньби оригинальны и самобытны. Это касается, в частности, узкогорлых берестяных туесков, украшенных аппликацией и многочисленными резными рисунками-граффити. Перед исследователями предстала выразительная картина кочевого мира - настоящее эпическое полотно, созданное руками древних художников. Многочисленные сцены перекочевок, облавных охот, рисунки людей и животных, различных по типу юрт, кибиток и жилых, сооружений, установленных на платформы - таков неполный перечень этих изображений. На днище туеска, найденного в погребении у села Зоргол, представлен план кочевого поселка-куреня с высокой юртой в центре и группой жилищ, расположенных по кругу. Внутри круга изображены животные, люди и даже шаман в ритуальном костюме.
Необычны по форме также сяньбийские погребения, которые отличаются от хуннских небольшими каменными выкладками сверху и боковыми нишами («подбоями») внутри могильных ям. Эти ниши обычно перекрыты наклонно поставленными жердями или кусками бересты, украшенной рисунками. Очень много встречено в погребениях предметов вооружения и конской сбруи, что свидетельствует о воинственности сяньби и основном составе их армий. Даже китайские авторы с горечью констатировали, что оружие у сяньби «более острое», а кони «более быстрые», нежели у хунну. В начале III в. основная масса сяньбийских племен, включая Тоба, откочевала из Забайкалья. В Северном Китае тобасцы создали собственное государство Тоба Вэй («Северная Вэй») (386-534 гг.), которое быстро пошло по пути феодализации. Оставшиеся в Восточном Забайкалье племена оказались сначала под властью центрально-азиатского каганата (государства) жужаней (402-555 гг.), созданного различными группами многоязычных племен сяньби, а затем под властью алтайских и орхоно-селенгинских тюрок (VI-IX вв.).
Отдельные группы тюрок начали проникать в Восточное Забайкалье сразу же после ухода отсюда основной массы племен сяньби. К VII в. они освоили практически все лесостепные и степные районы нашего края. Это подтверждается многочисленными погребениями тюрок, обнаруженных в разных уголках Забайкалья. В Восточном Забайкалье такие погребения объединены в Дарасунскую археологическую культуру. Умершие в них лежат на левом или правом боку, с согнутыми в коленях ногами и ориентированы головой на север и северо-восток. В вещевом комплексе присутствуют предметы вооружения, быта, конской сбруи и украшения. Многие предметы имеют аналогии в инвентаре тюркских памятников Южной Сибири, Монголии и Западного Забайкалья. Особенно близкое сходство наблюдается между памятниками VII-VIII вв., когда в степях Монголии образовался Второй Тюркский каганат (682-744 гг.). Местные тюрки в этот период выступали уже в качестве самостоятельной политической силы, с которой приходилось считаться правителям тюркского каганата.
Среди тюркских племен Восточного Забайкалья источники называют прежде всего байырку и токуз-татар («девять татар»), которым, очевидно, и принадлежат памятники Дарасунской культуры. В борьбе с господствовавшими в степи династиями эти племена нередко объединялись с другими, оставшимися здесь еще с сяньбийской эпохи. В китайских летописях VI-IX вв. соседи байырку и токуз-татар упоминаются под именем «шивэй». В надгробных эпитафиях тюрок они названы «отуз-татарами» («отуз» - тридцать), в китайской транскрипции: «да-да», «дадань», «татань». Они были предками тех самых татар, которые отравили отца Чингис-хана - Есугай-баатура и с которыми ему пришлось впоследствии воевать самому. В этническом и языковом отношении татарские племена, следовательно, не были едины. Но в этот период они действовали совместно и были серьезными противниками сначала правителей Второго Тюркского каганата, а затем и Уйгурского ханства (745-840 гг.). Такими же свободолюбивыми оставались они и позже - вплоть до разгрома их Чингисханом.
Племена шивэй (отуз-татар) занимали значительную территорию в районе Верхнего Амура и в бассейнах рек Онона, Ингоды, Шилки, Аргуни. С этими племенами археологи связывают большую группу погребений, могильников и городищ. Памятники их объединены в рамках Бурхотуйской культуры (IV-IX вв.). Эти памятники позволяют судить о комплексном типе хозяйства шивэйских племен. Шивэйцы занимались скотоводством, охотой, рыбной ловлей; им было известно земледелие, гончарство и металлообработка. Ездили они в телегах, запряженных быками, а шкуры животных использовали для изготовления одежды и лодок.
Центр «шивэйского мира» располагался в бассейне р. Шилки, где были найдены самые крупные могильники (до 100 погребений и больше) и укрепленные поселения - городища. Последние были обнесены валами и рвами и имели проходы в центральную часть, где находились многочисленные жилища полуземляночного типа. По форме эти городища и землянки напоминают аналогичные сооружения приамурских племен мохэ, с которыми шивэйцы находились, видимо, в тесных контактах. Но в политическом отношении они больше консолидировались с тюркоязычными байырку и токуз-татарами, хотя в массе своей были монголоязычны.
Шивэйские курганы имеют куполообразную форму и сложены крупными блоками камня, уложенного в несколько рядов. Умерших погребали на спине, в вытянутом положении, головой на запад - соответственно лицом к восходу солнца, которое они почитали. В изголовье им ставились глиняные горшки, в которые разливалась жидкая пища (возможно кумыс, или кислое молоко).
Шивэйцы верили в загробную жизнь и раздельное существование человеческого тела и души. Сам погребальный обряд был целиком основан на этой вере: с человеком помещали все необходимые ему на «том свете» предметы, и родственники умершего заботились о том, чтобы душа его беспрепятственно «поднималась» на небо. С этой целью в каменных перекрытиях погребений оставляли специальные отверстия для «выхода» души на поверхность, а рядом с отверстием разводили костер, который выполнял «очистительные» функции. Широко почитали собаку как священное животное. В погребальном обряде ей отводилась особая роль: «проводника» души умершего в загробный мир. Вместе с собакой в этом обряде участвовала и лошадь, на которой умерший «совершал» последнее путешествие в мир предков. Почтительное отношение к собаке и лошади было характерно для многих монголоязычных племен, в том числе сяньби и ухуань. Собака и лошадь были тотемными животными древних монголов, от которых они вели свое происхождение. Не случайно, поэтому в составе могильников бурхотуйской культуры встречаются специальные погребения собак вместе с конскими удилами - яркое подтверждение описанному выше обычаю.
Магическая связь с «первопредком» нашла свое отражение и в культовом отношении к писанным скалам, почитавшимся в качестве родовых или племенных святилищ, связанных с духами местности. Во время религиозных обрядов этим духам приносили жертвы, а на скалах рисовали магические знаки-рисунки, служившие оберегами от сил зла и тьмы. В окрестностях с. Кондуй, Борзинского района, на одной из таких скал были открыты изображения солнечных кругов, косых крестов, миндалевидных пятен и У-образных фигур, относящихся к этому времени. В жертвеннике, расположенном под «писаной» скалой Усть-Цорон, экспедиции А.И. Мазина удалось найти также глиняный горшок с остатками краски - охры, которой эти рисунки были сделаны.
Существование кыргызского каганата (840 г. - конец X в.) оставило в истории Восточного Забайкалья незначительный след, хотя известно, что южные районы края какое-то время контролировались кыргызами. В пределах Читинской области в настоящее время известно только два погребения, которые можно отнести к кыргызам. Это погребения с трупосожжением - обрядом, свойственным данному народу. Вместе с умершим сжигались обычно и вещи, но в погребении у с. Ручейки, близ города Читы, наряду с обгоревшими предметами, были найдены нетронутые огнем позолоченные бляхи конской сбруи, украшенные сложным растительным и спиральным орнаментом, а также серьги, бусы и два амулета в виде гипертрофированных масок лица человека.
Археологические источники, таким образом, свидетельствуют о том, что местные племена были втянуты в общий круговорот событий, происходивших на территории Центральной Азии и Южной Сибири в конце I тыс. до н.э. - I тыс. н.э. В течение этого времени происходили значительные перемещения этнических групп, которые коснулись и Восточного Забайкалья, но вместе с тем, шло формирование многих элементов материальной и духовной культуры, свойственной населению этого региона в последующий период.

ХУННСКАЯ КУЛЬТУРА . Основные компоненты хуннской культуры сложились в период обитания этого кочевого народа в Ордосе и прилегающих степных районах Северного Китая в скиф­ское время, в IV-III вв. до н. э. Хунну были потом­ками древних номадов, известных в китайских источниках под собирательным названием «северных варваров ху». Большинство исследователей, изучавших историю и культуру хунну , считают их предками тюркских кочевых народов. Некоторые ученые придерживаются мнения, что хунну были пред­ками монгольских этносов.

В последующий период образования и возвышения державы Хунну и подчинения хуннами всех кочевых племен Центральной Азии памятники хуннской культуры получили широкое распространение на землях Забайкалья и Монголии, на которых расселилась основная масса хуннского кочевого населения . Хунну ассимилировали многие центрально-азиатские ко­чевые племена, потомков древних монголоидных и европеоидных номадов. Отдельные хуннские памятники известны в Саяно- Алтае и Восточном Туркестане, кочевое европеоидное население , среди которого были ираноязычные саки и тохароязычные юэчжи, было покорено хунну и вошло в состав Хуннской кочевой империи. Характерные элементы хуннского предметного комплекса, в особенности элементы военно­дружинной культуры, были заимствованы многими кочевыми народами, жившими в восточном ареале степного пояса Евразии и испытавшими политическое и культурное влияние со стороны хунну. Период существования хуннской культуры охватывает период с конца III в. до н. э. до второй половины II в. н. э.

В числе памятников хуннской культуры известны неукрепленные по­селения и фортификационные сооружения, а также погре­бальные комплексы. В Забайкалье, на реке Селенге, исследовано Иволгинское городище, которое являлось опорным пунктом Хуннской державы в этом районе. Оно имело сложную систему фортификации, состоявшую из 4 линий земляных валов и 3 рвов, окаймлявших жилую площадь с напольной стороны городища. На земляных валах были установлены деревянные частоколы. С 4-й сторо­ны поселение защищала болотистая старица Селенги. На этом укрепленном поселении раскопаны жилища, производственной постройки и хозяйственной ямы. Жилища имели углубленные в землю котлованы, стены из сырцового кирпича и крыши из жердей, соломы и бересты. Внутри жилищ были иссле­дованы очаги и выявлена кановая система отопления.

На территории Монголии исследованы хуннские крепостные сооружения прямоугольной или квадратной в плане формы, окаймленные по периметру глинобитной оборонительной стеной с 1 или 2 проемами ворот. На площади этих городищ не выявлено каких-либо построек. Вероятно, они служили временными убежищами на случай военной опасности для окрестного кочевого населения.

В Минусинской котловине хуннским наместником для своей супруги-китаянки, вероятно, с помощью китайских строителей, был сооружен многокомнатный дворец, имевший кановое отопление и крытый черепичной крышей. Этот дворец был административным центром державы северных хунну в Саяно-Алтае.

Большая часть хуннских кочевников-скотоводов жила в войлочных юртах и перекочевывала вместе со сво­ими стадами по летним и зимним пастбищам. На местах этих временных поселений-кочевий, как правило, лишенных культурного слоя, находят следы кострищ, фрагменты гон­чарной керамической посуды, украшения и другие предметы хуннской культуры.

Погребальные комплексы хунну исследованы на территории Забайкалья, Монголии и Тувы . Особой сложностью отличались погребальные сооружения хуннской знати, которые исследованы на памятнике Ноин-Ула в Монголии, Ильмовая Падь и Царам в Забайкалье и Бай-Даг II в Туве . Умерших знатных хунну, в том числе шаньюев и других членов аристократических родов, хоронили в глубоких могильных ямах под каменными курганами. Они имели прямоугольную в плане форму и были окаймлены стеной, сложенной из камней. С южной стороны внутрь погребальной камеры вел наклонный ход - дромос. Под каменным курганом находилась глубокая могильная яма, в которой располагалась двойная погребальная камера, представлявшая собой гроб, помещенный внутрь сруба. Поверхность гроба обтягивалась шелковой тканью, которая прикреплялась к до­скам железными бляхами, иногда обернутыми золотой фольгой. В северной части могилы на дне, в специальном уступе могильной ямы были положены головы домашних копытных животных: лошадей, коров, коз и овец. В некоторых могилах было положено до 20 голов. Они представляли собой целое символическое стадо. На дно могилы ставили керамические сосуды с пищей и питьем. В мужских захоронениях найдены воин­ские пояса и оружие, в женских - украшения.

Рядовых хуннских номадов хоронили под курганами и в грунтовых могилах, в двойных камерах, или в гробах. В северной части ямы за гробом размещали головы домашних животных и сосуды, внутри гробовищ - тела умерших людей и вещи. Погребенных хоронили в вытянутом положении, на спине, головой на Север.

Предметный комплекс хуннской культуры был весьма разнооб­разен. Оружие включало сложносоставные луки, у которых деревянная основа - кибить - была укреплена костяными и роговыми концевыми и срединными накладка­ми. Длина такого лука составляла до 1,5 м. Считается, что по своей дальнобойности хуннские луки в 1,5 раза превышали луки предшествующего скифского времени. Хуннские стрелы снабжались железными, бронзовыми и костяными наконечниками. Наиболее характерными для хуннских стрелков были железные трехлопастные наконечники с асимметрично-ромбическими и ярусными насадами и костяные наконечники с раздвоенным насадом. На древки стрел с крупными железными наконечниками надевались костяные шарики- свистунки, издававшие в полете пронзительный свист. Из других видов оружия у хуннских воинов были копья, палаши, булавы и нагрудные панцири. Важной принадлежностью мужского костюма были воинские пояса с ажурными пряжками, бляхами и подвесными кольцами. Металлические детали пояса украшались изображениями реальных и мифических живот­ных и сценами их борьбы между собой, выполненными в хуннском зверином стиле. Поясные пряжки и бляхи хунны изготавливали также из рога и гагата, украшали резными композициями и вставками. В состав пояса входили ложечковидной подвески, украшенные изобра­жением головы горного козла. Среди украшений и бытовых предметов в хуннских памятниках находят бусы, подвески, бляшки, ханьские зеркала и другие предметы. В хуннских памятниках найдены принадлежности конской сбруи: железные удила с роговыми псалиями, бронзовые бляхи и колокольчики от сбруйных ремней. Хуннская керамическая посуда изготавливалась на гончарном круге. Наиболее распространенными формами сосудов были вазы, горш­ки и чаши. Вазы украшались резным орнаментом или налепными валиками на тулове, их поверхность имеет следы вертикального лощения. В хуннских памятниках обнаружены бронзовые котлы на коническом поддоне.

Некоторые элементы культуры, в том числе наиболее эффек­тивные виды оружия (сложносоставные луки хуннского типа с концевыми и срединными накладками, железные трехлопастные стрелы асимметрично-ромбической и ярус­ной формы со свистунками, поясные наборы с бронзовыми зооморфическими пряжками и бляхами, гончарная посуда) были заимствованы другими кочевыми племенами, попавшими в ор­биту политического и культурного влияния хунну. Хуннская культура послужила ретранслятором некоторых предметов ханьской культуры среди других кочевых народов Евразии.

Хуннский предметный комплекс стал основой для последующего развития кочевнических культур Центральной Азии в эпоху раннего средневековья.

На сайте Антропогенез.ру опубликована статья, взятая из журнала «Archaeological and Anthropological Sciences». Сибирские ученые исследовали митохондриальную ДНК представителей хунну - древних центральноазиатских кочевников и обнаружили большое сходство их женского генофонда с современным монголоязычным населением Центральной Азии.

Кочевая империя хунну оставила заметный след в истории евразийских народов. О существовании этого союза степных племен стало известно из китайских летописей. Археологи изучают культуру хунну уже более ста лет, но материалы раскопок по-прежнему слабо соотносятся с письменными данными китайских хроник. Археология хунну все еще находится в стадии накопления и осмысления материалов.

Археологические данные о хунну говорят о том, о чем молчат китайские летописи, - поясняет соавтор работы, главный научный сотрудник Института археологии и этнографии СО РАН Наталья Полосьмак, руководитель многолетних работ на памятнике Ноин-Ула в Северной Монголии.

После изучения курганов хуннской элиты мы выяснили, что влияние культуры Китая на кочевников было довольно значительным. Основная часть предметов, обнаруженных в могилах хуннской знати, производилась в Китае или китайскими мастерами и лишь изредка была западным импортом.

Хунну и западная цивилизация

К началу н.э. хунну удалось подчинить своему влиянию весь Западный край и практически отрезать китайцев от прямых торговых путей в западные страны. Поэтому можно предполагать, что у хунну были тесные культурные связи и с западными цивилизациями, а в общество хунну входили не только ханьцы и представители степных племен, но и выходцы из городских цивилизаций Запада. Ведь в погребениях хуннской знати, кроме китайских вещей, обнаружены шерстяные ткани, вышитые пологи, великолепные серебряные украшения и другие изделия, изготовленные далеко к западу от монгольских степей.

Браки с ханьцами

Из древних китайских летописей известно, что держава хунну в период своего расцвета была связана с империей Хань договором «мира и родства», а их правители называли друг друга братьями. Это означало, что китайских принцесс выдавали замуж за шаньюев.

Женами шаньюев стали четыре ханьские принцессы. На двух из них женился сам основатель империи хунну Модэ, а на двух других - его сын и внук. Хотя последний такой брак был заключен в 135 г. до н. э., в 33 г. до н. э. Юань-ди, одиннадцатый император династии Хань, пожаловал правителю хуннов пять красавиц из своего гарема. Одна из наложниц стала любимой женой шаньюя и родила ему сыновей. Эти факты позволяют допустить, что у элиты хунну могла быть и толика китайской крови.

Впрочем, родственные связи с иноплеменниками могли быть характерны не только для элиты, но и для всего хуннского общества. Кочевников всегда было меньше, чем земледельцев, а постоянное участие хунну в военных действиях сокращало и без того немногочисленное население степи.

Генетические изменения

Собственно, и сейчас территория Монголии - одна из самых малозаселенных территорий. Возможно, хунну должны были пополнять свои быстро редеющие семьи включением в состав родов и племен пленных и перебежчиков: китайцев, усуней, жителей Западного края (современного Синьцзяна), ухуаней… Известные российские антропологи В. П. Алексеев и И. И. Гофман приводят результаты исследований двух хуннских могильников Монголии:

«Материал из одного могильника отличается резко выраженными монголоидными особенностями, а из второго - европеоидными».

Основная часть археологических и исторических данных о хунну касаются не антропологии, а их материальной, духовной культуры и социального устройства. Но культурные процессы ничего не говорят нам о генетических изменениях и не всегда идут параллельно с ними. В этом заключается одна из основных сложностей интерпретации археологического материала. Французские ученые первыми опубликовали генетические данные о рядовых хунну, живших на территории Северной Монголии. Сибирские исследователи использовали их в своей работе как сравнительный материал.

Руководитель межинститутского сектора молекулярной палеогенетики Института цитологии и генетики СО РАН и Института археологии и этнографии СО РАН Александр Пилипенко рассказал, что для исследований использовались фрагменты костей из археологических памятников Забайкалья.

Мы обнаружили относительное единообразие генетического состава - преобладание типичных для восточной части евразийских степей генетических компонентов, - сообщил ученый. - Сравнение митохондриальной ДНК забайкальских и монгольских хунну показало, что при похожей общей структуре их генофонды отличаются.

У забайкальских хунну, в отличие от монгольских, ученые не обнаружили компоненты западно-евразийского происхождения, а также выявили несколько восточно-евразийских вариантов митохондриальной ДНК, которых у монгольских не оказалось.

Локальная вариабельность генофонда хунну, как пояснил Александр Пилипенко, имеет свое историческое объяснение.

Ко времени, когда хунну появились в Забайкалье и Монголии (II в до н.э.), они уже представляли собой союз из многих племен - подчиненных, завоеванных и объединенных. Такая многокомпонентность объясняет генетические различия между отдельными группами хунну.

Отдельный интерес представляет вывод о слабом влиянии оседлого населения Китая, с которым хунну активно взаимодействовали, на генетический состав этих кочевников. Возможно, будущее изучение генофонда хуннской знати покажет другие результаты.

Один из инструментов современного палеогенетического исследования - сравнительный анализ полученных данных о древних племенах с материалами от современных людей. Ученые сравнили хунну с современным населением Центральной Азии и других регионов Евразии.

Несмотря на «этнический калейдоскоп» в степях Евразии в гунно-сарматское время и последующие периоды, (за две тысячи лет!) структура женского генофонда населения Забайкальских степей изменилась слабо, сохранив многие генетические черты хунну.

Это уникальное обстоятельство представляет большую ценность для всех специалистов, генетиков, археологов, историков и этнографов, изучающих хунну. Ведь на соседних территориях наблюдается совершенно противоположная генетическая картина: в Синьцзяне и, особенно, в Алтае-Саянском регионе, разные племена и народы стремительно сменяли друг друга на протяжении последних тысячелетий.

Наибольшего могущества гунны достигают при шаньюе (верховном правителе) Модэ, занявшего этот пост в 209 г. до н.э.

В гуннском государстве были собраны разноэтнические племена, прежде всего протомонгольские, частично прототунгусские и протоиранские. Согласно историческим свидетельствам, гунны создали мощное государство кочевников Центральной Азии, просуществовавшее три столетия.

В конце III в. до н.э. территорию Забайкалья заселяют гунны. Этноним «гунны» - русский вариант произношения подлинного названия народа хунну, или сюнну. Хунский период истории Забайкалья (с 209г. до н.э. по конец I в.) имел важнейшее значение и решил судьбу и специфику развития древних и средневековых монгольских и тюркских племен. Их воинственный и кочевой союз сложился на северных рубежах Китая в V-III вв. до н.э. Вопрос об этнической принадлежности хунну до сих пор не ясен. Скорее всего, это были прототюрки, точнее, общие до той поры предки тюрок и монголов, а также маньчжурские племена. Хунны изобрели стремя, изогнутую саблю, усовершенствованный длинный составной лук, круглую юрту. В археологических находках хуннская керамика выделяется своим разнообразием по сравнению с предшествующими культурами. Для них было характерно широкое применение и высокая техника обработки металла. Они оставили нам великолепные памятники искусства, так называемый «звериный стиль». Современные буряты, эвенки, якуты, хакасы, расселявшиеся вокруг Байкала, являются потомками древних хунну.

Под властью хунну оказалась огромная территория от Хингана до Тянь-Шаня и от Байкала до пустыни Гоби. Вся территория делилась на уделы, число которых достигало 24. Очень сложный, комплексный характер приобретает хозяйство хунну. Хотя скотоводство продолжало играть ведущую роль в их жизни, быт населения становится оседлым. Появляются целые поселения-городища. Большое развитие получают земледелие, обработка металла и ремесла.

Особое место в государстве занимало военное дело. На вооружении гуннов имелись сложный лук, имевший семь костяных накладок, свистящие стрелы, копье, меч и панцирь. Территория к югу от Байкала была периферией государства гуннов.

После распада государства Гунну в I в. кочевые племена Забайкалья были втянуты в борьбу за господство в степи. Сменяя друг друга, здесь жили разные племена, в том числе и племена курыкан, которые ассимилировались с появившимися впоследствии на этой территории с монголоязычными племенами и стали прародителями бурят. Для народов, населяющих территорию нынешней Бурятии, процесс смены одной формы хозяйства другой может быть установлен достаточно чётко благодаря долголетним и многочисленным раскопкам. Возникшее и развивавшееся скотоводство было в сильной степени связано с земледелием, в то время как в монгольских степях гуннское общество в качестве подсобного промысла знало не столько земледелие, сколько охоту.

Наш край - один из наиболее красивых регионов Восточной Сибири, поражающий удивительным разнообразием природы, органично сочетающей величие и мощь Байкала, бескрайние таежные пространства, полноводные реки и заснеженные вершины саянских горных хребтов.

Как было отмечено выше, с древнейших времен на территории современной Бурятии жили разные племена и народы. В каменном веке они занимались охотой и рыболовством. В эпоху бронзы появилась культура "плиточных могил", оставившая после себя древние памятники на могилах умерших, "оленные" камни среди степей и множество рисунков на скалах и пещерах. Люди, жившие в те далекие времена, умели обрабатывать медь и бронзу, делать прекрасные украшения и предметы обихода из золота и бронзы.

От многовекового господства этого конгломерата племен, создавших первое в Центральной Азии государственное объединение, осталось несколько городов-поселений и гигантских усыпальниц.

Господство гуннских племен, создавших первое в Центральной Азии государственное объединение (кочевая держава сложилась в 209 г. до н.э.), отражено в мифологических сказаниях и в памятниках искусства.

На северных рубежах своих владений хунну построили укрепленный форпост-Нижне-иволгинское городище. На юге Бурятии известно большое число захоронений. Одно из них найдено в районе Кяхты, в Ельмовой пади. Археологические памятники эпохи гуннов расположены на огромной территории Центральной Азии.

В Бурятии они сосредоточены в основном на юге. Среди всех памятников есть хорошо изученные и особо ценные для истории объекты.

Прежде всего, к ним относится памятник мирового значения - Иволгинское городище.

Многие века назад место слияния двух рек Уды и Селенги служило оживленной переправой на Великом Чайном пути. Пригород столицы Бурятии обладает уникальным археологическим комплексом - раскопками оборонительных сооружений Иволгинского гуннского городища. Этот комплекс входит в число важнейших археологических памятников хунну (гуннов) на территории Бурятии.

Это был крупный военный, административный, торгово-ремесленный, культурно-хозяйственный центр хуннской империи. Население древнего города составляло около трех тысяч человек. Здесь раскопаны 51 жилище и ремесленные мастерские.

Артефакты как на городище, так и в расположенном рядом могильнике датируются временем основания города -1 веком до нашей эры. Именно поэтому можно предположить, что на Гуннском городище, возможно, располагалась столица одного из хуннских вождей - шаньюев.

Город Улан-Удэ - столица Бурятии, расположен на той же территории, где и предполагаемая древняя столица гуннов. Это - редкость в мировой практике. Слияние Селенги и Уды, их обширные, плодородные долины издревле считались стратегически важной точкой, выгодной для оседлого проживания. Эта проторенная дорога на караванных путях никогда не пустовала. Благодаря археологическим раскопкам, у гуннов было выявлено комплексное хозяйство, где наряду со скотоводством значительное развитие получили ремесла и земледелие. Антропологический состав населения был также неоднороден и включал монголоидные, европеоидные и смешанные типы. Погребальная обрядность фиксирует социальную дифференциацию общества и сложный спектр отношений кочевников-скотоводов и оседлого населения (земледельцев, ремесленников).

Все они вместе составляли единую структуру государства гуннов, представляющего собой синтез кочевой и оседлой земледельческой культур. Данные последних исследований показывают, что в кочевых обществах Центральной Азии происходили более сложные социально-экономические процессы, чем считалось ранее. Это был один из древнейших опытов создания обширных империй с их как положительными, так и отрицательными последствиями.