Болезни Военный билет Призыв

Из писем к. п. победоносцева александру iii. Письма тютчевой

Гроссман, Леонид. Достоевский-реакционер. М.: Common place, 2015

Письма К.П. Победоносцева

Любезнейший Федор Михайлович. Спешу послать несколько строк для Гражданина. Чем богат, тем и рад. Поспешите напечатать чтобы не простыли известия а. Постараюсь прислать еще, если успею. Надеюсь вернуться около 20 июля б. Обнимаю Вас от души.

Ваш К. Победоносцев

Припомните, что я не подписываю своего имени под статьями. 21 июня 3 июля

Шелкаин
на остр. Вайте

А Статья "Из Лондона" появилась в No 27 "Гражданина" от 2 июля 1873 г. за подписью***. Ей предпослано следующее редакционное предисловие, вероятно, написанное Достоевским: "Мы только что получили из Лондона от 19 июня корреспонденцию с новыми и весьма характерными подробностями о пребывании персидского шаха в столице Великобритании. Нам показались некоторые из этих подробностей особенно любопытными. Спешим сообщить их нашим читателям". Интерес статьи заключался в сообщении о пропаганде английского духовенства против России в пользу Персии. В корреспонденции дается также отзыв о книге Рольстона "Русские народные сказки" (Russian Folktales by W.R.S. Ralston; прим. ред. -- изд. в London, 1873). Корреспонденция Победоносцева датирована 19 июня (1 июля); очевидно, он начал писать ее за два дня до отправки письма. б Победоносцев вернулся в Петербург 25 июля 1873 г. Об этом в письме Достоевского к жене от 26 июля 1873 г.: "Вчера приехал Победоносцев, был в редакции, ждал меня, но я не был и просил запиской заехать к себе в 9-м часу. Я был у него вчера и сидел до 12. Все говорил, много сообщил и ужасно просил опять сегодня приехать. Если же я буду болен, то дать ему знать и он сам ко мне приедет сидеть" и проч. ("Письма Ф.М. Достоевского к жене", пред. и примеч. Н.Ф. Бельчикова. М.-Л., 1926, с. 85-86. В комментариях дана заметка об истории отношений Победоносцева и Достоевского (с. 340); ср. с заметкой того же автора в "Красном архиве" II (1923), с. 210-211 (при публикации шести писем Достоевского к Победоносцеву)). Почтеннейший Федор Михайлович. Премного благодарю за доставление листов Гражданина. Сегодня получил 32-й номер, со статьей "Вестминстер аббатство" а. Есть в ней две довольно значительные опечатки изменяющие смысл. На 872 с, 2-я колонка, 18-я строка снизу напечатано: За незрелость, в чем и смысла нет; а у меня сказано: "Замерзелость" -- слово, употреблявшееся у нас в 18 столетии в официальных актах, когда говорилось о грубости нравов и обычаев простого "подлого" народа. Вот почему оно у меня и в кавычках поставлено. (Да в этой же фразе сказано: здешнюю простоту церковную. Мне сдается, что у меня что-нибудь не так сказано. Не красоту ли? но это не так важно). Другое: на с. 873, 1-я колонка, 9-я строка снизу. Чиновных форм. У меня сказано было: условных форм. Не мешало бы в следующем No под IX статьей сделать оговорку об этих опечатках б. Несмотря на что* другие дела нудят, я неутерпел здесь написать Вам еще 3 статейки "Листков" в и уже пакет запечатан, да нет оказии послать. Готовлю еще статейку, очень по-моему любопытную, о новой английской книге "Свобода, братство и равенство" г. Не знаю, удастся ли кончить. Пишет сегодня Т.И. Филиппов из Москвы. Он готовит биографическую статью о покойном гр. А.П. Толстом д, к чему я и возбуждал его. Он пишет, что NoNo со статьями о единоверии в большом спросе в Москве, и за них платят очень дорого. "Перепечатка их, продолжает он, могла бы доставить Гражданину большое подкрепление". Статью о Толстом он намерен был прислать Вам к номеру 13 августа, но вероятно -- говорит -- что на нумер опоздает. Здравствуйте и благодушествуйте. Я надеюсь быть в П-бурге около 20 числа.

Душевно уважающий и преданный
К. Победоносцев

Среда 8 Авг./73 Мерекюль, близ Нарвы. * Так в подлиннике. а "Русские листки из-за границы". III. "Вестминстерское аббатство" ("Гражданин" No 32, б августа 1873 г., с. 870-873) за подписью В. б Достоевский исполнил пожелание Победоносцева. В следующем No 33 "Гражданина" от 13 августа 1873 г. к статье "Русские листки из-за границы". IV. "К вопросу о воссоединении церквей" сделано следующее примечание: "В предшествовавшей статье "Русских листков" "Вестминстерское аббатство" в 32 No "Гражданина" вкрались две крупные опечатки" (следуют исправления по письму Победоносцева). в Следующие "Русские листки из-за границы": V. "Противоречия в Англиканской церкви". VI. "Ирвингиты в Лондоне". VII. "Деисты и унитарии в Лондоне". VIII. "Воровской ужин". IX. "Новая вера и новые браки". г Имеется в виду книга Джемса Стифена под указанным заглавием ("Liberty, equality, fraternity" by James Fitzjames Stephen. Lond., 1873). Отзыв о ней Победоносцева явился в No 37 "Гражданина" от 10 сентября 1873 г. в отделе "Критики и библиографии" за подписью ***. д Толстой, Александр Петрович -- обер-прокурор святейшего Синода с 1856 по 1862 г., затем член Государственного совета. Воспоминания Т.И. Филиппова о Толстом появились в "Гражданине" 1874 г., No 4 от 29 января. Почтеннейший Федор Михайлович. "Видите колицеми книгами писах Вам моею рукою". Сверх чаяния вчера, начитавшись газет, написал статью, которую спешу послать, и которая может несколько пополнить недостаток политич. обозрения, ибо речь идет о важнейшем событии нашего времени. Думаю, что ни в одной газете не было еще обстоятельного обозрения по этому предмету. Статья кстати: не замедлите ее напечатать а. Кончил еще для Вас большую вещь, которую привезу с собою. Надеюсь быть в Пб. в понедельник, 20-го числа. Зайду в контору б часов около 3 пополудни. Авось либо найду Вас.

Душевно преданный
Победоносцев

13 августа Понедельник. а Речь идет о статье "Борьба государства с церковью в Германии", которая начинается словами, вполне соответствующими характеристике события в записке Победоносцева. В "Гражданине" читаем: "Война государства с католическою церковью в Германии разгорается все сильнее и сильнее и становится одним из самых интересных и важных по последствиям политических явлений нашего времени"... Достоевский напечатал статью в ближайшем же No 34 "Гражданина" от 20 августа 1873 г. в виде передовой; статья подписана ZZ. Статьи Победоносцева в "Гражданине" шли за различными подписями: ZZ, ***, В, В. П-ч, иногда без всякой подписи. Различье подписей объяснялось и тем, что нередки были случаи, когда в одном номере "Гражданина" появлялось две статьи Победоносцева. б Статья Победоносцева о книге Джемса Стифена "Свобода, равенство и братство". Статья печаталась в трех номерах "Гражданина" (35, 36 и 37 от 27 августа, 3 и 10 сентября) под особыми подзаголовками: I. Свобода. II. Равенство. III. Братство (за подписью ***). Обзор касался также книги J. Н. Kirchmann "Das Prinzip des Sittlichen", Berlin, 1873. в Т.е. в редакцию "Гражданина", Невский проспект, 77, кв. 8. Главная контора журнала находилось при книжном магазине А.Ф. Базунова. Почтеннейший Федор Михайлович. Я приеду в П-бург завтра, бог даст, в четверг, к ночи. Надеюсь привезти Вам статью: Испания а, в параллель статье о Франции б. Если Вы считаете возможным и нужным набрать ее для следующего номера, то благоволите прислать за нею ко мне в [понедельник] пятницу, часов в 10 утра. В противном случае я сам Вам ее доставлю не спеша. Так как я уже окончательно переезжаю то и нет нужды пересылать мне в Мерекюль следующие NoNo "Гражданина".

Ваш К. Победоносцев.

Среда 29 августа/73 а Статья Победоносцева "Испания" напечатана в No 37 "Гражданина" от 10 сентября 1873 г. за подписью ZZ, с редакционным примечанием, очевидно написанным Достоевским: "Мы особенно рекомендуем вниманию читателей "Гражданина" эту статью нашего почтенного сотрудника ZZ, в которой чрезвычайно ярко изображены главнейшие существенные обстоятельства одного из самых любопытнейших и знаменательных явлений в современной истории европейского человечества. -- Ред." б Статья "Франция (взгляд на теперешнее ее состояние)" за подписью ZZ напечатана в No 35 "Гражданина" от 27 августа 1873 г. Статья трактует о борьбе политических партий вокруг кандидатуры графа Шамборского на королевский престол под именем Генриха V. Об этом же сам Достоевский писал в своих "Обзорах иностранных событий". Посылаю Вам, почтеннейший Федор Михайлович, дополнение к статье об Испании 3 . Его неудобно вставить в текст, но жаль упустить, и потому я полагал бы поместить его в виде подстрочного примечания к той строке, где говорится об участии агентов Интернационалки в беспорядках. Потом в последней (III) статье о книге Стифена (Братство) в самом конце, в заключительных словах автора я пропустил и напутал. Благоволите исправить. Тут сказано: что нам делать? И затем должно стоять следующее. "Будь тверд и мужествен, не страшись и не бойся" (Второз. XXXI 6. 7. Слова Моисея Иисусу Навину) б. У меня для текста оставлено место, ссылка сделана: но кажется прибавлено, совершенно неправильно, что это относится к переходу через Чермное море. Это потрудитесь вычеркнуть. Следующие NoNo газеты потрудитесь присылать сюда на квартиру (Болыи. Конюшенная, д. Финской церкви).

Душевно уважающий и преданный
К. Победоносцев.

Пятница а Дополнение Победоносцева к его статье об испанских делах представляет несомненный интерес: "До 1868 г. в Испании не было слышно об Интернационалке, а в настоящую минуту Испания считается главным гнездом ее. Таким быстрым развитием нового учреждения Испания, по словам женевского корреспондента газеты "Тайме", обязана известному русскому политическому выходцу Бакунину. Он придумал воспользоваться распространившимся в народе равнодушьем к политическим вопросам для образования союзов рабочих с целью увеличения рабочей платы и уменьшения рабочих часов. В Барселоне и Мадриде организовал он центральные комитеты из докторов, адвокатов и журналистов. Эти комитеты взяли на себя пропаганду рабочих союзов, тщательно избегая всяких политических вопросов и потому без затруднения склоняли рабочих соединяться для упомянутой практической цели. Правительство не видело ничего опасного в этой пропаганде, не касавшейся до политики, и кортесы стали преследовать союзы рабочих только в настоящее время, когда уже поздно стало им противодействовать. По сведениям, объявленным на нынешнем конгрессе Интернационалки в Женеве, успехи ее, в Испании идут очень быстро..." (Следует ряд цифр.) Достоевский последовал полученному указанию и поместил "дополнение" в виде подстрочного примечания к следующему месту злобствующей публицистики Победоносцева: "Как вороны на мертвечину, собрались сюда же агенты Интернационалки, поднимают чернь и рабочих и устраивают, где можно, Коммуну со всеми ее ужасами..."("Гр." 1873, с. 992). б Указанные исправления внесены в текст ("Гр." 1873, с. 1010). Посылаю Вам, почтеннейший Федор Мих., другое дополнительное примечание к статье об Испании. Его можно поместить в другую выноску, там, где помянуто о Дон Карлосе 3 . Думаю, что оно не лишнее, ибо объяснит многим, не следящим за журналами, кто таков Дон Карлос.

Душевно преданный
К. Победоносцев.

Воскресенье а Второе примечание к статье "Испания", присланное при сопроводительной записке представляет собой биографическую справку о Дон Карлосе с изложением его прав на корону и общей характеристикой его политических идей. Примечание было помещено в соответственном месте ("Гр." 1873, с. 993). Почтеннейший Федор Михайлович. Посылаю Вам обещанную статью в "Русские листки из-за границы" а.

Душевно уважающий и преданный
К. Победоносцев.

14 сентября а Напечатано в No 39 "Гражданина" от 24 сентября: "Русские листки из-за границы" IX. "Новая вера и новые браки" за подписью В. Видите, почтеннейший Федор Михайлович, что я Вас не забываю. Все хочу сказать б_а_с_т_а, -- и продолжаю покуда могу. Посылаю Вам вещь, на недостаток которой Вы как-то жаловались: О_б_з_о_р в_а_ж_н_е_й_ш_и_х у_з_а_к_о_н_е_н_и_й а. Он разделен на 12 рубрик, без оглавлений.

Душевно преданный
К. П.

18 сент. а Статья "Обзор важнейших узаконений за летние месяцы (с 18 мая по 11 сентября)" напечатана в No 39 "Гражданина" от 24 сентября 1873 г. без подписи и с редакционным примечанием: "Такие обзоры мы надеемся и впредь помещать в "Гражданине" примерно за каждую четверть года. -- Ред.". Почтеннейший Федор Михайлович. Посылаю еще статейку а. В сегодняшней (39 No) я заметил, что наборщики иногда неправильно разбивают текст и помещают в ту же строку то, что в оригинале начинается новою строкою, и наоборот. От этого иногда извращается или ослабляется смысл.

Душевно преданный
К. П.

24 сент. 73 а "Церковь и государство в Германии". Статья напечатана в No 40 "Гражданина" от 1 октября 1873 г. без подписи. В оглавлении помечена обычным псевдонимом Победоносцева -- ZZ. б В No 39 "Гражданина" две статьи Победоносцева: "Обзор важнейших узаконений" (без подписи) и "Русские листки из-за границы". IX. Новая вера и новые браки" (за подписью В.). Почтеннейший Федор Михайлович. Посылаю прилагаемую вещь а. Но еще раз, и в особенности по поводу этой вещи, прошу наблюсти величайшее молчание относительно автора б. Это очень для меня существенно.

Душевно преданный
К. П.

Вторник а Победоносцев направил к Достоевскому статью "Съезд юристов в Москве" с эпиграфом: "И, бабушка, затеяла пустое...". Она вызвана предположением юридического факультета Московского университета созвать в 1874 г. съезд русских юристов в Москве. Очевидно, опасаясь нежелательных выступлений и заранее считая своим долгом дискредитировать всякое общественное начинание, Победоносцев выступает с резкой критикой проекта. В качестве бывшего профессора Московского юридического факультета Победоносцев был хорошо знаком с его личным составом, и в эту сторону он и направил свои критические стрелы. Этим, конечно, и объясняется его требование строжайшего анонимата. Не лишено интереса, что в своей критике факультета Победоносцев называет и своего будущего помощника по управлению Синодом и преемника на посту обер-прокурора В.К. Саблера ("кафедра уголовного права занята была в течение одного года молодым доцентом Саблером; но он долее года не выдержал и оставил академическую деятельность"). Победоносцев заключает, что намеченный съезд, созванный факультетом, "существующим более по имени, нежели в действительности", сведется к "праздным речам со взаимным величанием и взаимным обольщением под покровом нарядного знамени". "Не лучше ли обойтись без представления, которое может еще оказаться комическим?" б 23 октября 1873 г. Достоевский сообщал Победоносцеву: "В квартире редакции живет один писарь; ему, без означения, разумеется, Вашего имени и дана Ваша статья для переписки. Завтра она, переписанная чужой рукой, поступит в типографию. В типографии же Вашу руку знают еще с прошлого года, и именно корректорша, которая имеет в городе некоторые литерат. сношения (с От. Записками, наприм.). Таким образом никто не будет знать на этот раз, что статья Ваша, кроме меня и секретаря редакции" и проч. (Ф.М. Достоевский. "Письма", под ред. А.С. Долинина, III, 87). Статья Победоносцева появилась в No 44 "Гражданина" от 29 октября 1873 г. за подписью ***. Вторник Почтеннейший Федор Михайлович, сегодня, видевшись с Мещерским а, я передал ему статью очень любопытную об автобиографии Милля б. Уведомляя Вас об этом, покорнейше прошу, если возможно, не ставить ее в рубрику "Критика и библиография" -- так как, по мнению моему, под этою рубрикой она мало заметна будет для читателей в. Завтра мож. быть увидимся.

Душевно преданный
К. П.

А Мещерский, Владимир Петрович (1839-1914) -- основатель реакционнейшего еженедельника "Гражданин". Сближение с Мещерским относится к последнему периоду биографии Достоевского. Ближайшие друзья, с которыми он так усиленно переписывался из-за границы, А. Н. Майков и Н. Н. Страхов вероятно ввели его вскоре по его возвращении из Германии в кружок князя В.П. Мещерского, который осенью 1871 г. был занят организацией задуманного им журнала с "охранительными боевыми задачами". -- "Восприемниками [нового издания], -- свидетельствовал впоследствии Мещерский, -- были К. П. Победоносцев, А. Н. Майков, Ф. М. Достоевский, Ф. И. Тютчев, Н. Н. Страхов, М. О. Коялович, Б. М. Маркевич. Тогда же основались мои среды. Они назывались литературными. Но вернее их было назвать политическими, ибо главными предметами бесед и споров, главною причиною оживления была политика дня в жизни государственной и в жизни печати". В редакторы был приглашен Г. К. Градовский. Но уже к концу первого года издания обнаружились расхождения редактора с издателем, и осенью 1872 г. наступил редакторский кризис "Гражданина". В этот момент Достоевский предложил Мещерскому взять на себя редактирование его органа. Предложение это было весьма сочувственно принято как издателем, так и всем его кружком. Наиболее тесное сотрудничество установилось у Достоевского на первых порах с его непосредственным шефом по "Гражданину". Достоевский не мог не считаться с Мещерским как с инициатором и собственником издания, близким к придворным лицам и интересам. Но сравнительная молодость Мещерского (в момент знакомства с Достоевским ему было 32 года) и недостаточная литературная опытность нередко вызывали Достоевского на авторитетное вмешательство в разрешении возникавших редакционных проблем. Он считал необходимым отменять чересчур резкие реплики Мещерского в полемических статьях ("Ответ на запрос С.-Петербургских Ведомостей"), но в некоторых случаях проверял у Мещерского верность своих решений (напр. по поводу рассказа "Картинки из офицерской жизни"). (См.: Ф. М. Достоевский. "Письма" под ред. А. С. Долинина, М., 1934, 86-88, 313-316). В своих "Воспоминаниях" Мещерский оставил следующую характеристику Достоевского: "Я не видел на своем веку более полного консерватора, не видел более убежденного и преданного своему знамени монархиста, не видел более фанатичного приверженца самодержавья, чем Достоевский... Мы все были маленькими перед его грандиозной фигурой консерватора... Достоевский был как аскет строг и как неофит фанатичен в своем консерватизме". Личность Мещерского получила впоследствии достаточно полную оценку со стороны близко наблюдавших его современников. А. В. Богданович отмечает в своем дневнике к концу царствования Александра III: "Все чувствуют, что ненормально ведется дело, что назначения на высшие места не выдерживают критики. В Мещерском, в его "Гражданине" видят силу, все знают, что за грязная личность этот князь, все волнуются, что нет человека открыть глаза царю, который принимает его и беседует с ним". С. Ю. Витте в своих воспоминаниях сообщает, что Кривошеий был назначен министром путей сообщения при поддержке редактора "Гражданина" В. П. Мещерского, как, видимо, и Плеве. По свидетельству Витте, отношения "Мещерского к монархам и власть имущим имеют одну цель: получить денежные субсидии на его журнал "Гражданин", субсидии, на которые князь Мещерский живет вместе со своими молодыми людьми, а с другой стороны, для того, чтобы наиболее любимых молодых людей возможно более награждать за счет казны" (Витте. "Воспоминания", т. II, с. 370). б Статья называлась: "Картина высшего воспитания. Автобиография Дж.-Стюарта Милля" (J.-St. Mill. Autobiography. Lond., 1873). Статья появилась в No 55 "Гражданина" 1873 г. от 5 ноября за подписью В. в Просьбу Победоносцева Достоевский исполнил: он не включил статьи в отдел "Критики и библиографии", а поместил ее на видном месте, сейчас же после передовой статьи. 28 дек. вечер Достопочтеннейший Федор Михайлович. От всей души поздравляю Вас с праздником и желаю, чтобы эти строки застали Вас в добром здоровьи. Опасаюсь, что Вы на меня сердитесь, и вот почему спешу изъяснить Вам дело. На праздник я уезжаю обыкновенно в монастырь. Вернувшись оттуда 25 числа нашел я у себя записку Мещерского, наскоро написанную им перед отъездом, где он умоляет дополнить его Петерб. обозрение подробностями о приезде Эдинбургского принца а. За эту записку я посердился на Мещерского, как он меня обременяет делом, которого я не умею и не хочу делать. Да и подробностей этих я не знаю и не собираю -- совсем не мое дело еще писать об них. Кроме того мне и некогда. Между тем сегодня принесли мне из типографии корректуру, с тем чтобы я прислал ее обратно вечером -- очень-де нужно. Случилось это в мое отсутствие, и совсем не было мне приятно, потому что я не хочу иметь никаких отношений к типографии. Отослать корректуру обратно было не с кем, а вечером какой-то пьяненький служитель пришел взять ее и пошел за разрешением к Вам. Воображаю, что Вас он потревожил заботою, но прошу Вас, почтеннейший Федор Михайлович, не поставить ее мне на счет. Здравствуйте и радуйтесь.

Душевно уважающий и преданный
К. Победоносцев

А Об этом в No 52 "Гражданина" от 29 декабря заметки и сообщения в отделах "Хроника за две недели" и "Петербургское обозрение". б Корректура статьи "Подлежит ли земство по закону ответственности за непринятье мер против голода" за подписью В. П-ч. Достопочтеннейший Федор Михайлович. Очень досадно было бы а, что Вы были вчера у меня и не застали, тем более досадно, что в эти часы я по большей части дома и только вчера случилось, что дома не обедал. Досадно, что упустил случай посидеть с Вами и побеседовать, чего уже давно не бывало. А сегодня поздравляю Вас с успехом, потому что едва нашел (в 4 часа) номер Вашего Дневника б: почти везде отвечали -- все листы разобраны, и мы послали за новой провизией. Как-раз сегодня же вышла и моя книжка: И_с_т_о_р_и_ч_е_с_к_и_е и_с_с_л_е_д_о_в_а_н_и_я и с_т_а_т_ь_и в, которую завтра Вам доставлю. До свиданья.

Душевно уважающий и преданный
К. Победоносцев

31 января 1876 а Так в подлиннике. б Январский выпуск "Дневника писателя" был составлен особенно разнообразно: здесь и "Мальчик у Христа на елке", и "О молитве великого Гете", и о "будущем романе" "Подросток", и о колонии малолетних преступников, и важный автобиографический отрывок "Фельдъегерь", и проч. в Книга сохранилась в библиотеке Достоевского: "Исторические исследования и статьи" К. Победоносцева, д. чл. воск. Общ. Ист. и Древн. Росс. СПБ., 1877. Об этой книге Достоевский писал 11 января 1876 г. В. С. Соловьеву: "Голос" (воскресенье 11-ое января) публикует (в объявлениях) о том, что печатается книга "Исторические исследования и статьи К. П. Победоносцева". Вот об чем упомяните непременно. Это должно быть нечто чрезвычайно серьезное, прекрасное и любопытное очень. Я жду чего-нибудь очень важного от этой книги. Это огромный ум" ("Письма" под ред. А. С. Долинина, М.-Л., 1934,111,202). В библиотеке Достоевского имелось еще две книги Победоносцева: "Приключения чешского дворянина Братислава в Константинополе в тяжелой неволе у турок с австрийским посольством 1591". Перевод с чешского. СПБ., 1877. -- Фома Кемпийский "О подражании Христу". 4 книги. Новый перевод с латинского К. Победоносцева, с предисловием и с примечаниями переводчика. СПБ., 1869. Почтеннейший Федор Михайлович. Хотел непременно повидаться с Вами перед отъездом за границу, но сил моих нет от жару, и потому на письме желаю Вам доброго лета с полным обновлением сил. Между тем, хочу сообщить к Вашему сведению любопытные и ужасные черты судьбы наших несчастных эмигрантов, Герцена и Ко. Посмотрите -- кто из них не умалишенный, и доктор Крупов а как плачевно оправдывает свою теорию! Вы слышали, конечно, достаточно о жене Огарева, что это ведьма, а не женщина. Герцен всю жизнь терпеть ее не мог, не мог видеть ее без отвращения и говорил об ней не иначе как: c"est une vipère. Между тем, со своею второю женой он жил, как кошка с собакой, и не знаю как случилось, посреди этого домашнего ада, сошелся с ненавистною ему женой Огарева. Она -- неизвестно как -- стала его любовницей, не переставая возбуждать в нем нравственное отвращение. Последним ударом ему было сумасшествие обожаемой им дочери от первого брака Натальи. Наконец, вторая жена его умерла. M-me Огарева тотчас переехала к нему и водворилась с ним. Тут начался у них пущий ад, и мученье усложнилось еще тем, что с ним была дочь, прижитая от Огаревой, такая же ехидная, как и мать, -- дочь и мать ненавидели друг друга и грызлись с утра до вечера. Конечно, дочь с детства воспитывалась в полном материализме и безверии. Эта-то дочь отравилась недавно, как Вы читали, я думаю, в газетных смутных известиях. Любопытны обстоятельства. Она намочила вату хлороформом, обвязала себе этим лицо и легла на кровать. Так она умерла. Перед смертью написала она следующую записку, которую рассказывал здесь дословно И.С. Тургенев. Вот (почти-что так, сколько я помню) в чем она заключается. Je m"en vais entreprendre un long voyage. Si cela ne réussit pas, qu"on se rassemble pour fêter ma ressurection avec du Cliquot. Si cela réussit, je prie qu"on ne me laisse enterrer que tout a fait morte puisque"il est très désagréable de se reveiller dans un cercueil sous terre. Ce n"est pas chique! Последнее словечко очень выразительно -- не правда ли? В довершение всей этой трагикомедии -- вот история об Огареве, из того же источника. Он жил в Женеве, равнодушный ко всему. Самый главный интерес составляла для него кухарка его англичанка, ибо ему казалось, что никто кроме ее не готовит ему вкусного обеда и что он может есть с приятностью только ее кушанье. Но этой кухарке стало невтерпеж жить у него и, наконец, она объявила ему, что она должна уехать на родину. Огарев пришел в невообразимое отчаяние и чтоб избавиться от грозившего бедствия, решился уехать с ней на родину ее в Гриничь. Там он и живет у нее на хлебах, в обществе лавочников и рабочих, не зная ни слова по-английски. Сообщаю Вам весь этот материал, любезный Федор Михайлович, и уезжаю. До свидания.

Душевно преданный
К. Победоносцев

3 июня 1876 Последний Ваш номер очень удовлетворил меня. Не смущайтесь, если Вас ругать станут в. Надо не кланяться идолам, а повергать их во прах. а Герой ранней повести Герцена "Записки доктора Крупова", считающий, что человечество -- сплошное сборище сумасшедших. Тургенев и Победоносцев довольно верно запомнили и передали текст предсмертной записки Лизы Герцен. В настоящее время он опубликован полностью (к сожалению, в переводе) в "Архиве Огаревых", ред. М.О. Гершензона. Гиз, 1930, с. 214. б Достоевский в "Дневнике писателя" дал следующий перевод французской записки: "Предпринимаю длинное путешествие. Если самоубийство не удастся, то пусть соберутся все отпраздновать мое воскресение из мертвых с бокалами Клико. А если удастся, то я прошу только, чтоб схоронили меня, вполне убедясь, что я мертвая, потому что совсем неприятно проснуться в гробу под землею. Очень даже не шикарно выйдет!" В своем письме от 3 июня 1876 г. Победоносцев сообщает Достоевскому сведения о тяжелой семейной катастрофе в кругу Герценов-Огаревых в целях опубликования этого материала в "Дневнике писателя". В настоящее время, когда изданы письма, освещающие роман Лизы Герцен с Шарлем Летурно и связь Огарева с Мэри Сэтерленд, реляция Победоносцева представляется особенно недостойной. Глубоко волнующие своим жизненным драматизмом человеческие документы из огаревских архивов вскрывают до конца холодную расчетливость крупного государственного деятеля, не брезгующего оглаской в печати интимных дел своих политических противников. Достоевский так и понял полученное им письмо. В октябрьском выпуске "Дневника писателя" за 1876 г., в главе "Два самоубийства", он привел цитату из письма Победоносцева и текст французской записки, сославшись при этом на одного "уважаемого корреспондента". Правда, он не назвал ни одного имени и совершенно обошел историю Огарева (своего бывшего женевского приятеля, оказавшего ему некоторые услуги), но об остальном сообщил в очень прозрачных обозначениях. Эпизоду смерти Лизы Герцен придано соответственное освещение: самоубийца -- дочь одного слишком известного русского эмигранта, родившаяся за границей, русская по крови, но почти уже совсем не русская по "воспитанию"... "Тут слышится душа, именно возмутившаяся против "прямолинейности" явлений, не вынесшая этой прямолинейности, сообщавшейся ей в доме отца еще с детства", и проч. Фактическая сторона письма Победоносцева в ряде мест не соответствовала действительности. в "Дневник писателя" 1876 г., май (дозволен цензурою 30 июня). Слова Победоносцева относятся очевидно к характеристике, данной Достоевским адвокату Утину, защитнику Каировой ("условно-либеральная гуманность" и проч.). Достопочтеннейший Федор Михайлович. Сегодня просил я кого следовало о Марье Остроумовой а и имею надежду, не дадут ли ей рублей сто в пособие. Когда что узнаю верно, не премину Вас уведомить.

Душевно уважающий и преданный
К. Победоносцев

18 окт. 1876 а Марья Остроумова -- проживавшая в Старой Руссе вдова священника, о выдаче денежного пособия которой Достоевский видимо хлопотал у К. П. Победоносцева. См. No 18. Многоуважаемый Федор Михайлович. Не знаю, доставляете ли Вы свой "Дневник писателя" наследнику цесаревичу? Если нет, то не дурно было бы, когда б Вы ему посылали. Я знаю, что вчера, в бытность его у братьев, ему говорено было про некоторые статьи и рекомендовано обратить на них внимание а.

Душевно преданный
К. Победоносцев

Вы можете послать вышедшие листы просто на имя великого князя с почтой; а если желаете доставить с т_о_л_к_о_в_а_н_и_е_м б,то благоволите прислать ко мне и я отошлю их к нему с письменным объяснением, что это от Вас представляется. Суббота. 13 ноября 1876 а Редакция этой записки дает основание предположить, что "рекомендация" исходила от самого Александра II; указания "в бытность его [наследника] у братьев" (т.е. у великих князей Сергея и Павла) и обороты "говорено" и "рекомендовано" как будто указывают на такой именно источник. О внимании Александра II к Достоевскому свидетельствует, видимо, и письмо последнего к А.Г. Достоевской от 25 июля 1873 г.: "На острове Байте [Победоносцев] читал мое Преступленье и наказанье (в 1-й раз в жизни) по рекомендации одного лица слишком известного тебе одного моего почитателя, которого сопровождал в Англию. Следственно дела еще не совсем очень плохи. Пожалуйста не болтай, голубчик Анечка". Победоносцев находился в свите Александра II во время его поездки за границу летом 1873 г. Правительство Александра II доставило Достоевскому немало тяжелых неприятностей. Оно держало его почти до самой смерти под секретным надзором, следило за его связями за границей и наконец совершенно беззаконным закрытием его журнала в сущности разорило его. Но при этом Александр II видимо демонстрировал иногда интерес к Достоевскому. Воспитанник Жуковского и Сперанского, оценивший "Записки охотника", он считал подчас нужным делать милостивые жесты в сторону литературы. К тому же еще Николай I видимо по придворным подсказам сделал какой-то демонстративный жест культурного внимания к прошумевшим "Бедным людям". Следует думать, что известные строки в эпиграмматическом послании Тургенева и Некрасова к молодому Достоевскому: "Тебя хвалит император, уважает Лейхтенберг" не лишены какой-то фактической основы. Впрочем, вскоре после этих похвал состоялась высочайшая резолюция о Достоевском: на четыре года (на каторгу), а потом рядовым. Достоевский впоследствии полагал, что этой конфирмацией, отменявшей смертный приговор генерал-аудиториата, царь "пожалел в нем молодость и талант". Но соображение это едва ли правильно в виду общего характера меры, примененной к осужденным петрашевцам: участь Достоевского после царской конфирмации оказалась сравнительно далеко не самой легкой. Меньше всего Николай I считался с талантом молодого автора, на долгие годы прервав его литературную деятельность. После смерти Достоевского Александр II оказывает ряд "милостей" его семье. б Достоевский счел нужным преподнести "Дневник писателя" "с толкованием" и представил его при сопроводительном письме. См. ниже примечание к "Извещению дворцовой конторы". Почтеннейший Федор Михайлович, вот справка, если хотите, я могу написать Губернатору.

Впрочем вероятно теперь деньги уже выданы. Понедельник

[Приписка Победоносцева внизу следующей официальной справки]

Всемилостивейше пожалованные в единовременное пособие вдове Священника Остроумовой 100 рублей препровождены к Новгородскому Губернатору при отношении Статс-Секретаря у Принятия Прошений от 21-го декабря 1876 г. за No 10715, для выдачи просительнице, по месту ее жительства в г. Старой Русе. Вот, любезнейший Федор Михайлович, когда Вы были у меня, то сетовали, что январский No Дневника выйдет у Вас не в меру слабый, а вышло наоборот -- весь в силе а, и я, только что прочитав его, спешу благодарить Вас за прекрасные статьи -- все хороши, особенно, что Вы рассуждаете о штунде, да и о Фоме Данилове б. Здравствуйте и радуйтесь.

Душевно преданный
К. Победоносцев

1 февр. 77 а Январский выпуск "Дневника писателя" 1877 г. состоял из следующих статей: Глава первая. I. Три идеи. II. Миражи, штунда и редстокисты. III. Фома Данилов, замученный русский герой. Глава вторая. I. Примирительная мечта вне науки. П. Мы в Европе лишь стрюцкие. III. Русская сатира. "Новь", "Последние песни". Старые воспоминания. IV. Именинник. б Фома Данилов, по справке самого Достоевского -- "унтер-офицер 2-го Туркестанского стрелкового баталиона, захваченный в плен кипчаками и варварски умерщвленный ими после многочисленных и утонченнейших истязаний 21 ноября 1875 года в Маргелане за то, что не хотел перейти к ним на службу и в магометанство". Достоевский вспомнил его в "Братьях Карамазовых" в главе "Контроверза" (ч. I, кн. III, гл. VII). Почтеннейший Федор Михайлович. Зная Вашу заботливость, я уже беспокоюсь отчего не выходит до сих пор Дневник? Здоровы ли, здесь ли Вы, и все ли у Вас благополучно? Если это письмо дойдет до Вас, напишите мне словечка два по адресу: в Ораниенбаум во Дворце 3 .

Душевно преданный
К. Победоносцев

И какой Ваш деревенский адрес? 6 июля 1877 а В начале июля 1877 г. Достоевскому пришлось оставить деревню, где он отдыхал (имение "Малый Прикол" Курской губ.), и "ехать в Петербург, чтобы редактировать и выпустить в свет летний двойной No 2 "Дневника писателя" за май -- июнь" ("Воспоминания А.Г. Достоевской", 225-226; прим. ред. -- изд. в М.--Л., 1925). В Петербурге его ждало немало хлопот по типографии, цензурному комитету, чтению корректур и проч. Достоевский приехал в Петербург 5 июля в 11 час. утра, а на другой день получил письмо Победоносцева из Ораниенбаума. В письме к жене от 7 июля Достоевский сообщает: "Вчера вечером получил письмо от Победоносцева. Пишет наугад, беспокоясь за меня и не зная где я, на прежний адрес: не выходит дескать "Дневник", не сделалось ли чего с Вами? Сам он в Ораниенбауме, живет во дворце. Напишу ему, но вряд ли сам поеду -- некогда". Письмо Достоевского к Победоносцеву за июль 1877 г. неизвестно. Добрейший Федор Михайлович. Вот уже вторая неделя, как я сижу дома, простудившись, с тяжелой головою. Если Вы здоровы, и есть досуг, не зайдете ли на днях вечерком побеседовать, -- чего давно уже не бывало.

Душевно преданный
К. Победоносцев

28 февр. 1878 Петербург. Достопочтеннейший Федор Михайлович. Вам понравилась московская речь Преосв. Амвросия. Думаю, что понравится и другая, недавно сказанная им в Московской Семинарии f .

Душевно преданный
К. Победоносцев

30 ноября 78 а Амвросий (Алексей Иосифович Ключарев)(1821--1901) -- церковный писатель и проповедник, редактор журнала "Душеполезное чтение", руководитель издания "Вера и разум". Выступая на общественно-политические темы, Амвросий яростно боролся с "вольнодумством" (свобода совести, свобода печати, женское образование и пр.). Некоторые его проповеди печатались в "Московских Ведомостях". Речи свои Амвросий произносил на всевозможные "темы дня": по случаю заключения мира с Турцией, убийства шефа жандармов Мезенцева и харьковского губернатора Кропоткина, покушения на Александра II, смерти Юрия Самарина, различных манифестов и пр. "Московская речь", о которой пишет Победоносцев -- проповедь Амвросия по поводу убийства в Петербурге шефа жандармов Мезенцева, произнесенная 12 сентября 1878 г. По основным положениям она действительно близка воззрениям Достоевского в эту эпоху: "спасительная сила церкви" (превосходство христианства перед всеми человеческими учениями и превосходство православия перед всеми другими исповеданиями); духовно-нравственное воспитание в противовес новейшим педагогическим теориям "европейских руководителей"; духовный опыт "святой Руси", противопоставленный учениям "наших космополитов, ненавистников родной земли"; исконно русская религиозная философия, которую "мы не заметили: мы искали в Европе последнего слова философии и зато видели, как пред нами проходили поколения шеллинги-стов, гегелистов, реалистов, материалистов, социалистов..." ("Проповеди Амвросия, епископа Дмитровского, викария московского за последние годы служения его в Москве" (1873-1882). М., 1883, с. 136-140). Вторая проповедь, которая по мнению Победоносцева понравится Достоевскому, -- это "Речь воспитанникам московской духовной семинарии", произнесенная 8 ноября 1878 г. В ней развиваются положения предыдущей речи (высокие цели церкви и борьба ее "с духовными врагами человечества", возможность примирения "веры со здравыми научными познаниями", восстановление в народе русском "утраченной цельности" и пр.). Почтеннейший Федор Михайлович. Рекомендую Вам прочесть фельетон в прилагаемом No Соврем. Известий f . В нем метко выражена основательная мысль и подмечено явление слишком обыкновенное в нашем обществе. Кстати. Помня, что Вы иногда заходили ко мне по субботам вечерами, скажу на всякий случай, что завтра я должен провести целый вечер в утомительном заседании.

До свидания.
Ваш К. Победоносцев

Пятница 12 янв. 79 а "Современные Известия" -- московская ежедневная газета правого направления (издавалась И.П. Гиляровым-Платоновым с 1 декабря 1867 г.) с подзаголовком "политические, общественные, церковные, ученые, литературные и художественные [известья]". Фельетон, рекомендованный Победоносцевым, -- вероятно из No 9 "Современных Известий" от 10 января 1879 г. под заглавием "С того света". В фельетоне описывается случай, происшедший под новой год в ресторане "Эрмитаж", где двое юнкеров не выказывали достаточного почтения к обедавшему там "герою Дубасову, взорвавшему на Дунае в последнюю войну турецкий броненосец". В шовинистическом тоне фельетонист возмущается "Митрофанушками", не понимающими, что "подвиги таких героев, как Дуба сов, Скобелев и др., должны служить руководством и примером для каждого честного русского солдата"... Это, вероятно, и есть "основательная мысль", вызвавшая одобрение Победоносцева. Многоуважаемый Федор Михайлович. На случай, когда бы Вам нужно было видеться с Катковым а, спешу Вас уведомить, что он здесь на несколько дней и остановился у зятя своего кн. Шаховского на площади Большого театра, No 6, дом Варгина.

Душевно преданный
К. Победоносцев

14 фев. 79 а Катков, Михаил Никифорович -- реакционный публицист, редактор "Московских Ведомостей" и "Русского Вестника", сыгравший заметную роль в литературной биографии Достоевского. Свои большие романы (за исключением "Подростка") Достоевский печатал в "Русском Вестнике". В 70-е годы он был прилежным читателем "Московских Ведомостей". Иные из передовиц Каткова оставляли заметные следы на его художественном творчестве. Неутомимый обличитель нигилизма, гневный обвинитель Нечаева и Бакунина, воинствующий националист, готовый всюду видеть следы "польской интриги", непримиримый враг интеллигенции ("как только начнет действовать наша интеллигенция -- мы падем") Катков многому научил Достоевского-политика. В ряде спорных государственных вопросов романист примыкал к выводам московского публициста и нередко отражал в своих высказываниях директивные тезисы катковских статей. Под конец жизни он, видимо, разделял возмущение Каткова судом присяжных (после дела Веры Засулич) и вполне солидаризировался с его нападками на самую идею русского общественного суда. В отличие от многих представителей петербургской администрации Достоевский в полном согласьи с "Московскими Ведомостями" в последний год своей жизни приветствовал начинания Лорис-Меликова в направлении общественного "замирения". Газета Каткова, как и "Русский Вестник", по основным вопросам перекликалась с петербургским "Гражданином". Любезнейший Федор Михайлович. Сейчас был у меня о. архимандрит Симеон и привез, для передачи Вам, выписанные им из книг подробности монашеского погребенья а, о которых он при свидании запамятовал объяснить Вам.

Душевно преданный
К. Победоносцев

24 февр. 1879 а Выписки эти, очевидно, послужили Достоевскому для описания погребения старца Зосимы в главе "Тлетворный дух" ("Братья Карамазовы", ч. III, кн. VII, гл. I). В первых же строках своего описания Достоевский цитирует "Большой Требник", выписки из которого очевидно и были ему присланы Победоносцевым 24 февраля 1879 г. Глава "Тлетворный дух" появилась в сентябрьской книжке "Русского Вестника" 1879 г. Сопоставление этих дат дает возможность датировать работу Достоевского над 7-ю книгой своего романа: весна-лето 1879 г. Почтеннейший Федор Михайлович. Вчера, по уходе Вашем, я написал и послал потребное письмо Градоначальнику. В понедельник надеюсь встретиться с Вами за обедом: Арсеньев пишет мне, что у них на этот день предположение, и я сообщил им Ваш адрес.

Душевно преданный
К. Победоносцев

3 марта 1879 Христос Воскрес. Обнимаю Вас, любезнейший Федор Михайлович, и сердечно благодарю за память. Жалею, что не видал Вас, а только Ваши карточки. Я сегодня лишь вернулся из Сергиевской Пустыни, где доволен был и мирен целую неделю. В 3 часа поехал к вечерне в Исакиев. Собор -- а между тем явились Ваши карточки. Посылаю Вам статьи из вчерашних Моск. Вед. а

Душевно преданный
К. Победоносцев

Пасха 1879 а "Вчерашние Моск. Вед." -- No 81 от 31 марта 1879 г., так как по случаю пасхи "следующий No Московских Ведомостей" (согласно объявлению на 1-й с. No 81) выйдет в четверг 5 апреля". Статьи, упомянутые Победоносцевым, -- помещенные на 4 и 5 страницах фельетоны и корреспонденции. В одной из них -- "В мире курьезов", газета возмущается "научной ревностью не по разуму петербургских врачей", объявивших о чуме в России (темой этой интересовался Достоевский и затронул ее в "Гражданине"), и полемизирует с Градовским по поводу его последних статей в "Голосе"; особенное место фельетонист уделяет ироническому описанию чествования И.С. Тургенева в Петербурге и Москве преимущественно учащейся молодежью. Тургеневу же посвящена и вторая статья "С берегов Невы", в которой автор возмущается "ребячески жалкой" политической агитацией, предметом которой послужил Тургенев. Автор упоминает о публичном вечере, где самым лестным для них образом были приветствованы два писателя -- Тургенев и Достоевский: "оказывается произошло недоразумение: "мы, рукоплеща и г. Тургеневу и г. Достоевскому, способствовали чествованию единственно г. Тургенева и вовсе даже не в его качестве талантливого беллетриста, а в звании не то "политического", не то "общественного", но во всяком случае "западного" человека, "профессиональные идеалы которого всем нам дороги и святы". Потеха же и только!" И пр. Автор распространяется в дальнейшем о Тургеневе как "представителе западного конституционализма в России". Любезнейший Федор Михайлович. Припоминаю, что около 15 апреля Вы собираетесь переезжать в Старую Руссу а. Не надеюсь до отъезда увидеться с Вами, так как за болезнью в доме у меня я ни с кем не вижусь. От души желаю Вам счастливого пути -- уезжайте скорее -- там будет Вам тише жить и работать. В настоящую пору бежал бы из Питера в пустыню. Кланяюсь супруге Вашей и желаю вернуться благополучно и здорово в лучшую пору, . От души обнимаю Вас.

Душевно преданный
К. Победоносцев

11 апр. 1879 а Достоевский выехал в 1879 г. в Старую Руссу только в мае. б Панический тон последних строк объясняется покушением на царя А.К. Соловьева, 2 апреля 1879 г. На это видимо намекает сообщение: "За болезнью в доме у меня я ни с кем не вижусь". Сердечно благодарю Вас, любезнейший Федор Михайлович, за то, что Вы скоро меня вспомнили и написали мне, а меня простите за то, что не ответил Вам вскоре. Это совершенно противно обыкновению моему и сердечному желанию, и весьма редко со мною случается; а на этот раз произошло вследствие того, что у французов называется force majeure. Поверите ли, что целый месяц и больше того я не в состоянии был писать, и самые письма, мною получаемые, лежали у меня дня по три нераспечатанными: до того голова была занята с утра до ночи множеством забот и множеством лиц, с которыми приходилось беспрерывно видеться. Только теперь опоминаюсь от всей этой суеты. Впрочем работал я для доброго дела. Надобно было устраивать отправление 600 ссыльнокаторжных из Одессы на остров Сахалин. Мне хотелось устроить это дело так, чтобы скорбный этот путь стал по возможности путем утешения и чтобы вместо школы разврата, соединенной с этапным хождением, устроилась бы по возможности школа духовного назидания и порядка. Слава богу, обстановка вышла самая благоприятная. Прекрасный священник, всей душою преданный делу, -- другой, простой человек с горячею душой, благочестивый мещанин миссионер, с громадным запасом книг и т. под., доктор-старичок, человеколюбец, и два чиновника -- люди вполне достойные и одушевленные, -- командир судна толковый, распорядительный, с душою. Вы поверите, с какою заботою я следил за всем этим снарядом. Наконец 7 Июня корабль отплыл, напутствованный в Одессе архиереем Платоном, который сам приехал проводить арестантов и сказал им трогательные поучения, -- а в числе их есть люди, повинные в 40 убийствах. -- Экспедиция эта, первая в своем роде, прошла уже Красное море, и теперь должно быть на пути к Сингапуру. Вчера я получил первые любопытнейшие письма из Порт-Саида и, читая их, приходил в умиление. Благослави боже! Нас стращали беспорядками в пути; но вот в течение 2 недель -- все не нахвалятся поведением арестантов. Представьте себе только такую картину -- утро и вечер, посреди океана -- впереди священник и с ним 500 каторжных (ибо 100 масульман в числе их) поют хором молитву. На богослужении каторжные же поют по нотам. Тотчас по выходе из Босфора признано возможным снять с них кандалы, и мне описывают радость по этому случаю. Священник неотступно при них -- им позволено работать, их выпускают гулять на палубу и проч. Дай бог благополучного конца этому интересному плаванию, а я радуюсь, что заботы мои и моих сотрудников оказываются до сих пор непропащими! Да, любезнейший Федор Михайлович, жизнь наша так искривлена, так завалена и опутана, что в ней трудно бывает отыскать простые человеческие черты. И во времена Спасителя человек, по-видимому, глубоко вдумывавшийся в жизнь и помышлявший о долге, ставил вопрос, мучивший его душу и представлявшийся ему неразрешимым: кто есть ближний мой? А как он прост для простой не книжной души, и как просто решил его Спаситель. И мы все ходим по свету и мучим себя вопросом: что мне делать? И этот вопрос сбивает всех с толку -- он же, конечно, увлекает и массу молодежи, выросшей посреди книжных миазмов -- на путь лжи и беззакония. Да и не они одни -- все мы, слывущие интеллигенцией, путаемся в нем, словно леший обошел нас, а между тем возле нас лежит большой, царский путь правды. И вдруг иногда приходит минута, что мы видим этот путь, ступаем на него, и идем по нем легко и свободно, веселыми ногами, и жизнь вдруг становится ясною. Это только тогда и бывает, когда является простое отношение одной души к другой душе страждущей, нуждающейся и обремененной, когда является перед нами дело любви в самой простой форме блистающей неотразимой истиной без хитрости и заблуждения: "алчущего напитать, жаждущего напоить, нагого одеть и т. п.". Все это, как давно мы знали, еще из прописей, из начатков христианского учения -- как все это старо, и как все это свежо и ново! На этом основании строится все наше здание. Тут же и единственный, элементарный источник веры. Какое безумие спрашивать: докажи мне веру твою. Надо сказать: покажи мне веру твою. Она является не в отвлеченной формуле, а в живом образе живого человека и живого дела -- в образе божием, еже есть Адам человек -- и паки человек, т.е. Христос сын божий. Вера, любовь, надежда -- школа разделяет на три категории понятий, и это есть обольщение школы, ибо разбивать то нельзя, что в существе своем едино. Бог явился Илии пророку не в вихре и в буре, а в гласе хлада тонка, в тихом веянии ветра. О нынешних событиях и положении дел не стану много говорить -- Вы сами видите и чувствуете, а мне больно, больно и тяжко. Видя многое, что другие не видят, в людях и в делах, я не могу одушевляться надеждою, ибо для меня вопрос ставится просто: на репейнике не могут расти гроздия, на крапиве не вырастут смоквы. Живой человеческой силы, которая могла бы двинуть события, не слышно, и явственнее чем когда-либо ощущается, что дела наши в руке карающего и милующего бога. Часто с волнением в душе перечитываю 10 главу послания к евреям и страшный 31 стих а. Все так перепуталось и перемешалось в понятиях человеческих и в воле человеческой, что всякая аргументация стала пуста и бесплодна. Журнальные статьи, особливо в Пбурге, мне омерзительны. Нити не отыщешь, чтобы выйти из лабиринта, покуда нельзя будет сказать: бысть человек послан от бога, -- тот что станет на гумне и будет веять пшеницу. Сегодня газеты принесли известие великой важности. Во Франции принята 7 статья закона об обучении. Голос ликует, но от этого ликования страшно. Ведь это значит, что закон государственный отрицает право церкви -- учить и признает неспособными десятки тысяч людей, занимавшихся обучением не по профессии, не за деньги, но ради утверждения веры и по долгу церковного звания. Это -- приказ самого революционного свойства: и подумаешь, что у нас наши журналы требуют того же самого, и наши власти пожалуй вскоре вдохновятся тою же идеей. Обнимаю Вас от души, любезнейший Федор Михайлович, и кланяюсь супруге Вашей. Жена моя просит передать Вам ее поклон. Надеюсь, что и Вы сами, и все у Вас здоровы. Я проживаю в Петергофе, Разводная улица, No 4, но езжу почти ежедневно в Петербург. Жду теперь появления книжки Рус. вестника, чтобы знать окончание разговоров братьев Карамазовых о вере. Это очень сильная глава -- но зачем Вы так расписали детские истязания!

Ваш от души
К. Победоносцев

9 июня 1879. Петергоф. а Послание к евреям апостола Павла -- один из отделов "Нового завета". В 10-й главе говорится о страшном суде и "ярости огня" для тех, кто "получивши познание истины" произвольно грешит; 31-й стих: "Страшно впасть в руки бога живого!" б В No 178 "Голоса" от 29 июня 1879 г. в специальной передовой статье отмечено, что "подавляющим большинством голосов французская палата депутатов приняла проект закона о народном образовании, устраняющий участье в школьном деле католического духовенства... В общей сложности министерство Ваддингтона-Лепэна и, главным образом, министр народного просвещения г. Жюль Ферри, обещало блистательную победу. Сопротивление, противопоставленное их проекту, имело необыкновенно грозный характер. Иезуиты, понимая грозящую им опасность, сумели соединить в рядах коалиционной оппозиции 7-й статье проекта самые разнообразные элементы французского общества, начиная с сельского населения и кончая светскими женщинами... и все это не помогло!" Газета отмечает в заключении, что "во Франции клерикалы доживают последние дни своего могущества". Неудивительно, что закон этот произвел на будущего насадителя епархиальных школ в России впечатление революционного акта. Любезнейший и добрейший Федор Михайлович. Спасибо Вам за доброе письмо Ваше из Эмса а. Не зная об отъезде Вашем за границу, я удивился, когда нашел в Питере Вашу карточку, и если бы знал Ваш адрес, то уговорил бы завернуть ко мне в Петергоф, где мы на досуге побеседовали бы с Вами. Вижу, что Вам скучно и тошно в Эмсе, и понимаю. Но что делать, когда лечиться надобно, и должно. А что будет от лечения, в том бог волен. Только не раздражайте себя мыслию о смерти, в том смысле, как Вы пишете. Посудите Вы сами, когда жизнь исполнена такой нравственной тяготы, и когда смерть висит над человеком, стоит ли болезненно вглядываться в эту мысль. А что Вы пишете о детях: что с ними станется?, на это скажу Вам -- а почему Вы знаете, что с ними станется, когда Вы будете живы? Кто из нас, сколько ни заботься, может прибавить себе росту на один локоть? И от чего Вы убережете их, если бог не убережет? Будут терпеть? Но и при Вас разве нет терпения? И Вы сами разве не терпели? И всякому человеку разве не положено терпеть? Предоставьте их богу, и себя не смущайте. Мир во зле лежит и полон злых людей, но есть и добрые -- их бог посылает в нужную минуту. Не говорю -- к чему заботиться, чего опасаться? Но говорю -- смерти из-за того не стоит трепетать, что малые дети останутся. И мать у них есть, мать попечительная, а впрочем бог всем отец и все ведает, что неведомо никому. И так н_е п_е_ц_ы_т_е_с_я н_а у_т_р_е_е. Может, бог даст, еще и не мало поживем, и господь знает, на добро ли или на худо себе и другим. Господь весть. Впрочем мрачное настроение наше зависит часто от нездоровья и вы, бог даст, когда поправитесь, яснее будет на душе в. Я про себя скажу, что у меня на душе нелегко: меня крепко гнетет и давит все то, что я вижу и слышу в доступном мне кругу и во всей мимотекущей жизни. Притом многое, что знаешь и чувствуешь, приходится таить в себе и не поверять людям, чтобы не нарушить в них оставшееся верование в правду людей и событий. Великое дело вера -- и в делах человеческих. Мы сами иной раз не подозреваем, какую силу отнимаем у людей, легкомысленно передавая им свои впечатления и сомнения. Рад душевно тому, что Вы сообщаете мне о новой книге "Карамазовых". Буду ждать нетерпеливо выхода августовской книжки Р. В. -- Ваш "Великий инквизитор" произвел на меня сильное впечатление. Мало что я читал столь сильное. Только я ждал -- откуда будет отпор, возражение и разъяснение -- но еще не дождался. Вы пишете, что 1/10 доли не выполнили против задуманного; но эта вещь стоит того, чтобы заняться ею в цельном приеме, пополнить и переделать что нужно г. К сожалению полноте и цельности немало вредит то, что роман и пишется и выдается частями. Если бы можно было Вам же, написавши все, -- все вместе обозреть и проверить, во сколько раз Вы были бы довольнее. Когда художнику не удалась его статуя, или он не доволен, весь металл идет опять в горнило. Впрочем и то сказать, что всякий художник творит по-своему, и Вы, если бы выжидали, может быть никогда и не решились бы выпустить свое произведение: Желаю Вам тихих дней, тихого настроения, чтобы мысль зрела и округлялась в тишине. Всякий день имеет судьбу свою; и есть дни, когда колос вдруг спеет и вдруг наливается. Приятель наш Мещерский выпустил еще произведение в ответ современным вопросам "в улику времени" д. Не видал еще, что это такое, но вижу, какая поднялась руготня в журналах. Эта руготня скорее служит рекомендацией в изв. смысле, -- но я не сомневаюсь, что и сюда пущена нашим приятелем какая-нибудь ложка дегтю. Кроме того, мне крепко не нравится его манера -- печатать разгонисто маленькую книжку, выпускать ее с рекламой и брать дорогие деньги. Это пахнет лавочкой. От злосчастного Пуцыковича е не чаю ничего прочного. Все у него рассыпается, как дым -- и не будет от него ничего, потому что он подлинно не в состоянии работать. Странное его объявление об издании Гражданина в Берлине я встретил здесь в единственной газете -- в Московских епархиальных ведомостях! ж Мысль эта сама по себе весьма мне нравится, и на этой почве можно бы создать нечто весьма солидное -- только не Пуцыковичу. Увы! Он погибнет как Фаэтон, вздумавший покататься по небу в Фебовой колеснице. Жаль мне его по человечеству -- и мой ему совет всегда был -- бросить журнальное дело, которое не по плечу ему, и работать какую-нибудь маленькую работу. Обнимаю Вас от всей души, любезнейший Федор Михайлович! Христос с Вами!

Ваш К. Победоносцев

16 авг. 1879 Я еще в Петергофе, но на днях переезжаю в П-бург. а Письмо из Эмсаот9/21 августа 1879 г. б Достоевский сообщил Победоносцеву о своем прощальном визите: "Думал хоть минуту лично повидать Вас проездом в Эмс (из Старой Руссы через Петербург), был у Вас (в доме Финской церкви) и не застал, а швейцар сказал мне, что Вы очень часто приезжаете. Очень пожалел, потому что от Вас всегда услышишь живое и подкрепляющее слово, а я именно в подкреплении нуждался" ("Красный архив" 1922, II, 244) (прим. ред. -- у Гроссмана ошибочно указан 1923 г. издания, здесь и далее год выпуска исправлен). в Этот отрывок письма Победоносцева вызван следующим сообщением Достоевского: "Я здесь лежу и беспрерывно думаю о том, что уже, разумеется, я скоро умру, ну через год или через два, и что же станется с тремя золотыми для меня головками после меня? Впрочем, я здесь и вообще в самом мрачном расположении духа: узкое ущелье, положим, живописное как ландшафт, но которое я уже посещаю 4-е лето и в котором каждый камень ненавижу, потому что трудно себе и представить, сколько тоски вынес я здесь в эти 4 раза приезду. Нынешний же приезд самый ужасный: многочисленная толпа всякого сброду со всей Европы (русских мало и все какие-то неизвестные из окраин России) на самом тесном пространстве (ущелье), не с кем ни одного слова сказать, и главное -- все чужое, все совсем чужое, -- это невыносимо. И так вплоть до нашего сентября, т.е. целых 5 недель. И заметьте: буквально на половину жиды" ("Красный архив" 1922, II, 244). г В предыдущих письмах Достоевский держал Победоносцева в курсе своих работ над "Братьями Карамазовыми". 19 мая 1879 г. он сообщал своему корреспонденту: "Эта книга в романе у меня кульминационная, называется "Pro и contra", а смысл книги: богохульство и опровержение богохульства. Богохульство-то вот это закончено и отослано, а опровержение пошло лишь на июньскую книгу. Богохульство это взял, как сам чувствовал и понимал сильней, т.е. так именно, как происходит оно у нас теперь в нашей России у в_с_е_г_о (почти) верхнего слоя, а преимущественно у молодежи, т.е. научное и философское опровержение бытия божия уже заброшено, им не занимаются вовсе теперешние д_е_л_о_в_ы_е с_о_ц_и_а_л_и_с_т_ы (как занимались во все прошлое столетие и в первую половину нынешнего), зато отрицается изо всех сил создание божие, мир божий и смысл его. Вот в этом только современная цивилизация и находит ахинею. Таким образом льщу себя надеждою, что даже и в такой отвлеченной теме не изменил реализму. Опровержение сего (не прямое, т.е. не от лица к лицу) явится в последнем слове умирающего старца. Меня многие критики укоряли, что я вообще в романах моих беру будто бы не те темы, не реальные и проч. Я, напротив, не знаю ничего реальнее именно этих вот тем..." ("Красный архив", 1922, II, 242). В письме от 9/21 августа 1879 г. из Эмса Достоевский писал о следующей части романа: "Это 6-я книга романа и называется: "Русский инок" (NB. Биографические сведения из жизни старца Зосимы и некоторые его поучения). Жду ругательств от критиков; сам же, хоть и знаю, что 1/10 доли не выполнил из того, что хотел совершить, но все же обратите на этот отрывок Ваше внимание, многоуважаемый и дорогой Константин Петрович, ибо очень хотелось бы знать мнение Ваше. Я писал эту книгу для немногих и считаю кульминационного точкой моей работы" ("Красный архив" 1922, 245). д Роман В.П. Мещерского "В улику времени". СПБ., 1879 (2-е изд. в 1880 г.) е Место это вызвано следующим сообщением Достоевского в письме от 24 августа: "В Берлине встретил Пуцыковича. Ему нет-нет, а кто-нибудь и поможет. Уверял меня богом, что через три дня выдаст обещанный No Гражданина в Берлине, и до сих пор не выдает. Думаю, что и не выдаст вовсе. Заметил одну в нем черту: это лентяй и работать не в состоянии. Я, Вы знаете, до самого последнего времени брал в нем участие, но теперь он привел меня в отчаяние. И все-то он сваливает на людей". Доктор прав В.Ф. Пуцыкович был секретарем "Гражданина" в 1873 г., а после ухода Достоевского с редакторского поста стал ответственным редактором журнала (см. сб. "Творчество Достоевского", Од., 1921, с. 81, ст. Ю.Г. Оксмана "Ф.М.Достоевский в редакции "Гражданина"). В 1879-1881 гг. Пуцыкович издавал в Берлине журнал "Русский гражданин", в первом выпуске которого помещено "Письмо к редактору" Ф.М. Достоевского. В 1879 г. Достоевский принимает близкое участие в его (Пуцыковича) судьбе и матерьяльных делах и делает попытку примирить П-ча с Катковым и устроить его в "Московских Ведомостях" ("Письма кжене", ред. Н.Ф. Бельчикова и В.Ф. Переверзева, М.-Л., 1926, с. 338). Л.Ф. Пуцыкович оставил о Достоевском несколько мемориальных статей: "О Ф.М. Достоевском (из воспоминаний о нем)", "Новое Время" 1902, No 9292 (перепечатано в "Литературном Вестнике" 1902, II и в сборнике Ч. Ветринского "Достоевский в воспоминаниях современников, письмах и заметках". М, 1912,159-160; изд. 2-е, М., 1923, ч. 1,152-153) -- Воспоминания о Ф.М. Достоевском. "Берлинский Листок" 1903, V-VI (перепечатано в "Новом Времени" 1903. No 9638) -- Предсказания Ф.М. Достоевского о конституции и революции (из моих воспоминаний). "Берлинский Листок" 1906, II-III. Ср.: "Новое Время" 1904, No 10325 "О письме В.Ф. Пуцыковича в "Берлинском листке" о Достоевском. "Московские Ведомости" 1910, NoNo 22 и 130. Письма Достоевского к В.Ф. Пуцыковичу см. в "Письмах" под ред. А.С. Долинина, Л.-М., 1934, III, 47, 137 и в "Московском сборнике" под ред. С. Шарапова, М., 1887, с. 8-15. Довольно многочисленные письма Пуцыковича к Достоевскому хранятся в Институте русской литературы в Ленинграде. ж В No 31 "Московских епархиальных ведомостей" от 20 июня 1879 г. помещено следующее объявление: "Гражданин" журнал литературный политический и т. д., возобновлен с июля 1879 г. Выходит в преобразованном и обновленном виде (книжками) вместо Петербурга в Берлине и рассылается немедленно по выпуске каждого No во все места России. Все прежние подписчики будут удовлетворены. Редакция прежняя. Ей положительно обещано участие некоторых знаменитых первоклассных русских писателей, о чем будет публиковано. Направление же, если в чем-либо изменится, то разве в смысле еще большей твердости и решительности против принятого. Совершающиеся ныне в нашем отечестве вопиющие событья, о необходимости предотвращения коих "Гражданин" в течение своего семилетнего существования и прямо и косвенно, почти одиноко, но громко говорил, теперь могут служить для всякого, у него есть хоть сколько-нибудь беспристрастия, явным доказательством зрелости, основательности и современности направления этого журнала..." ("Моск. еп. вед." 1879, No 31, с. 258). Посылаю Вам, многоуважаемый Федор Михайлович, московскую статейку о брошюре Цитовича. Завтра, в понедельник, жду Вас к нам кушать, по Вашему обещанию, в 5 часов.

Душевно преданный
К. Победоносцев

Воскресенье а а Датируем 1879 годом, так как две брошюры П. Цитовича, вызвавшие внимание к нему реакционных кругов, вышли в этом году: 1) Что делали в романе "Что делать?" Хрестоматия "Нового Слова", I. Одесса, 1879. 2) "Разрушение эстетики". Хрестоматия "Нового Слова", П. Одесса, 1879. Обе брошюры имелись в библиотеке Достоевского. Об авторе их Достоевский писал: "Говорят, что Цитович будет издавать скоро политическую газету у нас здесь в Петербурге, ежедневную, большую. Это бы хорошо, если сумеет взяться за дело; но издавать брошюры одно дело, а газету -- другое" (письмо В.Ф. Пуцыковичу, СПБ., 21 января 1880 г.). П.П. Цитович -- с 1872 г. профессор гражданского права в Новороссийском университете. С 1880 г. -- служащий Сената и редактор официозной газеты "Берег". Только что послал к Вам письмо свое а, любезнейший Федор Михайлович, как получил из Берлина злосчастный 5 No Гражданина б. Как не стыдно Пуцыковичу издавать в таком виде свой первый выпуск и еще с таким притворством и угрозами. Ведь это похоже на лягушку, раздувающуюся в быка. Тут у него ничего нет, кроме каких-то бумаг из сорного ящика. И на что он рассчитывает. Если на одного себя, то расчет плохой, он не в состоянии работать. Мне это грустно потому, что фирма будет окончательно погублена, а между тем за границею можно было бы печатать многое удобнее, нежели здесь. И ежели он рассчитывает на сотрудников из России, то этим уже первый No отобьет у многих охоту. Не лучше ли было бы подождать и издать нечто более солидное. И не явный ли это признак неспособности, когда человек для начала не сумел составить ничего лучше. Жаль мне и самого Пуцыковича. Лучше пусть спасает себя и бежит в горы. А как много и хорошо можно бы писать теперь; но для этого надо снять с себя истасканный грязный плащ журнальной полемики: так все измельчало, так все опошлилось в ее приемах: похоже на мальчишек, которые, выглядывая из-за угла, ругают прохожих и бросают в них камнями. И так стали нелепы и незрелы ходячие мнения, что кажется небольшой мудрости стоило бы разбивать их спокойно sine ira et studio. -- Все, кто выставляет еще себя серьезными учителями в журналах, так опошлились. Вы видели фельетон Градовского в к студентам. Профессор не нашел лучшего наставления, как сказать студентам: Вы должны быть, Вы будете нашей интеллигенцией. А что такое интеллигенция -- спросите-ка его самого, и их -- что они пойдут городить. Итак, чтобы вывести из одного тумана, напускается другой. Слепец слепца ведет и оба в яму впадут. -- Или напр. вчерашний фельетон философа г. Маркова о женских курсах! г Но на всю эту работу людей нет, и конечно не соберет их бедный Пуцыкович! А что Вы пишете о жидах, то совершенно справедливо. Они все заполонили, все подточили, однако за них дух века сего. Они в корню революционно-социального движения и цареубийства, они владеют периодическою печатью, у них в руках денежный рынок, к ним попадает в денежное рабство масса народная, они управляют и началами нынешней науки, стремящейся стать вне христианства. И за всем тем -- чуть поднимется вопрос об них, подымается хор голосов за евреев во имя якобы цивилизации и терпимости, т.е. равнодушия к вере. Как в Румынии и Сербии, так и у нас -- никто не смей слова сказать о том, что евреи все заполонили. Вот уже и наша печать становится еврейскою. Русская Правда, Москва, пожалуй Голос -- все еврейские органы д, да еще завелись и специальные журналы: Еврей и Вестник Евреев и Библиотека Еврейская е. Обнимаю Вас, любезнейший Федор Михайлович. Здравствуйте.

Ваш К. Победоносцев

19 авг. 1879 Петергоф. а Письмо Победоносцева от 16 августа 1879 г. б "Русский Гражданин", журнал политический и литературный, No 5, 31 июля 1879 г. Год VIII. Берлин, 1879. Редактор-издатель В.Ф. Пуцыкович. Содержание: -- Снова к делу. -- О "Русском Гражданине". -- Письмо к редактору Ф.М. Достоевского -- Россия, Германия и Франция. В.Ф. Пуцыковича. -- Новые странники на Руси. -- На людях и смерть красна. -- О добровольном флоте. -- По поводу недавних событий. -- Последняя страничка. В передовой статье журнал ополчается на те "неслыханные политические безобразия", которые имели место в главнейших городах России за последнее время в среде так называемой "русской интеллигенции". Не на страницах ли нашего журнала в течение его семилетнего существования (т.е. "Гражданина" В.П. Мещерского, 1873-1879) еженедельно твердилось, разъяснялось на все лады... что мы после идем быстрыми шагами к революции. Не наш ли журнал и не его ли известные сотрудники, в том числе и некоторые знаменитые писатели, -- в течение этого времени... был ежедневно предметом низких глумлений" и проч. В дальнейших статьях безобразные надругательства над казненными политическими (Соловьевым, Бильчанским, Брантнером, Осинским и антисемитские издевательства над проф. Хвольсоном по поводу его выступлений в связи с ритуальным кутаисским процессом. Номер представляет интерес лишь по связи с именем Достоевского (в передовице, как мы видели, уже упоминались "знаменитые писатели" из сотрудников петербурского "Гражданина"); в корреспонденции сообщается: "Вы спрашиваете, кажется с некоторым сомнением, какие знаменитые, первоклассные писатели обещали, как это нами было опубликовано, прислать нам свои статьи... Имя одного из них, Ф.М. Достоевского, появившееся в этом выпуске, служит Вам достаточным пока ответом". В журнале действительно помещено "Письмо к редактору Ф.М. Достоевского" с приветствием "возобновляющемуся Гражданину" и обещанием при случае сотрудничать в нем (см. выше в 108 примечании к статье). Этот берлинский выпуск "Русского Гражданина" вызвал весьма резкую оценку в "Голосе", отметившем, что старый "Гражданин" Мещерского в Берлине для пущего опозорения русского имени титулуется "Русский Гражданин", при чем "выходя в Берлине, считает себя в праве клеветать на русский народ и русское общество, не стесняясь уже никакими соображениями" ("Голос" от 19 августа 1879 г., No 228). О письмах Победоносцева от 16 августа 1879 г. и от 19 августа 1879 г. Достоевский писал ему из Эмса 24 августа/5 сентября 1879: "Получил здесь Ваши оба письма и сердечно Вам благодарен за них, особенно за первое, где Вы говорите о моем душевном состоянии. Вы совершенно, глубоко справедливы и мысли Ваши меня только подкрепили. Но я душою больной и мнительный. Сидя здесь, в самом полном и скорбном уединении, поневоле захандрил. Но, однако, спрошу: можно ли оставаться в наше время спокойным? Посмотрите, сами же Вы указываете во 2-м письме Вашем (а что такое письмо?) на все те невыносимые факты, которые совершаются. Я вот занят теперь романом (а окончу его лишь в будущем году!) -- а между тем измучен желанием продолжать бы "Дневник", ибо есть, действительно имею, что сказать -- и именно как Вы бы желали -- без бесплодной, общекелейной полемики, а твердым небоящимся словом" ("Красный архив", 1922, II, 245). в Градовский, Александр Дмитриевич (1841-1889) -- видный профессор-государствовед и журналист, состоявший постоянным сотрудником "Голоса" и "Русской Речи". В следующем 1880 г. Достоевский чрезвычайно резко полемизировал с А.Д. Градовским по поводу речи о Пушкине. Победоносцев имеет в виду статью "Задача русской молодежи" ("Голос", от 1 августа 1879 г., No 211), в которой автор предостерегает студенчество от "хождения в народ": "Вы можете принести пользу народу только оставаясь самими собою, т.е. частью русской интеллигенции, постепенно увеличивая число образованных, разумных и нравственных русских людей" и проч. На замечания Победоносцева о "фельетоне Градовского" Достоевский в письме от 24 августа/5 сентября 1879 г. из Эмса писал: "Я слишком понимаю, почему Градовский, приветствующий студентов как интеллигенцию, имел своими последними статьями такой огромный успех у наших европейцев: в том-то и дело, что он все лекарства всем современным ужасам нашей неурядицы видит в той же Европе, в одной Европе" ("Красный архив", 1922, 11, 245). г Евгений Марков. "Горе от ума. По поводу высших женских курсов". "Голос" 18 августа 1879 г., No 227 (окончание). Начало статьи в No 224 от 15 августа. На замечание о Маркове Достоевский отвечал: "Здесь я читаю мерзейший "Голос". -- господи, как это глупо, как это омерзительно лениво и квиетично окаменело на одной точке. Верите ли, что злость у меня иногда перерождается в решительный смех, как например при чтении статей 11-летнего мыслителя Евг. Маркова, о женском вопросе. Это уж глупость до последней откровенности" (письмо от 24 августа/5 сентября 1879 г., "Красный архив" 1922, 11, 246). д Термин "еврейский орган" является в данном случае для Победоносцева синонимом "либерального", "прогрессивного", "левого" издания. Ни один из указанных органов не издавался редактором-евреем и не обслуживал специальных национальных интересов. "Русская Правда, газета политическая, общественная и литературная" издавалась и редактировалась в 1878 г. в Петербурге Дмитрием Константиновичем Гирсом; "Голос" -- А.А. Краевским. е "Вестник русских евреев"-- еженедельная газета, издававшаяся в Петербурге в 1871-1873 гг. под редакцией Е.П.Карповича, О.Нотовича и др. В момент письма Победоносцева издание это давно прекратило существование. "Еврейская библиотека" -- историко-литературные сборники под редакцией А.Е. Ландау, в которых участвовали Г.И. Богров, П.И. Вейнберг, В. Стасов, Д. Минаев, Л. Леванда, И. Оршанский и другие видные литературные силы. "Русский еврей" -- еженедельная газета, издававшаяся в Петербурге в 1879-1884 гг. под редакцией Л. Бермана, при близком участии Л. Леванды. Любезнейший друг Федор Михайлович. Я еще не благодарил Вас за Ваше милое письмо, полученное мною еще 21 мая. Не причтите это к моему равнодушию. Поистине я занят делами и заботами всякого рода. Вы собирались вскоре ехать в Москву: узнав, что праздник отложен, я поспешил телеграфировать Вам о том заблаговременно, но видно моя телеграмма уже не застала Вас в Старой Руссе а. Затем, на конце московских праздников я сам проехал к Троицыну дню через Москву в Лавру, был потом в Ярославле и в Москве: потом, вернувшись, ездил еще раз в Кострому; в начале июля переехал в Ораниенбаум, откуда езжу несколько раз в неделю на целые дни в Питер, а сюда мне привозят охапками дела ежедневно. Теперь сильно опасаюсь, что письмо не застанет Вас в Старой Руссе, ибо припоминаю, что Вы собирались ехать еще в Эмс. Итак, пишу Вам на всякий случай, и буде получу ответ из Старой Руссы, то напишу пространнее. А если Вы в Старой Руссе, то прибегаю к дружбе Вашей за следующим делом. Недавно слушалась в Синоде просьба некоего священника Алексея Степановича Надеждина б о сложении с него духовного сана. Все об нем свидетельствует, что он хороший человек и священник, но болезнь вынуждает его оставить свой сан, хотя он не знает, чем будет жить. Просьба его удовлетворена, но мне было желательно лично видеть его, посмотреть, что он за человек и из-за чего снимает священство. Я послал искать его и оказалось, что он в Старой Руссе на углу Пятницкой и Георгиевской улицы, в доме свящ. Румянцева в. Итак, если Вы в Старой Руссе и имеете досуг и силы, не найдете ли времячко посмотреть этого человека и уведомить меня о Вашем впечатлении. Порадовался я душевно, что Вы исполнили свое желание, о котором писали мне, и исполнили с таким успехом, отодвинуть назад безумную волну, которая готовилась захлестнуть памятник Пушкина. Радуюсь за Вас, и особливо за правое дело, которое Вы выручили г. Оканчиваю покуда, обнимаю Вас от души и жду весточки от Вас.

Душевно преданный
К. Победоносцев

Петерб. 22 июля 1880 а 22 мая 1880 г. умерла императрица Мария Александровна, жена Александра П. Как раз в этот день Достоевский выехал из Старой Руссы в Москву на пушкинские празднества и только после Новгорода узнал от пассажиров о событии. На другой день в Твери прочел в газетах, что "государь велел отложить открытие памятника". Но смерть императрицы прошла на редкость незамеченной для русского общества и даже для самого правительства. П.А. Валуев отметил в своем дневнике под 22 мая: "до сегодня едва ли какая-либо венценосная жена умерла так бесшумно, так бессознательно и случайно, так одиноко" (П.А. Валуев. "Дневник". П., 1919, с. 97-99). 26 мая тело было перевезено в Петропавловский собор, а 28 состоялось погребение. Но уже 26 мая стало известно, что открытие памятника назначено на 4 июня; состоялось же оно б июня; 7-го и 8-го происходили торжественные заседания Общества любителей российской словесности: на втором из них произнес свою речь Достоевский. б Фамилия написана не вполне разборчиво и с пропуском одной буквы. Устанавливаем по письму от 2 августа 1880 г. в Священник Иоанн Румянцев, настоятель Старо-Русской Георгиевской церкви, был другом Достоевских. На даче Румянцева семья писателя жила летом 1872 г. г В письме от 19 мая 1880 г. из Старой Руссы Достоевский писал, что в Москве на пушкинских торжествах "некая клика" опасалась "р_е_т_р_о_г_р_а_д_н_ы_х с_л_о_в", которые могли бы быть иными сказаны... В противовес этой "клике" Достоевский решил говорить "в самом крайнем духе" своих и Победоносцева убеждений. Сердечно благодарю Вас, любезнейший Федор Михайлович, за скорый Ваш ответ на письмо мое, сомнительно искавшее Вас в Старой Руссе. Особенно же, за скорое исполнение моей просьбы и за снимок с физиономии свящ. Надеждина а. После того сам он, проведав от кого-то, что я ищу его видеть, сам сюда приехал, был у меня и успокоился узнав, что я разыскивал его из участия к нему же и из желания сохранить его, буде возможно, для церковного служения. Однако, вижу, что он непреклонен в своем решении, конечно, по причинам весьма уважительным. А когда он отдохнет, сняв рясу, подумаем, куда можно будет с пользою употребить его. О какое вижу великое стадо пастырей, не имущих пастыря, лежащих в притворе и ждущих движения воды и явления ангела. Сколько сбитых с пути и на этом поприще, на котором, казалось бы, нравственная задача жизни и деятельности намечена проще и явственнее, чем где-либо, а поле для нее очерчено определительнее. Теперь ежедневно, со всех концов России стекаются ко мне интимные письма духовных и светских лиц, с воплями и с указаниями, что, по их мнению, нужно. И верите ли, -- всякое-то почти письмо есть патологическое явление, указывающее на такую путаницу в понятиях, на такой разлад между сердцем и мыслью, на такое раздвоение центральной идеи! И сейчас лежит передо мною послание одного харьковского сельского священника, показывающее человека с горячим сердцем и скорбною мыслью, все наполненное однако фразами, которые сами обличают свой источник (чтение журналов и газет) и противоречиями запутавшейся мысли. В конце концов он умоляет созвать всероссийский земский собор, воображая, что из этого нового смешения языков может возникнуть потерянная истина. Чего еще искать ее, когда она всем нам -- и ему тоже, давным давно дана и открыта! А что бы ему вместо всей этой рацеи написать мне, что он сам на своем поле хотел и старался делать, что успел, в чем обманулся и как обо всем этом судит! Куда как много говорят (больше с чужого голоса), куда как много напускают на себя, -- и куда как мало делают все! В этом-то и состоит сугубая ложь, нас разъедающая. Лучшие наши чувства -- любовь и негодование -- способны превратиться в ложь в лучших из нас, и подобно демону, превращающему свой вид в ангела светла, заводят нас дальше и дальше, на кривые пути. Так засыхает и истощается в нас основное чувство природы -- р_а_д_о_с_т_ь, без которой невозможно возвышение духа истинное, невозможна и истинная деятельность. Место ее занимает -- желчное раздражение. Но довольно об этом. Как я радуюсь полученному от Вас известию о скором выпуске Дневника б. В добрый час и благослови Вас боже! Лишь бы Ваша мысль стояла в Вас самих ясно и твердо, в в_е_р_е, а не в колебании, -- тогда нечего обращать внимание на то, как она отразится в разбитых зеркалах -- еже есть журналы и газеты наши. Пусть их блядословят сколько угодно: Ваша речь найдет себе дорогу сквозь весь этот лай паршивых шавок. Сейчас только получил 7-ю книжку Р. вест, с продолжением Карамазовых в. Перед тем читал последнюю часть Вашу, помнится в апрельской книжке, дорогою, едучи из Москвы в Ярославль (история с детьми) г. Она удовлетворила меня вполне, без всякого расщепления: очень, очень хорошо. В первую же минуту досуга возьмусь за следующую д. Все Ваше я непременно читаю, любезнейший Федор Михайлович. В эту минуту Влад. Соловьев е недалеко отсюда, в Петергофе, куда приехал на несколько дней из пустыньки с гр. Толстого ж и с Ю.Ф. Абазой з. Сегодня, кажется, они уезжают обратно. Радуюсь, что Вам понравилась речь моя и. Я сердечно любил покойную императрицу и хотел сказать слово об ней не на журнальных столбцах, которые опротивели мне ложью, а на чистом месте, простым душам, способным любить и верить. Для этого главным образом и поехал я в Ярославль, к девицам, выходившим из училища. Обнимаю Вас от души. Сам я подлинно в котле киплю с утра до ночи. Супруге Вашей мой душевный поклон, и моя жена Вам усердно кланяется.

Душевно преданный
К. Победоносцев

2 августа 1880 Ораниенбаум а Достоевский старательно выполнил поручение Победоносцева в его письме от 22 июня и дал в своем ответе от 25 июля 1880 г. выразительный портрет священника Алексея Надеждина; сам он впрочем считал свою характеристику торопливым наброском: "посылаю Вам скороспелую, не ретушеванную фотографию" ("Красный архив" 1922, II, 250). Но Победоносцев вполне оценил полученный очерк. б "Дневник писателя". Единственный выпуск за 1880 год (речь о Пушкине). в В "Русском Вестнике" 1880 г., июль, помещена одиннадцатая книга части четвертой "Брат Иван Федорович", гл. I-V. г В апрельском номере была напечатана вся десятая книга части четвертой "Мальчики". Затем следовал двухмесячный перерыв в печатания романа. д Следующая часть "Братьев Карамазовых" -- часть IV, кн. XI "Брат Иван Федорович" началась печатанием (первые пять глав) в "Русском Вестнике" 1880 г., июль. е К 70-м годам относится дружба Достоевского с философом Владимиром Соловьевым, общий облик которого по преданию отразился на образе Алеши Карамазова. Следует думать, что влияние Соловьева сказалось на философских страницах "Братьев Карамазовых" параллельно влиянию Победоносцева в государственно-публицистических высказываниях романа. Летом 1878 г. перед работой над своим последним произведением Достоевский ездил в сопровождении Вл. Соловьева в Оптину Пустынь (см. об этом "Воспоминания" А.Г. Достоевской, 232-233). В 1917 г. нам пришлось слышать от А.Г. Достоевской, что "когда Вл. Соловьев в 1878 г. читал в Соляном городке лекции о богочеловечестве, Федор Михайлович не пропускал ни одной из этих лекций". ж Графиня С.А. Толстая, вдова поэта, продолжая традиции мужа, собирала у себя выдающихся представителей литературы и умных дам, способных оценить их по достоинству. Тут бывали Е.А. Нарышкина, княгиня М.А. Барятинская, княгиня В.С. Дивен, Е.В. Сабурова, графиня Пален, словом -- весь тогдашний умственный цвет петербургских салонов. В то время в Петербурге выделился кружок не совсем добрых, но зато очень начитанных, почти умных женщин, немного кокетничавших своим умственным превосходством, сделавшихся чем-то вроде женского Олимпа. В поклонниках у этого Олимпа недостатка не было, хотя поклонялись ему на чисто интеллектуальной почве. В салоне С.А. Толстой бывали Гончаров, Достоевский, Тургенев, Вл. Соловьев, Соллогуб. "Вечера графини немного походили на священнодействие. Литературные кумиры принимали благовонный дым кадильниц и, как подобает кумиру, сами говаривали очень мало... Гончаров был поразительно молчалив, а Достоевский мог просидеть целый вечер в такой мертвой неподвижности, что положительно напоминал курильщика опиума с крайнего востока" (К. Головин. "Мои воспоминания", т. I, 321-322). Известный исследователь русского романа, в то время секретарь французского посольства в Петербурге виконт Мельхиор де Вогюэ неоднократно встречался с Достоевским в салоне С.А. Толстой, который напоминал парижскому дипломату гостиные Сен-Жерменского предместья. Он отмечает в своем дневнике 1880 г. "спор с Достоевским". "Любопытный образчик русского одержимого, -- записывает он, -- считающего себя более глубоким, чем вся Европа, потому что он более смутен. Смесь "медведя" и "ежа". Самообольщение, позволяющее предвидеть, до каких пределов дойдет славянская мысль в ее ближайшем большом движении. "Мы обладаем гением всех народов и сверх того русским гением, -- утверждает Достоевский, -- вот почему мы можем понять Вас, а Вы не в состоянии нас постигнуть"... (Е.М. De Vogue. " Journal ". Paris-Saint-Petersbourg, 1877-1883. P., 1932, с. 164). Дочь писателя свидетельствует, что "в аристократическом салоне графини С.А. Толстой, в котором собирался цвет столичного общества и который удостаивали своим посещением августейшие особы, Достоевский горячо развивал свою излюбленную теорию о "всечеловечности" Пушкина и мировой роли России". Здесь Достоевский читал также главы из "Братьев Карамазовых". В архиве Достоевского сохранилась пригласительная записка от С.А. Толстой 1878 г. з Абаза, Юлия Федоровна, жена начальника Главного управления по делам печати Николая Саввича Абаза (1837-1901); именно он был цензором последнего выпуска "Дневника писателя" и ему было поручено сообщить 30 января 1881 г. А.Г. Достоевской о назначенной ей пенсии в 2000 руб. Жена его принадлежала к кругу С.А. Толстой, с которым в эти годы сблизился Достоевский: "У гр. С.А. Толстой Федор Михайлович встречался со многими дамами из великосветского общества: с гр. А.А. Толстой (родственницей гр. Л. Толстого), с Е.А. Нарышкиной, гр. А.Е. Комаровской, с Ю.Ф. Абаза, с княг. Волконской, Е.Ф. Ванлярской, певицей Лавровской (кн. Цертелевой) и др. Все эти дамы относились чрезвычайно дружелюбно к Федору Михайловичу; некоторые из них были искренними поклонницами его таланта, и Федор Михайлович, так часто раздражаемый в мужском обществе литературными и политическими спорами, очень ценил всегда сдержанную и деликатную женскую беседу" (А.Г. Достоевская. "Воспоминания", 276). В архиве Достоевского сохранился ряд пригласительных записок к нему Ю.Ф. Абаза на вечера, детские праздники, концерты (с участием Рубинштейна) и пр. и В письме от 25 июля 1880 г. Достоевский писал Победоносцеву: "За Вашею драгоценною деятельностью слежу по газетам. Великолепную речь Вашу воспитанницам читал в "Моск. Ведомостях" ("Красный Архив" 1922, II, 250). Спасибо Вам, любезнейший друг Федор Михайлович, за вышедший сегодня No Дневника а. Я тотчас же прочел его весь, едучи обратно из П-бурга. Тут есть страницы из лучших, писанных Вами. Спасибо Вам за то, что сказали русскую правду. Сказанное Вами без сомнения произведет впечатление на многих. Г. Градовский б будет пожалуй отписываться, -- его и подобных ему обезьян не урезонишь, ибо они потеряли уже ключ к народной душе: как внушить любовь семейную сыну, который спрашивает отца: докажи мне, почему я обязан любить тебя? Желаю этому листку самого обширного распространения; а Дневник Вам непременно надобно издавать в следующем году: к этому Вы нравственно обязаны в. Взгляните на статью Леонтьева по поводу Вашей речи в 169 No Варшавского Дневника г. Если у Вас нет, я пришлю Вам этот No. Думал, не здесь ли Вы сами по случаю выпуска этого листка; посылал спросить, но на квартире сказали, что Вы будете назад лишь в сентябре. Обнимаю Вас от души -- Христос с Вами.

Ваш К. Победоносцев

12 авг, 1880 Ораниенбаум а "Дневник писателя". Единственный выпуск за 1880 г. Август. В выпуске была напечатана речь о Пушкине, вступительное объявление к ней и полемика с А.Д. Градовским. Выпуск в том же году вышел вторым изданием. Об этом выпуске Достоевский летом 1880 г. сообщал Победоносцеву. "Кроме "Карамазовых", издаю на днях в Петербурге один No "Дневника писателя" -- единственный No на этот год. В нем моя речь в Москве, предисловие к ней, уже в Старой Руссе написанное, и наконец, ответ критикам, главное, Градовскому. Но это не ответ критикам, а мое profession de foi на все будущее. Здесь уже высказываюсь окончательно и непокровенно, вещи называю своими именами. Думаю, что на меня поднимут все каменья. Не разъясняю Вам далее, выйдет в самом начале августа 5-го числа или даже раньше, но просил бы Вас очень, глубокоуважаемый друг не побрезгать прочесть этот "Дневник" и сказать мне Ваше мнение. То что написано там -- для меня роковое. С будущего года намереваюсь "Дневник писателя" возобновить и теперь являюсь тем, каким хочу быть в возобновляемом "Дневнике". б Градовский, Александр Дмитриевич -- см. примечание 3-е к письму 31-му. в На первой странице выпуска имелась сноска: "Издание "Дневника писателя" надеюсь возобновить в будущем 1881 году, если позволит мое здоровье". Достоевский действительно приступил к изданию "Дневника писателя" в 1881 г., но смерть оборвала его на первом выпуске, вышедшем в свет в день похорон Достоевского (вскоре вышло второе издание в траурной рамке). "Вчера он должен был выпустить 1 номер своего "Дневника" и совсем приготовил, и вчера же в день его выноса, появился этот номер, -- писал 1 февраля 1881 г. Победоносцев наследнику. -- В нем есть прекрасные страницы с самого начала". г Статья Константина Леонтьева "О всемирной любви. По поводу речи Ф. М. Достоевского на Пушкинском празднике" представляла собою один из интереснейших отзвуков на знаменитую речь о Пушкине. Статья Леонтьева была напечатана в "Варшавском Дневнике", NoNo 162, 169, 173 (29 июля, 7 и 12 августа). Во многом К.Н. Леонтьев отнесся критически к выступлению Достоевского, решившись заявить в атмосфере общего восторга, что "в этой речи значительная часть мыслей не особенно нова и не принадлежит исключительно г. Достоевскому. О русском "смирении, терпении, любви" говорили многие. Все это не ново: ново же было в речи г. Ф. Достоевского приложение этого полу-христианского, полу-утилитарного, в_с_е_п_р_и_м_и_р_и_т_е_л_ь_н_о_г_о с_т_р_е_м_л_е_н_и_я к м_н_о_г_о_о_б_р_а_з_н_о_м_у и д_е_м_о_н_и_ч_е_с_к_и-п_ы_ш_н_о_м_у г_е_н_и_ю П_у_ш_к_и_н_а". Тут же Леонтьев замечает: "Но, признаюсь, я многого очень многого в этой идее постичь не могу... Это всеобщее примирение, даже и в теории, со многим само по себе так н_е_п_р_и_м_и_р_и_м_о... Во-первых, я постичь не могу, за чтож можно л_ю_б_и_т_ь с_о_в_р_е_м_е_н_н_о_г_о е_в_р_о_п_е_й_ц_а... Во-вторых, любить и любить -- разница... Как любить? Есть любовь -- м_и_л_о_с_е_р_д_и_е, и есть любовь восхищение; есть любовь моральная, и любовь э_с_т_е_т_и_ч_е_с_к_а_я". Победоносцев указал Достоевскому на вторую статью Леонтьева в "Варшавском Дневнике" от 7 августа (No 169). "Благодарю за присылку Варшавского Дневника", -- отвечал Достоевский в письме от 16 августа 1880 г. -- Леонтьев в конце концов немного еретик -- заметили Вы это?.. Впрочем... в его суждениях много любопытного" ("Красный архив" 1922, II, 251). Незадолго перед тем Леонтьев опубликовал статью на близкую Достоевскому тему -- "об обращении Царьграда в центр великорусской жизни", где со свойственным ему своеобразием трактовал основную тему славянофильской публицистики. Любезнейший Федор Михайлович. Вы заходили ко мне вчера -- очень жалею, что не видел Вас. Поутру весьма трудно меня видеть. Но прошу Вас вспомните прежний завет наш о субботе, с 9 часов вечера: тут я почти всегда дома.

Душевно преданный
К. Победоносцев

30 окт. 1880. Любезнейший Федор Михайлович. Пожалел очень увидев сегодня утром вчерашнюю Вашу карточку -- тем более, что сам недавно ждал Вас в субботу. Случай вышел особенный. Вчера я страшно устал, нехорошо себе почувствовал и лег спать в 8 часу вечера: жена распорядилась сказать, чтобы никого не принимали; и Вам сказали, что меня нет. На-днях надеюсь увидеться.

Душевно преданный
К. Победоносцев

2 ноября 1880 9 декабря 1880 Благодарю от всей души, любезнейший Федор Михайлович, за приятный подарок. Теперь, когда Карамазовы вышли отдельною книгой а, я бы посоветовал Вам представить ее цесаревичу: я знаю, что он ожидал выхода целой книги, чтобы начать чтение, ибо не любит читать по кусочкам. Когда-нибудь в один из приемных дней (вторник, четверг, суббота) пройдите прямо в Аничков дворец к 12-ти часам, взойдите наверх и скажите, чтоб доложили об Вас. Я уверен, что цесаревич очень охотно Вас примет, а вслед затем доложитесь и у цесаревны. Завтра вечером у Вас труд не малый. Дай бог Вам здоровья.

Душевно преданный
К. Победоносцев.

А "Братья Карамазовы" были закончены в ноябре 1880 г. 8 ноября Достоевский послал в редакцию "Русского Вестника" последнюю часть рукописи -- "Эпилог" (см. Соч. Достоевского. ГИЗ, X, 440). Очевидно, одновременно с работой над окончанием романа шла подготовка его отдельного издания, которое вышло в свет в самом начале декабря (с пометой 1881 года). Появление последней части в журнале ("Русский Вестник" 1880 г., ноябрь) почти совпало с выходом отдельного издания: "Братья Карамазовы. Роман в 4-х частях с эпилогом" в двух томах. Не смущайтесь, любезнейший Федор Михайлович, -- спокойно ждите переплета. Можно пойти и на следующей неделе. Предупредите меня накануне, а я предупрежу Вел. князя, что Вы будете а.

Душевно преданный
К. Победоносцев

9 дек. а Очевидно ответ на сообщение Достоевского о его желании поднести наследнику экземпляр "Карамазовых" в переплете. Через несколько дней -- 15 декабря -- Достоевский сообщил Победоносцеву о том, что он готов к представлению. (См. след. записку.) Почтеннейший Федор Михайлович. Я предупредил письменно Великого Князя, что Вы завтра в исходе 12-го часа явитесь в Аничков Дворец чтобы представиться Ему и Цесаревне. Извольте итти на верх и сказать адъютанту, чтобы об Вас доложили, и что Цесаревич предупрежден мною. А затем, когда выйдете от него, извольте спросить камердинера Цесаревны, чтобы Ей доложили об Вас. Дело это просто делается а.

Душевно преданный
К. Победоносцев.

15 дек. а О приеме Достоевского в Аничковом дворце 16 декабря 1880 г. см. выше. Любезнейший Федор Михайлович. Посылаю Вам обещанные 2 книги а -- с закладками на тех страницах, на кои обращаю Ваше внимание. Одну книгу -- 2-й том о семейных правах б, прошу мне возвратить, ибо все издание разошлось, и экземпляров у меня не осталось. Другую -- 3-ю часть о договорах в прошу оставить у себя и принять от меня на память.

Душевно преданный
К. Победоносцев

15 дек. 1880 а Известное исследование К.П. Победоносцева "Курс гражданского права" (1-е издание в 1868-1879 гг., 2-е в 1873-1875 гг.). Вот как характеризует это исследование один из апологетов Победоносцева: "Теоретическая сторона курса не встретила похвал и одобрений от представителей нашей юридической науки, но практический характер книги сделал ее одним из трех устоев, которыми держится наша цивилистика: это 10-й том свода законов, "История российского законодательства" Неволина и "Курс" К.П. Победоносцева. Отдельные части его весьма неравны достоинством; но трудно решить, можно ли ставить в вину автору, а не состоянию законодательства слабые стороны книги, теоретическая сторона книги не то, что слаба, а скорее не нужна в ней. Курс К.П. Победоносцева помимо 10-го тома -- архивный межевой план..." и проч. (Б.В. Никольский. "Литературная деятельность К.П. Победоносцева". П., 1896, с. 17). б "Курс гражданского права. Сочинение К. Победоносцева, почетного члена университетов московского и с.-петербургского. Вторая часть. -- Права семейственные, наследственные и завещательные. П., 1871". Возможно, что Достоевскому понадобился этот том в связи с процессом о наследстве, оставшемся после его тетки А.Ф. Куманиной, закончившемся уже после смерти писателя. в То же. Третья часть. Договоры и обязательства.

Родился 21 мая 1827 г. в Москве. Его отец был профессором российской словесности в Московском университете, а дед приходским священником, служившим сначала в Звенигородском уезде, а потом в Москве. Семья Победоносцева была глубоко религиозной и это, по мнению американского исследователя Роберта Бирнса оказало сильное влияние на формирование охранительных взглядов будущего обер-прокурора 1. В 1846 г. Победоносцев окончил училище правоведения и был определен на службу в 8-ой департамент Сената в Москве. К 1862 г. он стал статским советником, обер-прокурором 8-ого департамента. Одновременно Победоносцев активно изучал источники по истории русского гражданского права, выступал с публикациями по этой теме и читал лекции в Московском университете.

Приглашение преподавать право наследнику, великому князю Николаю Александровичу, а после его смерти - великому князю Александру Александровичу, способствовало приближению Победоносцева к царской семье. Покинув Москву, он переехал в Петербург, где его карьера получила дальнейшее развитие. В 1868 г. он стал сенатором, в 1872- членом Государственного совета, а с 1880 по 1905 г. занимал должность обер-прокурора Святейшего Синода.

Занимая высокое положение Победоносцев, однако, ощущал себя чужим в атмосфере столичной жизни, что в немалой степени было связано с психологическими особенностями присущими его характеру. Покинутая им Москва, постепенно становилась в его глазах олицетворением патриархальности и стабильного течения жизни. Эта тема нашла свое отражение в письмах Победоносцева к Е.Ф. Тютчевой, дочери поэта, которая жила преимущественно в Москве. Ее родная сестра А.Ф. Аксакова была замужем за И.С. Аксаковым и Тютчева пользовалась известностью в славянофильских кругах. Доверяя ей свои мысли, Победоносцев писал 12 февраля 1868 г. из Петербурга: «Чем я занимаюсь здесь официально, в этом и себе самому не умею хорошенько дать отчета. Веры нет у меня в то дело, которое обязан здесь делать, и оттого положение мое тяготит меня... Петербург не люблю я по-прежнему - душно в здешнем воздухе, очень душно: до того, кажется, все измельчало здесь - и дела, и люди, и манеры, и формы общежития. Оглядываюсь на Москву - и не поверите, с какой тоскою, - все еще не могу привыкнуть к мысли о том, что старое гнездо мое опустело... не знаю, когда... самому придется увидеть Москву белокаменную - люблю ее всею душою» 2. Он жаловался Е.Ф. Тютчевой, что живет в Петербурге, как «в чужом городе», как «в гостинице». «О, как тяжел зимою Петербург, каким ощущением пустой, бессмысленной призрачности наполняет он душу... нигде тщета жизни так явственно не ощущается и не гложет так сильно истомленную душу» - писал он 3.

Данную ему власть Победоносцев считал тяжелым бременем. Он последовательно проводил в жизнь мысль, высказанную им в личных записях от 21 ноября 1860 г.: «...в мире христианском всякая власть есть служение...» 4. При этом он не только расценивал собственную деятельность как служение, но и неоднократно внушал эту идею в письмах к наследнику Александру Александровичу. Самодержавная власть - это огромная личная ответственность монарха перед Богом. Это не «упоение» своим положением, а жертва, приносимая во имя отечества. Стремясь подготовить наследника к «служению», Победоносцев писал ему 12 октября 1876 г.: «Вся тайна русского порядка и преуспеяние - наверху, в лице верховной власти... Где вы себя распустите, там распустится и вся земля. Ваш труд всех подвинет на дело, ваше послабление и роскошь зальет всю землю послаблением и роскошью - вот что значит тот союз с землею, в котором вы родились и та власть, которая вам суждена от бога» 5. Аналогичные рассуждения содержатся и в обращении Победоносцева к великому князю Сергею Александровичу в день его совершеннолетия: «Где всякий из граждан, частных людей, не стесняет себя, как частный человек, там Вы обязаны себя ограничивать, потому что миллионы смотрят на Вас как на Великого Князя, и со всяким словом и делом Вашим связаны честь, достоинство и нравственная сила Императорского Дома» 6.

В своей фундаментальной работе «Победоносцев. Его жизнь и мысли» американский исследователь Роберт Бирнс подчеркивал, что у обер-прокурора отсутствовал «вкус к власти». Действительно, Победоносцев не был светским человеком, его очень смущала роскошь дворцовых приемов. В своих статьях он зло клеймил великолепные «чертоги», где «разряженные дамы рассказывают друг другу про любовные игры свои». Он даже предлагал Е.Ф.Тютчевой начать среди светских дам движение против роскоши в одежде. После вступления Александра III на престол Победоносцев признавался ему, что был бы счастлив никогда не покидать Москвы. Видимо не случайно, после убийства Александра II он предложил объявить Петербург «на военном положении» и, покинув это «проклятое место» укрыться в Москве. Победоносцев всегда отзывался о Москве в теплых тонах. В письме к Александру III, написанном в 1887 г., он подчеркивал, что религиозный подъем и толпы верующих напрямую связаны с Москвой. Противопоставление «патриархальной» Москвы и «космополитического» Петербурга сближало Победоносцева не только со славянофилами, но и с Ф.М. Достоевским, в произведениях которого можно встретить аналогичные мотивы. Вполне закономерно, что книга, вобравшая в себя основные религиозно-политические взгляды Победоносцева, была названа им «Московский сборник».

Характерно, что в мировоззрении Победоносцева негативное отношение к «свету» сочеталось с критикой интеллигенции. В письмах Е.Ф. Тютчевой он сравнивал Петербург с большим рынком, где бессмысленно суетится толпа людей, «умеющих только кричать и пустословить». Среди этих людей он видел только карьеристов и чиновников - подхалимов, постоянно сетуя на отсутствие служителей идеи, бескорыстно преданных самодержавию. Откровенное неприятие интеллигенции встречается в письме Победоносцева от 15 февраля 1880 г. С.А. Рачинскому: «Самые злодеи... суть не что иное, как крайнее искажение того же обезьянского образа, который приняла в последние годы вся наша интеллигенция. После этого - какого же ждать разума и какой воли от этой самой интеллигенции» 7.

В свою очередь, всегда пессимистичный и одетый в черное Победоносцев заработал от высшего света кличку «попович». Над ним подсмеивались, про него сочиняли эпиграммы и анекдоты. 8 апреля 1902 г. Победоносцев писал Николаю II о своей карьере: «Я стал известен в правящих кругах, обо мне стали говорить и придавать моей деятельности преувеличенное значение. Я попал, без всякой вины своей, в атмосферу лжи, клеветы, слухов и сплетен. О, как блажен человек, не знающий всего этого и живущий тихо, никем не знаемый на своем деле!» 8.

В качестве образца Победоносцев противопоставлял «свету» и образованной интеллигенции «простой» и «темный» народ, видя в нем опору существующего миропорядка. Источник смуты Победоносцев видел в интеллигенции и бюрократии, которые были склонны конструировать модели развития России на основе западных образцов. При этом либералы были для него более злейшими врагами, чем революционеры. 14 декабря 1879 г. он писал наследнику: «Повсюду в народе зреет такая мысль: лучше уж революция русская и безобразная смута, нежели конституция. Первую еще можно побороть вскоре и водворить порядок в земле; последняя есть яд для всего организма, разъедающий его постоянною ложью, которой русская душа не принимает» 9.

В период царствования Александра III Победоносцев взвалил на себя непосильное бремя власти. Письма, обращенные к самодержцу, и особенно доверительные письма к друзьям полны постоянных сетований Победоносцева на усталость, безысходность, какую-то тягостность его бытия. Этот человек, обладавший скептическим умом, стремился все регламентировать, за всем уследить, все «пропустить» через себя, взяв под личный контроль решение множества вопросов государственного управления. Но при этом все его действия оказывались малоэффективными. Осознавая это, Победоносцев пессимистично утверждал, что «никакая страна в мире не в состоянии была избежать коренного переворота, что, вероятно, и нас ожидает подобная же участь и что революционный ураган очистит атмосферу» 10. Встретившись в 1903 г. с Д.С. Мережковским по поводу закрытия Религиозно-философских собраний Победоносцев произнес фразу, которая, по сути, отразила в себе весь строй его мыслей: «Да знаете ли вы, что такое Россия? Ледяная пустыня, а по ней ходит лихой человек» 11.

Конец политической карьеры Победоносцева был связан с революцией 1905 г., когда он потерял должность обер-прокурора Святейшего Синода. Его настроение в этот период хорошо видно из письма к С.Д. Шереметеву. За четыре месяца до смерти, 3 ноября 1906 г., словно подводя итоги своей жизни, Победоносцев писал ему: «Тяжко сидеть на развалинах прошедшего и присутствовать при ломке всего того, что не успели еще повалить...» 12 . Исследователи, затрагивавшие последний период жизни Победоносцева, отмечали известную трагичность ситуации - для государственного деятеля вдвойне трудно видеть, как рушится то, чему он посвятил свою жизнь. Победоносцеву было суждено в буквальном смысле услышать «музыку революции», когда революционно настроенные колонны проходили мимо его дома. Не случайно его последняя работа была посвящена переводу Нового Завета. Можно предположить, что, обратившись к Новому Завету, Победоносцев попытался опереться на что-то вечное и неизменное. Это было особенно важно для него в свете исполнения собственных предсказаний о «революционном урагане».

10 марта 1907 г. на восьмидесятом году жизни К.П.Победоносцев скончался. Это был человек, переживший свое время, сила работ заключалась именно в критике, а не в творчестве. По словам С.Ю. Витте, сам Александр III отзывался о Победоносцеве: «...отличный критик, но сам никогда ничего создать не может» 13. М.О. Меньшиков, характеризуя Победоносцева, писал: «Все хорошее, положительное оставалось у него безжизненным. Раз вылилось на бумагу, он бросал вопрос, считал поконченным. Между тем отрицательные - я хотел бы сказать: разрушительные - его идеи заставляли его действовать... В качестве критика-разрушителя он беспощаден» 14. Генерал от инфантерии Н.А. Епанчин замечал по поводу «Московского сборника»: «Все положительное, что там изложено, бледнее отрицательного; положительное изложено в виде принимаемых на веру аксиом и является наглядным доказательством большей силы автора в анализе и в отрицании, нежели в синтезе и творческой работе» 15 . Схожие оценки мировоззрения Победоносцева встречались и впоследствии. Так, историк Б.Б. Глинский писал о том, что обер-прокурор «явил собою в высшей степени своеобразный тип русского ученого государственного мужа, необычайно сильного своим анализом и скепсисом и слабого, как творца жизни и форм этой жизни» 16 . Победоносцевская боязнь открытого обсуждения проблем и путей их решений, в сочетании с его «скептическим умом» приводила к тому, что положительные и созидательные теории выглядели в его работах невзрачными и нежизнеспособными на фоне описания нигилистических и разрушительных концепций.

10 марта 1845 года родился император Александр III. Он правил Россией всего 13 с половиной лет – с марта 1881-го по ноябрь 1894-го – и вошел в историю как император-миротворец, консерватор и созидатель. Никогда – ни до, ни после него – царская Россия не была столь обширной и быстроразвивающейся. Никогда она не знала более мирного и стабильного времени. Письма к императору одного из идеологов александровского правления, обер-прокурора Святейшего синода Константина Победоносцева, выдержки из которых мы публикуем, являются ярким памятником русской консервативной мысли конца XIX века и проливают свет на внутреннюю логику политических решений той поры…

К.П. Победоносцев (1827 — 1907). Фото предоставлено М. Золотаревым

<…> Вам достается Россия смятенная, расшатанная, сбитая с толку, жаждущая, чтобы ее повели твердою рукою, чтобы правящая власть видела ясно и знала твердо, чего она хочет и чего не хо- чет и не допустит никак. Все будут ждать в волнении, в чем Ваша воля обозначится. Многие захотят завладеть ею и направлять ее. <…>

В публике ходили на прошлой неделе и продолжаются до сих пор самые странные слухи и ожидания. Но смущение не успокоится, я убежден в том, покуда правительство не заявит себя такими действиями, которые ни в ком не оставляли бы сомнения или раздвоенной мысли. <…>

(Без даты)

<…> Сегодня пущена в ход мысль, которая приводит меня в ужас. Люди так развратились в мыслях, что иные считают возможным избавление осужденных преступников [убийц императора Александра II – членов «Народной воли». – «Историк»] от смертной казни. Уже распространяется между русскими людьми страх, что могут представить Вашему Величеству извращенные мысли и убедить Вас к помилованию преступников. <…>

Может ли это случиться? Нет, нет и тысячу раз нет – этого быть не может, чтобы Вы перед лицом всего народа русского в такую минуту простили убийц отца Вашего, русского Государя, за кровь которого вся земля (кроме немногих, ослабевших умом и сердцем) требует мщения и громко ропщет, что оно замедляется.

Если бы это могло случиться, верьте мне, Государь, это будет принято за грех великий и поколеблет сердца всех Ваших подданных. Я русский человек, живу посреди русских и знаю, что чувствует народ и чего требует. В эту минуту все жаждут возмездия. Тот из этих злодеев, кто избежит смерти, будет тотчас же строить новые ковы. Ради Бога, Ваше Величество, – да не проникнет в сердце Вам голос лести и мечтательности.

<…> В разноплеменном составе государства, австрийское правительство вынуждено считаться с представителями той партии, которая в данную минуту имеет силу в парламенте. Министры, состоя в зависимости не от единой воли монарха, а от игры партий в парламенте, для того чтоб сохранить свое положение и удержаться на местах своих, входят в сделку с господствующими партиями и принуждены исполнять их волю вопреки истинным интересам государства.

И так выходит, что государством правят эти партии; в их духе и по их указаниям назначаются местные администраторы, при содействии коих производится фальшивая игра в выборы, которые суть не что иное, как ложь, и так фальшивыми представителями народа поддерживается фальшивое парламентское большинство и фальшивое направление целого правительства. Нельзя себе представить, сколько проистекает отсюда лжи и беззакония и какое распространяется хищение и взяточничество. Члены парламента, имея министров в своем распоряжении, торгуют и местами, и казенными сделками, и подрядами. Это явление обычное более или менее всюду, где водворилось парламентское правительство. <…>

Конституционное правление — самая ужасная язва для юных славянских государств

Вот – плоды конституционного правления! Ныне оно уже дискредитировано всюду, но всюду ложь эта въелась, и народы не в силах от нее освободиться и идут навстречу роковой судьбе своей. Особливо для юных славянских государств – это первая и самая ужасная язва, разъедающая ложью и раздором весь состав общества, поселяющая разлад и взаимное непонимание и отчуждение между народом и правительством. <…>

Как же безумны, как же ослеплены были те quasi-государственные русские люди, которые задумали обновить будто бы Россию. Кому была бы от этого радость и победа, так это полякам, которые, несомненно, стоят, скрытые, в центре всякого так называемого конституционного движения в России. Тут было бы для них вольное поле деятельности, вольная игра – и гибель России.

<…> Это – самая страшная опасность, которую я предвижу, для моего Отечества и для Вашего Величества лично. Доколе жив, не оставлю этой веры, не перестану твердить то же самое и предупреждать об опасности. Болит моя душа, когда вижу и слышу, что люди, власть имущие, но, видно, не имущие русского разума и русского сердца, шепчутся еще о конституции. <…>

1 марта 1881 года на набережной Екатерининского канала в Петербурге был смертельно ранен император Александр II, его убийцы были осуждены и повешены на плацу Семеновского полка 3 апреля того же года

<…> Кабак есть главный у нас источник преступлений и всякого разврата умственного и нравственного, – и действие его не вообразимо ужасно в темной крестьянской и рабочей среде, где ничего нельзя противопоставить его влиянию, где жизнь пуста и господствуют одни материальные интересы насущного хлеба. <…>

Уничтожение кабака есть решительно первая потребность, есть необходимая мера для спасения России. Борьба внешними мерами против нигилизма не будет иметь успеха, покуда стоит в нынешней силе кабак. <…>

Это первая потребность. Наряду с нею другая. Чтобы спасти и поднять народ, необходимо дать ему школу, которая просвещала бы и воспитывала бы его в истинном духе, в простоте мысли, не отрывая его от той среды, где совершается жизнь его и деятельность. Об этом великом деле я не перестаю думать. <…>

Вот первые, главные народные потребности настоящей минуты. А наряду с ними другие, столь же существенные и которые тоже не ждут. В связи с кабаком – местное крестьянское управление или самоуправление до того расстроено, что повсюду иссякает правда. Власти, разумно действующей, нет, слабые не находят защиты от сильных, а силу захватили в свои руки местные капиталисты, то есть деревенские кулаки-крестьяне и купцы, кабатчики и сельские чиновники, то есть невежественные и развратные волостные писаря. Необходимо водворить здесь порядок. <…>

Наконец, суд – такое великое и страшное дело – суд, первое орудие государственной власти, ложно поставленный учреждениями, ложно направленными, – суд в расстройстве и бессилии. Вместо упрощения он усложнился и скоро уже станет недоступен никому, кроме богатых и искус- ных в казуистической формалистике. <…>

<…> Повторяется и здесь горький опыт, который приходится России выносить со всеми спасенными и облагодетельствованными инородческими национальностями. Выходит, что грузины едва не молились на нас, когда грозила еще опасность от персов. Когда гроза стала проходить еще при Ермолове [генерал Алексей Петрович Ермолов (1777– 1861), главнокомандующий на первом этапе Кавказской войны (до 1827 года). – «Историк» ] , уже появились признаки отчуждения. Потом, когда явился Шамиль [Шамиль (1797–1871) – предводитель горцев, возглавил борьбу народов Чечни и Дагестана против России в 40–50-х годах XIX века. – «Историк» ] , все опять притихло. Прошла и эта опасность – грузины снова стали безумствовать, по мере того как мы с ними благодушествовали, баловали их и приучили к щедрым милостям на счет казны и казенных имуществ. Эта система ухаживания за инородцами и довела до нынешнего состояния. Всякая попытка привесть их к порядку возбуждает нелепые страсти и претензии. <…>

«Власть тьмы» Л.Н. Толстого на сцене одного из петербургских домашних театров. 1890 год. Фото предоставлено М. Золотаревым

<…> Я только что прочел новую драму Л. Толстого [«Власть тьмы». – «Историк» ] и не могу прийти в себя от ужаса. А меня уверяют, будто бы готовятся давать ее на Императорских театрах и уже разучивают роли. <…>

Искусство писателя замечательное, – но какое унижение искусства! Какое отсутствие, – больше того, – отрицание идеала, какое унижение нравственного чувства, какое оскорбление вкуса! Больно думать, что женщины с восторгом слушают чтение этой вещи и потом говорят об ней с восторгом. Скажу даже: прямое чувство русского человека должно глубоко оскорбиться при чтении этой вещи. Неужели наш народ таков, каким изображает его Толстой? Но это изображение согласуется со всею новейшею тенденцией Толстого, – народ-де у нас весь во тьме со всею своей верой, и первый он, Толстой, приносит ему новое свое евангелие.

Посмотрите-ка, вот в чем ваша вера, – баба, убивая несчастного ребенка, не забывает окрестить его и затем давит…
Всякая драма, достойная этого имени, предполагает борьбу, в основании которой лежит идеальное чувство.

Разве есть борьба в драме Толстого? Действующие лица – скотские животные, совершающие ужаснейшие преступления просто, из побуждений животного инстинкта, так же как они едят, пьют и пьянствуют: ни о какой борьбе с высшим началом нет и помину. <…>

Искусство Толстого замечательное, – но какое унижение искусства!

Все эти дни я провожу в каком-то тяжком отупении от того, что произошло 1 марта. В этот день я испытывал тревожное волнение по какому-то безотчетному чувству. Случилось, что 1 марта через шесть лет пришлось опять в воскресенье. Случилось еще, что ко мне поутру зашел в тот же час тот же самый человек, кто был у меня в самый час катастрофы 1 марта 1881 года [в этот день скончался император Александр II вследствие смертельного ранения, полученного на набережной Екатерининского канала в Петербурге от взрыва бомбы, брошенной под его ноги народовольцем Игнатием Гриневицким. – «Историк» ] , – и с тех пор лицо его всякий раз живо напоминало мне ужасную минуту. <…>

В Западной Европе повсюду заговоры социалистов и анархистов и взрывы адских снарядов стали едва ли не ежедневным явлением. В Германии готовы были, – и только случай помешал, – взорвать императора со всей свитой при открытии памятника. Там это стало обычным явлением, – оттуда явилась эта зараза и по грехам нашим привилась к нам; но всякое этого рода явление у нас подхватывается врагами нашими как орудие против нас. Правда, что у нас оно значит гораздо более, чем там, – и враги наши хорошо это знают, – и Бог знает еще, чья хитрая рука направляет, чьи деньги снабжают наших злодеев, людей без разума и совести, одержимых диким инстинктом разрушения, выродков лживой цивилизации…

Нельзя выследить их всех, – они эпидемически размножаются; нельзя вылечить всех обезумевших. Но надобно допросить себя: отчего у нас так много обезумевших юношей? Не оттого ли, что мы ввели у себя ложную, совсем несвойственную нашему быту систему образования, которая, отрывая каждого от родной среды, увлекает его в среду фантазии, мечтаний и несоответственных претензий и потом бросает его на большой рынок жизни без уменья работать, без определенного дела, без живой связи с народным бытом, но с непомерным и уродливым самолюбием, которое требует всего от жизни, само ничего не внося в нее! <…>

Главная наша беда в том, что цвета и тени у нас перемешаны

<…> Сколько подобных воззваний присылается со всех концов России от простых русских людей, сбитых с толку, не понимающих, что вокруг делается, и ищущих выхода. Понятно, что иного выхода они не видят, иного спасения не чают, как от царской власти. Преданием держится вера, что царь все может сделать и что от его слова преобразится лицо земли русской. <…>

Больно читать эти письма. Увы! Простые люди не знают, что все в учреждениях и людях весьма переменилось и что приказывать стало уже не так легко, как прежде; понятия у начальных людей смешались до того, что уже трудно различить добро от зла и правду от лжи; а власть связана множеством противоречивых законов и учреждений, коих сеть продолжает усложняться и запутываться. <…>

Но во всяком случае и во всех обстоятельствах власть повсюду, и в особенности у нас в России, имеет громадную нравственную силу, которой никто не может отнять или умалить, если сама не захочет. Это право и сила – отличать добро от зла и правду от неправды в людях и действиях человеческих. Эта сила, если постоянно употреблять ее, сама по себе послужит великим рычагом для нравственного улучшения и для подъема духа в обществе. Когда добрые и прямые почувствуют уверенность в том, что они не будут перед властью смешаны безразлично с недобрыми и лукавыми, это придаст необыкновенную энергию росту всякого доброго семени. Главная наша беда в том, что цвета и тени у нас перемешаны. <…>

Позвольте высказать Вашему Величеству мои впечатления по поводу представления «Купца Калашникова». <…>

Ничего светлого, ничего возвышающего душу, ничего идеального, – это одна сплошная, живая, действующая перед зрителем картина чудовищного порока, разврата, насилия. Царь – чудовище; все около него – развратные, пьяные разбойники; народ – несчастные холопы; и церковь и вера – одно кощунство над верою! <…>

В поэме или, правильнее, в песне- балладе у Лермонтова выходит поэтично; но, перенесенное на сцену, в действии нет и не могло быть следа поэзии, – осталось одно действие, отвратительное и, прямо скажу, недостойное искусства. <…>
Царь – чудовище, зверь и ничего более. И тут же, в посмеяние правде, слова молитвы за царя и беспрестанно поминается: царь православный…

Но история представляет нам страшную драму в жизни Грозного, с великою борьбою, которую один суд Божий решит по правде. В этой душе мы видим черты добродетели и с ужасом узнаем, как они исчезают в чертах зверя; но мы знаем, какая была борьба, как этот человек злодействовал и каялся, и страдал, и боролся с собою, и усиленно искал в своей совести оправдания своих злодеяний. Видим, как с ним вступали в борьбу – ради правды, ради царской чести его – прямые русские люди и становились мучениками правды. <…>

Император Александр III и императрица Мария Федоровна. Фото предоставлено М.Золотаревым

<…> Наряду со многими идеями, проникшими в наше общество с 60-х годов из Западной Европы, проникла и идея женской эмансипации и стала волновать умы, распространяясь. Явились фанатики уравнения женщин с мужчиной во всех правах общественных, учреждения женских курсов и допущения женщин в университет.

Под влиянием этих идей учреждены были в 70-х годах курсы при Медико-хирургической академии, выпускавшие женщин-врачей с правами. Известно, какое вредное нравственное действие имели эти курсы. Правда, что иные из кончивших курсы женщин заявили и еще заявляют в разных местах полезную свою деятельность, но в массе слушательниц происходило самое безобразное развращение понятий, и трудно исчислить, сколько их развратилось и погибло.

Курсы эти были закрыты по Высочайшему повелению в 1882 году, к великому негодованию всех поборников женской эмансипации. <…>

Май 1891

Решаюсь писать к Вашему Величеству о предметах неутешительных.

Если б я знал заранее, что жена Льва Толстого просит аудиенции у Вашего Величества, я стал бы умолять Вас не принимать ее. Произошло то, чего можно было опасаться. Графиня Толстая вернулась от Вас с мыслью, что муж ее в Вас имеет защиту и оправдание во всем, за что негодуют на него здравомыслящие и благочестивые люди в России. Вы разрешили ей поместить «Крейцерову сонату» в полном собрании сочинений Толстого. <…>

Нельзя скрывать от себя, что в последние годы крайне усилилось умственное возбуждение под влиянием сочинений графа Толстого и угрожает распространением странных, извращенных понятий о вере, о церкви, о правительстве и обществе; направление вполне отрицательное, отчужденное не только от церкви, но и от национальности. Точно какое-то эпидемическое сумасшествие охватило умы. <…>

Теперь у этих людей проявились новые фантазии и возникли новые надежды на деятельность в народе по случаю голода. За границею ненавистники России, коим имя легион, социалисты и анархисты всякого рода, основывают на голоде самые дикие планы и предположения, – иные задумывают высылать эмиссаров для того, чтобы мутить народ и восстановлять против правительства; немудрено, что, не зная России вовсе, они воображают, что это легкое дело. Но и у нас немало людей, хотя и не прямо злонамеренных, но безумных, которые предпринимают по случаю голода проводить в народ свою веру и свои социальные фантазии под видом помощи. Толстой написал на эту тему безумную статью, которую, конечно, не пропустят в журнале, где она печатается, но которую, конечно, постараются распространить в списках. <…>

Все это показывает, сколько нужно осторожности. Год очень тяжелый, и предстоит зима в особенности тяжкая, но с Божией помощью, авось, переживем и оправимся. <…>

К. Победоносцев
Письма к Александру III
ОГЛАВЛЕНИЕ
1881 ГОД
1882 ГОД
1883 ГОД
1884 ГОД
1885 ГОД
1886 ГОД
1887 ГОД
1888 ГОД
1889 ГОД
1890 ГОД
1891 ГОД
1892 ГОД
1893 ГОД
1894 ГОД
ПРИЛОЖЕНИЕ
1881 ГОД
1
Бог велел нам переживать нынешний страшный день. Точно кара Божия обрушилась на несчастную Россию. Хотелось бы скрыть свое лицо, уйти под землю, чтобы не видеть, не чувствовать, не испытывать. Боже, помилуй нас.
Но для Вас этот день еще страшнее, и, думая об Вас в эти минуты, что кровав порог, через который Богу угодно провести Вас в новую судьбу Вашу, вся душа моя трепещет за Вас страхом неизвестного грядущего по Вас и по России, страхом великого несказанного бремени, которое на Вас положено. Любя Вас, как человека, хотелось бы, как человека, спасти Вас от тяготы в привольную жизнь; но нет на то силы человеческой, ибо так благоволил Бог.
Его была святая воля, чтобы Вы для этой цели родились на свет и чтобы брат Ваш возлюбленный, отходя к Нему, указал Вам на земле свое место.
Народ верит в эту волю Божию,- и по Его велению возносит надежду свою на Вас и на крепкую власть, Богом врученную Вам. Да благословит Вас Бог. Да ободрит Вас молитва народная, а вера народная да даст Вам силу и разум править крепкою рукою и твердой волей.
Вам достается Россия смятенная, расшатанная, сбитая с толку, жаждущая, чтобы ее повели твердою рукою, чтобы правящая власть видела ясно и знала твердо, чего она хочет, и чего не хочет и не допустит никак. Все будут ждать в волнении, в чем ваша воля обозначится. Многие захотят завладеть ею и направлять ее.
Ваше Величество, позвольте мне сказать Вам в нынешний день. Первые дни Вашего царствования будут особенно знаменательны и требуют особой обдуманности и осмотрительности.
Я не могу успокоиться от страшного потрясения. Не могу отогнать от себя гнетущей меня заботы о Вас и о Вашей безопасности. Простите, что в эти скорбные часы прихожу к Вам со своим словом: ради Бога в эти первые дни царствования, которые будут иметь для Вас решительное значение, не упускайте ни одного случая заявлять свою личную решительную волю, прямо от Вас исходящую, чтобы все слышали и знали: "Я так хочу", или "я не хочу этого".
Никакая предосторожность не лишняя в эти минуты. Не я один тревожусь: эту тревогу разделяют все простые русские люди. Сегодня было уже у меня несколько простых людей, которые все говорят со страхом и ужасом о Мраморном Дворце. Мысль эта вкоренилась в народ.
_________________________
Заседание 21 марта у В. В. имело результатом покуда лишь сближение между лицами, на первый раз и это хорошо; я радуюсь, что со мною говорят без принуждения те, которые до сих пор избегали меня. С того дня я еще не видел никого из министров. Жду с нетерпением, когда мы соберемся для общего совещания. В. кн. Владимир Александрович заметил, что все бывшее доныне разногласие происходит лишь от недоразумений, но я боюсь, что эти недоразумения глубже, чем кажется, и должны обнаружиться всякий раз, когда придется не говорить только речи, а приступать к действиям и к распоряжениям. Нетрудно рассуждать, причем для избежания разногласий сглаживаются фразы, резкие оттенки взглядов и мнений; но когда надобно приступать к действию решительному, тут обнаруживается рознь и сила действия парализуется.
В публике ходили на прошлой неделе и продолжаются до сих пор самые странные слухи и ожидания по случаю этого совещания. Многие были уверены, что 15, потом 17, 18 числа произойдет и объявится нечто необычное. Поднялись опять толки о представительстве - авось-либо теперь они затихнут. Но смущение не успокоится, я убежден в том, покуда правительство не заявит себя такими действиями, которые ни в ком не оставляли бы сомнения или раздвоенной мысли.
Смею думать, Ваше Императорское Величество, что для успокоения умов в настоящую минуту необходимо было бы от имени Вашего обратиться к народу с заявлением твердым, не допускающим никакого двоемыслия. Это ободрило бы всех благонамеренных прямых людей. Первый манифест был слишком краток и неопределенен. Я попробую, если угодно будет, придумать соответственную редакцию и представить на Ваше усмотрение.
Вместе с тем продолжаю думать, что Вашему Величеству необходимо появиться в Петербурге. Постоянное, безвыездное пребывание Ваше в Гатчине возбуждает в народе множество слухов самых невероятных, но тем не менее принимаемых на веру. Нынче из народа уже спрашивали, правда ли, что Государя нет уже на свете и что это скрывают. Распространение, усиление таких слухов может быть очень опасно в России, и люди злонамеренные, их ныне так много, пользуются ими, чтобы смущать народ. Много таких в России все они ждут в волнении и страхе, в чем выскажется, куда направится настоящее правительство.
(Без даты)
2
Ваше Императорское Величество. Простите ради Бога, что так часто тревожу Вас и беспокою.
Сегодня пущена в ход мысль, которая приводит меня в ужас. Люди так развратились в мыслях, что иные считают возможным избавление осужденных преступников от смертной казни. Уже распространяется между русскими людьми страх, что могут представить Вашему Величеству извращенные мысли и убедить Вас к помилованию преступников. Слух этот дошел до старика гр. Строгонова, который приехал ко мне сегодня в волнении.
Может ли это случиться? Нет, нет, и тысячу раз нет - этого быть не может, чтобы Вы перед лицом всего народа русского, в такую минуту простили убийц отца Вашего, русского Государя, за кровь которого вся земля (кроме немногих, ослабевших умом и сердцем) требует мщения и громко ропщет, что оно замедляется.
Если бы это могло случиться, верьте мне, Государь, это будет принято за грех великий, и поколеблет сердца всех Ваших подданных. Я русский человек, живу посреди русских и знаю, что чувствует народ и чего требует. В эту минуту все жаждут возмездия. Тот из этих злодеев, кто избежит смерти, будет тотчас же строить новые ковы. Ради Бога, Ваше Величество,- да не проникнет в сердце Вам голос лести и мечтательности.
верноподданный
Константин Победоносцев
30 марта 1881 г. Петербург
3
По случаю нынешних ужасных событий святейший синод положил издать ко всему народу пастырское послание. Это будет соответствовать действительной потребности, отовсюду заявленной. Подобные примеры бывали в случаях гораздо менее важных, например, после истории Петрашевского в 1848 году.
Определение синода пропущено мною сегодня и на днях подлежит исполнению.
Копию с предполагаемого послания имею честь представить при сем Вашему Императорскому Величеству.
Перед Пасхою представляют обыкновенно на Высочайшее воззрение предположения о наградах по духовному ведомству. Если Вашему Императорскому Величеству благоугодно сохранить тот же порядок, то буду ожидать приказания, когда явиться с сим докладом в Гатчину.
Константин Победоносцев
2 апреля 1881 года
Петербург
4
Теперь простые люди преисполнены заботы о безопасности Вашего Императорского Величества: у многих эта забота непрестанная, не дающая покоя. Благочестивые прибегают к молитвам, или ищут оградить Вас почитаемою иконой или другой домашней святыней. Невозможно отвергать эти порывы горячего усердия.
Вчера пришел ко мне совсем простой человек, почтенный старик старожил города Томска, купец Хранов, приехавший сюда на время. У них сначала в лесу близ Томска, потом в самом Томске, в саду у Хранова, проживал в молитве пустынник неизвестного происхождения лет 25, и скончался в 1864 году, уже 90 лет от роду. Местные жители, особливо же сам Хранов, чтили его при жизни, как святого, и еще более чтят по смерти. Уверяют, что он предсказывал будущее и что многие получают исцеление на его могиле. Старик Хранов, по поводу покушений на жизнь Государя Императора, посылал Его Величеству портрет этого старца и разные известия о его предупреждениях и предсказаниях.
Теперь он привез с собой из Томска шапочку этого старца, которую хранил благоговейно в своем семействе и которой приписывает чудодейственную силу, рассказывая, что два раза, когда он брал ее с собой в путь, он чудесно спасался от разбойников.
Я не желал смутить веру этого доброго человека и не решился отказать ему: взял от него эту шапочку с обещанием представить ее Вашему Императорскому Величеству, вместе с портретом старца.
Константин Победоносцев
11 июля 1881 г. Ораниенбаум
5
Ваше Императорское Величество.
Опять должен просить у Вас прощения в своей назойливости, ибо возвращаюсь к тому же предмету, о котором писал уже и беспокоил Вас.
Я уже смел писать Вашему Величеству о предмете, который почитаю важным - о приеме Скобелева. Теперь в городе говорят, что Скобелев был огорчен и сконфужен тем, что Вы не выказали желания знать подробности о действиях его отряда и об экспедиции, на которую обращено было всеобщее внимание и которая была последним, главным военным делом, совершенным в минувшее царствование. Об этом теперь говорят, и на эту тему поют все недовольные последними переменами. Я слышал об этом от людей серьезных, от старика Строгонова, который очень озабочен этим. Сегодня гр. Игнатьев сказывал мне, что Д. А. Милютин говорил об этом впечатлении Скобелева с некоторым злорадством.
Я считаю этот предмет настолько важным, что рискую навлечь на себя неудовольствие Вашего Величества, возвращаясь к нему.
Смею повторить снова, что Вашему Величеству необходимо привлечь к себе Скобелева сердечно. Время таково, что требует крайней осторожности в приемах. Бог знает, каких событий мы можем еще быть свидетелями, и когда мы дождемся спокойствия и уверенности. Не надобно обманывать себя: судьба назначила Вашему Величеству проходить бурное, очень бурное время, и самые большие опасности и затруднения еще впереди. Теперь время критическое для Вас лично: теперь, или никогда,- привлечете Вы к себе и на свою сторону лучшие силы в России, людей способных не только говорить, но самое главное - способных действовать в решительные минуты. Люди до того измельчали, характеры до того выветрились, фраза до того овладела всем, что уверяю честью, глядишь около себя и не знаешь на ком остановиться. Тем драгоценнее теперь человек, который показал, что имеет волю и разум, и умеет действовать: ах, этих людей так немного! Обстоятельства слагаются к несчастию нашему так, как не бывало еще в России - предвижу скорбную возможность такого состояния, в котором одни будут за Вас, другие против Вас. Тогда, если на стороне Вашего Величества будут люди, хотя и преданные, но неспособные и нерешительные, а на той стороне будут деятели,- тогда может быть горе великое и для Вас, и для России. Необходимо действовать так, чтобы подобная случайность оказалась невозможной. Вот, теперь, будто бы, некоторые, нерасположенные к Вашему Величеству и считающие себя обиженными, шепчут Скобелеву: "Посмотри, ведь мы говорили, что он не ценит прежних заслуг и достоинств". Надобно сделать так, чтобы это лукавое слово оказалось ложью, и не только к Скобелеву, но и ко всем, кто заявил себя действительным умением вести дело и подвигами в минувшую войну. Если к некоторым из этих людей Ваше Величество имеете нерасположение, ради Бога, погасите его в себе. Вы с 1-го марта принадлежите, со всеми своими впечатлениями и вкусами, не себе, но России и своему великому служению. Нерасположение может происходить от впечатлений, впечатления могли быть навеяны толками, рассказами, анекдотом, иногда легкомысленным и преувеличенным. Пускай Скобелев, как говорят, человек безнравственный. Вспомните, Ваше Величество, много ли в истории великих деятелей, полководцев, которых можно было бы назвать нравственными людьми - а ими двигались и решались события. Можно быть лично и безнравственным человеком, но в то же время быть носителем великой нравственной силы, и иметь громадное нравственное влияние на массу. Скобелев, опять скажу, стал великой силой и приобрел на массу громадное нравственное влияние; то есть, люди ему верят и за ним следуют. Это ужасно важно, и теперь важнее, чем когда-нибудь.
У всякого человека свое самолюбие и оно тем законнее в человеке, чем очевиднее для всех дело, им совершенное. Если бы дело шло лишь о мелком тщеславии,- не стоило бы и говорить. Но Скобелев вправе ожидать, что все интересуются делом, которое он сделал, и что им прежде и более всех интересуется русский Государь. Итак, если правда, что Ваше Величество не выказали в кратком разговоре с ним интереса этому делу, желание знать подробности его, положение отряда, последствия экспедиции и т. п. Скобелев мог вынестъ из этого приема горькое чувство.
Позвольте, Ваше Величество, на минуту заглянуть в душевное Ваше расположение. Могу себе представить, что Вам было неловко, несвободно, неспокойно со Скобелевым, и что Вы старались сократить свидание. Мне понятно это чувство неловкости, соединенное с нерасположением видеть человека, и происходящая от него неуверенность. Опасаюсь, что подобное чувство может и во многих случаях стеснять. Ваше Величество в приеме некоторых людей. Когда к Вам являются простые люди, они всегда выходят утешенные и осчастливленные вниманием Вашим и расспросами. Это происходит оттого, что с простыми людьми Вы, по натуре своей чувствуете себя непринужденно, а когда чувствуете в душе принужденность, тяготитесь положением и отношением к человеку.
Но смею думать, Ваше Величество, что теперь, когда Вы Государь русский,- нет и не может быть человека, с которым Вы не чувствовали бы себя свободно, ибо в лице Вашем - передо всеми и перед каждым стоит сама Россия, вся земля с верховной властью. Есть ли хоть один, которым Вы не могли бы с первого раза, с первого слова овладеть нравственно? Ваше Величество, Вы не знаете всей своей силы. Ради Бога узнайте ее, поймите ее, уверуйте в нее тогда все для Вас будет ясно, тогда всякое личное впечатление прежнего времени перестанет нагонять тень на Ваши отношения к людям. Когда подходит к Вам человек, подумайте, что тут не он и Вы, а он и Россия, тогда будет Вам ясно, как отнестись к человеку и что сказать ему, а Ваше всякое слово будет со властью и силой.
(Без даты)
1882 ГОД
6
Здесь в гостиных рассказывают, что Государыня Императрица изволит принимать г-жу Адан, приехавшую сюда из Парижа.
Без сомнения Вашему Императорскому Величеству известно, что г-жа Адан есть политическая авантюристка и состоит в числе главных агентов республиканской крайней партии, в связи с планами и расчетами Гамбетты; говорят, что она была и любовницей его. Она издательница журнала "La Nouvelle Revue", служащего органом партии. В связи с приездом ее в Россию появились в берлинских полуофициальных газетах статьи о том, будто она едет сюда для тайных политических переговоров, имеющих целью сближение Франции с Россией и со здешними политическими партиями.
К. Победоносцев
6 января 1882 г.
Петербург
8 [ 1 ]
...долгом почитаю представить Вашему Императорскому Величеству No газеты "Новое Время", который иным путем может быть и не дошел до Вас.
Благоволите обратить внимание на перепечатанную здесь прокламацию и на рассуждения об ней. Это - дело Дружины и гр. Шувалова.
Эта прокламация разбрасывалась в учебных заведениях и на женских курсах. Дети приносили ее домой родителям с недоумением.
А после газетной статьи весь Петербург говорит об этом, смею сказать, безумном и гнусном деле. Ни для кого не тайна, кто его виновники, и на к воих - на деньги Дружины. Одного такого флигель-адъютанта я сам знаю.
Ходят слухи, один другого нелепее. Не говорю уже о том, что вплетают в это дело и мое имя; я знаю, что вначале некоторые члены Дружины имели бесстыдство заманивать в нее людей моим именем. Это для меня не важно. Важно то, что в этом поистине жалком и постыдном деле - произносится имя Вашего Величества. Вот чего не может перенесть ни одна честная русская душа, а дела Дружины огласились уже ныне по всей России.
Вашего Императорского Величества
Верноподданный
Константин Победоносцев
12 ноября 1882 г.
1883 ГОД
9
Редакция манифеста, присланная от Вашего Императорского Величества, не показалась мне удовлетворительною. Она списана (как изволите усмотреть из прилагаемой книги) с подобного же манифеста 17 апреля 1856 года, и это довольно неудобно. Мне кажется, для приличия следует разнообразить редакцию. Притом нынешняя редакция, с некоторыми изменениями, представляется мне слабее прежней. Я предпочел составить новую, которую и представляю на благоусмотрение Вашего Величества.
В ту пору можно было указать на Парижский мир, как на явный признак того, что "возвращено России прежнее спокойствие", то есть вернулось мирное состояние после бедственной войны. Теперь нельзя указать на такой признак, и потому мне весьма не нравится фраза: "Ныне, когда всеблагий промысл возвращает России прежнее спокойствие" (как будто оно было во внутреннем состоянии в последние годы минувшего царствования).
Я думаю, что гораздо приличнее вовсе не упоминать об этом, а прямо перейти к мысли о том, что настало уже время и пр. А перед этим сказано вообще - об успокоении возмущенного народного чувства. Точно так же и формулу молитвы я признал нужным изменить. Вначале поставлена у меня фраза: "во время смуты". Если б это слово смута показалось слишком резким,- его можно выпустить, оставив только слова "в минуту страшного потрясения".
Константин Победоносцев
14 января 1883
Еще одно примечание. В конце у меня поставлено: попечение о благе народа, а не народов, как сказано было в прежней и в печатной редакции. И в 1856 году это слово: народов - казалось странным. Замечали, что австрийский император может говорить о своих народах, а у нас народ один и власть единая.
10
С сердечною благодарностью возвращаю Вашему Величеству письма В. А. Жуковского. Поистине это была простая, чистая и ясная душа, - и вся она сказывается в письме от 30 августа 1843 года.
Когда читаешь это письмо, невольно обращаешься мыслию к той эпохе, когда оно было писано -40 лет тому назад. Это было самое ясное и блестящее время царствования Императора Николая. Многое вокруг поэта было просто и ясно; просты и ясны казались и те задачи жизни, которые с тех пор усложнились и запутались невообразимо. Есть времена, когда дорога впереди стелется широкой стезею, и видно куда идти. Есть другие времена, когда впереди туман, вокруг болота. То время и нынешнее - какая разница,- точно мир вокруг нас переменился. Невольно приходит мысль: эта простая душа, эта ясная мысль - как выразилась бы у Жуковского, если б он писал не в 1843 году, а хоть двадцать лет спустя?
И Богу не угодно было, чтоб он дожил до того времени, когда его державный воспитанник стал Императором и вступил в дело. Кажется, для покойного Государя и для всей России было бы неоценимым благом присутствие - только присутствие - человека с такою душою, с прямым и ясным взглядом русского человека на дела и на людей. С Жуковским,- и может быть с ним только одним,- покойный Государь в состоянии был бы говорить прямо, без малейшей тени, и принял бы слово от него с полным доверием. Жуковский ясным чутьем своим понял бы все, что было фальшивого во многих мерах, которые представлялись Государю в эпоху реформ, и указал бы прямо на опасность, грозившую тем основным началам правления, которые он так просто и ясно излагал в письме своем. И когда вспомнишь, какие люди в ту пору - в средине 60-х годов - решали судьбу этих реформ, пожалеешь, человеческим рассуждением, что Жуковского не было. Но видно так Богу было угодно, чтоб не было ни его, ни ему подобных.
Константин Победоносцев
1 февраля 1883
11
Снова осмеливаюсь явиться просителем к Вашему Императорскому Величеству - выпрашивать пособие доброму делу.
Вы изволите припомнить, как несколько лет тому назад я докладывал Вам о Сергее Рачинском, почтенном человеке, который, оставив профессорство в Московском университете, уехал на житье в свое имение, в самой отдаленной лесной глуши Бельского уезда Смоленской губернии, и живет там безвыездно вот уже более 14 лет, работая с утра до ночи для пользы народной. Он вдохнул совсем новую жизнь в целое поколение крестьян, сидевших во тьме кромешной, стал поистине благодетелем целой местности, основал и ведет, с помощью 4 священников, 5 народных школ, которые представляют теперь образец для всей земли. Это человек замечательный. Все, что у него есть, и все средства своего имения он отдает до копейки на это дело, ограничив свои потребности до последней степени. Между тем дело разрастается у него под руками, и он уже вынужден сокращать его за недостатком средств.
Кроме школ он устроил у себя специальную больницу для сифилиса, который, как известно, составляет у нас в иных местностях язву населения по деревням, передаваясь наследственно от одного поколения другому. Эта больница чрезвычайно полезна; но, к сожалению, и она должна закрыться.
"Увы!- писал мне Рачинский в декабре прошлого года,- эта затея слишком дорогая, чтоб я мог надеяться получить откуда-либо средства: на ее дальнейшую поддержку. Ее годовой бюджет - 600 рублей (фельдшер - 300, содержание больных -200, прислуга, медикаменты, освещение - около 100 руб. Отопление дает брат). Но мало того,- временное помещение никуда негодно; нужна постройка, которая обойдется рублей в 1.500. В больнице 4 кровати, занятые постоянно, лечилось в течение 9 месяцев у меня 21 человек; дома около 90. Дело несомненно полезное,- сифилис, кроме случаев исключительных, излечим наверное (фельдшер отличный, шесть раз в год приезжает врач). Но это дело я не могу продолжать иначе, как в долг. Это безумие, на которое я решился - и теперь сам не знаю, как быть".
А на днях он пишет: "Тяжкое, но необходимое дело - привесть в порядок мой бюджет... Закрытие больницы последует в мае (зимою рука не поднимается - так много больных) ".
Простите, Ваше Величество, что утруждаю Вас чтением всего вышеписанного. Мысль моя такова: покуда жив еще человек, умеющий вести такое доброе для народа дело и полагающий в него свою душу,- стоит поддержать его. Вы мне дозволили просить, и я решаюсь на сей раз. Не благоволите ли, для поддержания этой больницы, пожаловать 2.000 рублей, из коих 1.500 пойдет на строение, а 500 на содержание в течение года? Этот дар Вашего Величества ободрит и оживит радостью всех трудящихся в этом деле.
Долгом почитаю прибавить, что сам Рачинский и в мысли не имеет чего-либо просить, ожидать или надеяться от щедрот Вашего Величества.
Константин Победоносцев
9 февраля 1883
12
Простите, Ваше Императорское Величество, что я осмеливаюсь еще раз беспокоить Вас письмом по тому же делу. И теперь, как в тот раз, имею в виду одну только цель - благо Вашего Императорского Величества и достоинство власти в трудное время. Продолжаю почитать это дело делом великой важности, именно в виду коронации и существующего народного настроения.
Сейчас я виделся с графом Толстым, которому Вы изволили отослать письмо мое. Я узнал, что по делу о театрах граф Воронцов представлял Вашему Величеству доклад, получивший утверждение.
Графу Воронцову я не усомнился бы сказать, что ему не следовало поступать так, не посовещавшись в столь важном деле с другими лицами, кроме чинов театрального управления. Оказывается, что, желая заручиться согласием другого министерства, он имел три месяца тому назад по этому же предмету объяснение с гр. Толстым и получил от гр. Толстого такой ответ, что нельзя разрешить русские оперные спектакли в пост, так как это противно объявленному уже Высочайшему повелению 1881 года.
Не взирая на то, гр. Воронцов решился войти с докладом к Вашему Величеству непосредственно.
Смысл Высочайшего повеления ясен, и нынешнее разрешение составляет отмену его. Так оно и будет принято в народе. Можно объяснять сколько угодно, что опера есть соединение живых картин с музыкой. Это может быть понятно петербургскому обществу, но в России не поймут этого, но очень хорошо помнят, что в прежнее время, до Высочайшего повеления, испрошенного гр. Адлербергом, никакие оперы не разрешались к представлению. На основании той же логики ничто не мешает разрешить и балет: тут нет даже разговора, а о танцах прямо не сказано в тексте закона.
Графу Толстому приходило на мысль,-не следует ли теперь поместить в "Правительств. Вестнике" заметку с объяснением, что опера есть будто бы не драматическое представление, а соединение живой картины с музыкой. Но я отклонил его от этой мысли: такое объявление от лица правительства никого не успокоило бы, а только усилило бы тяжкое впечатление.
Ваше Величество! Я уже в последний [раз] беспокою Вас этими строками по настоящему делу. Но долг моего звания и моей сердечной заботы велит мне сказать еще раз: впечатление будет тяжкое. Оно было бы менее тяжко, если б разрешение последовало после, через год или через несколько лет. Но теперь... теперь люди в первое время откажутся верить. Притом коронация готовится в Москве, а из Москвы вышло главное ходатайство о закрытии театров в пост, и в Москве разрешение спектаклей отозвалось всего чувствительнее. Необходимо поберечь народное чувство в религиозном его элементе именно теперь, когда оно так настроено перед коронацией. Так жених бережет перед браком стыдливое чувство невесты...
Немало найдется людей, которые будут говорить, что это пустые капризы со стороны синода, что это поповский фанатизм, и т. под. Синод ничего и не знает о настоящем случае, и дело не в нем, а в народном чувстве, которое ни за что не поймет, как могут быть спектакли в те дни, когда ежедневно в церкви читается: "Господи, владыко живота моего"... Не поймут также простые люди, как могло вдруг измениться царское слово, встреченное всем народом с такою радостью в дни траура и плача.