Из писем к. п. победоносцева александру iii. Письма тютчевой
Гроссман, Леонид. Достоевский-реакционер. М.: Common place, 2015
Письма К.П. Победоносцева
Любезнейший Федор Михайлович. Спешу послать несколько строк для Гражданина. Чем богат, тем и рад. Поспешите напечатать чтобы не простыли известия а. Постараюсь прислать еще, если успею. Надеюсь вернуться около 20 июля б. Обнимаю Вас от души.Ваш К. Победоносцев
Припомните, что я не подписываю своего имени под статьями. 21 июня 3 июля
Шелкаин
на остр. Вайте
А Статья "Из Лондона" появилась в No 27 "Гражданина" от 2 июля 1873 г. за подписью***. Ей предпослано следующее редакционное предисловие, вероятно, написанное Достоевским: "Мы только что получили из Лондона от 19 июня корреспонденцию с новыми и весьма характерными подробностями о пребывании персидского шаха в столице Великобритании. Нам показались некоторые из этих подробностей особенно любопытными. Спешим сообщить их нашим читателям". Интерес статьи заключался в сообщении о пропаганде английского духовенства против России в пользу Персии. В корреспонденции дается также отзыв о книге Рольстона "Русские народные сказки" (Russian Folktales by W.R.S. Ralston; прим. ред. -- изд. в London, 1873). Корреспонденция Победоносцева датирована 19 июня (1 июля); очевидно, он начал писать ее за два дня до отправки письма. б Победоносцев вернулся в Петербург 25 июля 1873 г. Об этом в письме Достоевского к жене от 26 июля 1873 г.: "Вчера приехал Победоносцев, был в редакции, ждал меня, но я не был и просил запиской заехать к себе в 9-м часу. Я был у него вчера и сидел до 12. Все говорил, много сообщил и ужасно просил опять сегодня приехать. Если же я буду болен, то дать ему знать и он сам ко мне приедет сидеть" и проч. ("Письма Ф.М. Достоевского к жене", пред. и примеч. Н.Ф. Бельчикова. М.-Л., 1926, с. 85-86. В комментариях дана заметка об истории отношений Победоносцева и Достоевского (с. 340); ср. с заметкой того же автора в "Красном архиве" II (1923), с. 210-211 (при публикации шести писем Достоевского к Победоносцеву)). Почтеннейший Федор Михайлович. Премного благодарю за доставление листов Гражданина. Сегодня получил 32-й номер, со статьей "Вестминстер аббатство" а. Есть в ней две довольно значительные опечатки изменяющие смысл. На 872 с, 2-я колонка, 18-я строка снизу напечатано: За незрелость, в чем и смысла нет; а у меня сказано: "Замерзелость" -- слово, употреблявшееся у нас в 18 столетии в официальных актах, когда говорилось о грубости нравов и обычаев простого "подлого" народа. Вот почему оно у меня и в кавычках поставлено. (Да в этой же фразе сказано: здешнюю простоту церковную. Мне сдается, что у меня что-нибудь не так сказано. Не красоту ли? но это не так важно). Другое: на с. 873, 1-я колонка, 9-я строка снизу. Чиновных форм. У меня сказано было: условных форм. Не мешало бы в следующем No под IX статьей сделать оговорку об этих опечатках б. Несмотря на что* другие дела нудят, я неутерпел здесь написать Вам еще 3 статейки "Листков" в и уже пакет запечатан, да нет оказии послать. Готовлю еще статейку, очень по-моему любопытную, о новой английской книге "Свобода, братство и равенство" г. Не знаю, удастся ли кончить. Пишет сегодня Т.И. Филиппов из Москвы. Он готовит биографическую статью о покойном гр. А.П. Толстом д, к чему я и возбуждал его. Он пишет, что NoNo со статьями о единоверии в большом спросе в Москве, и за них платят очень дорого. "Перепечатка их, продолжает он, могла бы доставить Гражданину большое подкрепление". Статью о Толстом он намерен был прислать Вам к номеру 13 августа, но вероятно -- говорит -- что на нумер опоздает. Здравствуйте и благодушествуйте. Я надеюсь быть в П-бурге около 20 числа.
Душевно уважающий и преданный
К. Победоносцев
Душевно преданный
Победоносцев
Ваш К. Победоносцев.
Среда 29 августа/73 а Статья Победоносцева "Испания" напечатана в No 37 "Гражданина" от 10 сентября 1873 г. за подписью ZZ, с редакционным примечанием, очевидно написанным Достоевским: "Мы особенно рекомендуем вниманию читателей "Гражданина" эту статью нашего почтенного сотрудника ZZ, в которой чрезвычайно ярко изображены главнейшие существенные обстоятельства одного из самых любопытнейших и знаменательных явлений в современной истории европейского человечества. -- Ред." б Статья "Франция (взгляд на теперешнее ее состояние)" за подписью ZZ напечатана в No 35 "Гражданина" от 27 августа 1873 г. Статья трактует о борьбе политических партий вокруг кандидатуры графа Шамборского на королевский престол под именем Генриха V. Об этом же сам Достоевский писал в своих "Обзорах иностранных событий". Посылаю Вам, почтеннейший Федор Михайлович, дополнение к статье об Испании 3 . Его неудобно вставить в текст, но жаль упустить, и потому я полагал бы поместить его в виде подстрочного примечания к той строке, где говорится об участии агентов Интернационалки в беспорядках. Потом в последней (III) статье о книге Стифена (Братство) в самом конце, в заключительных словах автора я пропустил и напутал. Благоволите исправить. Тут сказано: что нам делать? И затем должно стоять следующее. "Будь тверд и мужествен, не страшись и не бойся" (Второз. XXXI 6. 7. Слова Моисея Иисусу Навину) б. У меня для текста оставлено место, ссылка сделана: но кажется прибавлено, совершенно неправильно, что это относится к переходу через Чермное море. Это потрудитесь вычеркнуть. Следующие NoNo газеты потрудитесь присылать сюда на квартиру (Болыи. Конюшенная, д. Финской церкви).Душевно уважающий и преданный
К. Победоносцев.
Душевно преданный
К. Победоносцев.
Душевно уважающий и преданный
К. Победоносцев.
Душевно преданный
К. П.
Душевно преданный
К. П.
Душевно преданный
К. П.
Душевно преданный
К. П.
А Мещерский, Владимир Петрович (1839-1914) -- основатель реакционнейшего еженедельника "Гражданин". Сближение с Мещерским относится к последнему периоду биографии Достоевского. Ближайшие друзья, с которыми он так усиленно переписывался из-за границы, А. Н. Майков и Н. Н. Страхов вероятно ввели его вскоре по его возвращении из Германии в кружок князя В.П. Мещерского, который осенью 1871 г. был занят организацией задуманного им журнала с "охранительными боевыми задачами". -- "Восприемниками [нового издания], -- свидетельствовал впоследствии Мещерский, -- были К. П. Победоносцев, А. Н. Майков, Ф. М. Достоевский, Ф. И. Тютчев, Н. Н. Страхов, М. О. Коялович, Б. М. Маркевич. Тогда же основались мои среды. Они назывались литературными. Но вернее их было назвать политическими, ибо главными предметами бесед и споров, главною причиною оживления была политика дня в жизни государственной и в жизни печати". В редакторы был приглашен Г. К. Градовский. Но уже к концу первого года издания обнаружились расхождения редактора с издателем, и осенью 1872 г. наступил редакторский кризис "Гражданина". В этот момент Достоевский предложил Мещерскому взять на себя редактирование его органа. Предложение это было весьма сочувственно принято как издателем, так и всем его кружком. Наиболее тесное сотрудничество установилось у Достоевского на первых порах с его непосредственным шефом по "Гражданину". Достоевский не мог не считаться с Мещерским как с инициатором и собственником издания, близким к придворным лицам и интересам. Но сравнительная молодость Мещерского (в момент знакомства с Достоевским ему было 32 года) и недостаточная литературная опытность нередко вызывали Достоевского на авторитетное вмешательство в разрешении возникавших редакционных проблем. Он считал необходимым отменять чересчур резкие реплики Мещерского в полемических статьях ("Ответ на запрос С.-Петербургских Ведомостей"), но в некоторых случаях проверял у Мещерского верность своих решений (напр. по поводу рассказа "Картинки из офицерской жизни"). (См.: Ф. М. Достоевский. "Письма" под ред. А. С. Долинина, М., 1934, 86-88, 313-316). В своих "Воспоминаниях" Мещерский оставил следующую характеристику Достоевского: "Я не видел на своем веку более полного консерватора, не видел более убежденного и преданного своему знамени монархиста, не видел более фанатичного приверженца самодержавья, чем Достоевский... Мы все были маленькими перед его грандиозной фигурой консерватора... Достоевский был как аскет строг и как неофит фанатичен в своем консерватизме". Личность Мещерского получила впоследствии достаточно полную оценку со стороны близко наблюдавших его современников. А. В. Богданович отмечает в своем дневнике к концу царствования Александра III: "Все чувствуют, что ненормально ведется дело, что назначения на высшие места не выдерживают критики. В Мещерском, в его "Гражданине" видят силу, все знают, что за грязная личность этот князь, все волнуются, что нет человека открыть глаза царю, который принимает его и беседует с ним". С. Ю. Витте в своих воспоминаниях сообщает, что Кривошеий был назначен министром путей сообщения при поддержке редактора "Гражданина" В. П. Мещерского, как, видимо, и Плеве. По свидетельству Витте, отношения "Мещерского к монархам и власть имущим имеют одну цель: получить денежные субсидии на его журнал "Гражданин", субсидии, на которые князь Мещерский живет вместе со своими молодыми людьми, а с другой стороны, для того, чтобы наиболее любимых молодых людей возможно более награждать за счет казны" (Витте. "Воспоминания", т. II, с. 370). б Статья называлась: "Картина высшего воспитания. Автобиография Дж.-Стюарта Милля" (J.-St. Mill. Autobiography. Lond., 1873). Статья появилась в No 55 "Гражданина" 1873 г. от 5 ноября за подписью В. в Просьбу Победоносцева Достоевский исполнил: он не включил статьи в отдел "Критики и библиографии", а поместил ее на видном месте, сейчас же после передовой статьи. 28 дек. вечер Достопочтеннейший Федор Михайлович. От всей души поздравляю Вас с праздником и желаю, чтобы эти строки застали Вас в добром здоровьи. Опасаюсь, что Вы на меня сердитесь, и вот почему спешу изъяснить Вам дело. На праздник я уезжаю обыкновенно в монастырь. Вернувшись оттуда 25 числа нашел я у себя записку Мещерского, наскоро написанную им перед отъездом, где он умоляет дополнить его Петерб. обозрение подробностями о приезде Эдинбургского принца а. За эту записку я посердился на Мещерского, как он меня обременяет делом, которого я не умею и не хочу делать. Да и подробностей этих я не знаю и не собираю -- совсем не мое дело еще писать об них. Кроме того мне и некогда. Между тем сегодня принесли мне из типографии корректуру, с тем чтобы я прислал ее обратно вечером -- очень-де нужно. Случилось это в мое отсутствие, и совсем не было мне приятно, потому что я не хочу иметь никаких отношений к типографии. Отослать корректуру обратно было не с кем, а вечером какой-то пьяненький служитель пришел взять ее и пошел за разрешением к Вам. Воображаю, что Вас он потревожил заботою, но прошу Вас, почтеннейший Федор Михайлович, не поставить ее мне на счет. Здравствуйте и радуйтесь.
Душевно уважающий и преданный
К. Победоносцев
А Об этом в No 52 "Гражданина" от 29 декабря заметки и сообщения в отделах "Хроника за две недели" и "Петербургское обозрение". б Корректура статьи "Подлежит ли земство по закону ответственности за непринятье мер против голода" за подписью В. П-ч. Достопочтеннейший Федор Михайлович. Очень досадно было бы а, что Вы были вчера у меня и не застали, тем более досадно, что в эти часы я по большей части дома и только вчера случилось, что дома не обедал. Досадно, что упустил случай посидеть с Вами и побеседовать, чего уже давно не бывало. А сегодня поздравляю Вас с успехом, потому что едва нашел (в 4 часа) номер Вашего Дневника б: почти везде отвечали -- все листы разобраны, и мы послали за новой провизией. Как-раз сегодня же вышла и моя книжка: И_с_т_о_р_и_ч_е_с_к_и_е и_с_с_л_е_д_о_в_а_н_и_я и с_т_а_т_ь_и в, которую завтра Вам доставлю. До свиданья.
Душевно уважающий и преданный
К. Победоносцев
Душевно преданный
К. Победоносцев
Душевно уважающий и преданный
К. Победоносцев
Душевно преданный
К. Победоносцев
Вы можете послать вышедшие листы просто на имя великого князя с почтой; а если желаете доставить с т_о_л_к_о_в_а_н_и_е_м б,то благоволите прислать ко мне и я отошлю их к нему с письменным объяснением, что это от Вас представляется. Суббота. 13 ноября 1876 а Редакция этой записки дает основание предположить, что "рекомендация" исходила от самого Александра II; указания "в бытность его [наследника] у братьев" (т.е. у великих князей Сергея и Павла) и обороты "говорено" и "рекомендовано" как будто указывают на такой именно источник. О внимании Александра II к Достоевскому свидетельствует, видимо, и письмо последнего к А.Г. Достоевской от 25 июля 1873 г.: "На острове Байте [Победоносцев] читал мое Преступленье и наказанье (в 1-й раз в жизни) по рекомендации одного лица слишком известного тебе одного моего почитателя, которого сопровождал в Англию. Следственно дела еще не совсем очень плохи. Пожалуйста не болтай, голубчик Анечка". Победоносцев находился в свите Александра II во время его поездки за границу летом 1873 г. Правительство Александра II доставило Достоевскому немало тяжелых неприятностей. Оно держало его почти до самой смерти под секретным надзором, следило за его связями за границей и наконец совершенно беззаконным закрытием его журнала в сущности разорило его. Но при этом Александр II видимо демонстрировал иногда интерес к Достоевскому. Воспитанник Жуковского и Сперанского, оценивший "Записки охотника", он считал подчас нужным делать милостивые жесты в сторону литературы. К тому же еще Николай I видимо по придворным подсказам сделал какой-то демонстративный жест культурного внимания к прошумевшим "Бедным людям". Следует думать, что известные строки в эпиграмматическом послании Тургенева и Некрасова к молодому Достоевскому: "Тебя хвалит император, уважает Лейхтенберг" не лишены какой-то фактической основы. Впрочем, вскоре после этих похвал состоялась высочайшая резолюция о Достоевском: на четыре года (на каторгу), а потом рядовым. Достоевский впоследствии полагал, что этой конфирмацией, отменявшей смертный приговор генерал-аудиториата, царь "пожалел в нем молодость и талант". Но соображение это едва ли правильно в виду общего характера меры, примененной к осужденным петрашевцам: участь Достоевского после царской конфирмации оказалась сравнительно далеко не самой легкой. Меньше всего Николай I считался с талантом молодого автора, на долгие годы прервав его литературную деятельность. После смерти Достоевского Александр II оказывает ряд "милостей" его семье. б Достоевский счел нужным преподнести "Дневник писателя" "с толкованием" и представил его при сопроводительном письме. См. ниже примечание к "Извещению дворцовой конторы". Почтеннейший Федор Михайлович, вот справка, если хотите, я могу написать Губернатору.
Впрочем вероятно теперь деньги уже выданы. Понедельник
[Приписка Победоносцева внизу следующей официальной справки]
Всемилостивейше пожалованные в единовременное пособие вдове Священника Остроумовой 100 рублей препровождены к Новгородскому Губернатору при отношении Статс-Секретаря у Принятия Прошений от 21-го декабря 1876 г. за No 10715, для выдачи просительнице, по месту ее жительства в г. Старой Русе. Вот, любезнейший Федор Михайлович, когда Вы были у меня, то сетовали, что январский No Дневника выйдет у Вас не в меру слабый, а вышло наоборот -- весь в силе а, и я, только что прочитав его, спешу благодарить Вас за прекрасные статьи -- все хороши, особенно, что Вы рассуждаете о штунде, да и о Фоме Данилове б. Здравствуйте и радуйтесь.
Душевно преданный
К. Победоносцев
Душевно преданный
К. Победоносцев
И какой Ваш деревенский адрес? 6 июля 1877 а В начале июля 1877 г. Достоевскому пришлось оставить деревню, где он отдыхал (имение "Малый Прикол" Курской губ.), и "ехать в Петербург, чтобы редактировать и выпустить в свет летний двойной No 2 "Дневника писателя" за май -- июнь" ("Воспоминания А.Г. Достоевской", 225-226; прим. ред. -- изд. в М.--Л., 1925). В Петербурге его ждало немало хлопот по типографии, цензурному комитету, чтению корректур и проч. Достоевский приехал в Петербург 5 июля в 11 час. утра, а на другой день получил письмо Победоносцева из Ораниенбаума. В письме к жене от 7 июля Достоевский сообщает: "Вчера вечером получил письмо от Победоносцева. Пишет наугад, беспокоясь за меня и не зная где я, на прежний адрес: не выходит дескать "Дневник", не сделалось ли чего с Вами? Сам он в Ораниенбауме, живет во дворце. Напишу ему, но вряд ли сам поеду -- некогда". Письмо Достоевского к Победоносцеву за июль 1877 г. неизвестно. Добрейший Федор Михайлович. Вот уже вторая неделя, как я сижу дома, простудившись, с тяжелой головою. Если Вы здоровы, и есть досуг, не зайдете ли на днях вечерком побеседовать, -- чего давно уже не бывало.
Душевно преданный
К. Победоносцев
Душевно преданный
К. Победоносцев
До свидания.
Ваш К. Победоносцев
Душевно преданный
К. Победоносцев
Душевно преданный
К. Победоносцев
Душевно преданный
К. Победоносцев
Душевно преданный
К. Победоносцев
Душевно преданный
К. Победоносцев
Ваш от души
К. Победоносцев
Ваш К. Победоносцев
16 авг. 1879 Я еще в Петергофе, но на днях переезжаю в П-бург. а Письмо из Эмсаот9/21 августа 1879 г. б Достоевский сообщил Победоносцеву о своем прощальном визите: "Думал хоть минуту лично повидать Вас проездом в Эмс (из Старой Руссы через Петербург), был у Вас (в доме Финской церкви) и не застал, а швейцар сказал мне, что Вы очень часто приезжаете. Очень пожалел, потому что от Вас всегда услышишь живое и подкрепляющее слово, а я именно в подкреплении нуждался" ("Красный архив" 1922, II, 244) (прим. ред. -- у Гроссмана ошибочно указан 1923 г. издания, здесь и далее год выпуска исправлен). в Этот отрывок письма Победоносцева вызван следующим сообщением Достоевского: "Я здесь лежу и беспрерывно думаю о том, что уже, разумеется, я скоро умру, ну через год или через два, и что же станется с тремя золотыми для меня головками после меня? Впрочем, я здесь и вообще в самом мрачном расположении духа: узкое ущелье, положим, живописное как ландшафт, но которое я уже посещаю 4-е лето и в котором каждый камень ненавижу, потому что трудно себе и представить, сколько тоски вынес я здесь в эти 4 раза приезду. Нынешний же приезд самый ужасный: многочисленная толпа всякого сброду со всей Европы (русских мало и все какие-то неизвестные из окраин России) на самом тесном пространстве (ущелье), не с кем ни одного слова сказать, и главное -- все чужое, все совсем чужое, -- это невыносимо. И так вплоть до нашего сентября, т.е. целых 5 недель. И заметьте: буквально на половину жиды" ("Красный архив" 1922, II, 244). г В предыдущих письмах Достоевский держал Победоносцева в курсе своих работ над "Братьями Карамазовыми". 19 мая 1879 г. он сообщал своему корреспонденту: "Эта книга в романе у меня кульминационная, называется "Pro и contra", а смысл книги: богохульство и опровержение богохульства. Богохульство-то вот это закончено и отослано, а опровержение пошло лишь на июньскую книгу. Богохульство это взял, как сам чувствовал и понимал сильней, т.е. так именно, как происходит оно у нас теперь в нашей России у в_с_е_г_о (почти) верхнего слоя, а преимущественно у молодежи, т.е. научное и философское опровержение бытия божия уже заброшено, им не занимаются вовсе теперешние д_е_л_о_в_ы_е с_о_ц_и_а_л_и_с_т_ы (как занимались во все прошлое столетие и в первую половину нынешнего), зато отрицается изо всех сил создание божие, мир божий и смысл его. Вот в этом только современная цивилизация и находит ахинею. Таким образом льщу себя надеждою, что даже и в такой отвлеченной теме не изменил реализму. Опровержение сего (не прямое, т.е. не от лица к лицу) явится в последнем слове умирающего старца. Меня многие критики укоряли, что я вообще в романах моих беру будто бы не те темы, не реальные и проч. Я, напротив, не знаю ничего реальнее именно этих вот тем..." ("Красный архив", 1922, II, 242). В письме от 9/21 августа 1879 г. из Эмса Достоевский писал о следующей части романа: "Это 6-я книга романа и называется: "Русский инок" (NB. Биографические сведения из жизни старца Зосимы и некоторые его поучения). Жду ругательств от критиков; сам же, хоть и знаю, что 1/10 доли не выполнил из того, что хотел совершить, но все же обратите на этот отрывок Ваше внимание, многоуважаемый и дорогой Константин Петрович, ибо очень хотелось бы знать мнение Ваше. Я писал эту книгу для немногих и считаю кульминационного точкой моей работы" ("Красный архив" 1922, 245). д Роман В.П. Мещерского "В улику времени". СПБ., 1879 (2-е изд. в 1880 г.) е Место это вызвано следующим сообщением Достоевского в письме от 24 августа: "В Берлине встретил Пуцыковича. Ему нет-нет, а кто-нибудь и поможет. Уверял меня богом, что через три дня выдаст обещанный No Гражданина в Берлине, и до сих пор не выдает. Думаю, что и не выдаст вовсе. Заметил одну в нем черту: это лентяй и работать не в состоянии. Я, Вы знаете, до самого последнего времени брал в нем участие, но теперь он привел меня в отчаяние. И все-то он сваливает на людей". Доктор прав В.Ф. Пуцыкович был секретарем "Гражданина" в 1873 г., а после ухода Достоевского с редакторского поста стал ответственным редактором журнала (см. сб. "Творчество Достоевского", Од., 1921, с. 81, ст. Ю.Г. Оксмана "Ф.М.Достоевский в редакции "Гражданина"). В 1879-1881 гг. Пуцыкович издавал в Берлине журнал "Русский гражданин", в первом выпуске которого помещено "Письмо к редактору" Ф.М. Достоевского. В 1879 г. Достоевский принимает близкое участие в его (Пуцыковича) судьбе и матерьяльных делах и делает попытку примирить П-ча с Катковым и устроить его в "Московских Ведомостях" ("Письма кжене", ред. Н.Ф. Бельчикова и В.Ф. Переверзева, М.-Л., 1926, с. 338). Л.Ф. Пуцыкович оставил о Достоевском несколько мемориальных статей: "О Ф.М. Достоевском (из воспоминаний о нем)", "Новое Время" 1902, No 9292 (перепечатано в "Литературном Вестнике" 1902, II и в сборнике Ч. Ветринского "Достоевский в воспоминаниях современников, письмах и заметках". М, 1912,159-160; изд. 2-е, М., 1923, ч. 1,152-153) -- Воспоминания о Ф.М. Достоевском. "Берлинский Листок" 1903, V-VI (перепечатано в "Новом Времени" 1903. No 9638) -- Предсказания Ф.М. Достоевского о конституции и революции (из моих воспоминаний). "Берлинский Листок" 1906, II-III. Ср.: "Новое Время" 1904, No 10325 "О письме В.Ф. Пуцыковича в "Берлинском листке" о Достоевском. "Московские Ведомости" 1910, NoNo 22 и 130. Письма Достоевского к В.Ф. Пуцыковичу см. в "Письмах" под ред. А.С. Долинина, Л.-М., 1934, III, 47, 137 и в "Московском сборнике" под ред. С. Шарапова, М., 1887, с. 8-15. Довольно многочисленные письма Пуцыковича к Достоевскому хранятся в Институте русской литературы в Ленинграде. ж В No 31 "Московских епархиальных ведомостей" от 20 июня 1879 г. помещено следующее объявление: "Гражданин" журнал литературный политический и т. д., возобновлен с июля 1879 г. Выходит в преобразованном и обновленном виде (книжками) вместо Петербурга в Берлине и рассылается немедленно по выпуске каждого No во все места России. Все прежние подписчики будут удовлетворены. Редакция прежняя. Ей положительно обещано участие некоторых знаменитых первоклассных русских писателей, о чем будет публиковано. Направление же, если в чем-либо изменится, то разве в смысле еще большей твердости и решительности против принятого. Совершающиеся ныне в нашем отечестве вопиющие событья, о необходимости предотвращения коих "Гражданин" в течение своего семилетнего существования и прямо и косвенно, почти одиноко, но громко говорил, теперь могут служить для всякого, у него есть хоть сколько-нибудь беспристрастия, явным доказательством зрелости, основательности и современности направления этого журнала..." ("Моск. еп. вед." 1879, No 31, с. 258). Посылаю Вам, многоуважаемый Федор Михайлович, московскую статейку о брошюре Цитовича. Завтра, в понедельник, жду Вас к нам кушать, по Вашему обещанию, в 5 часов.Душевно преданный
К. Победоносцев
Ваш К. Победоносцев
19 авг. 1879 Петергоф. а Письмо Победоносцева от 16 августа 1879 г. б "Русский Гражданин", журнал политический и литературный, No 5, 31 июля 1879 г. Год VIII. Берлин, 1879. Редактор-издатель В.Ф. Пуцыкович. Содержание: -- Снова к делу. -- О "Русском Гражданине". -- Письмо к редактору Ф.М. Достоевского -- Россия, Германия и Франция. В.Ф. Пуцыковича. -- Новые странники на Руси. -- На людях и смерть красна. -- О добровольном флоте. -- По поводу недавних событий. -- Последняя страничка. В передовой статье журнал ополчается на те "неслыханные политические безобразия", которые имели место в главнейших городах России за последнее время в среде так называемой "русской интеллигенции". Не на страницах ли нашего журнала в течение его семилетнего существования (т.е. "Гражданина" В.П. Мещерского, 1873-1879) еженедельно твердилось, разъяснялось на все лады... что мы после идем быстрыми шагами к революции. Не наш ли журнал и не его ли известные сотрудники, в том числе и некоторые знаменитые писатели, -- в течение этого времени... был ежедневно предметом низких глумлений" и проч. В дальнейших статьях безобразные надругательства над казненными политическими (Соловьевым, Бильчанским, Брантнером, Осинским и антисемитские издевательства над проф. Хвольсоном по поводу его выступлений в связи с ритуальным кутаисским процессом. Номер представляет интерес лишь по связи с именем Достоевского (в передовице, как мы видели, уже упоминались "знаменитые писатели" из сотрудников петербурского "Гражданина"); в корреспонденции сообщается: "Вы спрашиваете, кажется с некоторым сомнением, какие знаменитые, первоклассные писатели обещали, как это нами было опубликовано, прислать нам свои статьи... Имя одного из них, Ф.М. Достоевского, появившееся в этом выпуске, служит Вам достаточным пока ответом". В журнале действительно помещено "Письмо к редактору Ф.М. Достоевского" с приветствием "возобновляющемуся Гражданину" и обещанием при случае сотрудничать в нем (см. выше в 108 примечании к статье). Этот берлинский выпуск "Русского Гражданина" вызвал весьма резкую оценку в "Голосе", отметившем, что старый "Гражданин" Мещерского в Берлине для пущего опозорения русского имени титулуется "Русский Гражданин", при чем "выходя в Берлине, считает себя в праве клеветать на русский народ и русское общество, не стесняясь уже никакими соображениями" ("Голос" от 19 августа 1879 г., No 228). О письмах Победоносцева от 16 августа 1879 г. и от 19 августа 1879 г. Достоевский писал ему из Эмса 24 августа/5 сентября 1879: "Получил здесь Ваши оба письма и сердечно Вам благодарен за них, особенно за первое, где Вы говорите о моем душевном состоянии. Вы совершенно, глубоко справедливы и мысли Ваши меня только подкрепили. Но я душою больной и мнительный. Сидя здесь, в самом полном и скорбном уединении, поневоле захандрил. Но, однако, спрошу: можно ли оставаться в наше время спокойным? Посмотрите, сами же Вы указываете во 2-м письме Вашем (а что такое письмо?) на все те невыносимые факты, которые совершаются. Я вот занят теперь романом (а окончу его лишь в будущем году!) -- а между тем измучен желанием продолжать бы "Дневник", ибо есть, действительно имею, что сказать -- и именно как Вы бы желали -- без бесплодной, общекелейной полемики, а твердым небоящимся словом" ("Красный архив", 1922, II, 245). в Градовский, Александр Дмитриевич (1841-1889) -- видный профессор-государствовед и журналист, состоявший постоянным сотрудником "Голоса" и "Русской Речи". В следующем 1880 г. Достоевский чрезвычайно резко полемизировал с А.Д. Градовским по поводу речи о Пушкине. Победоносцев имеет в виду статью "Задача русской молодежи" ("Голос", от 1 августа 1879 г., No 211), в которой автор предостерегает студенчество от "хождения в народ": "Вы можете принести пользу народу только оставаясь самими собою, т.е. частью русской интеллигенции, постепенно увеличивая число образованных, разумных и нравственных русских людей" и проч. На замечания Победоносцева о "фельетоне Градовского" Достоевский в письме от 24 августа/5 сентября 1879 г. из Эмса писал: "Я слишком понимаю, почему Градовский, приветствующий студентов как интеллигенцию, имел своими последними статьями такой огромный успех у наших европейцев: в том-то и дело, что он все лекарства всем современным ужасам нашей неурядицы видит в той же Европе, в одной Европе" ("Красный архив", 1922, 11, 245). г Евгений Марков. "Горе от ума. По поводу высших женских курсов". "Голос" 18 августа 1879 г., No 227 (окончание). Начало статьи в No 224 от 15 августа. На замечание о Маркове Достоевский отвечал: "Здесь я читаю мерзейший "Голос". -- господи, как это глупо, как это омерзительно лениво и квиетично окаменело на одной точке. Верите ли, что злость у меня иногда перерождается в решительный смех, как например при чтении статей 11-летнего мыслителя Евг. Маркова, о женском вопросе. Это уж глупость до последней откровенности" (письмо от 24 августа/5 сентября 1879 г., "Красный архив" 1922, 11, 246). д Термин "еврейский орган" является в данном случае для Победоносцева синонимом "либерального", "прогрессивного", "левого" издания. Ни один из указанных органов не издавался редактором-евреем и не обслуживал специальных национальных интересов. "Русская Правда, газета политическая, общественная и литературная" издавалась и редактировалась в 1878 г. в Петербурге Дмитрием Константиновичем Гирсом; "Голос" -- А.А. Краевским. е "Вестник русских евреев"-- еженедельная газета, издававшаяся в Петербурге в 1871-1873 гг. под редакцией Е.П.Карповича, О.Нотовича и др. В момент письма Победоносцева издание это давно прекратило существование. "Еврейская библиотека" -- историко-литературные сборники под редакцией А.Е. Ландау, в которых участвовали Г.И. Богров, П.И. Вейнберг, В. Стасов, Д. Минаев, Л. Леванда, И. Оршанский и другие видные литературные силы. "Русский еврей" -- еженедельная газета, издававшаяся в Петербурге в 1879-1884 гг. под редакцией Л. Бермана, при близком участии Л. Леванды. Любезнейший друг Федор Михайлович. Я еще не благодарил Вас за Ваше милое письмо, полученное мною еще 21 мая. Не причтите это к моему равнодушию. Поистине я занят делами и заботами всякого рода. Вы собирались вскоре ехать в Москву: узнав, что праздник отложен, я поспешил телеграфировать Вам о том заблаговременно, но видно моя телеграмма уже не застала Вас в Старой Руссе а. Затем, на конце московских праздников я сам проехал к Троицыну дню через Москву в Лавру, был потом в Ярославле и в Москве: потом, вернувшись, ездил еще раз в Кострому; в начале июля переехал в Ораниенбаум, откуда езжу несколько раз в неделю на целые дни в Питер, а сюда мне привозят охапками дела ежедневно. Теперь сильно опасаюсь, что письмо не застанет Вас в Старой Руссе, ибо припоминаю, что Вы собирались ехать еще в Эмс. Итак, пишу Вам на всякий случай, и буде получу ответ из Старой Руссы, то напишу пространнее. А если Вы в Старой Руссе, то прибегаю к дружбе Вашей за следующим делом. Недавно слушалась в Синоде просьба некоего священника Алексея Степановича Надеждина б о сложении с него духовного сана. Все об нем свидетельствует, что он хороший человек и священник, но болезнь вынуждает его оставить свой сан, хотя он не знает, чем будет жить. Просьба его удовлетворена, но мне было желательно лично видеть его, посмотреть, что он за человек и из-за чего снимает священство. Я послал искать его и оказалось, что он в Старой Руссе на углу Пятницкой и Георгиевской улицы, в доме свящ. Румянцева в. Итак, если Вы в Старой Руссе и имеете досуг и силы, не найдете ли времячко посмотреть этого человека и уведомить меня о Вашем впечатлении. Порадовался я душевно, что Вы исполнили свое желание, о котором писали мне, и исполнили с таким успехом, отодвинуть назад безумную волну, которая готовилась захлестнуть памятник Пушкина. Радуюсь за Вас, и особливо за правое дело, которое Вы выручили г. Оканчиваю покуда, обнимаю Вас от души и жду весточки от Вас.Душевно преданный
К. Победоносцев
Душевно преданный
К. Победоносцев
Ваш К. Победоносцев
12 авг, 1880 Ораниенбаум а "Дневник писателя". Единственный выпуск за 1880 г. Август. В выпуске была напечатана речь о Пушкине, вступительное объявление к ней и полемика с А.Д. Градовским. Выпуск в том же году вышел вторым изданием. Об этом выпуске Достоевский летом 1880 г. сообщал Победоносцеву. "Кроме "Карамазовых", издаю на днях в Петербурге один No "Дневника писателя" -- единственный No на этот год. В нем моя речь в Москве, предисловие к ней, уже в Старой Руссе написанное, и наконец, ответ критикам, главное, Градовскому. Но это не ответ критикам, а мое profession de foi на все будущее. Здесь уже высказываюсь окончательно и непокровенно, вещи называю своими именами. Думаю, что на меня поднимут все каменья. Не разъясняю Вам далее, выйдет в самом начале августа 5-го числа или даже раньше, но просил бы Вас очень, глубокоуважаемый друг не побрезгать прочесть этот "Дневник" и сказать мне Ваше мнение. То что написано там -- для меня роковое. С будущего года намереваюсь "Дневник писателя" возобновить и теперь являюсь тем, каким хочу быть в возобновляемом "Дневнике". б Градовский, Александр Дмитриевич -- см. примечание 3-е к письму 31-му. в На первой странице выпуска имелась сноска: "Издание "Дневника писателя" надеюсь возобновить в будущем 1881 году, если позволит мое здоровье". Достоевский действительно приступил к изданию "Дневника писателя" в 1881 г., но смерть оборвала его на первом выпуске, вышедшем в свет в день похорон Достоевского (вскоре вышло второе издание в траурной рамке). "Вчера он должен был выпустить 1 номер своего "Дневника" и совсем приготовил, и вчера же в день его выноса, появился этот номер, -- писал 1 февраля 1881 г. Победоносцев наследнику. -- В нем есть прекрасные страницы с самого начала". г Статья Константина Леонтьева "О всемирной любви. По поводу речи Ф. М. Достоевского на Пушкинском празднике" представляла собою один из интереснейших отзвуков на знаменитую речь о Пушкине. Статья Леонтьева была напечатана в "Варшавском Дневнике", NoNo 162, 169, 173 (29 июля, 7 и 12 августа). Во многом К.Н. Леонтьев отнесся критически к выступлению Достоевского, решившись заявить в атмосфере общего восторга, что "в этой речи значительная часть мыслей не особенно нова и не принадлежит исключительно г. Достоевскому. О русском "смирении, терпении, любви" говорили многие. Все это не ново: ново же было в речи г. Ф. Достоевского приложение этого полу-христианского, полу-утилитарного, в_с_е_п_р_и_м_и_р_и_т_е_л_ь_н_о_г_о с_т_р_е_м_л_е_н_и_я к м_н_о_г_о_о_б_р_а_з_н_о_м_у и д_е_м_о_н_и_ч_е_с_к_и-п_ы_ш_н_о_м_у г_е_н_и_ю П_у_ш_к_и_н_а". Тут же Леонтьев замечает: "Но, признаюсь, я многого очень многого в этой идее постичь не могу... Это всеобщее примирение, даже и в теории, со многим само по себе так н_е_п_р_и_м_и_р_и_м_о... Во-первых, я постичь не могу, за чтож можно л_ю_б_и_т_ь с_о_в_р_е_м_е_н_н_о_г_о е_в_р_о_п_е_й_ц_а... Во-вторых, любить и любить -- разница... Как любить? Есть любовь -- м_и_л_о_с_е_р_д_и_е, и есть любовь восхищение; есть любовь моральная, и любовь э_с_т_е_т_и_ч_е_с_к_а_я". Победоносцев указал Достоевскому на вторую статью Леонтьева в "Варшавском Дневнике" от 7 августа (No 169). "Благодарю за присылку Варшавского Дневника", -- отвечал Достоевский в письме от 16 августа 1880 г. -- Леонтьев в конце концов немного еретик -- заметили Вы это?.. Впрочем... в его суждениях много любопытного" ("Красный архив" 1922, II, 251). Незадолго перед тем Леонтьев опубликовал статью на близкую Достоевскому тему -- "об обращении Царьграда в центр великорусской жизни", где со свойственным ему своеобразием трактовал основную тему славянофильской публицистики. Любезнейший Федор Михайлович. Вы заходили ко мне вчера -- очень жалею, что не видел Вас. Поутру весьма трудно меня видеть. Но прошу Вас вспомните прежний завет наш о субботе, с 9 часов вечера: тут я почти всегда дома.Душевно преданный
К. Победоносцев
Душевно преданный
К. Победоносцев
Душевно преданный
К. Победоносцев.
А "Братья Карамазовы" были закончены в ноябре 1880 г. 8 ноября Достоевский послал в редакцию "Русского Вестника" последнюю часть рукописи -- "Эпилог" (см. Соч. Достоевского. ГИЗ, X, 440). Очевидно, одновременно с работой над окончанием романа шла подготовка его отдельного издания, которое вышло в свет в самом начале декабря (с пометой 1881 года). Появление последней части в журнале ("Русский Вестник" 1880 г., ноябрь) почти совпало с выходом отдельного издания: "Братья Карамазовы. Роман в 4-х частях с эпилогом" в двух томах. Не смущайтесь, любезнейший Федор Михайлович, -- спокойно ждите переплета. Можно пойти и на следующей неделе. Предупредите меня накануне, а я предупрежу Вел. князя, что Вы будете а.
Душевно преданный
К. Победоносцев
Душевно преданный
К. Победоносцев.
Душевно преданный
К. Победоносцев
Родился 21 мая 1827 г. в Москве. Его отец был профессором российской словесности в Московском университете, а дед приходским священником, служившим сначала в Звенигородском уезде, а потом в Москве. Семья Победоносцева была глубоко религиозной и это, по мнению американского исследователя Роберта Бирнса оказало сильное влияние на формирование охранительных взглядов будущего обер-прокурора 1. В 1846 г. Победоносцев окончил училище правоведения и был определен на службу в 8-ой департамент Сената в Москве. К 1862 г. он стал статским советником, обер-прокурором 8-ого департамента. Одновременно Победоносцев активно изучал источники по истории русского гражданского права, выступал с публикациями по этой теме и читал лекции в Московском университете.
Приглашение преподавать право наследнику, великому князю Николаю Александровичу, а после его смерти - великому князю Александру Александровичу, способствовало приближению Победоносцева к царской семье. Покинув Москву, он переехал в Петербург, где его карьера получила дальнейшее развитие. В 1868 г. он стал сенатором, в 1872- членом Государственного совета, а с 1880 по 1905 г. занимал должность обер-прокурора Святейшего Синода.
Занимая высокое положение Победоносцев, однако, ощущал себя чужим в атмосфере столичной жизни, что в немалой степени было связано с психологическими особенностями присущими его характеру. Покинутая им Москва, постепенно становилась в его глазах олицетворением патриархальности и стабильного течения жизни. Эта тема нашла свое отражение в письмах Победоносцева к Е.Ф. Тютчевой, дочери поэта, которая жила преимущественно в Москве. Ее родная сестра А.Ф. Аксакова была замужем за И.С. Аксаковым и Тютчева пользовалась известностью в славянофильских кругах. Доверяя ей свои мысли, Победоносцев писал 12 февраля 1868 г. из Петербурга: «Чем я занимаюсь здесь официально, в этом и себе самому не умею хорошенько дать отчета. Веры нет у меня в то дело, которое обязан здесь делать, и оттого положение мое тяготит меня... Петербург не люблю я по-прежнему - душно в здешнем воздухе, очень душно: до того, кажется, все измельчало здесь - и дела, и люди, и манеры, и формы общежития. Оглядываюсь на Москву - и не поверите, с какой тоскою, - все еще не могу привыкнуть к мысли о том, что старое гнездо мое опустело... не знаю, когда... самому придется увидеть Москву белокаменную - люблю ее всею душою» 2. Он жаловался Е.Ф. Тютчевой, что живет в Петербурге, как «в чужом городе», как «в гостинице». «О, как тяжел зимою Петербург, каким ощущением пустой, бессмысленной призрачности наполняет он душу... нигде тщета жизни так явственно не ощущается и не гложет так сильно истомленную душу» - писал он 3.
Данную ему власть Победоносцев считал тяжелым бременем. Он последовательно проводил в жизнь мысль, высказанную им в личных записях от 21 ноября 1860 г.: «...в мире христианском всякая власть есть служение...» 4. При этом он не только расценивал собственную деятельность как служение, но и неоднократно внушал эту идею в письмах к наследнику Александру Александровичу. Самодержавная власть - это огромная личная ответственность монарха перед Богом. Это не «упоение» своим положением, а жертва, приносимая во имя отечества. Стремясь подготовить наследника к «служению», Победоносцев писал ему 12 октября 1876 г.: «Вся тайна русского порядка и преуспеяние - наверху, в лице верховной власти... Где вы себя распустите, там распустится и вся земля. Ваш труд всех подвинет на дело, ваше послабление и роскошь зальет всю землю послаблением и роскошью - вот что значит тот союз с землею, в котором вы родились и та власть, которая вам суждена от бога» 5. Аналогичные рассуждения содержатся и в обращении Победоносцева к великому князю Сергею Александровичу в день его совершеннолетия: «Где всякий из граждан, частных людей, не стесняет себя, как частный человек, там Вы обязаны себя ограничивать, потому что миллионы смотрят на Вас как на Великого Князя, и со всяким словом и делом Вашим связаны честь, достоинство и нравственная сила Императорского Дома» 6.
В своей фундаментальной работе «Победоносцев. Его жизнь и мысли» американский исследователь Роберт Бирнс подчеркивал, что у обер-прокурора отсутствовал «вкус к власти». Действительно, Победоносцев не был светским человеком, его очень смущала роскошь дворцовых приемов. В своих статьях он зло клеймил великолепные «чертоги», где «разряженные дамы рассказывают друг другу про любовные игры свои». Он даже предлагал Е.Ф.Тютчевой начать среди светских дам движение против роскоши в одежде. После вступления Александра III на престол Победоносцев признавался ему, что был бы счастлив никогда не покидать Москвы. Видимо не случайно, после убийства Александра II он предложил объявить Петербург «на военном положении» и, покинув это «проклятое место» укрыться в Москве. Победоносцев всегда отзывался о Москве в теплых тонах. В письме к Александру III, написанном в 1887 г., он подчеркивал, что религиозный подъем и толпы верующих напрямую связаны с Москвой. Противопоставление «патриархальной» Москвы и «космополитического» Петербурга сближало Победоносцева не только со славянофилами, но и с Ф.М. Достоевским, в произведениях которого можно встретить аналогичные мотивы. Вполне закономерно, что книга, вобравшая в себя основные религиозно-политические взгляды Победоносцева, была названа им «Московский сборник».
Характерно, что в мировоззрении Победоносцева негативное отношение к «свету» сочеталось с критикой интеллигенции. В письмах Е.Ф. Тютчевой он сравнивал Петербург с большим рынком, где бессмысленно суетится толпа людей, «умеющих только кричать и пустословить». Среди этих людей он видел только карьеристов и чиновников - подхалимов, постоянно сетуя на отсутствие служителей идеи, бескорыстно преданных самодержавию. Откровенное неприятие интеллигенции встречается в письме Победоносцева от 15 февраля 1880 г. С.А. Рачинскому: «Самые злодеи... суть не что иное, как крайнее искажение того же обезьянского образа, который приняла в последние годы вся наша интеллигенция. После этого - какого же ждать разума и какой воли от этой самой интеллигенции» 7.
В свою очередь, всегда пессимистичный и одетый в черное Победоносцев заработал от высшего света кличку «попович». Над ним подсмеивались, про него сочиняли эпиграммы и анекдоты. 8 апреля 1902 г. Победоносцев писал Николаю II о своей карьере: «Я стал известен в правящих кругах, обо мне стали говорить и придавать моей деятельности преувеличенное значение. Я попал, без всякой вины своей, в атмосферу лжи, клеветы, слухов и сплетен. О, как блажен человек, не знающий всего этого и живущий тихо, никем не знаемый на своем деле!» 8.
В качестве образца Победоносцев противопоставлял «свету» и образованной интеллигенции «простой» и «темный» народ, видя в нем опору существующего миропорядка. Источник смуты Победоносцев видел в интеллигенции и бюрократии, которые были склонны конструировать модели развития России на основе западных образцов. При этом либералы были для него более злейшими врагами, чем революционеры. 14 декабря 1879 г. он писал наследнику: «Повсюду в народе зреет такая мысль: лучше уж революция русская и безобразная смута, нежели конституция. Первую еще можно побороть вскоре и водворить порядок в земле; последняя есть яд для всего организма, разъедающий его постоянною ложью, которой русская душа не принимает» 9.
В период царствования Александра III Победоносцев взвалил на себя непосильное бремя власти. Письма, обращенные к самодержцу, и особенно доверительные письма к друзьям полны постоянных сетований Победоносцева на усталость, безысходность, какую-то тягостность его бытия. Этот человек, обладавший скептическим умом, стремился все регламентировать, за всем уследить, все «пропустить» через себя, взяв под личный контроль решение множества вопросов государственного управления. Но при этом все его действия оказывались малоэффективными. Осознавая это, Победоносцев пессимистично утверждал, что «никакая страна в мире не в состоянии была избежать коренного переворота, что, вероятно, и нас ожидает подобная же участь и что революционный ураган очистит атмосферу» 10. Встретившись в 1903 г. с Д.С. Мережковским по поводу закрытия Религиозно-философских собраний Победоносцев произнес фразу, которая, по сути, отразила в себе весь строй его мыслей: «Да знаете ли вы, что такое Россия? Ледяная пустыня, а по ней ходит лихой человек» 11.
Конец политической карьеры Победоносцева был связан с революцией 1905 г., когда он потерял должность обер-прокурора Святейшего Синода. Его настроение в этот период хорошо видно из письма к С.Д. Шереметеву. За четыре месяца до смерти, 3 ноября 1906 г., словно подводя итоги своей жизни, Победоносцев писал ему: «Тяжко сидеть на развалинах прошедшего и присутствовать при ломке всего того, что не успели еще повалить...» 12 . Исследователи, затрагивавшие последний период жизни Победоносцева, отмечали известную трагичность ситуации - для государственного деятеля вдвойне трудно видеть, как рушится то, чему он посвятил свою жизнь. Победоносцеву было суждено в буквальном смысле услышать «музыку революции», когда революционно настроенные колонны проходили мимо его дома. Не случайно его последняя работа была посвящена переводу Нового Завета. Можно предположить, что, обратившись к Новому Завету, Победоносцев попытался опереться на что-то вечное и неизменное. Это было особенно важно для него в свете исполнения собственных предсказаний о «революционном урагане».
10 марта 1907 г. на восьмидесятом году жизни К.П.Победоносцев скончался. Это был человек, переживший свое время, сила работ заключалась именно в критике, а не в творчестве. По словам С.Ю. Витте, сам Александр III отзывался о Победоносцеве: «...отличный критик, но сам никогда ничего создать не может» 13. М.О. Меньшиков, характеризуя Победоносцева, писал: «Все хорошее, положительное оставалось у него безжизненным. Раз вылилось на бумагу, он бросал вопрос, считал поконченным. Между тем отрицательные - я хотел бы сказать: разрушительные - его идеи заставляли его действовать... В качестве критика-разрушителя он беспощаден» 14. Генерал от инфантерии Н.А. Епанчин замечал по поводу «Московского сборника»: «Все положительное, что там изложено, бледнее отрицательного; положительное изложено в виде принимаемых на веру аксиом и является наглядным доказательством большей силы автора в анализе и в отрицании, нежели в синтезе и творческой работе» 15 . Схожие оценки мировоззрения Победоносцева встречались и впоследствии. Так, историк Б.Б. Глинский писал о том, что обер-прокурор «явил собою в высшей степени своеобразный тип русского ученого государственного мужа, необычайно сильного своим анализом и скепсисом и слабого, как творца жизни и форм этой жизни» 16 . Победоносцевская боязнь открытого обсуждения проблем и путей их решений, в сочетании с его «скептическим умом» приводила к тому, что положительные и созидательные теории выглядели в его работах невзрачными и нежизнеспособными на фоне описания нигилистических и разрушительных концепций.
10 марта 1845 года родился император Александр III. Он правил Россией всего 13 с половиной лет – с марта 1881-го по ноябрь 1894-го – и вошел в историю как император-миротворец, консерватор и созидатель. Никогда – ни до, ни после него – царская Россия не была столь обширной и быстроразвивающейся. Никогда она не знала более мирного и стабильного времени. Письма к императору одного из идеологов александровского правления, обер-прокурора Святейшего синода Константина Победоносцева, выдержки из которых мы публикуем, являются ярким памятником русской консервативной мысли конца XIX века и проливают свет на внутреннюю логику политических решений той поры…
К.П. Победоносцев (1827 — 1907). Фото предоставлено М. Золотаревым
<…> Вам достается Россия смятенная, расшатанная, сбитая с толку, жаждущая, чтобы ее повели твердою рукою, чтобы правящая власть видела ясно и знала твердо, чего она хочет и чего не хо- чет и не допустит никак. Все будут ждать в волнении, в чем Ваша воля обозначится. Многие захотят завладеть ею и направлять ее. <…>
В публике ходили на прошлой неделе и продолжаются до сих пор самые странные слухи и ожидания. Но смущение не успокоится, я убежден в том, покуда правительство не заявит себя такими действиями, которые ни в ком не оставляли бы сомнения или раздвоенной мысли. <…>
(Без даты)
<…> Сегодня пущена в ход мысль, которая приводит меня в ужас. Люди так развратились в мыслях, что иные считают возможным избавление осужденных преступников [убийц императора Александра II – членов «Народной воли». – «Историк»] от смертной казни. Уже распространяется между русскими людьми страх, что могут представить Вашему Величеству извращенные мысли и убедить Вас к помилованию преступников. <…>
Может ли это случиться? Нет, нет и тысячу раз нет – этого быть не может, чтобы Вы перед лицом всего народа русского в такую минуту простили убийц отца Вашего, русского Государя, за кровь которого вся земля (кроме немногих, ослабевших умом и сердцем) требует мщения и громко ропщет, что оно замедляется.
Если бы это могло случиться, верьте мне, Государь, это будет принято за грех великий и поколеблет сердца всех Ваших подданных. Я русский человек, живу посреди русских и знаю, что чувствует народ и чего требует. В эту минуту все жаждут возмездия. Тот из этих злодеев, кто избежит смерти, будет тотчас же строить новые ковы. Ради Бога, Ваше Величество, – да не проникнет в сердце Вам голос лести и мечтательности.
<…> В разноплеменном составе государства, австрийское правительство вынуждено считаться с представителями той партии, которая в данную минуту имеет силу в парламенте. Министры, состоя в зависимости не от единой воли монарха, а от игры партий в парламенте, для того чтоб сохранить свое положение и удержаться на местах своих, входят в сделку с господствующими партиями и принуждены исполнять их волю вопреки истинным интересам государства.
И так выходит, что государством правят эти партии; в их духе и по их указаниям назначаются местные администраторы, при содействии коих производится фальшивая игра в выборы, которые суть не что иное, как ложь, и так фальшивыми представителями народа поддерживается фальшивое парламентское большинство и фальшивое направление целого правительства. Нельзя себе представить, сколько проистекает отсюда лжи и беззакония и какое распространяется хищение и взяточничество. Члены парламента, имея министров в своем распоряжении, торгуют и местами, и казенными сделками, и подрядами. Это явление обычное более или менее всюду, где водворилось парламентское правительство. <…>
Конституционное правление — самая ужасная язва для юных славянских государств
Вот – плоды конституционного правления! Ныне оно уже дискредитировано всюду, но всюду ложь эта въелась, и народы не в силах от нее освободиться и идут навстречу роковой судьбе своей. Особливо для юных славянских государств – это первая и самая ужасная язва, разъедающая ложью и раздором весь состав общества, поселяющая разлад и взаимное непонимание и отчуждение между народом и правительством. <…>
Как же безумны, как же ослеплены были те quasi-государственные русские люди, которые задумали обновить будто бы Россию. Кому была бы от этого радость и победа, так это полякам, которые, несомненно, стоят, скрытые, в центре всякого так называемого конституционного движения в России. Тут было бы для них вольное поле деятельности, вольная игра – и гибель России.
<…> Это – самая страшная опасность, которую я предвижу, для моего Отечества и для Вашего Величества лично. Доколе жив, не оставлю этой веры, не перестану твердить то же самое и предупреждать об опасности. Болит моя душа, когда вижу и слышу, что люди, власть имущие, но, видно, не имущие русского разума и русского сердца, шепчутся еще о конституции. <…>
1 марта 1881 года на набережной Екатерининского канала в Петербурге был смертельно ранен император Александр II, его убийцы были осуждены и повешены на плацу Семеновского полка 3 апреля того же года
<…> Кабак есть главный у нас источник преступлений и всякого разврата умственного и нравственного, – и действие его не вообразимо ужасно в темной крестьянской и рабочей среде, где ничего нельзя противопоставить его влиянию, где жизнь пуста и господствуют одни материальные интересы насущного хлеба. <…>
Уничтожение кабака есть решительно первая потребность, есть необходимая мера для спасения России. Борьба внешними мерами против нигилизма не будет иметь успеха, покуда стоит в нынешней силе кабак. <…>
Это первая потребность. Наряду с нею другая. Чтобы спасти и поднять народ, необходимо дать ему школу, которая просвещала бы и воспитывала бы его в истинном духе, в простоте мысли, не отрывая его от той среды, где совершается жизнь его и деятельность. Об этом великом деле я не перестаю думать. <…>
Вот первые, главные народные потребности настоящей минуты. А наряду с ними другие, столь же существенные и которые тоже не ждут. В связи с кабаком – местное крестьянское управление или самоуправление до того расстроено, что повсюду иссякает правда. Власти, разумно действующей, нет, слабые не находят защиты от сильных, а силу захватили в свои руки местные капиталисты, то есть деревенские кулаки-крестьяне и купцы, кабатчики и сельские чиновники, то есть невежественные и развратные волостные писаря. Необходимо водворить здесь порядок. <…>
Наконец, суд – такое великое и страшное дело – суд, первое орудие государственной власти, ложно поставленный учреждениями, ложно направленными, – суд в расстройстве и бессилии. Вместо упрощения он усложнился и скоро уже станет недоступен никому, кроме богатых и искус- ных в казуистической формалистике. <…>
<…> Повторяется и здесь горький опыт, который приходится России выносить со всеми спасенными и облагодетельствованными инородческими национальностями. Выходит, что грузины едва не молились на нас, когда грозила еще опасность от персов. Когда гроза стала проходить еще при Ермолове [генерал Алексей Петрович Ермолов (1777– 1861), главнокомандующий на первом этапе Кавказской войны (до 1827 года). – «Историк» ] , уже появились признаки отчуждения. Потом, когда явился Шамиль [Шамиль (1797–1871) – предводитель горцев, возглавил борьбу народов Чечни и Дагестана против России в 40–50-х годах XIX века. – «Историк» ] , все опять притихло. Прошла и эта опасность – грузины снова стали безумствовать, по мере того как мы с ними благодушествовали, баловали их и приучили к щедрым милостям на счет казны и казенных имуществ. Эта система ухаживания за инородцами и довела до нынешнего состояния. Всякая попытка привесть их к порядку возбуждает нелепые страсти и претензии. <…>
«Власть тьмы» Л.Н. Толстого на сцене одного из петербургских домашних театров. 1890 год. Фото предоставлено М. Золотаревым
<…> Я только что прочел новую драму Л. Толстого [«Власть тьмы». – «Историк» ] и не могу прийти в себя от ужаса. А меня уверяют, будто бы готовятся давать ее на Императорских театрах и уже разучивают роли. <…>
Искусство писателя замечательное, – но какое унижение искусства! Какое отсутствие, – больше того, – отрицание идеала, какое унижение нравственного чувства, какое оскорбление вкуса! Больно думать, что женщины с восторгом слушают чтение этой вещи и потом говорят об ней с восторгом. Скажу даже: прямое чувство русского человека должно глубоко оскорбиться при чтении этой вещи. Неужели наш народ таков, каким изображает его Толстой? Но это изображение согласуется со всею новейшею тенденцией Толстого, – народ-де у нас весь во тьме со всею своей верой, и первый он, Толстой, приносит ему новое свое евангелие.
Посмотрите-ка, вот в чем ваша вера, – баба, убивая несчастного ребенка, не забывает окрестить его и затем давит…
Всякая драма, достойная этого имени, предполагает борьбу, в основании которой лежит идеальное чувство.
Разве есть борьба в драме Толстого? Действующие лица – скотские животные, совершающие ужаснейшие преступления просто, из побуждений животного инстинкта, так же как они едят, пьют и пьянствуют: ни о какой борьбе с высшим началом нет и помину. <…>
Искусство Толстого замечательное, – но какое унижение искусства!
Все эти дни я провожу в каком-то тяжком отупении от того, что произошло 1 марта. В этот день я испытывал тревожное волнение по какому-то безотчетному чувству. Случилось, что 1 марта через шесть лет пришлось опять в воскресенье. Случилось еще, что ко мне поутру зашел в тот же час тот же самый человек, кто был у меня в самый час катастрофы 1 марта 1881 года [в этот день скончался император Александр II вследствие смертельного ранения, полученного на набережной Екатерининского канала в Петербурге от взрыва бомбы, брошенной под его ноги народовольцем Игнатием Гриневицким. – «Историк» ] , – и с тех пор лицо его всякий раз живо напоминало мне ужасную минуту. <…>
В Западной Европе повсюду заговоры социалистов и анархистов и взрывы адских снарядов стали едва ли не ежедневным явлением. В Германии готовы были, – и только случай помешал, – взорвать императора со всей свитой при открытии памятника. Там это стало обычным явлением, – оттуда явилась эта зараза и по грехам нашим привилась к нам; но всякое этого рода явление у нас подхватывается врагами нашими как орудие против нас. Правда, что у нас оно значит гораздо более, чем там, – и враги наши хорошо это знают, – и Бог знает еще, чья хитрая рука направляет, чьи деньги снабжают наших злодеев, людей без разума и совести, одержимых диким инстинктом разрушения, выродков лживой цивилизации…
Нельзя выследить их всех, – они эпидемически размножаются; нельзя вылечить всех обезумевших. Но надобно допросить себя: отчего у нас так много обезумевших юношей? Не оттого ли, что мы ввели у себя ложную, совсем несвойственную нашему быту систему образования, которая, отрывая каждого от родной среды, увлекает его в среду фантазии, мечтаний и несоответственных претензий и потом бросает его на большой рынок жизни без уменья работать, без определенного дела, без живой связи с народным бытом, но с непомерным и уродливым самолюбием, которое требует всего от жизни, само ничего не внося в нее! <…>
Главная наша беда в том, что цвета и тени у нас перемешаны
<…> Сколько подобных воззваний присылается со всех концов России от простых русских людей, сбитых с толку, не понимающих, что вокруг делается, и ищущих выхода. Понятно, что иного выхода они не видят, иного спасения не чают, как от царской власти. Преданием держится вера, что царь все может сделать и что от его слова преобразится лицо земли русской. <…>
Больно читать эти письма. Увы! Простые люди не знают, что все в учреждениях и людях весьма переменилось и что приказывать стало уже не так легко, как прежде; понятия у начальных людей смешались до того, что уже трудно различить добро от зла и правду от лжи; а власть связана множеством противоречивых законов и учреждений, коих сеть продолжает усложняться и запутываться. <…>
Но во всяком случае и во всех обстоятельствах власть повсюду, и в особенности у нас в России, имеет громадную нравственную силу, которой никто не может отнять или умалить, если сама не захочет. Это право и сила – отличать добро от зла и правду от неправды в людях и действиях человеческих. Эта сила, если постоянно употреблять ее, сама по себе послужит великим рычагом для нравственного улучшения и для подъема духа в обществе. Когда добрые и прямые почувствуют уверенность в том, что они не будут перед властью смешаны безразлично с недобрыми и лукавыми, это придаст необыкновенную энергию росту всякого доброго семени. Главная наша беда в том, что цвета и тени у нас перемешаны. <…>
Позвольте высказать Вашему Величеству мои впечатления по поводу представления «Купца Калашникова». <…>
Ничего светлого, ничего возвышающего душу, ничего идеального, – это одна сплошная, живая, действующая перед зрителем картина чудовищного порока, разврата, насилия. Царь – чудовище; все около него – развратные, пьяные разбойники; народ – несчастные холопы; и церковь и вера – одно кощунство над верою! <…>
В поэме или, правильнее, в песне- балладе у Лермонтова выходит поэтично; но, перенесенное на сцену, в действии нет и не могло быть следа поэзии, – осталось одно действие, отвратительное и, прямо скажу, недостойное искусства. <…>
Царь – чудовище, зверь и ничего более. И тут же, в посмеяние правде, слова молитвы за царя и беспрестанно поминается: царь православный…
Но история представляет нам страшную драму в жизни Грозного, с великою борьбою, которую один суд Божий решит по правде. В этой душе мы видим черты добродетели и с ужасом узнаем, как они исчезают в чертах зверя; но мы знаем, какая была борьба, как этот человек злодействовал и каялся, и страдал, и боролся с собою, и усиленно искал в своей совести оправдания своих злодеяний. Видим, как с ним вступали в борьбу – ради правды, ради царской чести его – прямые русские люди и становились мучениками правды. <…>
Император Александр III и императрица Мария Федоровна. Фото предоставлено М.Золотаревым
<…> Наряду со многими идеями, проникшими в наше общество с 60-х годов из Западной Европы, проникла и идея женской эмансипации и стала волновать умы, распространяясь. Явились фанатики уравнения женщин с мужчиной во всех правах общественных, учреждения женских курсов и допущения женщин в университет.
Под влиянием этих идей учреждены были в 70-х годах курсы при Медико-хирургической академии, выпускавшие женщин-врачей с правами. Известно, какое вредное нравственное действие имели эти курсы. Правда, что иные из кончивших курсы женщин заявили и еще заявляют в разных местах полезную свою деятельность, но в массе слушательниц происходило самое безобразное развращение понятий, и трудно исчислить, сколько их развратилось и погибло.
Курсы эти были закрыты по Высочайшему повелению в 1882 году, к великому негодованию всех поборников женской эмансипации. <…>
Май 1891
Решаюсь писать к Вашему Величеству о предметах неутешительных.
Если б я знал заранее, что жена Льва Толстого просит аудиенции у Вашего Величества, я стал бы умолять Вас не принимать ее. Произошло то, чего можно было опасаться. Графиня Толстая вернулась от Вас с мыслью, что муж ее в Вас имеет защиту и оправдание во всем, за что негодуют на него здравомыслящие и благочестивые люди в России. Вы разрешили ей поместить «Крейцерову сонату» в полном собрании сочинений Толстого. <…>
Нельзя скрывать от себя, что в последние годы крайне усилилось умственное возбуждение под влиянием сочинений графа Толстого и угрожает распространением странных, извращенных понятий о вере, о церкви, о правительстве и обществе; направление вполне отрицательное, отчужденное не только от церкви, но и от национальности. Точно какое-то эпидемическое сумасшествие охватило умы. <…>
Теперь у этих людей проявились новые фантазии и возникли новые надежды на деятельность в народе по случаю голода. За границею ненавистники России, коим имя легион, социалисты и анархисты всякого рода, основывают на голоде самые дикие планы и предположения, – иные задумывают высылать эмиссаров для того, чтобы мутить народ и восстановлять против правительства; немудрено, что, не зная России вовсе, они воображают, что это легкое дело. Но и у нас немало людей, хотя и не прямо злонамеренных, но безумных, которые предпринимают по случаю голода проводить в народ свою веру и свои социальные фантазии под видом помощи. Толстой написал на эту тему безумную статью, которую, конечно, не пропустят в журнале, где она печатается, но которую, конечно, постараются распространить в списках. <…>
Все это показывает, сколько нужно осторожности. Год очень тяжелый, и предстоит зима в особенности тяжкая, но с Божией помощью, авось, переживем и оправимся. <…>
К. Победоносцев
Письма к Александру III
ОГЛАВЛЕНИЕ
1881 ГОД
1882 ГОД
1883 ГОД
1884 ГОД
1885 ГОД
1886 ГОД
1887 ГОД
1888 ГОД
1889 ГОД
1890 ГОД
1891 ГОД
1892 ГОД
1893 ГОД
1894 ГОД
ПРИЛОЖЕНИЕ
1881 ГОД
1
Бог велел нам переживать нынешний страшный день. Точно кара Божия обрушилась на несчастную Россию. Хотелось бы скрыть свое лицо, уйти под землю, чтобы не видеть, не чувствовать, не испытывать. Боже, помилуй нас.
Но для Вас этот день еще страшнее, и, думая об Вас в эти минуты, что кровав порог, через который Богу угодно провести Вас в новую судьбу Вашу, вся душа моя трепещет за Вас страхом неизвестного грядущего по Вас и по России, страхом великого несказанного бремени, которое на Вас положено. Любя Вас, как человека, хотелось бы, как человека, спасти Вас от тяготы в привольную жизнь; но нет на то силы человеческой, ибо так благоволил Бог.
Его была святая воля, чтобы Вы для этой цели родились на свет и чтобы брат Ваш возлюбленный, отходя к Нему, указал Вам на земле свое место.
Народ верит в эту волю Божию,- и по Его велению возносит надежду свою на Вас и на крепкую власть, Богом врученную Вам. Да благословит Вас Бог. Да ободрит Вас молитва народная, а вера народная да даст Вам силу и разум править крепкою рукою и твердой волей.
Вам достается Россия смятенная, расшатанная, сбитая с толку, жаждущая, чтобы ее повели твердою рукою, чтобы правящая власть видела ясно и знала твердо, чего она хочет, и чего не хочет и не допустит никак. Все будут ждать в волнении, в чем ваша воля обозначится. Многие захотят завладеть ею и направлять ее.
Ваше Величество, позвольте мне сказать Вам в нынешний день. Первые дни Вашего царствования будут особенно знаменательны и требуют особой обдуманности и осмотрительности.
Я не могу успокоиться от страшного потрясения. Не могу отогнать от себя гнетущей меня заботы о Вас и о Вашей безопасности. Простите, что в эти скорбные часы прихожу к Вам со своим словом: ради Бога в эти первые дни царствования, которые будут иметь для Вас решительное значение, не упускайте ни одного случая заявлять свою личную решительную волю, прямо от Вас исходящую, чтобы все слышали и знали: "Я так хочу", или "я не хочу этого".
Никакая предосторожность не лишняя в эти минуты. Не я один тревожусь: эту тревогу разделяют все простые русские люди. Сегодня было уже у меня несколько простых людей, которые все говорят со страхом и ужасом о Мраморном Дворце. Мысль эта вкоренилась в народ.
_________________________
Заседание 21 марта у В. В. имело результатом покуда лишь сближение между лицами, на первый раз и это хорошо; я радуюсь, что со мною говорят без принуждения те, которые до сих пор избегали меня. С того дня я еще не видел никого из министров. Жду с нетерпением, когда мы соберемся для общего совещания. В. кн. Владимир Александрович заметил, что все бывшее доныне разногласие происходит лишь от недоразумений, но я боюсь, что эти недоразумения глубже, чем кажется, и должны обнаружиться всякий раз, когда придется не говорить только речи, а приступать к действиям и к распоряжениям. Нетрудно рассуждать, причем для избежания разногласий сглаживаются фразы, резкие оттенки взглядов и мнений; но когда надобно приступать к действию решительному, тут обнаруживается рознь и сила действия парализуется.
В публике ходили на прошлой неделе и продолжаются до сих пор самые странные слухи и ожидания по случаю этого совещания. Многие были уверены, что 15, потом 17, 18 числа произойдет и объявится нечто необычное. Поднялись опять толки о представительстве - авось-либо теперь они затихнут. Но смущение не успокоится, я убежден в том, покуда правительство не заявит себя такими действиями, которые ни в ком не оставляли бы сомнения или раздвоенной мысли.
Смею думать, Ваше Императорское Величество, что для успокоения умов в настоящую минуту необходимо было бы от имени Вашего обратиться к народу с заявлением твердым, не допускающим никакого двоемыслия. Это ободрило бы всех благонамеренных прямых людей. Первый манифест был слишком краток и неопределенен. Я попробую, если угодно будет, придумать соответственную редакцию и представить на Ваше усмотрение.
Вместе с тем продолжаю думать, что Вашему Величеству необходимо появиться в Петербурге. Постоянное, безвыездное пребывание Ваше в Гатчине возбуждает в народе множество слухов самых невероятных, но тем не менее принимаемых на веру. Нынче из народа уже спрашивали, правда ли, что Государя нет уже на свете и что это скрывают. Распространение, усиление таких слухов может быть очень опасно в России, и люди злонамеренные, их ныне так много, пользуются ими, чтобы смущать народ. Много таких в России все они ждут в волнении и страхе, в чем выскажется, куда направится настоящее правительство.
(Без даты)
2
Ваше Императорское Величество. Простите ради Бога, что так часто тревожу Вас и беспокою.
Сегодня пущена в ход мысль, которая приводит меня в ужас. Люди так развратились в мыслях, что иные считают возможным избавление осужденных преступников от смертной казни. Уже распространяется между русскими людьми страх, что могут представить Вашему Величеству извращенные мысли и убедить Вас к помилованию преступников. Слух этот дошел до старика гр. Строгонова, который приехал ко мне сегодня в волнении.
Может ли это случиться? Нет, нет, и тысячу раз нет - этого быть не может, чтобы Вы перед лицом всего народа русского, в такую минуту простили убийц отца Вашего, русского Государя, за кровь которого вся земля (кроме немногих, ослабевших умом и сердцем) требует мщения и громко ропщет, что оно замедляется.
Если бы это могло случиться, верьте мне, Государь, это будет принято за грех великий, и поколеблет сердца всех Ваших подданных. Я русский человек, живу посреди русских и знаю, что чувствует народ и чего требует. В эту минуту все жаждут возмездия. Тот из этих злодеев, кто избежит смерти, будет тотчас же строить новые ковы. Ради Бога, Ваше Величество,- да не проникнет в сердце Вам голос лести и мечтательности.
верноподданный
Константин Победоносцев
30 марта 1881 г. Петербург
3
По случаю нынешних ужасных событий святейший синод положил издать ко всему народу пастырское послание. Это будет соответствовать действительной потребности, отовсюду заявленной. Подобные примеры бывали в случаях гораздо менее важных, например, после истории Петрашевского в 1848 году.
Определение синода пропущено мною сегодня и на днях подлежит исполнению.
Копию с предполагаемого послания имею честь представить при сем Вашему Императорскому Величеству.
Перед Пасхою представляют обыкновенно на Высочайшее воззрение предположения о наградах по духовному ведомству. Если Вашему Императорскому Величеству благоугодно сохранить тот же порядок, то буду ожидать приказания, когда явиться с сим докладом в Гатчину.
Константин Победоносцев
2 апреля 1881 года
Петербург
4
Теперь простые люди преисполнены заботы о безопасности Вашего Императорского Величества: у многих эта забота непрестанная, не дающая покоя. Благочестивые прибегают к молитвам, или ищут оградить Вас почитаемою иконой или другой домашней святыней. Невозможно отвергать эти порывы горячего усердия.
Вчера пришел ко мне совсем простой человек, почтенный старик старожил города Томска, купец Хранов, приехавший сюда на время. У них сначала в лесу близ Томска, потом в самом Томске, в саду у Хранова, проживал в молитве пустынник неизвестного происхождения лет 25, и скончался в 1864 году, уже 90 лет от роду. Местные жители, особливо же сам Хранов, чтили его при жизни, как святого, и еще более чтят по смерти. Уверяют, что он предсказывал будущее и что многие получают исцеление на его могиле. Старик Хранов, по поводу покушений на жизнь Государя Императора, посылал Его Величеству портрет этого старца и разные известия о его предупреждениях и предсказаниях.
Теперь он привез с собой из Томска шапочку этого старца, которую хранил благоговейно в своем семействе и которой приписывает чудодейственную силу, рассказывая, что два раза, когда он брал ее с собой в путь, он чудесно спасался от разбойников.
Я не желал смутить веру этого доброго человека и не решился отказать ему: взял от него эту шапочку с обещанием представить ее Вашему Императорскому Величеству, вместе с портретом старца.
Константин Победоносцев
11 июля 1881 г. Ораниенбаум
5
Ваше Императорское Величество.
Опять должен просить у Вас прощения в своей назойливости, ибо возвращаюсь к тому же предмету, о котором писал уже и беспокоил Вас.
Я уже смел писать Вашему Величеству о предмете, который почитаю важным - о приеме Скобелева. Теперь в городе говорят, что Скобелев был огорчен и сконфужен тем, что Вы не выказали желания знать подробности о действиях его отряда и об экспедиции, на которую обращено было всеобщее внимание и которая была последним, главным военным делом, совершенным в минувшее царствование. Об этом теперь говорят, и на эту тему поют все недовольные последними переменами. Я слышал об этом от людей серьезных, от старика Строгонова, который очень озабочен этим. Сегодня гр. Игнатьев сказывал мне, что Д. А. Милютин говорил об этом впечатлении Скобелева с некоторым злорадством.
Я считаю этот предмет настолько важным, что рискую навлечь на себя неудовольствие Вашего Величества, возвращаясь к нему.
Смею повторить снова, что Вашему Величеству необходимо привлечь к себе Скобелева сердечно. Время таково, что требует крайней осторожности в приемах. Бог знает, каких событий мы можем еще быть свидетелями, и когда мы дождемся спокойствия и уверенности. Не надобно обманывать себя: судьба назначила Вашему Величеству проходить бурное, очень бурное время, и самые большие опасности и затруднения еще впереди. Теперь время критическое для Вас лично: теперь, или никогда,- привлечете Вы к себе и на свою сторону лучшие силы в России, людей способных не только говорить, но самое главное - способных действовать в решительные минуты. Люди до того измельчали, характеры до того выветрились, фраза до того овладела всем, что уверяю честью, глядишь около себя и не знаешь на ком остановиться. Тем драгоценнее теперь человек, который показал, что имеет волю и разум, и умеет действовать: ах, этих людей так немного! Обстоятельства слагаются к несчастию нашему так, как не бывало еще в России - предвижу скорбную возможность такого состояния, в котором одни будут за Вас, другие против Вас. Тогда, если на стороне Вашего Величества будут люди, хотя и преданные, но неспособные и нерешительные, а на той стороне будут деятели,- тогда может быть горе великое и для Вас, и для России. Необходимо действовать так, чтобы подобная случайность оказалась невозможной. Вот, теперь, будто бы, некоторые, нерасположенные к Вашему Величеству и считающие себя обиженными, шепчут Скобелеву: "Посмотри, ведь мы говорили, что он не ценит прежних заслуг и достоинств". Надобно сделать так, чтобы это лукавое слово оказалось ложью, и не только к Скобелеву, но и ко всем, кто заявил себя действительным умением вести дело и подвигами в минувшую войну. Если к некоторым из этих людей Ваше Величество имеете нерасположение, ради Бога, погасите его в себе. Вы с 1-го марта принадлежите, со всеми своими впечатлениями и вкусами, не себе, но России и своему великому служению. Нерасположение может происходить от впечатлений, впечатления могли быть навеяны толками, рассказами, анекдотом, иногда легкомысленным и преувеличенным. Пускай Скобелев, как говорят, человек безнравственный. Вспомните, Ваше Величество, много ли в истории великих деятелей, полководцев, которых можно было бы назвать нравственными людьми - а ими двигались и решались события. Можно быть лично и безнравственным человеком, но в то же время быть носителем великой нравственной силы, и иметь громадное нравственное влияние на массу. Скобелев, опять скажу, стал великой силой и приобрел на массу громадное нравственное влияние; то есть, люди ему верят и за ним следуют. Это ужасно важно, и теперь важнее, чем когда-нибудь.
У всякого человека свое самолюбие и оно тем законнее в человеке, чем очевиднее для всех дело, им совершенное. Если бы дело шло лишь о мелком тщеславии,- не стоило бы и говорить. Но Скобелев вправе ожидать, что все интересуются делом, которое он сделал, и что им прежде и более всех интересуется русский Государь. Итак, если правда, что Ваше Величество не выказали в кратком разговоре с ним интереса этому делу, желание знать подробности его, положение отряда, последствия экспедиции и т. п. Скобелев мог вынестъ из этого приема горькое чувство.
Позвольте, Ваше Величество, на минуту заглянуть в душевное Ваше расположение. Могу себе представить, что Вам было неловко, несвободно, неспокойно со Скобелевым, и что Вы старались сократить свидание. Мне понятно это чувство неловкости, соединенное с нерасположением видеть человека, и происходящая от него неуверенность. Опасаюсь, что подобное чувство может и во многих случаях стеснять. Ваше Величество в приеме некоторых людей. Когда к Вам являются простые люди, они всегда выходят утешенные и осчастливленные вниманием Вашим и расспросами. Это происходит оттого, что с простыми людьми Вы, по натуре своей чувствуете себя непринужденно, а когда чувствуете в душе принужденность, тяготитесь положением и отношением к человеку.
Но смею думать, Ваше Величество, что теперь, когда Вы Государь русский,- нет и не может быть человека, с которым Вы не чувствовали бы себя свободно, ибо в лице Вашем - передо всеми и перед каждым стоит сама Россия, вся земля с верховной властью. Есть ли хоть один, которым Вы не могли бы с первого раза, с первого слова овладеть нравственно? Ваше Величество, Вы не знаете всей своей силы. Ради Бога узнайте ее, поймите ее, уверуйте в нее тогда все для Вас будет ясно, тогда всякое личное впечатление прежнего времени перестанет нагонять тень на Ваши отношения к людям. Когда подходит к Вам человек, подумайте, что тут не он и Вы, а он и Россия, тогда будет Вам ясно, как отнестись к человеку и что сказать ему, а Ваше всякое слово будет со властью и силой.
(Без даты)
1882 ГОД
6
Здесь в гостиных рассказывают, что Государыня Императрица изволит принимать г-жу Адан, приехавшую сюда из Парижа.
Без сомнения Вашему Императорскому Величеству известно, что г-жа Адан есть политическая авантюристка и состоит в числе главных агентов республиканской крайней партии, в связи с планами и расчетами Гамбетты; говорят, что она была и любовницей его. Она издательница журнала "La Nouvelle Revue", служащего органом партии. В связи с приездом ее в Россию появились в берлинских полуофициальных газетах статьи о том, будто она едет сюда для тайных политических переговоров, имеющих целью сближение Франции с Россией и со здешними политическими партиями.
К. Победоносцев
6 января 1882 г.
Петербург
8 [ 1 ]
...долгом почитаю представить Вашему Императорскому Величеству No газеты "Новое Время", который иным путем может быть и не дошел до Вас.
Благоволите обратить внимание на перепечатанную здесь прокламацию и на рассуждения об ней. Это - дело Дружины и гр. Шувалова.
Эта прокламация разбрасывалась в учебных заведениях и на женских курсах. Дети приносили ее домой родителям с недоумением.
А после газетной статьи весь Петербург говорит об этом, смею сказать, безумном и гнусном деле. Ни для кого не тайна, кто его виновники, и на к воих - на деньги Дружины. Одного такого флигель-адъютанта я сам знаю.
Ходят слухи, один другого нелепее. Не говорю уже о том, что вплетают в это дело и мое имя; я знаю, что вначале некоторые члены Дружины имели бесстыдство заманивать в нее людей моим именем. Это для меня не важно. Важно то, что в этом поистине жалком и постыдном деле - произносится имя Вашего Величества. Вот чего не может перенесть ни одна честная русская душа, а дела Дружины огласились уже ныне по всей России.
Вашего Императорского Величества
Верноподданный
Константин Победоносцев
12 ноября 1882 г.
1883 ГОД
9
Редакция манифеста, присланная от Вашего Императорского Величества, не показалась мне удовлетворительною. Она списана (как изволите усмотреть из прилагаемой книги) с подобного же манифеста 17 апреля 1856 года, и это довольно неудобно. Мне кажется, для приличия следует разнообразить редакцию. Притом нынешняя редакция, с некоторыми изменениями, представляется мне слабее прежней. Я предпочел составить новую, которую и представляю на благоусмотрение Вашего Величества.
В ту пору можно было указать на Парижский мир, как на явный признак того, что "возвращено России прежнее спокойствие", то есть вернулось мирное состояние после бедственной войны. Теперь нельзя указать на такой признак, и потому мне весьма не нравится фраза: "Ныне, когда всеблагий промысл возвращает России прежнее спокойствие" (как будто оно было во внутреннем состоянии в последние годы минувшего царствования).
Я думаю, что гораздо приличнее вовсе не упоминать об этом, а прямо перейти к мысли о том, что настало уже время и пр. А перед этим сказано вообще - об успокоении возмущенного народного чувства. Точно так же и формулу молитвы я признал нужным изменить. Вначале поставлена у меня фраза: "во время смуты". Если б это слово смута показалось слишком резким,- его можно выпустить, оставив только слова "в минуту страшного потрясения".
Константин Победоносцев
14 января 1883
Еще одно примечание. В конце у меня поставлено: попечение о благе народа, а не народов, как сказано было в прежней и в печатной редакции. И в 1856 году это слово: народов - казалось странным. Замечали, что австрийский император может говорить о своих народах, а у нас народ один и власть единая.
10
С сердечною благодарностью возвращаю Вашему Величеству письма В. А. Жуковского. Поистине это была простая, чистая и ясная душа, - и вся она сказывается в письме от 30 августа 1843 года.
Когда читаешь это письмо, невольно обращаешься мыслию к той эпохе, когда оно было писано -40 лет тому назад. Это было самое ясное и блестящее время царствования Императора Николая. Многое вокруг поэта было просто и ясно; просты и ясны казались и те задачи жизни, которые с тех пор усложнились и запутались невообразимо. Есть времена, когда дорога впереди стелется широкой стезею, и видно куда идти. Есть другие времена, когда впереди туман, вокруг болота. То время и нынешнее - какая разница,- точно мир вокруг нас переменился. Невольно приходит мысль: эта простая душа, эта ясная мысль - как выразилась бы у Жуковского, если б он писал не в 1843 году, а хоть двадцать лет спустя?
И Богу не угодно было, чтоб он дожил до того времени, когда его державный воспитанник стал Императором и вступил в дело. Кажется, для покойного Государя и для всей России было бы неоценимым благом присутствие - только присутствие - человека с такою душою, с прямым и ясным взглядом русского человека на дела и на людей. С Жуковским,- и может быть с ним только одним,- покойный Государь в состоянии был бы говорить прямо, без малейшей тени, и принял бы слово от него с полным доверием. Жуковский ясным чутьем своим понял бы все, что было фальшивого во многих мерах, которые представлялись Государю в эпоху реформ, и указал бы прямо на опасность, грозившую тем основным началам правления, которые он так просто и ясно излагал в письме своем. И когда вспомнишь, какие люди в ту пору - в средине 60-х годов - решали судьбу этих реформ, пожалеешь, человеческим рассуждением, что Жуковского не было. Но видно так Богу было угодно, чтоб не было ни его, ни ему подобных.
Константин Победоносцев
1 февраля 1883
11
Снова осмеливаюсь явиться просителем к Вашему Императорскому Величеству - выпрашивать пособие доброму делу.
Вы изволите припомнить, как несколько лет тому назад я докладывал Вам о Сергее Рачинском, почтенном человеке, который, оставив профессорство в Московском университете, уехал на житье в свое имение, в самой отдаленной лесной глуши Бельского уезда Смоленской губернии, и живет там безвыездно вот уже более 14 лет, работая с утра до ночи для пользы народной. Он вдохнул совсем новую жизнь в целое поколение крестьян, сидевших во тьме кромешной, стал поистине благодетелем целой местности, основал и ведет, с помощью 4 священников, 5 народных школ, которые представляют теперь образец для всей земли. Это человек замечательный. Все, что у него есть, и все средства своего имения он отдает до копейки на это дело, ограничив свои потребности до последней степени. Между тем дело разрастается у него под руками, и он уже вынужден сокращать его за недостатком средств.
Кроме школ он устроил у себя специальную больницу для сифилиса, который, как известно, составляет у нас в иных местностях язву населения по деревням, передаваясь наследственно от одного поколения другому. Эта больница чрезвычайно полезна; но, к сожалению, и она должна закрыться.
"Увы!- писал мне Рачинский в декабре прошлого года,- эта затея слишком дорогая, чтоб я мог надеяться получить откуда-либо средства: на ее дальнейшую поддержку. Ее годовой бюджет - 600 рублей (фельдшер - 300, содержание больных -200, прислуга, медикаменты, освещение - около 100 руб. Отопление дает брат). Но мало того,- временное помещение никуда негодно; нужна постройка, которая обойдется рублей в 1.500. В больнице 4 кровати, занятые постоянно, лечилось в течение 9 месяцев у меня 21 человек; дома около 90. Дело несомненно полезное,- сифилис, кроме случаев исключительных, излечим наверное (фельдшер отличный, шесть раз в год приезжает врач). Но это дело я не могу продолжать иначе, как в долг. Это безумие, на которое я решился - и теперь сам не знаю, как быть".
А на днях он пишет: "Тяжкое, но необходимое дело - привесть в порядок мой бюджет... Закрытие больницы последует в мае (зимою рука не поднимается - так много больных) ".
Простите, Ваше Величество, что утруждаю Вас чтением всего вышеписанного. Мысль моя такова: покуда жив еще человек, умеющий вести такое доброе для народа дело и полагающий в него свою душу,- стоит поддержать его. Вы мне дозволили просить, и я решаюсь на сей раз. Не благоволите ли, для поддержания этой больницы, пожаловать 2.000 рублей, из коих 1.500 пойдет на строение, а 500 на содержание в течение года? Этот дар Вашего Величества ободрит и оживит радостью всех трудящихся в этом деле.
Долгом почитаю прибавить, что сам Рачинский и в мысли не имеет чего-либо просить, ожидать или надеяться от щедрот Вашего Величества.
Константин Победоносцев
9 февраля 1883
12
Простите, Ваше Императорское Величество, что я осмеливаюсь еще раз беспокоить Вас письмом по тому же делу. И теперь, как в тот раз, имею в виду одну только цель - благо Вашего Императорского Величества и достоинство власти в трудное время. Продолжаю почитать это дело делом великой важности, именно в виду коронации и существующего народного настроения.
Сейчас я виделся с графом Толстым, которому Вы изволили отослать письмо мое. Я узнал, что по делу о театрах граф Воронцов представлял Вашему Величеству доклад, получивший утверждение.
Графу Воронцову я не усомнился бы сказать, что ему не следовало поступать так, не посовещавшись в столь важном деле с другими лицами, кроме чинов театрального управления. Оказывается, что, желая заручиться согласием другого министерства, он имел три месяца тому назад по этому же предмету объяснение с гр. Толстым и получил от гр. Толстого такой ответ, что нельзя разрешить русские оперные спектакли в пост, так как это противно объявленному уже Высочайшему повелению 1881 года.
Не взирая на то, гр. Воронцов решился войти с докладом к Вашему Величеству непосредственно.
Смысл Высочайшего повеления ясен, и нынешнее разрешение составляет отмену его. Так оно и будет принято в народе. Можно объяснять сколько угодно, что опера есть соединение живых картин с музыкой. Это может быть понятно петербургскому обществу, но в России не поймут этого, но очень хорошо помнят, что в прежнее время, до Высочайшего повеления, испрошенного гр. Адлербергом, никакие оперы не разрешались к представлению. На основании той же логики ничто не мешает разрешить и балет: тут нет даже разговора, а о танцах прямо не сказано в тексте закона.
Графу Толстому приходило на мысль,-не следует ли теперь поместить в "Правительств. Вестнике" заметку с объяснением, что опера есть будто бы не драматическое представление, а соединение живой картины с музыкой. Но я отклонил его от этой мысли: такое объявление от лица правительства никого не успокоило бы, а только усилило бы тяжкое впечатление.
Ваше Величество! Я уже в последний [раз] беспокою Вас этими строками по настоящему делу. Но долг моего звания и моей сердечной заботы велит мне сказать еще раз: впечатление будет тяжкое. Оно было бы менее тяжко, если б разрешение последовало после, через год или через несколько лет. Но теперь... теперь люди в первое время откажутся верить. Притом коронация готовится в Москве, а из Москвы вышло главное ходатайство о закрытии театров в пост, и в Москве разрешение спектаклей отозвалось всего чувствительнее. Необходимо поберечь народное чувство в религиозном его элементе именно теперь, когда оно так настроено перед коронацией. Так жених бережет перед браком стыдливое чувство невесты...
Немало найдется людей, которые будут говорить, что это пустые капризы со стороны синода, что это поповский фанатизм, и т. под. Синод ничего и не знает о настоящем случае, и дело не в нем, а в народном чувстве, которое ни за что не поймет, как могут быть спектакли в те дни, когда ежедневно в церкви читается: "Господи, владыко живота моего"... Не поймут также простые люди, как могло вдруг измениться царское слово, встреченное всем народом с такою радостью в дни траура и плача.