Князь александр николаевич голицын

ГОЛИЦЫН Александр Николаевич , князь, известный обер-прокурор св. синода начала XIX в. Сын гвард. капитана, родился в 1773 г. Отец его умер через две недели после его рождения, мать вышла замуж за гвард. капитана Кологривова. Маленький Голицын понравился известной камер-юнгфере императрице Екатерины II Марье Савишне Перекусихиной, был взят ко двору и помещен императрицей в пажеский корпус. Из корпуса в дни отпуска он приезжал во дворец и проводил время с маленькими великими князьями, которые были его сверстниками. С будущим императором Александром I у него теперь установилась близость, продолжавшаяся всю жизнь. В 1791 г. пожалован камер-пажем, в 1797 г. - поручиком Преображенского полка, но в том же году переименован в камер-юнкеры и назначен состоять при дворе в. к. Александра Николаевича, - женившегося в 1793 г. На коронацию Павла I в 1797 г. пожалован в камергеры, а 6 мая 1799 г. по собственноручному указу государя «от службы отставлен». После этого уехал в Москву и поселился в скромном домике на Девичьем Поле, где предался на досуге чтению и сделался, по-видимому, «вольтерьянцем». По восшествии на престол, Александр I вызвал его в Петербург. В 1802 г. он был назначен сначала за обер- прокурорский стол в 1 департамент сената, а затем и обер-прокурором. 21 октября 1803 г. назначен обер-прокурором св. синода, причем государь, назначив его своим статс-секретарем, предоставил ему право личного всеподданнейшего доклада; прежние обер-прокуроры такого права не имели. Александр Николаевич Голицын и по образованию, и по тогдашнему настроению считал себя несоответствующим этой должности, но, войдя, к круг духовных дел, лиц и понятий, скоро приобрел высокую религиозную настроенность и впоследствии явился передовым представителем целого религиозного направления - так называемого мистицизма. В круг собственно синодских дел он вошел скоро и проявил здесь самостоятельность, как ни один из его предшественников. В конце концов он сообщил свое имя целому довольно продолжительному периоду нашей церковной жизни, занимающему почти все время царствования Александра I. Несомненно, что почти все достопамятные и светлые духовные реформы царствования Александра I обязаны ему в значительной степени. Но несомненно также, что в его исторической деятельности была и другая сторона, вызвавшая в отношении к себе более или менее страстное и заслуженное осуждение. Не имея надлежащего церковного образования, он дал простор крайнему развитию в себе религиозного индивидуализма в ущерб церковности, дошел до увлечения разными модными тогда направлениями инославных проповедников и даже как бы стал в несогласие с церковию в лице её наиболее серьезных представителей. Его заботам обязана своим успешным ходом первая духовно-учебная реформа, ему всецело обязано своим существованием библейское общество, он же сообщил всей нашей литературе двадцатых годов XIX в. особый оттенок - религиозно-мистический. Должности синодального обер-прокурора он придал значение и блеск, небывалый дотоле, возвысив ее «до степени, равной с первыми должностями в государстве». В 1810 г. Голицыну поручено было главное управление делами иностранных исповеданий, 10 августа 1816 г. - управление и министерством народного просвещения. Манифестом 17 октября 1817 г. учреждено было министерство духовных дел и народного просвещения и министром этого двойного министерства назначен Голицын, после этого передавший должность обер-прокурора в синоде другому лицу. Деятельность министерства духовных дел и народного просвещения, способствовавшая некоторому унижению органа высшего церковного управления - св. синода и крайнему развитию покровительствуемого Голицыным мистицизма, продолжалась недолго. Новый порядок вещей вызвал естественный протест духовной власти; этот протест нашел для себя поддержку в перемене настроения, происшедшей в Александре I, и привел к тому, что министерство духовных дел и народного просвещения 15 мая 1824 г. прекратило свое существование. Историческая роль князя Голицына после этого кончилась, хотя он и оставался на прежней высоте положения в государственной иерархии и другом царской семьи до конца своей жизни. После упразднения министерства духовных дел князь Голицын в первое время оставался управляющим почтовою частию и членом государственного совета, в 1830 г. назначен канцлером российских орденов, в 1842 г. совершенно оставил службу и поселился в Крыму. С 1817 г. состоял президентом «Человеколюбивого Общества». Скончался в 1844 г., полный высокой религиозной настроенности. Несмотря на его увлечение мистицизмом, митрополит киевский Филарет (Амфитеатров) после его смерти отзывался о нем, как о «благочестивом и благодетельном князе»; митрополит московский Филарет (Дроздов), в молодых летах обязанный ему мощною поддержкой, всегда был его почитателем. В личной жизни отличался глубоким благочестием и благотворительностию. Наиболее полно деятельность князя Голицына обрисована у И. А. Чистовича, «Руководящие деятели духовного просвещения», Спб. 1894 г.; свящ. Н. Стеллецкого, «Князь Александр Николаевич Голицын и его церковно-государственная деятельность» в «Трудах Киевской Духовной Академии» 1900 и 1901 г.

* Степан Григорьевич Рункевич,
доктор церковной истории,
секретарь. Св. Синода

Источник текста: Православная богословская энциклопедия. Том 4, стлб. 474. Издание Петроград. Приложение к духовному журналу "Странник" за 1903 г. Орфография современная.

Князь АЛЕКСАНДР НИКОЛАЕВИЧ ГОЛИЦЫН, 1773-1844, сын капитана князя Николая Сергеевича от третьего брака с Александрой Александровной Хитрово, родился в Москве 8 Декабря 1773 г.; княгиня, овдовевшая через 2 недели после рождения сына, вскоре вышла замуж за Кологривова и относилась к сыну строго и холодно. М. С. Перекусихина, полюбившая "веселенького и остренького" мальчика, доставила ему доступ ко Двору; он был товарищем детских игр Великих Князей и подружился с Александром I. В 1794 г. из камер-пажей был произведен в поручики Преображенского полка, но в том же году переименован в камер-юнкеры. 5 Апреля 1797 г. он был пожалован в камергеры, 8 Января 1799 г. награжден командорским крестом Мальтийского ордена, но 6 Мая того же года, "отставлен" и выслан в Москву. Александр I назначил своего друга (21 Сентября 1802 г.) обер-прокурором 1 Департамента Сената.

Желая иметь и в Синоде "своего человека", Государь назначил Голицына 21 Октября 1803 г. обер-прокурором Синода; в то же время он был назначен статс-секретарем, чтобы дать ему возможность иметь личные доклады у Императора. В 1810 г. он был назначен членом Государственного Совета и главноуправляющим делами иностранных исповеданий, в 1816 г. министром Народного Просвещения и в 1820 г. главноуправляющим над Почтовым департаментом. Объединение Министерства Народного Просвещения с ведомствами православного и иностранных исповеданий было довершено учреждением 24 Ноября 1817 г. Министерства Духовных дел и Народного Просвещения, во главе которого стоял кн. Голицын. Управление его духовным ведомством было ознаменовано реформой духовных школ, и учреждением в 1810-12 гг. Русского Библейского Общества, которое, под президентством князя, перевело Библию на русский язык и распространило более 400/т. экз. священных книг. Во время управления им учебным ведомством были учреждены Ришельевский лицей и С.-Петербургский университет. Александр I сохранял неизменное расположение к кн. Голицыну и поверил ему, в числе немногих, тайну отречения Цесаревича Константина, но враждебный Голицыну Аракчеев выдвинул против него митрополита Серафима и архимандрита Фотия, которые убедили Александра I, что управление князя Голицына вредно для церкви и государства. 15 Мая 1824 г. князь Голицын был уволен от всех должностей, кроме должности начальника Почтового департамента. Впрочем, сам Государь продолжал дорожить "близостью и советами" отставленного министра; Николай I смотрел на него также, как на "вернейшего друга своего семейства". Князь А. Н. Голицын в 1826 г. получил орден св. Андрея, в 1830 г. был пожалован в канцлеры всех российских орденов, в 1834 г. получил портрет Государя, а в 1841 г. — чин действительного тайного советника 1-го класса. Старость и слабость зрения заставили Голицына выйти в отставку, и в Июне 1843 г. он уехал на житье в Крым, где и умер в своем имении "Гаспра" 22 Ноября 1844 г.; погребен в Балаклавском Георгиевском монастыре.

Вольтерьянец и эпикуреец в молодости, князь Голицын в зрелые годы обратился к благочестию с резко выраженной сентиментальной и мистической окраской. Этому способствовало и общественное настроение эпохи, и пример его державного друга. Получив поверхностное образование, Голицын в сущности никогда не знал "ни православия, ни кривославия"; с большим легкомыслием он брался объяснять самые сложные богословские вопросы и создал себе своеобразный пантеон, в котором уживались верования самых непримиримых религий и сект. Этого "младенца" в деле веры постоянно морочили разные ханжи и изуверы; он постоянно искал "излияния Св. Духа" и откровений, вечно гонялся за пророками и пророчицами, за знамениями и чудесами: то "слушал пророческое слово" у хлыстовки Татариновой, то жаждал возложения руки нового "Златоуста" — Фотия, то исцелял бесноватых, то удостоивался в мистическом экстазе испытать подобие страданий Спасителя от игл тернового венца. Поставив себе задачей искоренение "вольнодумства, безбожия и своеволия революционной необузданности", Голицын разгромил, при помощи Магницкого и Рунича, университеты, поддерживал в школах рутину и лицемерие; при нем Церковь впервые почувствовала всю силу гнета светской власти: при нем, по выражению современника, "все утихло, и дух монарха водворился в Синоде".

(С портрета К. Брюллова; Румянцевский музей, в Москве.)

Информация от партнеров сайта: В Королеве по ул. Силикатная, ведется строительство современного комфортного жилья, со всей инфраструктурой. По ссылке

Был переведен в большой императорский двор . В 1799 году получил чин камергера и в этом жу году стал командором ордена святого Иоанна Иерусалимского . Был выслан из Петербурга императором Павлом I в том же году по неизвестной причине.

После вступления на престол Александра I князь Голицын как близкий ему человек был назначен сначала обер-прокурором I а позже III департаментов Сената, а затем 21 октября 1803 года по настоянию императора взял на себя должность обер-прокурора Святейшего Синода . В 1810 году стал, при сохранении прежней должности, главноуправляющим иностранными исповеданиями, в 1816 году - министром народного просвещения .

Этого «младенца» в деле веры постоянно морочили разные ханжи и изуверы; он искал «излияния Св. Духа» и откровений, вечно гонялся за пророками и пророчицами, за знамениями и чудесами: то «слушал пророческое слово» у хлыстовки Татариновой , то жаждал возложения руки нового Златоуста - Фотия , то исцелял бесноватых, то удостаивался в мистическом экстазе испытать подобие страданий Спасителя от игл тернового листа.

После того как в 1817 году ведомства духовных дел и народного просвещения были объединены в одно министерство - Министерство духовных дел и народного просвещения , - Голицын стал во главе последнего, но был освобождён от должности обер-прокурора. С 1810 года А. Н. Голицын состоял членом Государственного совета , а в течение 1839-1841 годов - председателем общих собраний. Он был одним из немногих, кому была доверена тайна отречения Константина Павловича . Возглавлял Человеколюбивое общество , принимал участие в организации Попечительного о тюрьмах общества и других филантропических начинаниях.

Помимо реформы духовных школ, при князе Голицыне состоялось учреждение Русского библейского общества , которое под президентством князя перевело на русский язык Библию и распространило более 400 000 её экземпляров. Сотрудники этого общества Попов , Магницкий , Рунич , Кавелин были поставлены Голицыным руководить высшим образованием, где насаждали клерикализм ; множество профессоров были уволены за недостаточную набожность. Магницкий требовал вовсе закрыть подопечный ему Казанский университет . Хотя с нахождением Голицына у руля министерства принято ассоциировать торжество реакции, именно при нём были учреждены Санкт-Петербургский университет и Ришельевский лицей .

28 июля (9 августа ) 1821 года российским императором Александром I был учреждён Сибирский комитет и граф Голицин был включён в его первый состав

ГОЛИЦЫН АЛЕКСАНДР НИКОЛАЕВИЧ - князь, обер-прокурор Святейшего Синода (21.10.1803 - 24.10.1817), министр духовных дел и народного просвещения (24.10.1817 - 15.05.1824).

Из обедневшей ветви древнего княжеского рода Голицыных. Воспитанник М.С. Перекусихиной, камер-фрау императрицы Екатерины II . В 1783 году был определен в Пажеский корпус в Санкт-Петербурге, где подружился с великими князьями Константином Павловичем и Александром Павловичем (впоследствии император Александр I), зачислен в пажи Александра и имел доступ ко двору. С 1791 году камер-юнкер при дворе Александра Павловича, с 1797 года действительный камергер. С 1794 года поручик лейб-гвардии Преображенского полка. В мае 1799 года уволен императором Павлом I и получил приказ покинуть Санкт-Петербург, переехал в Москву.

При императоре Александре I Голицын был вновь принят на службу, 8 сентября 1802 года получил пост обер-прокурора 2-го, 21 декабря того же года 1-го департамента Сената. Назначение Голицына 21 октября 1803 года обер-прокурором Святейшего Синода со званием статс-секретаря удивило современников: в кругу аристократов он был известен как «веселый эротоман», «баловень прекрасного пола», скептик, который резко отзывался о Церкви. Тем не менее члены Святейшего Синода встретили назначение Голицына, сменившего на этом посту властного А.А. Яковлева, с удовлетворением. Император Александр I хотел видеть в обер-прокуроре близкого человека, он предоставил ему право непосредственного доклада императору (одновременно члены Синода были лишены этого права).

Получив столь высокий пост, Голицын изменил образ жизни, занялся изучением истории христианства, чтением религ. книг. 21 сентября 1804 года ввел новый порядок прохождения дел через Синод, поставив задачу сосредоточить в своей канцелярии все дела церковного управления. В 1807 году епархиальным архиереям было предписано сообщать в канцелярию обер-прокурора о состоянии дел в епархиях и лично отчитываться перед Голицыным о проделанной работе, секретари духовных консисторий обязаны были посылать донесения в Синод. 13 июля 1805 года был установлен новый порядок назначения синодальных членов: архиереи поочередно вызывались в Санкт-Петербург и присутствовали в Синоде до особого распоряжения об их возвращении. Само звание синодального члена сохранялось только за первоприсутствующими и теми, кому это звание пожаловал император. От Голицына зависело перемещение архиереев с кафедры на кафедру, награждение их орденами. Он стал первым обер-прокурором, активно влиявшим на решение дел в Синоде. Неоднократно выражал сожаление, что высшие административные должности в Церкви занимают монашествующие, а не представители белого духовенства. Голицын ввел в состав обер-прокурорской канцелярии 2 обер-секретарей, 2 секретарей, 2 протоколистов, экзекутора, казначея, архивариуса и переводчика. Под рукововдством Голицына проводилась реформа духовных учебных заведений (1808-1814 годы). Он вошел в образованный 29 ноября 1807 года Комитет об усовершенствовании духовных училищ под председательством Новгородского митрополита Амвросия (Подобедова), в 1808 году комитет был преобразован в Комиссию духовных училищ, которая подчинялась уже непосредственно обер-прокурору.

В 1808 году Голицын сопровождал императора Александра I во время встречи с французским императором Наполеоном I в Эрфурте. С 1810 по 1819 годы управлял придворной частью, 1 января 1810 года стал членом Государственного совета, в 1812 году - сенатором. В 1810 году из состава Министерства юстиции было выделено Главное управление духовных дел иностранных исповеданий, которое возглавил Голицын. Он представлял интересы неправославного духовенства, участвовал в разрешении межконфессиональных споров, в подготовке законопроектов по статусу инославных общин в России, выступал за сближение христианских конфессий, высказывал идеи «универсального христианства». В то же время в 1815 году по представлению Голицына орден иезуитов был выслан из Санкт-Петербурга и Москвы, его учебные заведения были закрыты. Голицын находился в доверительных отношениях с сардинским посланником в России Ж. де Местром, который по предложению Голицына изложил свои взгляды на назначение религии и Церкви в государстве. В марте 1812 года Голицын поддержал ходатайство английского пастора Джона Петерсона об открытии в России Библейского общества, 6 декабря император Александр I утвердил разработанный Голицыным устав общества. 11 января 1813 года в доме Голицына состоялось первое собрание его членов-учредителей, он был избран президентом общества, которое с 1814 года получило название Российского библейского общества.

Голицын увлекся мистицизмом, способствовал изданию и распространению книг мистического содержания, покровительствовал журналу «Сионский вестник» и различным мистическим обществам. С 1816 года стал председателем имп.ераторского Человеколюбивого общества, содействовал организации при нем медико-филантропического отделения, принимал участие в создании Попечительного о тюрьмах общества, Общества попечения о бедных, приюта для неизлечимо больных.

С августа 1816 года временно исполнял обязанности министра народного просвещения . 24 октября 1817 года было создано «двуединое» Министерство духовных дел и народного просвещения, призванное среди прочего руководить делами религиозного и светского просвещения, «дабы истинное благочестие было всегда основанием истинного просвещения». К новому министерству, которое возглавил Голицын, перешли функции обер-прокуратуры Святейшего Синода, Министерства народного просвещения, а также Главного управления духовных дел иностранных исповеданий. Обязанности обер-прокурора Синода, теперь подчинявшегося министру, стал исполнять князь П.С. Мещерский. В подчинении Голицына оказалась духовная и светская цензура. Либеральный цензурный устав 1804 года оставался в силе, но негласным распоряжением Голицына были приняты меры к недопущению в печати идей, «противных принятым ныне твердым правилам», к пресечению «вольнодумства, безбожия, своевольства, мечтательного философствования». Попытка Голицына в 1819 году открыть в Московском университете богословский факультет натолкнулась на сопротивление Синода и потерпела неудачу.

В 1817-1824 годах он возглавлял Комитет опекунства израильских христиан, занимавшийся делами крестившихся евреев. В 1817-1821 годах исполнял обязанности попечителя Виленского учебного округа, содействовал развитию польской культуры и распространению Библии на польском языке, созданию школ с обучением польской грамоте. В августе-ноябре 1819 года Голицын временно управлял Министерством внутренних дел. Вопреки позиции императора Александра I, связанного договорами Священного союза, призывал поддержать единоверных греков, начавших революцию в 1821 году.

Деятельности Голицына противостояла оппозиция, возглавляемая Санкт-Петербургским митрополитом Серафимом (Глаголевским), архимандритом Фотием (Спасским), графом А.А. Аракчеевым , А.С. Шишковым, М.Л. Магницким, Ф.П. Уваровым. Иерархи были недовольны подчинением Синода «двуединому» министерству, Голицын обвинялся в крайнем либерализме, потворстве распространению атеизма и вольнодумства. Митрополит Амвросий в 1818 году подал императору Александру I записку, в которой уличал Голицына в «нерадении ко благу господствующей Церкви». Митрополит Серафим жаловался на публикацию при содействии Голицына несовместимых с Православием мистических брошюр. Наиболее резкой была позиция архим. Фотия, который в 1824 году предал князя анафеме (не имея на это права) за оскорбление Церкви и императора. С другой стороны, против Голицына выдвигали обвинения в насаждении обскурантизма и разгроме университетов. После столкновения с архимандритом Фотием Голицын подал прошение об увольнении. 15 мая 1824 года император Александр I упразднил «двуединое» министерство и уволил Голицына с поста министра, функции обер-прокуратуры, департамента духовных дел иностранных исповеданий и Министерства народного просвещения были распределены по отдельным ведомствам. Президентом Российского библейского общества вместо Голицына был назначен митрополит Серафим, после чего с 1824 года все издания общества были прекращены, а 12 апреля 1826 года оно было закрыто.

Голицын сохранил звание статс-секретаря и должность управляющего Почтовым департаментом Министерства внутренних дел (последнюю занимал в 1819-1842 годах) и не утратил расположения императора Александра I, который посвятил его в державшийся в строгом секрете план передачи престола вместо Константина Павловича Николаю Павловичу. С 1830 года Голицын - канцлер российских орденов, в 1839 году временно председательствовал в Общем собрании Государственного совета . 27 марта 1842 года вышел в отставку действительным тайным советником 1-го класса, поселился в своем крымском имении Гаспра.

В 1806 году Голицын был избран действительным членом Российской академии, в 1826 году - почетным членом Санкт-Петербургской АН, состоял почетным членом Общества любителей российской словесности (с 1816 года), Общества истории и древностей российских (с 1817 года) и др. Награжден орденами святоц Анны 1-й степени (1804), святого Александра Невского (1814), святого Владимира 1-й степени (1826), святого Андрея Первозванного (1826) и алмазными знаками к нему (1828), Белого Орла (1831), святого Станислава 1-й степени (1831) и др., а также прусскими орденами Красного Орла и Черного Орла. Похоронен в церкви святого Георгия в Балаклавском во имя святого великомученика Георгия Победоносца монастыре.

Преемник: Шишков, Александр Семёнович 21 октября (2 ноября ) - 19 (31 ) августа Предшественник: Яковлев, Александр Алексеевич Преемник: Мещерский, Пётр Сергеевич Рождение: 8 (19) декабря (1773-12-19 )
Москва Смерть: 22 ноября (4 декабря) (1844-12-04 ) (70 лет)
имение Гаспра , Ялтинский уезд , Таврическая губерния Род: Голицыны Награды:

Князь Александр Николаевич Голицын (8 декабря - 4 декабря ) - государственный деятель Российской империи , в 1803-1816 гг. исполнявший должность обер-прокурора , а в 1816-1824 гг. занимавший пост министра народного просвещения , действительный тайный советник 1-го класса (1841). Доверенное лицо Александра I , который до конца жизни дорожил его «близостью и советами» .

Происхождение и молодость

Единственный сын капитана гвардии князя Николая Сергеевича Голицына (линия «Алексеевичей») от третьего брака его с Александрой Александровной Хитрово (1736-1796), внук московского губернатора Сергея Алексеевича Голицына (1695-1758). Овдовев через две недели после рождения сына, мать в 1776 году вышла замуж за майора в отставке М. А. Кологривова. Она относилась к сыну строго и холодно, зато влиятельная придворная дама М. С. Перекусихина полюбила «веселёнького и остренького» мальчика и по приказу Екатерины II в 1783 году он был зачислен в Пажеский корпус переехав из Москвы в Санкт-Петербург .

Основное внимание уделялось обучению светскому общению, французскому языку, фехтованию, танцам и верховой езде.

Таким образом, князь Голицын с младенчества имел доступ ко двору, где сначала ценился как участник детских игр великих князей - Александра и Константина , а потом - как остроумный и ловкий кавалер. Его брат (по отцу) М. Н. Голицын , занимавший место ярославского губернатора, выстроил под городом усадьбу Карабиха (ныне музей-заповедник).

Карьера

Отчасти под влиянием Р. А. Кошелева этот эпикуреец и вольтерьянец екатерининской выучки, в 1806 г. избранный в члены Российской академии , обратился к благочестию с резко выраженной сентиментально-мистической окраской. Он с лёгкостью брался разъяснять императору самые сложные богословские вопросы, хотя историю религии знал поверхностно и считал истинным христианством «туманный сентиментальный пиетизм с примесью православных догматов, разнообразных еретических и сектантских учений» . Московский митрополит Филарет вспоминал:

Когда император назначил [кн. А. Н. Голицына] обер-прокурором, он сказал: „Какой я обер-прокурор Синода? Вы знаете, что я не имею веры“. - „Ну полно, шалун, образумишься“. - „Когда же, - говорил после Голицын, - я увидел, что члены Синода делали дела серьезно… и сам стал серьезнее, почтительнее относиться к делам веры и Церкви; когда через год или два спросил себя: верую ли я? - то увидел, что верую, как веровал в детстве“
Из воспоминаний свт. Филарета // Русский архив. - 1906. - № 10. - С. 214.

Провозгласив благочестие основанием истинного просвещения, Голицын взял курс на клерикализацию образования, который под его руководством ревностно проводили М. Л. Магницкий и Д. П. Рунич . К современной ему литературе он относился с подозрением, что выражалось в крайней придирчивости цензуры .

Этого «младенца» в деле веры постоянно морочили разные ханжи и изуверы; он искал «излияния Св. Духа» и откровений, вечно гонялся за пророками и пророчицами, за знамениями и чудесами: то «слушал пророческое слово» у хлыстовки Татариновой , то жаждал возложения руки нового Златоуста - Фотия , то исцелял бесноватых, то удостаивался в мистическом экстазе испытать подобие страданий Спасителя от игл тернового листа.

Чтобы нейтрализовать влияние Голицына на императора, А. А. Аракчеев подвёл под него интригу с участием митрополита Серафима и архимандрита Фотия , которые убедили Александра I, что управление Голицына пагубно для церкви и государства. Его недруги торжествовали 15 мая (27 мая) 1824 года , когда князь Голицын должен был выйти в отставку по обоим ведомствам, сохранив за собой только звание главноначальствующего над почтовым департаментом . Последнюю должность занимал и при Николае I , ценившем в Голицыне «вернейшего друга своего семейства» . С годами религиозность его только усиливалась. Современник вспоминает, что в домовой церкви Александра Николаевича стояло

подобие гроба, приставленное к подножию огромного деревянного креста; на гробе положена плащаница, на этой плащанице укладены различных видов кресты, подаренные в разное время князю. Пред гробом вместо люстры сделано из пунцового стекла изображение человеческого сердца, и в этом-то сердце теплится неугасимый огонь. В этой уединённой каморке маливался вместе с князем и блаженной памяти император Александр .

В 1843 г. Голицын из-за ухудшения зрения оставил столицу и удалился в Крым, где и умер в своём имении Гаспра . В том же Голицынском дворце Л. Н. Толстой позднее напишет повесть «Хаджи-Мурат ». Похоронен в Балаклавском Георгиевском монастыре .

Личная жизнь

Голицын провёл всю жизнь холостяком и был известен своими интимными связями с мужчинами . Н. М. Языков в письме 1824 года приводит анекдот, «будто бы государь призывал к себе известного содомита Бантыш-Каменского и приказал ему составить список всех ему знакомых по сей части, что Бантыш-Каменский представил ему таковой список, начав оный министром просвещения, потом стоял канцлер и так далее…. Он имел после этого аудиенцию у государя и удостоверил его клятвенно в истине своего донесения» . А. С. Пушкин высмеял Голицына в эпиграмме « » Знаменитый мемуарист и сам гомосексуал Ф. Ф. Вигель вспоминает о Голицыне ещё более пристрастно: «Не краснея, нельзя говорить об нем, более ничего не скажу: его глупостию, его низостию и пороками не стану пачкать сих страниц».

Труды

Князь А. Н. Голицын составил для императрицы Елизаветы Алексеевны «Мнение о разности между Восточной и Западной церковью, с историей разделения их», которое было напечатано только в 1870 году.

Награды и отличия

Российские

1799 - Орден Святого Иоанна Иерусалимского , командорский крест
1804 - Орден Святой Анны 1-й степени
1826 - Орден Святого Владимира 1-й степени
1826 - Алмазные к Ордену Святого апостола Андрея Первозванного
1830 - Канцлер российских орденов
1834 - Портрет государя императора с бриллиантами
1838 - знак отличия «За XL лет беспорочной службы»
1842 - пенсия по Ордену Святого апостола Андрея Первозванного

иностранные

1842 - Орден Чёрного орла (Пруссия)

Напишите отзыв о статье "Голицын, Александр Николаевич"

Примечания

Литература

Шереметевский В. // Русский биографический словарь: Гоголь - Гюне. М., 1997. С. 76-136. ISBN 5-7567-0079-X .
Бартенев Ю. Н . // Русский архив, 1886. - Кн. 3. - Вып. 6. - С. 305-333.
Голицын А. Н . / Публ. и коммент. Н. И. Барсова // Русская старина, 1882. - Т. 33. - № 3. - С. 765-780. - Под загл.: Князь А. Н. Голицын и архимандрит Фотий в 1822-1825 гг.
Голицын А. Н . // Русский архив, 1868. - Изд. 2-е. - М., 1869. - Стб. 873-877.
Голицын А. Н . / Сообщ. И. А. Звегинцевым // Русский архив, 1869. - Вып. 6. - Стб. 943-958.
Голицын А. Н . / Записал Н. П. Кичеев // Русская старина, 1874. - Т. 10. - № 7. - С. 621-622.
Кондаков Ю. Е . Отставка князя А. Н. Голицына 15 мая 1824 года // Россия в девятнадцатом веке: политика, экономика, культура. - СПб. 1996.
Кондаков Ю. Е . Личность и государственная деятельность князя А. Н. Голицына // Личность и власть в истории России XIX-XX веках. - СПб. 1997.
Кондаков, Ю. Е. Князь А.Н.Голицын: придворный, чиновник, христианин.: монография. - СПб.: ООО ЭлекСис», 2014. - 284 с.

Ссылки

на официальном сайте РАН



Российская империя (1802-1917)

Временное правительство (1917)

Белое движение (1918-1919)

РСФСР (1917-1931)

Советский Союз (1934-1960)

РСФСР (1955-1966)

Советский Союз (1966-1991)

РСФСР (1989-1992)

Российская Федерация (с 1992)

Отрывок, характеризующий Голицын, Александр Николаевич

На другой день простившись только с одним графом, не дождавшись выхода дам, князь Андрей поехал домой.
Уже было начало июня, когда князь Андрей, возвращаясь домой, въехал опять в ту березовую рощу, в которой этот старый, корявый дуб так странно и памятно поразил его. Бубенчики еще глуше звенели в лесу, чем полтора месяца тому назад; всё было полно, тенисто и густо; и молодые ели, рассыпанные по лесу, не нарушали общей красоты и, подделываясь под общий характер, нежно зеленели пушистыми молодыми побегами.
Целый день был жаркий, где то собиралась гроза, но только небольшая тучка брызнула на пыль дороги и на сочные листья. Левая сторона леса была темна, в тени; правая мокрая, глянцовитая блестела на солнце, чуть колыхаясь от ветра. Всё было в цвету; соловьи трещали и перекатывались то близко, то далеко.
«Да, здесь, в этом лесу был этот дуб, с которым мы были согласны», подумал князь Андрей. «Да где он», подумал опять князь Андрей, глядя на левую сторону дороги и сам того не зная, не узнавая его, любовался тем дубом, которого он искал. Старый дуб, весь преображенный, раскинувшись шатром сочной, темной зелени, млел, чуть колыхаясь в лучах вечернего солнца. Ни корявых пальцев, ни болячек, ни старого недоверия и горя, – ничего не было видно. Сквозь жесткую, столетнюю кору пробились без сучков сочные, молодые листья, так что верить нельзя было, что этот старик произвел их. «Да, это тот самый дуб», подумал князь Андрей, и на него вдруг нашло беспричинное, весеннее чувство радости и обновления. Все лучшие минуты его жизни вдруг в одно и то же время вспомнились ему. И Аустерлиц с высоким небом, и мертвое, укоризненное лицо жены, и Пьер на пароме, и девочка, взволнованная красотою ночи, и эта ночь, и луна, – и всё это вдруг вспомнилось ему.
«Нет, жизнь не кончена в 31 год, вдруг окончательно, беспеременно решил князь Андрей. Мало того, что я знаю всё то, что есть во мне, надо, чтобы и все знали это: и Пьер, и эта девочка, которая хотела улететь в небо, надо, чтобы все знали меня, чтобы не для одного меня шла моя жизнь, чтоб не жили они так независимо от моей жизни, чтоб на всех она отражалась и чтобы все они жили со мною вместе!»

Возвратившись из своей поездки, князь Андрей решился осенью ехать в Петербург и придумал разные причины этого решенья. Целый ряд разумных, логических доводов, почему ему необходимо ехать в Петербург и даже служить, ежеминутно был готов к его услугам. Он даже теперь не понимал, как мог он когда нибудь сомневаться в необходимости принять деятельное участие в жизни, точно так же как месяц тому назад он не понимал, как могла бы ему притти мысль уехать из деревни. Ему казалось ясно, что все его опыты жизни должны были пропасть даром и быть бессмыслицей, ежели бы он не приложил их к делу и не принял опять деятельного участия в жизни. Он даже не понимал того, как на основании таких же бедных разумных доводов прежде очевидно было, что он бы унизился, ежели бы теперь после своих уроков жизни опять бы поверил в возможность приносить пользу и в возможность счастия и любви. Теперь разум подсказывал совсем другое. После этой поездки князь Андрей стал скучать в деревне, прежние занятия не интересовали его, и часто, сидя один в своем кабинете, он вставал, подходил к зеркалу и долго смотрел на свое лицо. Потом он отворачивался и смотрел на портрет покойницы Лизы, которая с взбитыми a la grecque [по гречески] буклями нежно и весело смотрела на него из золотой рамки. Она уже не говорила мужу прежних страшных слов, она просто и весело с любопытством смотрела на него. И князь Андрей, заложив назад руки, долго ходил по комнате, то хмурясь, то улыбаясь, передумывая те неразумные, невыразимые словом, тайные как преступление мысли, связанные с Пьером, с славой, с девушкой на окне, с дубом, с женской красотой и любовью, которые изменили всю его жизнь. И в эти то минуты, когда кто входил к нему, он бывал особенно сух, строго решителен и в особенности неприятно логичен.
– Mon cher, [Дорогой мой,] – бывало скажет входя в такую минуту княжна Марья, – Николушке нельзя нынче гулять: очень холодно.
– Ежели бы было тепло, – в такие минуты особенно сухо отвечал князь Андрей своей сестре, – то он бы пошел в одной рубашке, а так как холодно, надо надеть на него теплую одежду, которая для этого и выдумана. Вот что следует из того, что холодно, а не то чтобы оставаться дома, когда ребенку нужен воздух, – говорил он с особенной логичностью, как бы наказывая кого то за всю эту тайную, нелогичную, происходившую в нем, внутреннюю работу. Княжна Марья думала в этих случаях о том, как сушит мужчин эта умственная работа.

Князь Андрей приехал в Петербург в августе 1809 года. Это было время апогея славы молодого Сперанского и энергии совершаемых им переворотов. В этом самом августе, государь, ехав в коляске, был вывален, повредил себе ногу, и оставался в Петергофе три недели, видаясь ежедневно и исключительно со Сперанским. В это время готовились не только два столь знаменитые и встревожившие общество указа об уничтожении придворных чинов и об экзаменах на чины коллежских асессоров и статских советников, но и целая государственная конституция, долженствовавшая изменить существующий судебный, административный и финансовый порядок управления России от государственного совета до волостного правления. Теперь осуществлялись и воплощались те неясные, либеральные мечтания, с которыми вступил на престол император Александр, и которые он стремился осуществить с помощью своих помощников Чарторижского, Новосильцева, Кочубея и Строгонова, которых он сам шутя называл comite du salut publique. [комитет общественного спасения.]
Теперь всех вместе заменил Сперанский по гражданской части и Аракчеев по военной. Князь Андрей вскоре после приезда своего, как камергер, явился ко двору и на выход. Государь два раза, встретив его, не удостоил его ни одним словом. Князю Андрею всегда еще прежде казалось, что он антипатичен государю, что государю неприятно его лицо и всё существо его. В сухом, отдаляющем взгляде, которым посмотрел на него государь, князь Андрей еще более чем прежде нашел подтверждение этому предположению. Придворные объяснили князю Андрею невнимание к нему государя тем, что Его Величество был недоволен тем, что Болконский не служил с 1805 года.
«Я сам знаю, как мы не властны в своих симпатиях и антипатиях, думал князь Андрей, и потому нечего думать о том, чтобы представить лично мою записку о военном уставе государю, но дело будет говорить само за себя». Он передал о своей записке старому фельдмаршалу, другу отца. Фельдмаршал, назначив ему час, ласково принял его и обещался доложить государю. Через несколько дней было объявлено князю Андрею, что он имеет явиться к военному министру, графу Аракчееву.
В девять часов утра, в назначенный день, князь Андрей явился в приемную к графу Аракчееву.
Лично князь Андрей не знал Аракчеева и никогда не видал его, но всё, что он знал о нем, мало внушало ему уважения к этому человеку.
«Он – военный министр, доверенное лицо государя императора; никому не должно быть дела до его личных свойств; ему поручено рассмотреть мою записку, следовательно он один и может дать ход ей», думал князь Андрей, дожидаясь в числе многих важных и неважных лиц в приемной графа Аракчеева.
Князь Андрей во время своей, большей частью адъютантской, службы много видел приемных важных лиц и различные характеры этих приемных были для него очень ясны. У графа Аракчеева был совершенно особенный характер приемной. На неважных лицах, ожидающих очереди аудиенции в приемной графа Аракчеева, написано было чувство пристыженности и покорности; на более чиновных лицах выражалось одно общее чувство неловкости, скрытое под личиной развязности и насмешки над собою, над своим положением и над ожидаемым лицом. Иные задумчиво ходили взад и вперед, иные шепчась смеялись, и князь Андрей слышал sobriquet [насмешливое прозвище] Силы Андреича и слова: «дядя задаст», относившиеся к графу Аракчееву. Один генерал (важное лицо) видимо оскорбленный тем, что должен был так долго ждать, сидел перекладывая ноги и презрительно сам с собой улыбаясь.
Но как только растворялась дверь, на всех лицах выражалось мгновенно только одно – страх. Князь Андрей попросил дежурного другой раз доложить о себе, но на него посмотрели с насмешкой и сказали, что его черед придет в свое время. После нескольких лиц, введенных и выведенных адъютантом из кабинета министра, в страшную дверь был впущен офицер, поразивший князя Андрея своим униженным и испуганным видом. Аудиенция офицера продолжалась долго. Вдруг послышались из за двери раскаты неприятного голоса, и бледный офицер, с трясущимися губами, вышел оттуда, и схватив себя за голову, прошел через приемную.
Вслед за тем князь Андрей был подведен к двери, и дежурный шопотом сказал: «направо, к окну».
Князь Андрей вошел в небогатый опрятный кабинет и у стола увидал cорокалетнего человека с длинной талией, с длинной, коротко обстриженной головой и толстыми морщинами, с нахмуренными бровями над каре зелеными тупыми глазами и висячим красным носом. Аракчеев поворотил к нему голову, не глядя на него.
– Вы чего просите? – спросил Аракчеев.
– Я ничего не… прошу, ваше сиятельство, – тихо проговорил князь Андрей. Глаза Аракчеева обратились на него.
– Садитесь, – сказал Аракчеев, – князь Болконский?
– Я ничего не прошу, а государь император изволил переслать к вашему сиятельству поданную мною записку…
– Изволите видеть, мой любезнейший, записку я вашу читал, – перебил Аракчеев, только первые слова сказав ласково, опять не глядя ему в лицо и впадая всё более и более в ворчливо презрительный тон. – Новые законы военные предлагаете? Законов много, исполнять некому старых. Нынче все законы пишут, писать легче, чем делать.
– Я приехал по воле государя императора узнать у вашего сиятельства, какой ход вы полагаете дать поданной записке? – сказал учтиво князь Андрей.
– На записку вашу мной положена резолюция и переслана в комитет. Я не одобряю, – сказал Аракчеев, вставая и доставая с письменного стола бумагу. – Вот! – он подал князю Андрею.
На бумаге поперег ее, карандашом, без заглавных букв, без орфографии, без знаков препинания, было написано: «неосновательно составлено понеже как подражание списано с французского военного устава и от воинского артикула без нужды отступающего».
– В какой же комитет передана записка? – спросил князь Андрей.
– В комитет о воинском уставе, и мною представлено о зачислении вашего благородия в члены. Только без жалованья.
Князь Андрей улыбнулся.
– Я и не желаю.
– Без жалованья членом, – повторил Аракчеев. – Имею честь. Эй, зови! Кто еще? – крикнул он, кланяясь князю Андрею.

Ожидая уведомления о зачислении его в члены комитета, князь Андрей возобновил старые знакомства особенно с теми лицами, которые, он знал, были в силе и могли быть нужны ему. Он испытывал теперь в Петербурге чувство, подобное тому, какое он испытывал накануне сражения, когда его томило беспокойное любопытство и непреодолимо тянуло в высшие сферы, туда, где готовилось будущее, от которого зависели судьбы миллионов. Он чувствовал по озлоблению стариков, по любопытству непосвященных, по сдержанности посвященных, по торопливости, озабоченности всех, по бесчисленному количеству комитетов, комиссий, о существовании которых он вновь узнавал каждый день, что теперь, в 1809 м году, готовилось здесь, в Петербурге, какое то огромное гражданское сражение, которого главнокомандующим было неизвестное ему, таинственное и представлявшееся ему гениальным, лицо – Сперанский. И самое ему смутно известное дело преобразования, и Сперанский – главный деятель, начинали так страстно интересовать его, что дело воинского устава очень скоро стало переходить в сознании его на второстепенное место.
Князь Андрей находился в одном из самых выгодных положений для того, чтобы быть хорошо принятым во все самые разнообразные и высшие круги тогдашнего петербургского общества. Партия преобразователей радушно принимала и заманивала его, во первых потому, что он имел репутацию ума и большой начитанности, во вторых потому, что он своим отпущением крестьян на волю сделал уже себе репутацию либерала. Партия стариков недовольных, прямо как к сыну своего отца, обращалась к нему за сочувствием, осуждая преобразования. Женское общество, свет, радушно принимали его, потому что он был жених, богатый и знатный, и почти новое лицо с ореолом романической истории о его мнимой смерти и трагической кончине жены. Кроме того, общий голос о нем всех, которые знали его прежде, был тот, что он много переменился к лучшему в эти пять лет, смягчился и возмужал, что не было в нем прежнего притворства, гордости и насмешливости, и было то спокойствие, которое приобретается годами. О нем заговорили, им интересовались и все желали его видеть.
На другой день после посещения графа Аракчеева князь Андрей был вечером у графа Кочубея. Он рассказал графу свое свидание с Силой Андреичем (Кочубей так называл Аракчеева с той же неопределенной над чем то насмешкой, которую заметил князь Андрей в приемной военного министра).
– Mon cher, [Дорогой мой,] даже в этом деле вы не минуете Михаил Михайловича. C"est le grand faiseur. [Всё делается им.] Я скажу ему. Он обещался приехать вечером…
– Какое же дело Сперанскому до военных уставов? – спросил князь Андрей.
Кочубей, улыбнувшись, покачал головой, как бы удивляясь наивности Болконского.
– Мы с ним говорили про вас на днях, – продолжал Кочубей, – о ваших вольных хлебопашцах…
– Да, это вы, князь, отпустили своих мужиков? – сказал Екатерининский старик, презрительно обернувшись на Болконского.
– Маленькое именье ничего не приносило дохода, – отвечал Болконский, чтобы напрасно не раздражать старика, стараясь смягчить перед ним свой поступок.
– Vous craignez d"etre en retard, [Боитесь опоздать,] – сказал старик, глядя на Кочубея.
– Я одного не понимаю, – продолжал старик – кто будет землю пахать, коли им волю дать? Легко законы писать, а управлять трудно. Всё равно как теперь, я вас спрашиваю, граф, кто будет начальником палат, когда всем экзамены держать?
– Те, кто выдержат экзамены, я думаю, – отвечал Кочубей, закидывая ногу на ногу и оглядываясь.
– Вот у меня служит Пряничников, славный человек, золото человек, а ему 60 лет, разве он пойдет на экзамены?…
– Да, это затруднительно, понеже образование весьма мало распространено, но… – Граф Кочубей не договорил, он поднялся и, взяв за руку князя Андрея, пошел навстречу входящему высокому, лысому, белокурому человеку, лет сорока, с большим открытым лбом и необычайной, странной белизной продолговатого лица. На вошедшем был синий фрак, крест на шее и звезда на левой стороне груди. Это был Сперанский. Князь Андрей тотчас узнал его и в душе его что то дрогнуло, как это бывает в важные минуты жизни. Было ли это уважение, зависть, ожидание – он не знал. Вся фигура Сперанского имела особенный тип, по которому сейчас можно было узнать его. Ни у кого из того общества, в котором жил князь Андрей, он не видал этого спокойствия и самоуверенности неловких и тупых движений, ни у кого он не видал такого твердого и вместе мягкого взгляда полузакрытых и несколько влажных глаз, не видал такой твердости ничего незначащей улыбки, такого тонкого, ровного, тихого голоса, и, главное, такой нежной белизны лица и особенно рук, несколько широких, но необыкновенно пухлых, нежных и белых. Такую белизну и нежность лица князь Андрей видал только у солдат, долго пробывших в госпитале. Это был Сперанский, государственный секретарь, докладчик государя и спутник его в Эрфурте, где он не раз виделся и говорил с Наполеоном.