«король поэтов» игорь северянин. Король поэзии игорь северянин

27 февраля 1918 года в Москве, в Большой аудитории Политехнического музея, на поэтическом вечере состоялось "Избрание Короля поэтов " .

Текст расклеенной по городу афиши гласил:

"Поэты! Учредительный трибунал созывает всех вас состязаться на звание короля поэзии. Звание короля будет присуждено публикой всеобщим, прямым, равным и тайным голосованием... Результаты выборов будут объявлены немедленно в аудитории и всенародно на улицах".

Из воспоминаний современников:

"Зал был набит до отказа. Поэты проходили длинной очередью. На эстраде было тесно, как в трамвае. Теснились выступающие, стояла не поместившаяся в проходе молодежь. Читающим смотрели прямо в рот. Маяковский выдавался над толпой. Он читал "Революцию", едва имея возможность взмахнуть руками... Он швырял слова до верхних рядов, торопясь уложиться в отпущенный ему срок".

"Северянин приехал к концу программы. Здесь был он в своем обычном сюртуке. Стоял в
артистической, негнущийся и "отдельный". Прошел на эстраду, спел старые стихи из "Кубка". Выполнив договор, уехал".

После подсчета записок венком и мантией "Короля" публика увенчала Игоря Северянина. Вторым стал Владимир Маяковский, который, обидевшись, "довольно едко подшучивал над "его поэтическим величеством".

"Часть публики устроила скандал. Фугуристы объявили выборы недействительными. Через несколько дней Северянин выпустил сборник, на обложке которого стоял его новый титул".

Игорь Северянин "Об избрании "Королем поэтов".

Отныне плащ мой фиолетов,
Берэта бархат в серебре:
Я избран Королем поэтов
На зависть нудной мошкаре.

Меня не любят корифеи -
Им неудобен мой талант:
Им изменили лесофеи
И больше не плетут гирлянд.

Лишь мне восторг и поклоненье
И славы пряный фимиам,
Моим - любовь и песнопенья! -
Недосягаемым стихам.

Я так велик и так уверен
В себе, настолько убежден -
Что всех прощу и каждой вере
Отдам почтительный поклон.

В душе - порывистых приветов
Неисчислимое число.
Я избран Королем поэтов -
Да будет подданным светло!
(1918)

Ананасы в шампанском

Король поэтов Игорь-Северянин.

Ананасы в шампанском! Ананасы в шампанском!

Удивительно вкусно, искристо и остро!

Весь я в чем-то норвежском! Весь я в чем-то испанском!

Вдохновляюсь порывно! И берусь за перо!..

«Увертюра».

Особенности личности поэта: Сам Игорь-Северянин писал свой псевдоним через дефис: как второе имя, а не фамилия. Имя Игорь было дано ему по святцам, в честь святого древнерусского князя Игоря Олеговича; приложение "Северянин" делало псевдоним близким к "царственным" именам и означало место особенной любви. Валерий Брюсов писал: «Это истинный поэт, глубоко переживающий жизнь и своими ритмами заставляющий читателя страдать и радоваться вместе с собой». Поэт выходил на эстраду в застегнутом наглухо сюртукес цветком в петлице и с неприницаемым лицом мелодично исполнял «поэзы», буквально гипнотизируя зрителей своим пением. Бесстрастно слушал восторженные крики и бурю оваций и также бесстрастно уходил с эстрады. Он всегда оставался загадкой. Всегда спокойный, изысканный в медлительных движениях, чуть надменный. /Эту загадочность дает соединение Солнца с Нептуном в 12 доме, а магическое исполнение стихов - конфигурация Лазер с Меркурием и Венерой, Раху, также Плутон в 12 доме./

В конце жизни, когда пришла пора подводить итоги, Игорь Васильевич, оглядываясь назад, с грустью признался самому себе, что в ранней молодости ему очень мешали правильно воспринимать людей и «глупая самовлюбленность», и «какое-то скольженье по окружающему». И это относится и к друзьям, которых он недооценил, и к женщинам: «в последнем случае последствия бывали непоправимыми и коверкали жизнь, болезненно и отрицательно отражаясь на творчестве». Поскольку эта запись сделана в дневнике, когда он непоправимо и навсегда расстался с двумя «недооцененными» им женщинами - своей первой любовью Евгенией и единственной законной женой эстонкой Фелиссой Круут, можно предположить, что приведенная выше сентенция относится именно к ним.

Астрологический комментарий - /псевдоним «Северянин», навел на мысль, что скорее всего АСЦ находится в козероге, либо рядом с Сатурном, отработав эти версии, я остановилась на времени 4ч.11м. - это 13 градус рака. Тотем этого градуса Ибис, дает мистичность и пророческие способности, необычную внешность, удлиненное лицо, худобу, длинный нос, люди часто с трагическим концом жизни. Такой человек может обольщать других сладким голосом. АСЦ находится в соединении со звездой Сириус, которая дает авторитет, раскрытие тайн, мистичность. При такой версии соединение Марса, Солнца и Нептуна, находится на границе 11 и 12 домов, что формирует способность сделать открытие, создать новые формы в искусстве. Человек может сформировать виртуальную реальность. Северянин не был певцом города и городской культуры, наоборот, он хотел избрать жизнь в природе, в дали от цивилизации - это подтверждает выделенность в моей версии 12 дома гороскопа, где находится Солнце, Нептун, Плутон, Хирон и Венера./

Особенности лирики: Для его лирики характерна смелая для тогдашнего вкуса (до грани пародийности) эстетизация образов салона, современного города («аэропланы», «шоффэры») и игра в романтический индивидуализм и «эгоизм», условные романтически-сказочные образы.

«Это было у моря»

Это было у моря, где ажурная пена,

Где встречается редко городской экипаж...

Королева играла - в башне замка - Шопена,

И, внимая Шопену, полюбил ее паж...

Стих Северянина музыкален (во многом он продолжает традиции Бальмонта), поэт часто использует длинные строки, твёрдые формы (некоторые изобретены им самим), аллитерацию, диссонансные рифмы. Северянин признавался: «Музыка и Поэзия - это такие две возлюбленные, которым я никогда не могу изменить.» Он обладал хорошим голосом и прекрасным слухом, часто напевал ариии из опер, переписывался с С.Рахманиновым, С.Прокофьевым. Считал, что его стихи лучше читать под музыку Скрябина. /Музыкальность дается соединением Солнца с Нептуном, Луной в рыбах в секстиле к Меркурию, Венерой в раке и в 12 доме./

Северянин был основателем литературного движения эгофутуризма (начало 1912), однако, поссорившись с претендовавшим на главенство в движении Константином Олимповым (сыном Фофанова), осенью 1912 года покинул «академию Эго-поэзии» (о выходе из движения объявил знаменитой «поэзой», начинающейся «Я, гений Игорь-Северянин…»). Впоследствии ездил в турне по России в 1914 г. с кубофутуристами (Маяковским, Кручёных, Хлебниковым). Для эгофутуризма характерно культивирование ощущений, использование новых иноязычных слов, новых форм стихосложения, в целом это авангардистское движение. Северянин трактовал это как самовыдвижение, это цель эгофутуриста, ради этой цели можно принести все в жертву. /Интересно, что если расшифровать термин эгофутуризм с астрологической точки зрения, то скорее всего это связь водолея и льва. У поэта там узлы: Кету в водолее, Раху во льве (эго поэзия) в тау-квадрате на Солнце, т.е. творческое решение этого вопроса, через страдания и удары судьбы. Меркурий находится в 25 градусе 11 дома, его символ «Золотое кольцо» - градус гениальности, а также, редкая конфигурация Лазер на Венеру дает осознание себя уникальной творческой личностью. С самовыдвижением связан управитель АСЦ, у него - Луна, владыка рождения в 10 доме./

«Эпилог»:

Я, гений Игорь Северянин,

Своей победой упоен:

Я повсеградно оэкранен!

Я повсесердно утвержден!

Свои стихи он называл «Электрическими», даже сборник, который принес ему большой успех - это «Громокипящий кубок». /Участие сильного Урана даже не обсуждается, кубок полный - Кету, кипящая вода - Марс с Нептуном. В гороскопе мы видим тау-квадрат от узлов, где Кету в водолее на МС, на соединение Марса с Солнцем и Нептуном. Уран в весах и в 5 доме, выстраивает к Кету и Солнцу Секиру./

Поздняя лирика Северянина во многом отходит от его стиля 1910-х годов. Самые заметные его произведения этого периода - несколько получивших большую известность стихотворений («Соловьи монастырского сада», «Классические розы»), автобиографические романы в стихах «Колокола собора чувств», «Роса оранжевого часа», «Падучая стремнина» и сборник сонетов «Медальоны» (портреты писателей, художников, композиторов, как классиков, так и современников Северянина). Переводил стихотворения А. Мицкевича, П. Верлена, Ш. Бодлера, эстонских и югославских поэтов. Ни один другой русский поэт не отразил столь широко в своих стихах природу и жизнь Эстонии, как Игорь Северянин. Он же стал крупнейшим переводчиком эстонской поэзии на русский язык.

Биография : Игорь Северянин (Игорь Васильевич Лотарев) родился 4 (16) мая 1887 г. в Петербурге. Отец его, Василий Петрович, - военный инженер (выходец из "владимирских мещан"), дослужившийся до штабс-капитана, умер в 1904 г. сорока четырех лет. Мать происходила из известного дворянского рода Шеншиных, к коим принадлежал и А.А. Фет (1820-1892), нити родства связывали ее также со знаменитым историком Н.М. Карамзиным (1766-1826). Небезынтересно, кстати, что по материнской линии Игорь Северянин находился в родственных отношениях с А.М. Коллонтай (1872-1952). В 1896 г. родители развелись, и будущий поэт уехал с отцом, вышедшим к тому времени в отставку, в Череповец; незадолго до смерти отца побывал с ним на Дальнем Востоке и в 1904 г. поселился у матери в Гатчине.

Учился он всего ничего, закончил четыре класса Череповецкого реального училища. Стихи начал писать в 8 лет. Одно из первых ярких впечатлений - влюбленность в Женечку Гуцан (Злату), которая и вдохновляла будущего поэта: (Была она на редкость хороша собой: стройная, с роскошными золотыми вьющимися волосами. Игорь, влюбившись, придумал своей юной подруге новое имя Злата и задарил стихами. Больше задаривать было нечем... Однако у Златы были не только золотые волосы, но и золотые руки - она умела пустяками «изузорить» их ветхий «уют». И вдруг Евгения забеременела, о женитьбе не могло быть и речи, а с ребенком на руках какое житье? И она сделала то единственное, что могла сделать молодая женщина в ее положении: стала содержанкой богатого «старика». Впрочем, стариком он, видимо, не был, а главное, любил детей. К родившейся вскоре девочке, названной Тамарой, относился так хорошо, что благодарная Злата родила и второго ребенка - тоже девочку. Так ли был богат покровитель Златы, как это изображено в стихотворении Северянина:

У тебя теперь дача, за обедом омары,

Ты теперь под защитой вороного крыла,

Мы не знаем. Но все остальное соответствует истине их отношений: Злата действительно ушла от него «ради ребенка»... Однако жертва оказалась напрасной. Богатый покровитель внезапно умер, и молодая мать осталась без гроша и с двумя маленькими детьми... Игорь Васильевич к тому времени успел стать известным поэтом, и какие-никакие деньги у него имелись, но он был связан с другой женщиной - Марией Васильевной Домбровской, и связан прочно, пусть и не узами законного брака. И Злата распорядилась своей судьбой сама, учтя сделанные ошибки. Вышла замуж, но не за богатого, а за надежного человека, скромного служащего, немца по национальности.).

Впервые Северянин опубликовался во втором (февральском) номере журнала "Досуг и дело" за 1905 год: там под фамилией Игорь Лотарев было помещено стихотворение "Гибель Рюрика". Литературе сразу же отдался самозабвенно, издавал за свой счет тоненькие брошюры стихов (от 2 до 16 стихотворений) и рассылал их по редакциям "для отзыва". Всего издал их с 1904 по 1912 г. аж 35. Стихи особого отклика не имели. 20 ноября 1907 года (Этот день Северянин потом ежегодно праздновал) он познакомился со своим главным поэтическим учителем - Константином Фофановым (1862-1911), который первым из поэтов оценил его талант. В 1908 году стали появляться первые заметки о брошюрках, издаваемых в основном самим Северяниным. /20.11.1907. - в астрологической карте мы видим Марс транзитный в соединении с Кету и МС радикса, Раху и Нептун транзитные в 2-х градусах от АСЦ в первом доме - эта встреча дала новый виток в развитии личности, таланта, профессиональной реализации./

В 1909 г. некий журналист Иван Наживин привез одну из брошюр ("Интуитивные краски") в Ясную Поляну и прочитал стихи из нее Льву Толстому. Сиятельного графа и убежденного реалиста резко возмутило одно из "явно иронических" стихотворений этой брошюры -"Хабанера II", начинавшееся так: "Вонзите штопор в упругость пробки, - И взоры женщин не будут робки!..", после чего, говоря словами самого поэта, всероссийская пресса подняла вой и дикое улюлюканье, чем и сделала его сразу известным на всю страну... " С легкой руки Толстого, хвалившего жалкого Ратгауза в эпоху Фофанова, меня стали бранить все, кому было не лень. Журналы стали печатать охотно мои стихи, устроители благотворительных вечеров усиленно приглашали принять в них, - в вечерах, а может быть, и в благотворителях, - участие",-вспоминал позднее поэт. /Если посмотреть соляр 1909 года, то увидим соединение Марса солярного с Кету и МС радикса в тау-квадрате на Солнце радикса и в повозке с Селеной солярной - скандал, который способствовал новому периоду в жизни./

Как бы то ни было, Северянин вошел в моду. В 1911 г. Валерий Брюсов (1873-1924), тогдашний поэтический мэтр, написал ему дружеское письмо, одобрив брошюру "Электрические стихи". Другой мэтр символизма, Федор Сологуб (Федор Кузьмич Тетерников, 1863-1927), принял активное участие в составлении первого большого сборника Игоря Северянина "Громокипящий кубок" (1913), сопроводив его восторженным предисловием и посвятив Игорю Северянину в 1912 г. триолет, начинавшийся строкой "Восходит новая звезда". Затем Федор Сологуб пригласил поэта в турне по России, начав совместные выступления в Минске и завершив их в Кутаиси. /1911 год - это год обращения Юпитера в 5 доме и Венеры, так же транзит Марса по 10 дому. Соединение Солярного Нептуна с Сатурном (управитель 7 дома) радикса в 1 доме в бисекстиле к Марсу сол. - получение общественной известности./

Успех нарастал . Игорь Северянин основал собственное литературное направление - эгофутуризм (еще в 1911 г. "Пролог эгофутуризма"), в группу его приверженцев входили Константин Олимпов (сын К.М. Фофанова, 1889-1940), Иван Игнатьев (Иван Васильевич Казанский, 1892-1914), Вадим Баян (Владимир Иванович Сидоров, 1880-1966), Василиск Гнедов (1890-1978) и Георгий Иванов (1894-1958), вскоре перешедший к акмеистам. Эгофутуристы в 1914 г. провели совместно с кубофутуристами, Д. Бурлюком (1882-1907), В. Маяковским (1893-1930) и Василием Каменским (1884-1961), в Крыму олимпиаду футуризма. Начавшаяся первая мировая война, пусть и не сразу, сменила общественные интересы, сместила акценты, ярко выраженный гедонистический восторг поэзии Северянина оказался явно не к месту. Сначала поэт даже приветствовал войну, собирался вести поклонников "на Берлин", но быстро понял ужас происходящего и опять углубился в личные переживания, заполняя дальше дневник своей души. 27 февраля 1918 г. на вечере в Политехническом музее в Москве Игорь-Северянин был избран "королем поэтов". Вторым был признан В. Маяковский, третьим В. Каменский. Рассказывая о вечерах поэзии, все современники говорят о переполненном зале, о толпе жаждущих попасть на вечер, о милиционерах, наводящих порядок, о царившей в зале атмосфере заинтересованности, неравнодушия. Политехнический музей и пропагандировал новую поэзию, и приобщал к ней самые широкие круги. Устраивались вечера отдельных писателей и поэтов - В. В. Маяковского, А. А.Блока, С. А. Есенина; проводились выступления группы объединенных едиными творческими принципами поэтов - футуристов, имажинистов и других. Но особенное внимание привлекали коллективные вечера, на которых выступали поэты различных школ и направлений. Первым из наиболее ярких и запомнившихся вечеров, воспоминания о котором можно и сейчас еще услышать, был вечер 27 февраля 1918 года - «Избрание короля поэтов». «Избрание короля поэтов» открыло собой длинную серию поэтических вечеров в Большой аудитории Политехнического музея, на которых поэты и публика вступали в прямой диалог; приговоры - поддержка, одобрение или неприятие - выносились тут же. Может быть, никогда еще поэты не стояли так близко к своему читателю и не ощущали его так отчетливо. Вечера носили общее название «Вечеров новой поэзии», хотя некоторые из них имели и свои названия: «Смотр поэтических школ», «Вечер поэтесс», «Чистка поэтов» и т. д. Для всех этих вечеров была характерна общая заинтересованность и откровенная реакция публики, на них бушевали страсти, возникали скандалы, но, несмотря на анекдотичность некоторых эпизодов, за ними всегда чувствуется высокая поэтическая атмосфера этих вечеров. Зал был набит до отказа. Поэты проходили длинной очередью. На эстраде было тесно, как в трамвае. Теснились выступающие, стояла не поместившаяся в проходе молодежь. Читающим смотрели прямо в рот. Маяковский выдавался над толпой. Он читал «Революцию», едва имея возможность взмахнуть руками. Он заставил себя слушать, перекрыв разговоры и шум. Чем больше было народа, тем он свободней читал, тем полнее был сам захвачен и увлечен. Он швырял слова до верхних рядов, торопясь уложиться в отпущенный ему срок. Но «королем» оказался не он. Северянин приехал к концу программы. Здесь был он в своем обычном сюртуке. Стоял в артистической, негнущийся и «отдельный». Прошел на эстраду, спел старые стихи из «Кубка». Выполнив договор, уехал. Начался подсчет записок. Вот как это изложено в Заметках о Маяковском 1941: “Маяковский выбегал на эстраду и возвращался в артистическую, посверкивая глазами. Не придавая особого значения результату, он все же увлекся игрой. Сказывался его всегдашний азарт, страсть ко всякого рода состязаниям. - Только мне кладут и Северянину. Мне налево, ему направо. Северянин собрал записок немного больше, чем Маяковский. Третьим был Василий Каменский. Часть публики устроила скандал. Футуристы объявили выборы недействительными. Через несколько дней Северянин выпустил сборник, на обложке которого стоял его новый титул. А футуристы устроили вечер под лозунгом «долой всяких королей». После выборов Маяковский довольно едко подшучивал над его «поэтическим величеством», однако мне показалось, что успех Северянина был ему неприятен. Я сказал ему, что состав публики был особый, и на эту публику гипнотически действовала манера чтения Северянина, у этой публики он имел бы успех при всех обстоятельствах. Маяковский ответил не сразу, затем сказал, что нельзя уступать аудиторию противнику, какой бы она ни была. Вообще надо выступать даже перед враждебной аудиторией: всегда в зале найдутся два-три слушателя, по- настоящему понимающие поэзию. - Можно было еще повоевать... Тогда я сказал, что устраивал выборы ловкий делец, импресарио, что, как говорили, он пустил в обращение больше ярлычков, чем было продано билетов. Маяковский явно повеселел: - А что ж... Так он и сделал. Он возит Северянина по городам; представляете себе, афиша - «Король поэтов Игорь Северянин»! Однако нельзя сказать, что Маяковский вообще отрицал талант Северянина. Он не выносил его «качалки грезерки» и «бензиновые ландолеты», но не отрицал целиком его поэтического дара. Впрочем, может быть, никакой подтасовки и не было: 9 марта Маяковский пытался сорвать выступление новоизбранного короля русских поэтов. В антракте он пытался декламировать свои стихи, но под громкий свист публики был изгнан с эстрады, о чем не без ехидства сообщила газета "Мысль" в номере за 11 марта 1918 года. В марте вышел в свет альманах "Поэзоконцерт". На обложке альманаха был помещен портрет Игоря-Северянина с указанием его нового титула. Под обложкой альманаха помещены стихи короля поэтов, Петра Ларионова, Марии Кларк, Льва Никулина, Елизаветы Панайотти и Кирилла Халафова. В марте 1918 г. в аудитории Политехнического музея меня избрали "Королем поэтов". Маяковский вышел на эстраду: "Долой королей - теперь они не в моде". Мои поклонники протестовали, назревал скандал. Раздраженный, я оттолкнул всех. Маяковский сказал мне: "Не сердись, я их одернул - не тебя обидел. Не такое время, чтобы игрушками заниматься"... /27.02.1918. - управитель 10 дома, Уран транзитный и Меркурий в соединении с МС и Кету радикса в тригоне к Юпитеру радикса, соединение транзитного Юпитера с Плутоном рад., транзитного Плутона с Венерой рад. - дало славу, рост популярности./ Через несколько дней "король" уехал с семьей на отдых в эстонскую приморскую деревню Тойла, а в 1920 г. Эстония отделилась от России. Игорь Северянин оказался в вынужденной эмиграции, но чувствовал себя уютно в маленькой "еловой" Тойле с ее тишиной и покоем, много рыбачил. Довольно быстро он начал вновь выступать в Таллине и других местах.

Гармония контрастов.

Летишь в экспрессе - жди крушенья!

Ткань доткана - что-ж, в клочья рви!

Нет творчества без разрушенья -

Без ненависти нет любви.

Познал восторг - познай страданье.

Раз я меняюсь - я живу.

Застыть пристойно изваянью,

А не живому существу!

В Эстонии Северянина удерживает брак с Фелиcсой Круут, заключенный в 1921 году. С ней поэт прожил 16 лет и это был единственный законный брак в его жизни. За Фелиссой Игорь-Северянин был как за каменной стеной, она оберегала его от всех житейских проблем, а иногда и спасала. Долгое время поэт нуждался в деньгах, жил очень бедно, часто в долг. Перед смертью Северянин признавал разрыв с Фелиссой в 1935 году трагической ошибкой. О жене: в очень высокой, слишком прямой и для ее девятнадцати чересчур уж серьезной "эсточке", ученой дочке деревенского плотника, не было ни обаяния, ни ликующей свежести Женечки-Златы, ничуть не походила она и на шальную, «сексапильную» Сонку. В ней вообще не было ничего от того, что пленяло Северянина в женщинах - игры, кокетства, изящества. Зато имелось, и с лихвой, то, чего хронически недоставало как предыдущим, так и последующим дамам его выбора: основательный, практичный ум, твердость характера, а главное - врожденный дар верности. Такого надежного товарища, терпеливого и выносливого, о его изменчивой и трудной судьбе больше уже не будет.

Моя жена мудрей всех философий, -

Завидная ей участь суждена,

И облегчить мне муки на Голгофе

Придет в тоске одна моя жена!

из стихотворения "Дороже всех..."

В 20-е годы он естественно держится вне политики, (называет себя не эмигрантом, а дачником) и вместо политических выступлений против Советской власти он пишет памфлеты против высших эмигрантских кругов. Эмигрантам нужна была другая поэзия и другие поэты. Игорь Северянин по-прежнему много писал, довольно интенсивно переводил эстонских поэтов: в 1919-1923 гг. выходят 9 новых книг, в том числе"Соловей". С 1921 года поэт гастролирует и за пределами Эстонии: 1922год - Берлин, 1923 - Финляндия, 1924 - Германия, Латвия, Чехия... В 1922-1925 годах Северянин пишет в довольно редком жанре - автобиографические романы в стихах: "Падучая стремнина", "Роса оранжевого часа" и "Колокола собора чувств". Большую часть времени Северянин проводит в Тойла, за рыбной ловлей. Жизнь его проходит более чем скромно - в повседневной жизни он довольствовался немногим. С 1925 по 1930 год не вышло ни одного сборника стихотворений, то есть он был лишен заработков. Зато в 1931 году вышел новый (без сомнения выдающийся) сборник стихов "Классические розы", обобщающий опыт 1922-1930 гг. В 1930-1934 годах состоялось несколько гастролей по Европе, имевших шумный успех, но издателей для книг найти не удавалось. Небольшой сборник стихов "Адриатика" (1932 г.) Северянин издал за свой счет и сам же пытался распостранять его. Особенно ухудшилось материальное положение к 1936 году, когда к тому же он разорвал отношения с Фелиссой Круут и сошелся с В.Б. Коренди:

Стала жизнь совсем на смерть похожа:

Все тщета, все тусклость, все обман.

Я спускаюсь к лодке, зябко ёжась,

Чтобы кануть вместе с ней в туман... "

(В туманный день)".

А в 1940 поэт признается, что "издателей на настоящие стихи теперь нет. Нет на них и читателя. Я пишу стихи, не записывая их, и почти всегда забываю". Поэт умер 20 декабря 1941 г. в оккупированном немцами Таллинне и был похоронен там на Александро-Невском кладбище. /20.12.1941. - транзитные Уран и Сатурн (управитель 7 и 8 домов) в соединении с ядром планет: Марс, Солнце, Нептун рад., в тау-квадрате на границе 12 дома. В последнем соляре, владыка рождения, управитель АСЦ - Луна в 8 доме рад., и на границе солярного 8 дома, Венера и Меркурий солярные как Анарета и Алькокоден в соединении с Плутоном рад./

На памятнике помещены его строки:

Как хороши, как свежи будут розы,

Моей страной мне брошенные в гроб!

Игорь Северянин вошел в историю русского стиха как основатель эгофутуризма, как король поэтов, автор изысканных стихов.

В то же время он известен как один из родоначальников массовой культуры 20 века. Его стихами я упивалась в далёком детстве,когда моя бабушка читала их мне наизусть,как няня Пушкина читала сказки маленькому Саше.Но о его творчестве мне ничего не было известно,ведь стране Советов такие поэты были не нужны.А меня заставляли посещать бесплатные прокаты документальных фильмов о возрождении целины.Я протестовала против этих массовых выходов и получала двойку за поведение.Но мечтать не перестала и читала тайком стихи запрещённых литературных гениев.

Биография Игоря-Северянина
Игорь Лотарев (1900-е годы) Игорь-Северянин (Игорь Васильевич Лотарев) родился 4 (16) мая 1887 г. в Петербурге. Отец его, Василий Петрович, - военный инженер (выходец из "владимирских мещан"), дослужившийся до штабс-капитана, умер в 1904 г. сорока четырех лет. Мать происходила из известного дворянского рода Шеншиных, к коим принадлежал и А.А. Фет (1820-1892), нити родства связывали ее также со знаменитым историком Н.М. Карамзиным (1766-1826). Небезынтересно, кстати, что по материнской линии Игорь Северянин находился в родственных отношениях с А.М. Коллонтай (1872-1952).В 1896 г. родители развелись, и будущий поэт уехал с отцом, вышедшим к тому времени в отставку, в Череповец; незадолго до смерти отца побывал с ним на Дальнем Востоке и в 1904 г. поселился у матери в Гатчине. Учился он всего ничего, закончил четыре класса Череповецкого реального училища. Стихи начал писать в 8 лет. Одно из первых ярких впечатлений - влюбленность в Женечку Гуцан (Злату), которая и вдохновляла будущего поэта. Впервые опубликовался во втором (февральском) номере журнала "Досуг и дело" за 1905 год: там под фамилией Игорь Лотарев было помещено стихотворение "Гибель Рюрика". Литературе сразу же отдался самозабвенно, издавал за свой счет тоненькие брошюры стихов (от 2 до 16 стихотворений) и рассылал их по редакциям "для отзыва". Всего издал их с 1904 по 1912 г. аж 35. Стихи особого отклика не имели.

20 ноября 1907 года (Этот день Северянин потом ежегодно праздновал) он познакомился со своим главным поэтическим учителем - Константином Фофановым (1862-1911), который первым из поэтов оценил его талант. В 1908 году стали появляться первые заметки о брошюрках, издаваемых в основном самим Северяниным.

В 1909 г. некий журналист Иван Наживин привез одну из брошюр ("Интуитивные краски") в Ясную Поляну и прочитал стихи из нее Льву Толстому. Сиятельного графа и убежденного реалиста резко возмутило одно из "явно иронических" стихотворений этой брошюры - "Хабанера II", начинавшееся так: "Вонзите штопор в упругость пробки, - И взоры женщин не будут робки!..", после чего, говоря словами самого поэта, всероссийская пресса подняла вой и дикое улюлюканье, чем и сделала его сразу известным на всю страну... "С легкой руки Толстого, хвалившего жалкого Ратгауза в эпоху Фофанова, меня стали бранить все, кому было не лень. Журналы стали печатать охотно мои стихи, устроители благотворительных вечеров усиленно приглашали принять в них, - в вечерах, а может быть, и в благотворителях, - участие", - вспоминал позднее поэт.

Начавшаяся первая мировая война, пусть и не сразу, сменила общественные интересы, сместила акценты, ярко выраженный гедонистический восторг поэзии Северянина оказался явно не к месту. Сначала поэт даже приветствовал войну, собирался вести поклонников "на Берлин", но быстро понял ужас происходящего и опять углубился в личные переживания, заполняя дальше дневник своей души.

27 февраля 1918 г. на вечере в Политехническом музее в Москве Игорь-Северянин был избран "королем поэтов". Вторым был признан В. Маяковский, третьим В. Каменский.

Через несколько дней "король" уехал с семьей на отдых в эстонскую приморскую деревню Тойла, а в 1920 г. Эстония отделилась от России. Игорь Северянин оказался в вынужденной эмиграции, но чувствовал себя уютно в маленькой "еловой" Тойле с ее тишиной и покоем, много рыбачил. Довольно быстро он начал вновь выступать в Таллине и других местах.

И.Северянин и Ф.Круут в 1931 г. В Эстонии Северянина удерживает и брак с Фелиcсой Круут. С ней поэт прожил 16 лет и это был единственный законный брак в его жизни. За Фелиссой Игорь-Северянин был как за каменной стеной, она оберегала его от всех житейских проблем, а иногда и спасала. Перед смертью Северянин признавал разрыв с Фелиссой в 1935 году трагической ошибкой.

Большую часть времени Северянин проводит в Тойла, за рыбной ловлей. Жизнь его проходит более чем скромно - в повседневной жизни он довольствовался немногим. С 1925 по 1930 год не вышло ни одного сборника стихотворений.

Зато в 1931 году вышел новый (без сомнения выдающийся) сборник стихов "Классические розы", обобщающий опыт 1922-1930 гг. В 1930-1934 годах состоялось несколько гастролей по Европе, имевшие шумный успех, но издателей для книг найти не удавалось. Небольшой сборник стихов "Адриатика" (1932 г.) Северянин издал за свой счет и сам же пытался распостранять его. Особенно ухудшилось материальное положение к 1936 году, когда к тому же он разорвал отношения с Фелиссой Круут и сошелся с В.Б. Коренди:

Стала жизнь совсем на смерть похожа:

Все тщета, все тусклость, все обман.
Я спускаюсь к лодке, зябко ёжась,
Чтобы кануть вместе с ней в туман...

"(В туманный день)"

Как хороши, как свежи будут розы,
Моей страной мне брошенные в гроб!

Поэт старшего поколения Константин Фофанов, с которым молодой поэт Игорь Лотарев был знаком с 20 ноября 1907 года по день его смерти - 17 мая 1911 года, внушил ему идею личной творческой гениальности. Он внушил молодому человеку также и то, что ум поддается тиражированию, поэтому ум есть достояние толпы, а индивидуальностью обладает только безумие, поэтому безумие и есть удел гения. В этом есть какая-то своя логика, которую при всей ее парадоксальности нельзя не признать за логику.

С темой гениальности тесно связан псевдоним Игоря Лотарева, придуманный не без деятельного участия Константина Фофанова. Псевдоним Игоря Лотарева в творческой биографии поэта символизирует переход от эпохи ученичества к эпохе мастерства. Если юношеские псевдонимы Игоря Лотарева «Мимоза», «Игла» и «Граф Евграф Д"Аксанграф» - это еще неотъемлемая часть ученического процесса, даже игры в поэта, то псевдоним «Игорь-Северянин» - это уже акт инициации Поэта с большой буквы. Игорь-Северянин - это уже зрелый, опытный мастер. Профессор С.А. Белковский в работе «Инициация взросления в различных культурах» отмечает:

«Инициация была одним из "ритуалов перехода", сопровождающих наиболее значимые социально-личностные изменения в жизни человека: рождение, взросление, брак, зрелость, смерть и пр. Выражение "ритуал перехода" показывает, что человек перешел с одного уровня своего опыта на другой. Совершение ритуала перехода говорит о социально признаваемом праве на изменение или трансформацию - праве вступить на новый уровень своего развития. Как бы сдать экзамен на новый уровень своей личностной и социальной зрелости и получить новые инструкции для правильного прохождения новой стадии жизни. Институт "инициации" очень древен, его находят в самых архаических культурах».

(Инициация поэта в связи с его новым самоназванием представляет собой отдельную проблему, которая не является темой настоящего исследования, и затронута здесь постольку, поскольку объясняет некоторые существенные моменты биографии.)

Современники поэта - издатели, журналисты и критики воспринимали форму написания псевдонима либо как проявление безграмотности его носителя, либо как проявление излишнего, запредельного для общества индивидуализма - игры в гениальность. Поэтому еще при жизни поэта сложилась практика опрощения псевдонима и написание его в форме имени и фамилии - «Игорь Северянин». Вытравление дефиса из псевдонима поэта - суть проявление остатков древнего магического сознания. Ритуальная кастрация литературного имени как бы дает критику, редактору, журналисту определенную власть над его носителем. Если современное литературоведение не идет далее вытравления из псевдонима дефиса, то журналистика и публицистика довершают процесс кастрации, доводя его до логического завершения - «Северянин» или трансформируют имитацию имени и фамилии в полное гражданское имя - "Игорь Васильевич Северянин".

Знание подлинного имени дает магу (колдуну, ведьме) власть над его носителем. С этой точки зрения, псевдоним Игоря Лотарева выполняет функции оберега. Иллюстрацией этому обстоятельству вполне может служить «забывчивость» В.В.Шульгина, который, хотя и оставил интереснейшие воспоминания о встречах с поэтом в Югославии в 1930 и 1933 годах и даже находился с ним в переписке, но так и не смог вспомнить его настоящей фамилии. В воспоминаниях Шульгина (РГАЛИ) Игорь-Северянин фигурирует в качестве «кажется, Четверикова». Еще один пример - встреча на вокзале в Тапа (Эстония) в 1938 году Игоря-Северянина и совершающего турне нобилевского Лауреата Ивана Бунина. Здороваясь, Бунин произнес имя поэта и запнулся, не сочтя возможным обратиться к коллеге, используя его псевдоним. Это дало повод Игорю-Северянину упрекнуть Бунина в том, что он не знает современной ему русской литературы, подразумевая, что он не знает подлинной фамилии и отчества самого поэта.

Поэт Константин Михайлович Фофанов исторически принадлежал к уходящему веку, хотя все его творчество - чистое и честное обращено в будущее. Он был последним русским поэтом литературного XIX столетия, в котором, по выражению Игоря-Северянина, «четверть века центрил Надсон». Однако ему не дано было предугадать, что одной из характеристик уже наступившего календарного ХХ века будет массовое тиражирование безумия. На скрижалях основанной Игорем-Северяниным Академии Эго-Поэзии было начертано: «Мысль до безумия. Безумие индивидуально». Отсюда это знаменитое «я - гений», в котором поэт не разрешал никому сомневаться.

В основе всего творчества Игоря-Северянина лежит посылка «я-гений» практически равнозначная утверждению «я-индивидуальность». Мы можем судить об этом с достаточной степенью вероятности, именно потому, что поэзия для него никогда не стояла на первом месте. Музыка (опера), женщины, рыбалка, выпивка в компании - эти приоритеты часто и на разное время менялись местами, но поэзия как таковая никогда не была на первом месте долее того времени, которое было потребно для того, чтобы сложить на бумагу «выпевшиеся» свободно строки. Поэтому:

Я - соловей: я без тенденций
И без особой глубины… […]

Я так бессмысленно чудесен,
Что Смысл склонился предо мной.

(«Интродукция». Соловей. Берлин, 1920.)

Соловей гениален изначально по своей природе, только потому, что он - соловей, а не по какой-то иной причине. Поэт гениален, потому что он - поэт, а не по какой-то иной причине, например, по причине его «выдающегося» творчества, оцененного современниками в качестве «гениального». Соловей на ветке выполняет предназначение: свободно поет и в песне называет вещи своими именами. Он не нуждается в одобрении слушателей и равнодушен к критике. Предназначение поэта в мире, - это предназначение соловья: петь и в песне называть вещи своими именами, причем не просто называть, а именно давать им первоначальные названия. По мнению поэта, философа и переводчика Владимира Микушевича, первый человек Адам, созданный по подобию Божию, т.е. наделенный свободой воли, был и первым поэтом. Адам выполнял в райском саду первопослушание, давая названия растениям и бессловесным тварям. Именно через название вещи и твари начинали быть и получали право на самостоятельное существование.

Самоназвание Игоря Лотарева «Игорем-Северяниным» является началом реализации индивидуального предназначения поэта. Однако новое имя в миру не утрачивает функции оберега. При этом сама поэзия в жизни не обязательно должна стоять на первом месте. Вот очень точная и подходящая случаю цитата из Александра Сергеевича Пушкина:

Пока не требует поэта
К священной жертве Аполлон,
В заботах суетного света
Он малодушно погружен;
Молчит его святая лира;
Душа вкушает хладный сон,
И меж детей ничтожных мира,
Быть может, всех ничтожней он. […]

Псевдоним «Игорь-Северянин» равнозначен формуле «я - гений». Тандем в известном смысле представляет собой основную мифологему поэта. Под мифологемой мы понимаем в данном случае устойчивое состояние индивидуальной психофизиологии, в котором зафиксированы каноны существующего для поэта порядка вещей, а также описания того, что для него существует или имеет право на существование. То, чему поэт отказывается дать название, перестает для него существовать в реальности и наоборот, то, что им названо, получает право существовать самостоятельно, право быть вне мифологемы поэта. Основную часть стандартной мифологемы составляет объяснение того, почему существует то, что существует, и почему оно функционирует именно так, а не иначе. Псевдоним - суть особая мифологема, но и в усеченном виде она фиксирует основной порядок вещей и служит концептуальным обоснованием взаимодействия поэта с обществом. В некотором смысле люди, реализующие собственную мифологему, живут в ней и поэтому нечувствительны к реальности. Отчасти это объясняет тот факт, что история хотя и прошла сквозь биографию поэта Игоря-Северянина, но не оказала существенного влияния на ее творческую составляющую, потому что не была частью личной мифологемы. Именно поэтому Игорь-Северянин взял себе за правило никогда не отвечать на критику прозой.

Спустя много лет эстонский писатель Вальмар Адамс, друживший с Игорем-Северяниным с начала 20-х годов, рассказывал мне, что установка «я - гений» действовала до конца активной творческой жизни поэта, потому что игра в гениальность после осознания поэтом собственного предназначения стала его жизненным кредо. Есть и другие примеры: сын Фофанова Константин Олимпов, трансформировал свою игру в гениальность в образ жизни, который стал настоящим безумием. Ему принадлежит весьма выразительная на сей счет поэза:

Я хочу быть душевно-больным,
Чадной грезой у жизни облечься,
Не сгорая гореть неземным,
Жить и плакать душою младенца
Навсегда, навсегда, навсегда.
Надоела стоустная ложь,

Утомили страдания душ, -
Я хочу быть душевно-больным!
На землей, словно сволочной проч,

В суету улыбается Дьявол,
Давит в людях духовную мочь,
Но меня в смрадный ад не раздавит,

Никогда, никогда, никогда.
Я стихийным эдемом гремуч,
Ослепляю людское злосчастье,

Я на небе, как молния, зряч,
На земле - в облаках - без поместья.
Для толпы навсегда, навсегда,
Я хочу быть душевно больным!

Фофанов научил Игоря-Северянина приемам управления толпой. По свидетельству уже упоминавшегося Вальмара Адамса, свои откровенно эгофутуристические перлы поэт называл «стихами для дураков» и никогда не «пел» их после февраля 1918 года. Почему? Потому, что той толпы уже не было: дурачество закончилось, началось изгнание - эмиграция, а псевдоним остался. Он даже приобрел в миру более глубокое значение, потому что из самоназвания, из игры в гениальность превратился в один из ярких символов утраченной эпохи: не потому что это «ананасы в шампанском», а потому что это ананасы Игоря-Северянина.

Поэт Георгий Шенгели, тесно общавшийся с Игорем-Северяниным в предреволюционные годы, признавался, что тот обладал самым демоническим умом, какой только самому Шенгели приходилось встречать. Эта оценка весьма далека от всего того, что нам доводилось читать о поэте у других его современников. По свидетельству Георгия Шенгели, Игорь-Северянин никогда (за редкими исключениями) ни с кем не говорил серьезно: «Ему доставляло удовольствие пороть перед Венгеровым чушь и видеть, как тот корежится "от стыда за человека". Игорь каждого видел насквозь, непостижимым чутьем, толстовской хваткой проникал в душу, и всегда чувствовал себя умнее собеседника, - но это ощущение неуклонно сопрягалось в нем с чувством презрения. Вы спросите, - где гарантия, что и меня не рядил он в дураки? Голову на отсечение не дам...» [ Е.Коркина. Георгий Шенгели об Игоре Северянине. Таллинн, № 3, 1987, с.91]

Ссылка на «самый демонический ум» в связи с проблемой псевдонима не случайна, ибо она тесно примыкает к знакомству и дружбе с Константином Фофановым. Именно с Фофановым связана история псевдонима «Игорь-Северянин». Любимым развлечением поэта в зимнее время были лыжи, с которыми он не расставался до середины 30-х годов. Зимой он частенько приходил в гости к Фофанову в Гатчину с мызы Ивановка на лыжах: «Лыжный спорт с детства - один из моих любимейших, и на своих одиннадцатифутовых норвежских беговых лыжах с пружинящими ход американскими "хомутиками" я пробегал большие расстояния». [Игорь-Северянин. "Из воспоминаний о К.М.Фофанове". Соч. СПБ, "Logos", 1996. Том V, с. 9.] А вот несколько строк из его письма к поэтессе Ирине Борман от 5 декабря 1927 года: «Я, право, не знаю, удастся ли нам попасть к Вам: мои лыжи сломаны, а новые я хотел купить в Ревеле, полагая, что вечер будет до праздников. Теперь же я задумываюсь. За последнее время трижды ездил в Нарву, но там ничего подходящего, - в смысле лыж, - нет». [Частный архив в Москве. Копия в архиве автора и в интернете на сайте автора http://www.hot.ee/mvp/post/mail/mail-00.html ]

Обратимся теперь к Константину Фофанову и прочтем его посвящение Игорю Лотареву, написанное зимой 1908 года в Гатчине:

Я видел вновь весны рожденье,
Весенний плеск, веселый гул,
Но прочитал твои творенья,
Мой Северянин, - и заснул...
И спало все в морозной неге -
От рек хрустальных до высот,
И, как гигант, мелькал на снеге
При лунном свете лыжеход...

[Игорь-Северянин. «Из воспоминаний о К.М.Фофанове». Соч. СПБ, «Logos», 1996. Том V, с. 10.]

В посвящении Фофанова обращают на себя внимание два практически равнозначных в плане самоназвания существительных - «северянин» и «лыжеход»: Игорь-Северянин = Игорь-Лыжеход. Поэт отдал предпочтение "северянину", вероятно, как наиболее обобщающему, с его точки зрения, хотя «лыжеход» как будто более конкретен и индивидуален. Объяснить выбор практически невозможно, потому что прерогатива называть вещи своими именами (давать имена вещам и тварям) принадлежит только самому поэту. Современные исследователи связывают происхождение псевдонима и с Северной столицей - Петербургом, в котором поэт родился, и с окрестностями северного русского города Череповца, в котором прошли юношеские годы поэта, даже с северными реками Судой, Шексной, Нелазой. Однако все эти предположения вечно останутся на правах гипотез, которые невозможно ни доказать, ни опровергнуть. Кстати, в упоминавшемся выше очерке Игоря-Северянина «Из воспоминаний о К.М.Фофанове» в главе «Стихи мне посвященные» приведент текст фофановского посвящения в прозе:

«Ничего лучшего не мог я придумать, что показал мне Игорь-Северянин. Чту его душу глубоко. Читаю его стихи и все говорит мне: в Тебе - Бог!»
[Игорь-Северянин. «Из воспоминаний о К.М.Фофанове». Соч. СПБ, «Logos», 1996. Том V, с. 8.]

Первые 15 брошюр и два отдельных стихотворения - «Памяти А.Н.Жемчужникова» и «На смерть Лермонтова» вышли в свет под именем Игоря Лотарева. Наиболее ранний известный мне автограф поэта, подписанный псевдонимом «Игорь-Северянин», я видел на 16-м сборнике «Зарницы мысли», который вышел в свет ранней весной 1908 года: «Глубокоуважаемому талантливому поэту Леону Михайловичу Шах-Паронианцу от автора на воспоминание. Игорь-Северянин. 7.IV.08». [Частный архив в Москве. Копия в архиве автора.] Обращает на себя внимание тот факт, что приведенное выше посвящение Фофанова датируется зимой 1908 года, а «Зарницы мысли» увидели свет ранней весной. Это, как минимум, указывает на наличие косвенной связи между посвящением и псевдонимом.
Современное отношение к псевдониму.

Форма литературного псевдонима, избранного Игорем Лотаревым, даже для богатой на всяческие изыски русской литературы кажется довольно необычной. Я всегда придерживаюсь правила писать его через дефис, не разделяя наподобие имени и фамилии по той простой причине, что так придумал он сам. Дико читать литературоведческие статьи и публицистику, в которой поэта именуют Игорем Васильевичем Северяниным. Подобные ляпсусы встречается в изрядном количестве, и они отнюдь не так безобидны, как это может показаться на первый взгляд.

Дореволюционная критика и журналистика вкупе с издателями никак не могла смириться с дефисом в псевдониме и упорно воспроизводила псевдоним в виде имени и фамилии. Первые 15 брошюр и два отдельных стихотворения, изданные поэтом за свой счет, подписаны его гражданским именем - Игорь Лотарев. Еще 20 небольших сборников стихотворений вышли уже под псевдонимом «Игорь-Северянин». Первый крупный издатель стихотворений Игоря Лотарева Сергей Соколов (Кречетов) - издатель «Гриф» категорически воспротивился написанию псевдонима через дефис. «Громокипящий кубок», «Златолира» в издании Грифа, а также последовавшие за ними сборники «Ананасы в шампанском» и «Victoria Regia» в издательстве «Наши дни» вышли в свет без дефиса. Не счел возможным воспроизвести дефис известный издатель Викентий Пашуканис, выпустивший в свет собрание сочинений поэта. Тем не менее, в пашуканисовском «Громокипящем кубке» был помещен фотопортрет автора с факсимиле «Игорь-Северянин».

В изданиях эстонского времени наблюдается разнобой. Так, в ранних эстонских изданиях «Creme des Violettes», «Вервэна», «Роса оранжевого часа», «Колокола собора чувств» псевдоним воспроизведен в авторском написании, а в берлинских изданиях того же периода и в поздних эстонских изданиях дефис в нем снова пропадает. Воспроизведу любопытный документ, адресованный в совет по присуждению ежегодной «Премии имени Игоря Северянина», учрежденной членами русской фракции Рийгикогу (Государственного собрания Эстонской Республики). Документ появился в связи с моим предложением писать псевдоним поэта в названии премии в его авторской, а не в издательской версии:

«О правописании псевдонима поэта И.Лотарева.

Поэт в течение жизни писал свой литературный псевдоним как с дефисом (Игорь-Северянин), так и без него (Игорь Северянин). Последний вариант встречается чаще и применялся большей частью в более поздний период. Чаще этот вариант использовался также при оформлении произведений в печати самим поэтом. Написание псевдонима без дефиса между именем и фамилией-прозвищем наиболее удобно и гармонично с точки зрения норм русского языка. Пример при склонении: с дефисом - Игорь-Северяниным, Игорь-Северянина и т.д.; без дефиса - Игорем Северяниным, Игоря Северянина и т.д.

С учетом вышеизложенного представляется предпочтительным в написании имени поэта использовать вариант без дефиса: Игорь Северянин.

Приложение: Копия с первой страницы книжки стихов "Рояль Леандра", изданной самим автором в Бухаресте в 1935 году (поздний Северянин), с указанием имени-псевдонима без дефиса. На оттиске находится также факсимиле собственноручного посвящения автора своему знакомому Юрию Дмитриевичу Шумакову, что доказывает факт личной акцептации и применения правописания собственного псевдонима со стороны автора.

Вл.Илляшевич, член Совета,
секретарь правления Союза писателей России.
08 января 2001 года».
[Копия в архиве автора. В интернете на сайте http://www.baltwillinfo.com/Sev/sev-2.htm ]

При цитировании полностью сохранены все особенности документа. Однако относительно авторской акцептации написания псевдонима без дефиса необходимо сделать оговорку, поскольку указание на «Рояль Леандра» в качестве доказательства сделано без знания и учета реальных обстоятельств его издания. «Рояль Леандра» был набран и печатался в Бухаресте друзьями поэта без его личного участия. Более показательным был бы пример сборника «Адриатика», изданного в Нарве стараниями автора и за свой счет, или сборника переводов из Марии Ундер «Предцветение», изданного автором на государственный счет, в которых псевдоним употреблен без дефиса. Дефис очень не нравился эстонскому поэту Алексису Ранниту, поэтому две книги переводов его стихов на русский язык, сделанные Игорем-Северяниным, вышли без дефиса в псевдониме переводчика. Казалось бы, столь неудобному при склонении псевдониму, вынесен окончательный приговор, но давайте спросим самого автора.

В рукописи неизданного сборника «Лирика» (Эстонский литературный музей) со стихами 1918-1928 годов псевдоним на обложке выписан с дефисом. Та же картина в рукописях «Настройка лиры» (РГАЛИ), «Литавры солнца» (РГАЛИ), «Медальоны» (Нарвский городской музей). Предисловия к обеим книгам Раннита подписаны псевдонимом «Игорь-Северянин». Все известные автографы поэта на русском языке, за исключением того, на который ссылается В.Илляшевич - «Милому Юрию Дмитриевичу Шумакову с запоздалой ласковостью. Автор. Tallinn, 1941» [В собрании Лесмана. Копия в архиве автора.], содержат дефис в написании псевдонима. На книгах подаренных жене и в письмах к ней, в письмах к Георгию Шенгели, в письмах к Ирине Борман, в письмах к Софии Карузо и в письмах к другим адресатам, в том числе, к близким родственникам, можно видеть сокращенную форму псевдонима «Игорь. -»

Два наиважнейших документа - два завещания, одно из которых датировано 9 марта 1940 года, а другое 20 октября того же года подписаны полной формой псевдонима с присовокуплением гражданского имени поэта: «Игорь-Северянин. (Лотарев)».

Казалось бы, проблема дефиса не является принципиальной, но это далеко не так. Общеупотребительное разделение на имя и фамилию уже привело к эксплуатации псевдонима в весьма оригинальной форме. На центральной аллее Таллиннского Александро-Невского кладбища в двадцати метрах от могилы самого Игоря-Северянина можно видеть могилу лжедочери поэта Валерии Игоревны Северяниной, урожденной Валерии Порфирьевны Кореневой (Коренди). Сегодня не известна судьба ее сына Игоря Северянина-младшего, урожденного Игоря Олеговича Мирова. Если бы еще при жизни поэта не произошло разделения его псевдонима, то Валерия Порфирьевна Коренева должна была бы именоваться Валерией Игоревной Игорь-Северяниной, а ее сын Игорем Олеговичем Игорь-Северяниным-младшим, что само по себе демонстрирует абсурдность таких манипуляций с псевдонимом. Умершая раньше матери Валерия Порфирьевна упокоилась на кладбище без указания «неудобной» даты рождения (6 февраля 1932), абсолютно исключающей ее права на родовую фамилию Лотаревых и тем более на использование чужого псевдонима. Абсурд очевиден, и не заметить его теперь может только, рассуждающий об удобстве склонения, секретарь Союза писателей России В.Илляшевич.

Настоящая дочь поэта по имени Валерия, рожденная в 1913 году вне церковного брака, не смогла унаследовать ни родовую фамилию отца, ни его псевдоним. Она до смерти писалась Семеновой. Жена поэта Фелисса Михайловна Круут тоже не стала Северяниной, а всю жизнь была Лотаревой. Общеупотребительную традицию из уважения к поэту следует переломить, что трудно, но все же необходимо. Он сам так придумал и мы должны уважать его авторские права. Ведь не придет же никому в голову редактировать ранние псевдонимы Игоря-Северянина «Мимоза», «Игла» или таинственный псевдоним «Граф Евграф Д"Аксанграф» (accent grave - фр. важный слог; муз. низкий тон).
Выводы.

В части правописания псевдонима поэта в его авторской версии, т.е. без разделения на имя и фамилию - «Игорь-Северянин» - следует признать, что настоящий псевдоним как акт инициации, оберег и мифологема является исторической частью (фактом) культурного и литературного процесса в России в начале XX века. В силу этого псевдоним «Игорь-Северянин» должен воспроизводиться в научной и иной литературе в его авторском написании. Кроме того, псевдоним «Игорь-Северянин» является неотъемлемой частью творческого наследия поэта Игоря Лотарева, существенной деталью его биографии и одновременно его личной мифологемой. Следует также иметь в виду, что псевдоним в его авторском написании служит своеобразным ключом к правильному пониманию его творчества. п: Анализ творчества поэта/писателя

Истинный поэт, глубоко переживающий жизнь.

В. Брюсов.

Свой талант Игорь Северянин часто ориентировал на вкусы эстетствующей петербургской публики, живущей стилизованной декадентской жизнью. Имя «Игорь Северянин» стало псевдонимом Игоря Васильевича Лотарева (1887 - 1941). Поначалу этот поэт печатался в скромных периодических изданиях, читал свои стихи в разных студенческих аудиториях. Он выпускал небольшие брошюры и рассылал их по редакциям в надежде получить хоть отзыв. Но признания не было. Лишь в 1909 году отрицательный отзыв Л.Н. Толстого сделал имя Северянина печально известным. Но литературные журналы откликнулись на это происшествие и открыли свои страницы для произведений молодого автора.

1913 год был отмечен для Северянина выходом его первого сборника - «Громокипящий кубок». Он принес поэту известность. Книга вышла с предисловием Ф. Сологуба и переиздавалась 10 раз. О ней положительно отозвался сам В. Брюсов. Вскоре, один за другим, начали выходить и другие сборники Северянина: «Златолира» (1914), «Ананасы в шампанском» (1915), «Поэзонтракт» (1915), «Тост безответный» (1916).

И. Северянин стал на время самым модным «певцом», но он оценил такое свое положение очень трезво, назвав все это «двусмысленной славой». И действительно, массовый читатель не смог уловить главного нерва творчества поэта.

Именно Игорь Северянин ввел в поэтический обиход слово «футуризм». Творчество молодого поэта отличалось позицией откровенного самоупоения, которая должна была потрясти публику своим нахальством и вызовом:

Не мне расчет лабораторий,

Нет для меня учителей.

Парю в лазоревом просторе

Со свистом солнечных лучей!

В своем поэтическом творчестве Северянин во многом следовал принципам акмеизма. Но некоторые эстетические принципы этого литературного направления обнажались у поэта с какой-то пародийной наглядностью. Так, в сонете, посвященном Георгию Иванову, Северянин декларирует безоговорочное и радостное принятие мира: «Я говорю мгновению: Постой!»
Поэтизация совершенной жизненной гармонии акмеистов оборачивается у Северянина акмеистической стилизацией – картинами мещанских будуаров, ресторанной жизни, прогулок в кабриолетах, обстановки легкого, бездушного флирта.

В предреволюционной лирике Северянина обнаруживаются связи с темами и мотивами его ранней символистской поэзии. Прежде всего, в ней проповедуется культ индивидуализма, самоценного «Я». Желание и воля этого «Я» становится для поэта единственной реальностью мира. В программном «Эгополонезе» (1912) Северянин писал:

Все жертвы мира во имя эго!

Живи, живое! – поют уста.

Во всей вселенной нас только двое,

И эти двое – всегда одно!

Я и Желанье! Живи, Живое!

Тебе бессмертье предрешено.

А в «Самогимне» (1912) поэт надменно провозглашает:

Мой стих серебряно-брильянтовый

Живителен, как кислород.

«О гениальный! О талантливый!» -

Мне возгремит хвалу народ.

Сущностью поэзии Северянин считал свою фантазию – «мои капризы, мои волшебные сюрпризы». Для творчества Игоря Северянина характерна маскарадность, стилизация действительности. «Трагедию жизни превратить в грезофарс» - вот в чем усматривал Северянин назначение поэта и поэзии.

Игорь Северянин обладал способностью переживать события очень глубоко и остро. Он подмечал такие черты в окружающей действительности, которые могли бы воссоздать картину в воображении читателей.

Славе поэта во многом способствовал и его исполнительский дар. Северянин был одним из основоположников русских реситалей – авторских читок перед многотысячной публикой. Вечера поэта Игоря Северянина всегда проходили с неизменным успехом.

МОСКВА, 16 мая — РИА Новости, Анна Михайлова. Поэт, певец и эгоист Игорь Северянин родился 16 мая 1887 года в Петербурге. Одна из самых заметных фигур Серебряного века, его личность до сих пор остается загадкой для исследователей и читателей. Возможно, ключ к пониманию лежит в необычных фактах его биографии.

Псевдоним-оберег

Настоящая фамилия поэта — Лотарев, но известность пришла к нему под псевдонимом Игорь-Северянин. Именно так, через дефис, автор писал свое литературное имя, считая его знаком рождения как поэта и своим оберегом. Действительно, необычный псевдоним как будто переломил до того неудачную творческую судьбу Северянина, поставив его в один ряд с величайшими поэтами эпохи.

Поэт-недоучка

По материнской линии Северянин был родственником Афанасия Фета и сочинять стихи начал уже в восьмилетнем возрасте. Несмотря на недостаток образования — поэт окончил всего четыре класса Череповецкого реального училища — он был одержим литературой и десять лет издавал собственные стихи за свой счет в виде тоненьких брошюр. К 1912 году их накопилось уже 35, но читатели и критики по-прежнему оставались холодны к молодому дарованию.

"Крещение" Толстым

Как ни странно, стать звездой поэту помог разгромный отзыв Льва Толстого. В 1909 году писатель Иван Наживин привез одну из брошюр Северянина в Ясную Поляну и прочитал его стихи классику русской литературы. Строчка "Вонзите штопор в упругость пробки" из стихотворения "Хабанера II" вызвала у Толстого негодование: "И это — литература? Вокруг — виселицы, полчища безработных, убийства, невероятное пьянство, а у них — упругость пробки…"

Однако самого Северянина критика мэтра нисколько не огорчила, ведь после того, как отзыв попал в прессу, поэт стал знаменитостью.

Эгоист-одиночка

На волне успеха Северянин основал собственное литературное направление — эгофутуризм. Он провозгласил: раз природа создала всех людей эгоистами, нужно развивать в себе это качество. Однако меньше чем через год поэт покинул созданную им группу и заявил, что желает быть одиноким. Тем не менее он охотно выступал с Владимиром Маяковским и Давидом Бурлюком, поучаствовав с ними в "Первой олимпиаде российского футуризма" в Крыму.

"Завывающий баритон"

Зрители его выступлений вспоминали, что Северянин поражал прежде всего своеобразной манерой петь стихи на мотивы известных музыкальных произведений. Обладая прекрасной памятью, хорошим слухом и удивительно сильным голосом, поэт мог воспроизводить даже сложные оперные партии. Поначалу далеко не все зрители воспринимали его всерьез.

Современники писали, что на одном выступлении публика расхохоталась в голос, услышав его "завывающий баритон" с носовым произношением. Некоторые люди смеялись так безудержно, что им приходилось покидать зал, чтобы отдышаться. Невозмутимого Северянина это необычное для поэтического вечера веселье не трогало.

Да здравствует король!

В феврале 1918 года в Политехническом музее в Москве состоялись выборы "короля поэтов". По итогам голосования победил Северянин, вице-королем окрестили Маяковского.

Церемония награждения была довольно своеобразной: из ближайшего похоронного бюро был доставлен взятый на прокат огромный миртовый венок. Его возложили на шею Северянина. Венок свисал до колен рослого поэта, но это не помешало ему спеть свои классические "поэзы", гордо вытянувшись и заложив руки за спину. Свой титул поэт воспринял крайне серьезно.

Вселенский поэт

Сознание собственного дарования до конца жизни сопровождало Северянина. Житель ленинградской деревни Венкула Борис Йыге вспоминал, как однажды увидел поэта у продуктовой лавки. Высокий незнакомец с изящными манерами привлек внимание сельских мужиков. Один из них высказал догадку, что это "местный поэт Игорь Северянин". Услышав это, поэт остановился и резко бросил: "Не местный, а вселенский. А вы понимаете, что такое "вселенский?".

Ощущение своего вселенского предназначения помогало поэту не прекращать писать до последних дней жизни. Северянин умер в 1941 году в Эстонии, где прожил в вынужденной эмиграции больше 20 лет.

Патриот России Игорь Северянин

К 80-летию со дня смерти (16.05.1887 -20.12.1941)

Ананасы в шампанском! Ананасы в шампанском!

Удивительно вкусно, искристо и остро !

Весь я в чём-то норвежском! Весь я в чём-то испанском!

Вдохновляюсь порывно! И берусь за перо!

Но взялся за перо Игорь Васильевич Лотарёв, когда его «порывно» вдохновил трагический героизм русского флота во время русско-японской войны. Ему близка была эта тема. После окончания четвёртого класса Череповецкого реального училища он некоторое время жил у отца в г. Дальнем и Порт-Артуре.

Надеюсь, что еще найдутся люди,

Которые поддержат русский флаг,

Как сделали, врагу подставив груди,

Бессмертные «Кореец» и «Варяг».

Начинающий поэт ещё не стремится превратить «трагедию жизни» в «грёзофарс» - это придёт позднее, - пока он трибун, гневной филиппикой обличающий изменников и предателей Родины в стихотворении «Сражение при Цусиме»:

К тебе обращаюсь я, русский народ:

Проклятье изменнику, сдавшему флот!

Изменники - хуже пиратов!

Публиковаться в периодической прессе Игорь Лотарёв начал в 1904 году, переходя от патриотической темы к иронии и далее просто к лирике. Так как журналы отказывались печатать его стихотворения, он выпускал небольшие брошюры, опубликовав до 1913 года их свыше 30.

О литераторах этого периода И.А. Бунин в воспоминаниях отзывался так: «… почти все были "жулики" и "здоровеннейшие мужики", но нельзя сказать, что здоровые, нормальные. Силы (да и литературные способности) у "декадентов" времени Чехова и у тех, что увеличили их число и славились впоследствии, называясь уже не декадентами и не символистами, а футуристами, мистическими анархистами, аргонавтами, равно как и у прочих, - у Горького, Андреева, позднее, например, у тщедушного, дохлого от болезней Арцыбашева или у педераста Кузьмина с его полуголым черепом и гробовым лицом, раскрашенным, как труп проститутки, - были и впрямь велики, но таковы, какими обладают истерики, юроды, помешанные: ибо кто же из них мог назваться здоровым в обычном смысле этого слова? Все они были хитры, отлично знали, что потребно для привлечения к себе внимания…».

Одна из брошюр поэта, публиковавшегося под псевдонимом Игорь Северянин, в 1910 году получила резко отрицательный отзыв Л.Н. Толстого. Игорь Северянин в воспоминаниях так написал об этом: «…после чего всероссийская пресса подняла вой и дикое улюлюканье, чем и сделала меня сразу известным на всю страну! С тех пор каждая моя брошюра тщательно комментировалась критикой на все лады, и с легкой руки Толстого… меня начали бранить все, кому не было лень. Журналы стали охотно печатать мои стихи, устроители благотворительных вечеров усиленно приглашали принять в них участие…». А два года спустя, И. Северянин с Г. Ивановым, К. Олимповым и Грааль-Арельским (С. Петров) создали манифест Вселенского эгофутуризма под громким названием «Скрижали эгопоэзии». И хотя группа «Эго» распалась уже через год, но к Игорю Северянину пришла долгожданная слава: сборник его поэз «Громокипящий кубок» в течение 1913-15 гг. переиздавался 9 раз. Он пел свои поэзы, восприняв призыв Бальмонта: «Будем как солнце».

В моей душе восходит солнце,
Гоня невзгодную зиму.
В экстазе идолопоклонца
Молюсь таланту своему.(…)

Ах, для меня, для беззаконца,
Один действителен закон:
В моей душе восходит солнце,
И я лучиться обречён! (1912)

Обречённость «лучиться», угнетает ли она поэта? Думаю, что нет. Скорее его огорчает другое:

Я — царь страны несуществующей,
Страны, где имени мне нет…

Поэт противоречит сам себе. Имя у него было, было и признание. В этом же сборнике он оповестит читателей, тех, кто его ещё не знает:

Я, гений Игорь-Северянин,
Своей победой упоён:

Я повсеградно оэкранен!
Я повсесердно утверждён! (…)

Я покорил Литературу!
Взорлил, гремящий, на престол!

(«Эпилог»)

Северянин считает именно себя создателем новейшего литературного направления, надо полагать, «новейшего из новых» эгофутуризма.

Меня положат в гроб фарфоровый

На ткань снежинок яблоновых,
И похоронят (…как Суворова…)
Меня, новейшего из новых.

Но уже в 2012 году Игорь Северянин предвидел своё восхождение на королевский трон. В «Прощальной поэзе», несомненно кокетничая, в ответ на послание Брюсова, первым поддержавшего молодого поэта - почти как Державин Пушкина - он писал:

Я так устал от льстивой свиты
И от мучительных похвал…
Мне скучен королевский титул,
Которым Бог меня венчал.

Поэт оказался пророком, правда, не королевскую корону, а миртовый венок короля поэтов он получил в феврале 1918 году уже в Советской России в Москве и не от Бога, а от присутствующей в зале Политехнического музея публики. Это был его последний приезд в Россию. В январе этого года Игорь Северянин переехал на дачу из Петрограда в Эстонию в поселок Тойла на берегу Финского залива, а после подписания Брестского мира 3 марта 1918 года он оказался в эмиграции вследствие разделения границ.

Первая мировая война перечеркнула все планы салонного поэта. Он скандализировал патриотически настроенную публику, опубликовав в «Биржевых ведомостях» стихотворение, в котором утверждал, что поэты не должны воевать. О, как изменились его взгляды после юношеских патриотических стихов, например, по поводу гибели «Рюрика» в русско-японской войне: «Пусть подвигом славным гордится весь мир,

Тем подвигом доблестных россов!». Да, пусть весь мир гордится, а сам поэт десять лет спустя… Впрочем, в армию он был призван, где во время учебных стрельб в ответ на похвалу полковника за точность стрельбы ответил ему: «Мерси, господин «полковник!». И солдат «Мерси» был отправлен в санитары. Правда, «прослужил» он недолго и по ходатайству высокопоставленных поклонников был демобилизован. Но оправдываться ему за свой «антипатриотический» всплеск с боязнью «быть обузою своим же братьям на войне» всё-таки пришлось. И в 1915 году он публикует ответ своим критикам, заканчивающийся словами:

Друзья! Но если в день убийственный

Падёт последний исполин,

Тогда ваш нежный, ваш единственный,

Я поведу вас на Берлин!

Вести «друзей» на Берлин Игорю Северянину не довелось, вместо Берлина он оказался после подписания Брестского мира в эмиграции в Эстонии на 23 года. И вот там «игры» в гениев, королей, и королев с юными пажами, как мне кажется, закончились. Поэт признаётся в сонете «Игорь Северянин», посвящённом самому себе:

Он тем хорош, что он совсем не то,
Что думает о нём толпа пустая, (…)
А между тем душа его простая,
Как день весны. Но это знает кто? (…)

Над вечно первенствующей планетой...
Он - в каждой песне, им от сердца спетой,-
Иронизирующее дитя.

«Иронизирующее дитя» в эмиграции гастролирует по Европе, издаёт книги и пишет те стихи, благодаря которым он и вошёл в историю русской культуры Серебряного века поэтом , а не только салонным иронистом. В 1934 году он издаёт в Белграде мало известный читателям сборник из 100 классических сонетов - сонетов Петрарки - «Медальоны». Это портреты деятелей культуры, преимущественно русских, увиденные зорким критическим взором Северянина: писателей как классиков - Пушкина, Лермонтова, Гоголя, - так и современников автора. В «сонетных» портретах, как в зеркале, отражаются симпатии и антипатии автора.

Безвременно умершей Мирре Лохвицкой, творчество которой Игорь Северянин ставил «… выше всех и Байрона, и Пушкина и Данта» (1912 г.), он и в «Медальонах посвящает сонет:

Я чувствую, как музыкою дальней
В мой лиственный повеяло уют.
Что это там? — фиалки ли цветут?
Поколебался стих ли музыкальный?

Цвет опадает яблони венчальной.
В гробу стеклянном спящую несут. (1926 г.)

К другим великим ныне поэтессам Серебряного века он более пристрастен. Зинаида Гиппиус: «… в лирике она слаба// (Лишь издевательство - её судьба) -// В уменье видеть слабость //Нет ей равных».

Её лорнет надменно беспощаден,

Пронзительно блестящ её лорнет.

В её устах равно проклятью «нет»

И «да» благословляюще, как складень.

Анна Ахматова 1925 года в представлении Игоря Северянина -

Послушница обители Любви

Молитвенно перебирает чётки.

Осенней ясностью в ней чувства чётки.

Марина Цветаева: Блондинка с папироскою в зелёном,

Беспочвенных безбожников божок (…)

Какие там «свершенья» ни верши,

Мертвы стоячие часы души,

Не числящиеся в её таланте.

Представленные образы, несомненно, интересны. Но это взгляд Северянина 1925-26 гг., когда всемогущая история ещё не расставила их всех «по ранжиру». Недооценил поэт и своего соратника по «Эго» - Георгия Иванова.

Во дни военно-школьничьих погон
Уже он был двуликим и двуличным:
Большим льстецом и другом невеличным,
Коварный паж и верный эпигон. (…)
Перо же, на котором вдосталь гноя,
Обмокнуто не в собственную кровь.
И жаждет чувств чужих, как рыбарь — клёва
Он выглядит вполне под Гумилёва,
Что попадает в глаз, минуя бровь...

Трудно сказать, что двигало пером Северянина. Обида на уход молодого сотоварища из эгофутуристов в Цех поэтов к Гумилёву? Оскорбительное предложение и «Королю поэтов» перейти туда же? «Вводить меня - самостоятельного и независимого - в Цех, где коверкались жалкие посредственности, было действительно нелепостью и приглашение меня в Цех Гумилёвым положительно оскорбило меня. Гумилёв был большим поэтом, но ничто не давало ему право брать меня в ученики». Возможно и это. Но нужно отметить также, что в 1926 году Георгий Иванов ещё не достиг тех высот своего творчества, которые пришли к нему позже в годы эмиграции.

Что же касается Гумилёва, то в посвящённом ему сонете Северянин, тем не менее, воздаёт должное не только его таланту, но и незаурядной личности «… того, кто в жизнь одну десятки жизней умел вместить. Любовник, Зверобой, Солдат - всё было в рыцарской манере». Впрочем, этот сонет - уже эпитафия расстрелянному поэту. Как известно, De mortuis aut bene aut nihil. Уже нет Блока, красивого, «как Демон Врубеля для женщин», он уже у рая с лучащайся «от его стихов» котомкой:

Благожелательный к меньши′м и ме′ньшим,

Дерзал поэтно видеть в зле добро.

Взлетал. Срывался. В дебрях мысли брёл.

Любил Любовь и Смерть. Двумя увенчан.

Ну, а о современниках… Нежно восторженное восприятие поэзии И.А. Бунина:

Прозрачен стих, как северный апрель.

То он бежит проточною водою,

То теплится студёною звездою,

В нём есть какой-то бодрый, трезвый хмель.

Валерий Брюсов, первым обративший внимание на талант Игоря Лотарёва, в его представлении «честолюбец суховатый», «по-европейски скроенный москвич»:

Родясь дельцом и стать сумев поэтом,

В ненасытимой страсти всё губя!

Всю жизнь мечтая о себе, чугунном, (…)

Не пощадил он - прежде всех - себя.

В 1924 году в стихотворении «На смерть Брюсова» он скорбит о нём: « Ведь этот "богохульный коммунист" //Был в творчестве божественным поэтом!». И далее воздаёт должное его поэзии: «Как выглядит без Брюсова Москва?// Не так же ли, как без Москвы Россия?».

Но вернёмся к «Медальонам». Другу и соратнику Брюсова - Андрею Белому (Борису Бугаеву) он даёт просто уничижительную характеристику:

В заумной глубине своей пустой -

Он в сплине философии английском,

Дивящий якобы цветущим риском,

По существу, бесплодный сухостой...

Безумствующий умник ли он или

Глупец, что даже умничать не в силе…

Это спорное утверждение. Думаю, что отнюдь немногие согласятся с оценкой Андрея Белого, автора «Котика Летаева», «Петербурга» как «бесплодного сухостоя».

Когда Северянин был избран королём поэтов, то Маяковскому было присуждено лишь второе место. «Вице-король» в поэтическом соревновании -отказавшийся от этого звания Владимир Маяковский - для Северянина «в господском смысле», «конечно, хам». Но, несмотря на его «гимны всем грехам», король поэтов признаёт его «нашим»:

В нём слишком много удали и мощи,

Какой полны издревле наши рощи,

Уж слишком он весь русский, слишком наш!

А ведь в это время - в 1926 г. - русский король поэтов находился уже в вынужденной эмиграции в Эстонии, и в этом сонете прозвучала ностальгически нотка о «наших рощах». Главное, что поэт видит в Маяковском - то, что он русский. Впрочем, и о себе в эти годы он пишет также:

Во мне всё русское счеталось:
Религиозность, тоска, мятеж,
Жестокость, пошлость, порок и жалость,
И безнадёжность, и свет надежд.

О России, которую «нужно заслужить», Северянин напишет ещё не единожды:

Ты потерял свою Россию.

Противоставил ли стихию

Добра стихии мрачной зла?

Но «свет надежд» оставался, и этим светом была надежда вернуться в Россию:

И будет вскоре весенний день,

И мы поедем домой, в Россию...(…)

И зарыдаю, молясь весне

И землю русскую целуя! (1925 г.)

В 1927 году он ещё раз подчеркнёт безнадёжность жизни в «краю неласковой чужбины»:

Десять лет - грустных лет!- как заброшен в приморскую глушь я.

Труп за трупом духовно родных. Да и сам полутруп.

Десять лет - страшных лет!- удушающего равнодушья

Белой, красной - и розовой - русских общественных групп.

Десять лет! - тяжких лет!- обескрыливающих лишений,

Унижений щемящей и мозг шеломящей нужды.

Как отличается этот «юбилейный» стих разочарований от его же восторженного приветствия - гимна февральской революции:

Свобода! Свобода! Свобода!

Свобода везде и во всём!

Свобода на благо народа!

Да радуемся! да живём! (…)

Победа! Победа! Победа!

Над каждым в России царём!

Победа — расплата за деда!

Да радуемся, да живём!

Столетья царями теснимы,

Прозрели в предвешние дни:

Во имя России любимой

Царь свергнут — и вот мы одни!

Труд, равенство, мир и свобода,

И песня, и кисть со стихом —

Отныне для счастья народа!

Да радуемся! да живём!

Недолгой была эта радость свободы и победы для поэта. Пришло другое «прозрение». А что до света надежд, - этим светом для поэта была русская культура. Снова сонеты «Медальонов». Вот его мнение о Пастернаке.

Когда в поэты тщится Пастернак,

Разумничает Недоразуменье.(…)

Им восторгаются плачевный знак.

Но я не прихожу в недоуменье:

Чем бестолковее стихотворенье.

Тем глубже смысл находит в нём простак.

Многие не согласятся с Северяниным: по стопам Пастернака, ступая след в след, до сих пор идут его эпигоны, хотя, например, Владислав Ходасевич оценивал его поэзию тоже скептически. Но ожидать иного «медальона» для Пастернака было бы весьма трудно - он был поэтом другого направления, примыкавшего вначале к «ЛЕФ» Маяковского. Нет среди ста сонетов и упоминания об Осипе Мандельштаме. Да и в целом, рассматривая «Медальоны», читатель видит сугубо субъективное восприятие творчества тех или иных деятелей культуры Северяниным, а не их объективную критическую оценку. Но именно этим они интересны.

В сонете о Есенине, вбегавшем «в жизнь рязанским простаком», проходят основные этапы его творческого пути: и влечение к «усладам жизни», и бунт, и издевательство над Иисусом, и кабак…, и снова русская душа.

И богу вновь раскрыл, раскаясь, сени

Неистовой души

Неистовой души своей Есенин,

Благочестивый русский хулиган.

И последнее утверждение Северянина вряд ли можно воспринимать как истину, - ещё в 1918 году «пророк Сергей Есенин» «снёсся золотым яйцом» - «Инонией»:

Тело, Христово тело,
Выплевываю изо рта.

Не хочу восприять спасения
Через муки его и крест (…)

Я иное узрел пришествие -
Где не пляшет над правдой смерть.

А ведь Есенин нигде и никогда не отказывался от этого стихотворения. Какое уж тут благочестие!

Порой Северянин выступает адвокатом, не соглашаясь с мнением критики и собратьев по перу. Приведу цитату из дневника А. Блока: «Молодежь самодовольна, "аполитична", с хамством и вульгарностью. Ей культуру заменили Вербицкая, Игорь Северянин и пр. Языка нет. Любви нет. Победы не хотят, мира - тоже. Когда же и откуда будет ответ?» (10 ноября 1915). Тем не менее,Северянин посвящает сонет практически забытой ныне Анастасии Вербицкой (1861 - 1928 гг.). Признанные критикой «бульварными», романы писательницы, ещё одного юбиляра 2016 года -155 лет со дня рождения,- издавались огромными тиражами и переживали нелёгкое время и в Советской России: то Наркомпрос требовал их уничтожения, то комиссия Воровского признавала их безвредными, а после убийства Воровского они стали запрещёнными, вопреки поддержке А.В. Луначарского. Северянин же пишет:

К ней свысока относится Парнас,
Её поставив вне литературы (…)
Парнасу вторит Критика: «Она
Способна развратить, всмотритесь в туры
Её идей… (…)

Находит в ней охотник за бациллой
Разврата то, роднящее с гориллой,
Чего она не вкладывала в том…

«Медальоны»… О ста классических сонетах о писателях, поэтах, композиторах разных эпох и народов можно было бы ещё многое сказать, сопоставляя мир чувствований и оценок Северянина с оценками критиков и собственным восприятием. Но одно несомненно - этот сборник неоценимый и недооценённый вклад поэта в русскую и мировую культуру. Игоря Северянина не салонным иронистом, «соловьём», «сероптичкой», а поэтом, сделала эмиграция так же, как например, Георгия Иванова. В отличие от последнего Северянин никогда не примыкал к кругу Мережковских, Бердяева и др. - принципиальных противников советской власти, хотя никогда и не считал себя эмигрантом. До конца своих дней его родиной была Россия.

Как я молил весенние морозы

Не трогать их холодною рукой!

Мятлев, 1843 г.

В те времена, когда роились грёзы

В сердцах людей, прозрачны и ясны,

Как хороши, как свежи были розы

Моей любви, и славы, и весны!

Прошли лета, и всюду льются слезы...

Нет ни страны, ни тех, кто жил в стране...

Как хороши, как свежи ныне розы

Воспоминаний о минувшем дне!

Но дни идут - уже стихают грозы.