Краткий пересказ белый пароход. Читать онлайн книгу «Белый пароход. Сказка, рассказанная Момуном

Невинно убиенные Борис и Глеб не успели совершить ни воинских, ни духовных подвигов, не прожили длинную благочестивую жизнь. Отчего же их первыми на Руси причислили к небесному воинству?

Биография

О младших сыновьях Владимира Крестителя историкам известно немного. Борис и Глеб (во крещении - Роман и Давид соответственно) были сыновьями киевского князя от византийской царевны Анны из Македонской династии. Едва мальчики подросли, каждому в удел Владимир отдал по городу: Борису - Ростов, а Глебу - Муром.

Как выглядели княжичи - судить трудно, правда, сохранилось описание внешности Бориса, но записанное полстолетия спустя после его кончины. «Сказание о Борисе и Глебе» говорит, что юноша был «телом красив, высок, лицом кругл, плечи широкие, тонок в талии, глазами добр, весел лицом».

О Глебе и таких скудных сведений найти невозможно, остается довериться фантазии или иконописной традиции, которая рисует Глеба совсем юным, длинноволосым и безбородым. Вот и все, что сохранилось до наших дней о двух молодых княжичах. Как будто они ничем не выделялись среди прочих отпрысков Владимира.

Надо отметить, что князь Красное Солнышко был многодетным отцом, от разных жен у него родилось несколько сыновей: Вышеслав от скандинавки Оловы, Святополк (по крови - сын убитого Владимиром брата Ярополка), Изяслав, Ярослав и Всеволод - от плененной князем после братоубийства жены Ярополка Рогнеды, Мстислав, Станислав и Судислав от Адельи, Святослав от «чехини» Мальфриды, Позвизд, чья мать неизвестна, и дети Анны Византийской Борис и Глеб.

Перечесть же дочерей, о которых почти не писали в летописях, и незаконных детей от множества наложниц практически невозможно.

Вышеслав и Изяслав скончались раньше отца, Святополк и Ярослав бунтовали против его власти (Ярослав, например, отказался отдавать дань, собранную в Новгороде), и Владимир обратил свой взор на младших сыновей - Бориса и Глеба.

Во-первых, они были единственными из его сыновей, рожденными в христианстве, то есть, по мнению Крестителя, наиболее законными его детьми. Во-вторых, в них текла кровь византийских базилевсов, которые в то время еще оставались образцом и авторитетом для русских правителей. И наконец, в-третьих, младшие были, видимо, самыми послушными из княжичей и могли продолжить политику отца после его смерти.

По отрывочным летописным записям, Владимир держал Бориса при себе, подумывая именно ему передать великое княжение, даже подчинил ему свою дружину. Однако к моменту смерти родителя Борис отправился в поход на печенегов, а Глеб оставался в своем уделе - Муроме.

Каноническая история убийства

Удивительно, что при таком обилии сыновей Владимир не сделал формальных распоряжений о наследнике. Вероятно, он пребывал в общем убеждении многих властителей: считал, что будет править вечно. Но пришел и для него смертный час, а вслед за его кончиной возник вопрос: кто станет князем киевским, главным на Русской земле?

Официальная история о дальнейших событиях говорит следующее. Поскольку двое сыновей Владимира к 1015 году уже умерли, реальных претендентов на Киевский стол осталось двое: Святополк, женатый на дочери польского князя Болеслава, и Ярослав (тогда еще не Мудрый, а Хромой), имеющий тестем шведского короля Олафа.

Ярослав отсиживался в новгородском уделе, а Святополк находился в Киеве, поэтому он и взял власть в свои руки. Однако, согласно летописному сказанию, на этом не успокоился, а решил физически устранить всех прочих претендентов на великое княжение.

Борис в это время спешил домой из неудачного военного похода, но застать в живых отца не успел - известие о смерти Владимира он получил, когда остановился лагерем на реке Альте. Дружина, доверявшая молодому князю, стала уговаривать его идти на Киев и взять власть. Это свидетельство лишний раз доказывает, что Бориса рассматривали как отцовского наследника. Но летопись сообщает, что на уговоры воинов он не поддался, и отвечал им:

Не подниму руки на брата своего старшего: если и отец у меня умер, то пусть этот будет мне вместо отца.

Решение было подлинно христианским и поддерживало крепость семейных уз, но дружина с ним не согласилась и ушла в Киев. Борис остался лишь с ближними отроками, чем воспользовался Святополк. Он направил на Альту убийц, и они совершили свое черное дело, не встретив никакого сопротивления.

Борис пел псалмы и не думал спасаться, только его старый слуга-венгр пытался прикрыть княжича своим телом от копий заговорщиков. Тело Бориса перевезли в Вышгород и спешно погребли у церкви Святого Василия.

Избавившись от одного соперника, Святополк принялся за другого брата - Глеба. Летописцы считают, что он не только хотел уничтожить еще одного претендента на престол, но также опасался мести со стороны единоутробного родича убитого им Бориса.

Глеб получил от Святополка известие о смерти отца и выехал в Киев, однако остановился возле Смоленска, где его нашло второе послание - от Ярослава.

Нужно отметить, что сам маршрут от Мурома до Киева проходит в стороне от Смоленска, и как там оказался Глеб - еще одна загадка этой истории. Но так или иначе, а письмо Ярослава, сообщавшее об угрозе для его жизни, согласно рассказу летописца, застало княжича именно там.

Там же застали его и убийцы, и никто из его отроков, которым было строго запрещено пускать в ход оружие, не смог помешать злодеянию. Погребли Глеба прямо на месте убийства, в простом гробу из долбленого дерева.

Пока длилась братоубийственная рознь, Ярослав собрал в Новгороде 40 000 ополчения и 1000 варяжских наемников под руководством ярла Эймунда, двинулся на Киев и выгнал оттуда Святополка, который бежал в Польшу.

По приказу Ярослава тело Глеба нашли и перевезли в Вышгород, где похоронили рядом с Борисом.

С этого момента погибшие княжичи перестали быть просто юношами, убитыми в борьбе за власть, они стали уроком для всякого, затевающего братоубийственную бойню.

Ярослав сделал все, чтобы память о них стала священной, Святополка же до наших дней историки привычно именуют Окаянным. Но он ли на самом деле отдал приказ об убийстве Бориса и Глеба?

Другие версии

Наряду с традиционной гипотезой об убийстве княжичей существует еще одна, и в ней убийца - «положительный» Ярослав, в итоге занявший киевский стол. Один из доводов в пользу этой версии объясняется обычной логикой.

Как известно из летописных источников, младшие Владимировичи поддерживали Святополка в его притязаниях на трон и решительно отказались поднимать против него оружие.

Борис из-за своей миротворческой позиции даже утратил власть над дружиной, которая тут же переметнулась к победителю. Разумеется, для Святополка было бы более чем странно убивать своих союзников.

Еще один аргумент, обвиняющий Ярослава, содержится в скандинавской «Саге об Эймунде». Ярл был военачальником Ярослава еще в Новгороде. Сага повествует о том, как Эймунд нанялся в Хольмгарде (Новгороде) на службу к конунгу Ярислейфу (Ярославу) и как тот сражался за власть в Гардарике (Руси) с другим конунгом Бурислейфом (Борисом).

В саге Бориса лишают жизни варяги по приказу Ярослава, и Эймунд приносит ему в мешке страшное доказательство исполненной работы - голову Бориса. Затем, говорит сага, «весь народ в стране пошел под руку Ярислейфа и поклялся клятвами, и стал он конунгом над тем княжеством, которое они раньше держали вдвоем».

Есть также несколько косвенных доказательств вины Ярослава. Его способность избавиться от соперников подтверждается 23-летним заключением в киевском порубе еще одного Владимировича - псковского князя Судислава.

В темнице его держал не кто иной, как Ярослав. Кроме того, причисливший Бориса и Глеба к лику святых и столько сделавший для прославления их памяти Ярослав не назвал никого из своих детей ни мирскими, ни крестильными их именами.

Дать детям небесными покровителями родных братьев было бы более чем закономерно, однако этого не произошло. Зато один из внуков киевского князя носил имя Святополк, чего никак не могло случиться, если бы это было имя братоубийцы, «русского Каина».

Приверженцы в научной среде есть и у канонической, и у альтернативной версий. К сожалению, неоспоримых доказательств ни одной из них до настоящего времени не найдено.

Долгая память

В русском православии Борис и Глеб занимают почетное место. Верующие чтут их как страстотерпцев, принявших смерть от родича и проявивших в момент гибели истинно христианское незлобие и непротивление насилию, но канонизированы они были также по причине чудес, совершаемых по молитве верующих их святыми мощами.

На страницах «Сказания» прозревали слепые, исцелялись хромые и увечные, по молитве получали освобождение из тюрьмы раскаявшиеся грешники, и все эти чудеса творили святые князья Борис и Глеб.

Позже братья-мученики сделались также заступниками русского воинства в тяжких битвах: помогали они Александру в Невской битве, Рюрику Ростиславичу в сражении с ханом Кончаком, Дмитрию Донскому в Куликовской битве.

Не менее велика оказалась заслуга Бориса и Глеба в политической истории Руси. Ярослава не напрасно прозвали Мудрым: он использовал смерть младших братьев для укрепления государственного единства страны на основе строгого выполнения феодальных обязанностей старших и младших братьев по отношению друг к другу.

Анна НОВГОРОДЦЕВА

Святые благоверные князья-страстотерпцы Борис и Глеб (в святом Крещении - Роман и Давид) - первые русские святые, канонизированные как Русской, так и Константинопольской Церковью. Они были младшими сыновьями святого равноапостольного князя Владимира (+ 15 июля 1015). Родившиеся незадолго до Крещения Руси святые братья были воспитаны в христианском благочестии. Старший из братьев - Борис получил хорошее образование. Он любил читать Священное Писание, творения святых отцов и особенно жития святых. Под их влиянием святой Борис возымел горячее желание подражать подвигу угодников Божиих и часто молился, чтобы Господь удостоил его такой чести.

Святой Глеб с раннего детства воспитывался вместе с братом и разделял его стремление посвятить жизнь исключительно служению Богу. Оба брата отличались милосердием и сердечной добротой, подражая примеру святого равноапостольного великого князя Владимира, милостивого и отзывчивого к бедным, больным, обездоленным.

Еще при жизни отца святой Борис получил в удел Ростов. Управляя своим княжеством, он проявил мудрость и кротость, заботясь прежде всего о насаждении Православной веры и утверждении благочестивого образа жизни среди подданных. Молодой князь прославился также как храбрый и искусный воин. Незадолго до своей смерти великий князь Владимир призвал Бориса в Киев и направил его с войском против печенегов. Когда последовала кончина равноапостольного князя Владимира, старший сын его Святополк, бывший в то время в Киеве, объявил себя великим князем Киевским. Святой Борис в это время возвращался из похода, так и не встретив печенегов, вероятно, испугавшихся его и ушедших в степи. Узнав о смерти отца, он сильно огорчился. Дружина уговаривала его пойти в Киев и занять великокняжеский престол, но святой князь Борис, не желая междоусобной распри, распустил свое войско: «Не подниму руки на брата своего, да еще на старшего меня, которого мне следует считать за отца!»

Так повествует об этом летопись (перевод Д.Лихачева): “Когда Борис, выступив в поход и не встретив врага, возвращался обратно, прибыл к нему вестник и поведал ему о смерти отца. Рассказал он, как преставился отец его Василий (этим именем назван был Владимир в святом крещении) и как Святополк, утаив смерть отца своего, ночью разобрал помост в Берестове и, завернув тело в Ковер, спустил его на веревках на землю, отвез на санях поставил в церкви святой Богородицы. И как услышал это святой Борис, стал телом слабеть и все лицо его намокло от слез, обливаясь слезами, не в силах был говорить. Лишь в сердце своем так размышлял: «Увы мне, свет очей моих, сияние и заря лица моего, узда юности моей, наставник неопытности моей! Увы мне, отец и господин мой! К кому прибегну, к кому обращу взор свой? Где еще найду такую мудрость и как обойдусь без наставлений разума твоего? Увы мне, увы мне! Как же ты зашло, солнце мое, а меня не было там! Был бы я там, то сам бы своими руками честное тело твое убрал и могиле предал. Но не нес я доблестное тело твое, не сподобился целовать твои прекрасные седины. О блаженный, помяни меня в месте упокоения твоего! Сердце мое горит, душа моя разум смущает, и не знаю, к кому обратиться, кому поведать эту горькую печаль? Брату, которого я почитал как отца? Но тот, чувствую я, о мирской суете печется и убийство мое замышляет. Если он кровь мою прольет и на убийство мое решится, буду мучеником перед Господом моим. Не воспротивлюсь я, ибо написано: «Бог гордым противится, а смиренным дает благодать». И в послании апостола сказано: «Кто говорит: «Я люблю Бога», а брата своего ненавидит, тот лжец». И еще: «В любви нет страха, совершенная любовь изгоняет страх». Поэтому, что я скажу, что сделаю? Вот пойду к брату моему и скажу: «Будь мне отцом - ведь ты брат мой старший. Что повелишв мне, господин мой?»

И помышляя так в уме своем, пошел к брату своему и говорил в сердце своем: «Увижу ли я хотя бы братца моего младшего Глеба, как Иосиф Вениамина?» И решил в сердце своем: «Да будет воля Твоя, Господи!» Про себя же думал: «Если пойду в дом отца своего, то многие люди станут уговаривать меня прогнать брата, как поступал, ради славы и княжения в мире этом, отец мой до святого крещения. А все это преходящее и непрочно, как паутина. Куда я приду по отшествии своем из мира этого? Где окажусь тогда? Какой получу ответ? Где скрою множество грехов своих? Что приобрели братья отца моего или отец мой? Где их жизнь и слава мира сего, и багряницы, и пиры, серебро и золото, вина и меды, яства обильные, и резвые кони, и хоромы изукрашенные, и великие, и богатства многие, и дани и почести бесчисленные, и похвальба боярами своими. Всего этого будто и не было: все с ними исчезло, и ни от чего нет подспорья - ни от богатства, ни от множества рабов, ни от славы мира сего. Так и Соломон, все испытав, все видев, всем овладев и все собрав, говорил обо всем: «Суета сует - все суета!» Спасение только в добрых делах, в истинной вере и в нелицемерной любви».

Идя же путем своим, думал Борис о красоте и молодости своей и весь обливался слезами. И хотел сдержаться, но не мог. И все видевшие его тоже оплакивали юность его и его красоту телесную и духовную. И каждый в душе своей стенал от горести сердечной, и все были охвачены печалью.

Кто же не восплачется, представив перед очами сердца своего эту пагубную смерть?

Весь облик его был уныл, и сердце его святое было сокрушено, ибо был блаженный правдив и щедр, тих, кроток, смирен, всех он жалел и всем помогал.

Так помышлял в сердце своем богоблаженный Борис и говорил: «Знал я, что брата злые люди подстрекают на убийство мое и погубит он меня, и когда прольет кровь мою, то буду я мучеником перед Господом моим, и примет душу мою Владыка». Затем, забыв смертную скорбь, стал утешать он сердце свое Божьим словом: «Тот, кто пожертвует душой своей ради меня и моего учения, обретет и сохранит ее в жизни вечной». И пошел С радостным сердцем, говоря: «Господи Премилостивый, не отринь меня, на тебя уповающего, но спаси душу мою!»

Однако коварный и властолюбивый Святополк не поверил искренности Бориса; стремясь оградить себя от возможного соперничества брата, на стороне которого были симпатии народа и войска, он подослал к нему убийц. Святой Борис был извещен о таком вероломстве Святополка, но не стал скрываться и, подобно мученикам первых веков христианства, с готовностью встретил смерть. Убийцы настигли его, когда он молился за утреней в воскресный день 24 июля 1015 года в своем шатре на берегу реки Альты. После службы они ворвались в шатер к князю и пронзили его копьями. Любимый слуга святого князя Бориса - Георгий Угрин (родом венгр) бросился на защиту господина и немедленно был убит. Но святой Борис был еще жив. Выйдя из шатра, он стал горячо молиться, а потом обратился к убийцам: «Подходите, братия, кончите службу свою, и да будет мир брату Святополку и вам». Тогда один из них подошел и пронзил его копьем. Слуги Святополка повезли тело Бориса в Киев, по дороге им попались навстречу два варяга, посланных Святополком, чтобы ускорить дело. Варяги заметили, что князь еще жив, хотя и едва дышал. Тогда один из них мечом пронзил его сердце. Тело святого страстотерпца князя Бориса тайно привезли в Вышгород и положили в храме во имя святого Василия Великого.

После этого Святополк столь же вероломно умертвил святого князя Глеба. Коварно вызвав брата из его удела - Мурома, Святополк послал ему навстречу дружинников, чтобы убить святого Глеба по дороге. Князь Глеб уже знал о кончине отца и злодейском убийстве князя Бориса. Глубоко скорбя, он предпочел смерть, нежели войну с братом. Встреча святого Глеба с убийцами произошла в устье реки Смядыни, неподалеку от Смоленска.

В чем же состоял подвиг святых благоверных князей Бориса и Глеба? Какой смысл в том, чтобы вот так - без сопротивления погибнуть от рук убийц?

Жизнь святых страстотерпцев была принесена в жертву основному христианскому доброделанию - любви. «Кто говорит: «Я люблю Бога», а брата своего ненавидит, тот лжец» (1 Ин. 4, 20). Святые братья сделали то, что было еще ново и непонятно для языческой Руси, привыкшей к кровной мести - они показали, что за зло нельзя воздавать злом, даже под угрозой смерти. «Не бойтесь убивающих тело, души же не могущих убить» (Мф. 10, 28). Святые мученики Борис и Глеб отдали жизнь ради соблюдения послушания, на котором зиждется духовная жизнь человека и вообще всякая жизнь в обществе. «Видите ли, братия, - замечает преподобный Нестор Летописец, - как высока покорность старшему брату? Если бы они противились, то едва ли бы сподобились такого дара от Бога. Много ныне юных князей, которые не покоряются старшим и за сопротивление им бывают убиваемы. Но они не уподобляются благодати, какой удостоились сии святые».

Благоверные князья-страстотерпцы не захотели поднять руку на брата, но Господь Сам отомстил властолюбивому тирану: «Мне отмщение и аз воздам» (Рим. 12, 19).

В 1019 году князь Киевский Ярослав Мудрый, также один из сыновей равноапостольного князя Владимира, собрал войско и разбил дружину Святополка.

Обратимся вновь к летописи: “Блаженный же Борис возвратился и раскинул свой стан на Альте. И сказала ему дружина: «Пойди, сядь в Киеве на отчий княжеский стол - ведь все воины в твоих руках». Он же им отвечал: «Не могу я поднять руку на брата своего, к тому же еще и старейшего, которого чту я как отца». Услышав это, воины разошлись, и остался он только с отроками своими. И был день субботний. В тоске и печали, с удрученным сердцем вошел он в шатер свой и заплакал в сокрушении сердечном, но с душой просветленной, жалобно восклицая: «Не отвергай слез моих, Владыка, ибо уповаю я на тебя! Пусть удостоюсь участи рабов Твоих и разделю жребий со всеми Твоими святыми, ты Бог милостивый, и славу Тебе возносим вовеки! Аминь».

Вспомнил он о мучении и страданиях святого мученика Никиты и святого Вячеслава, которые были убиты так же, и о том, как убийцей святой Варвары был ее родной отец. И вспомнил слова премудрого Соломона: «Праведники вечно живут, и от Господа им награда и украшение им от всевышнего». И только этими словами утешался и радовался.

Между тем наступил вечер, и Борис повелел петь вечерню, а сам вошел в шатер свой и стал творить вечернюю молитву со слезами горькими, частым воздыханием и непрерывными стенаниями. Потом лег спать, и сон его тревожили тоскливые мысли и печаль горькая, и тяжелая, и страшная:, как претерпеть мучение и страдание, и окончить жизнь, и веру сохранить, и приуготовленный венец принять из рук вседержителя. И, проснувшись рано, увидел, что время уже утреннее. А был воскресный день. Сказал он священнику своему: «Вставай, начинай заутреню». Сам же, обувшись и умыв лицо свое, начал молиться к Господу Богу.

Посланные же Святополком пришли на Альту ночью, и подошли близко, и услышали голос блаженного страстотерпца, поющего на заутреню Псалтырь. И получил он уже весть о готовящемся убиении его. И начал петь: «Господи! Как умножились враги мои! Многие восстают на меня» - и остальные псалмы до конца. И, начавши петь по Псалтыри: «Окружили меня скопища псов и тельцы тучные обступили меня», продолжил: «Господи Боже мой! На тебя я уповаю, спаси меня!» И после этого пропел канон. И когда окончил заутреню, стал молиться, взирая на икону господню и говоря: «Господи Иисусе Христе! Как ты, в этом образе явившийся на землю и собственною волею давший пригвоздить себя к кресту и принять страдание за грехи наши, сподобь и меня так принять страдание!»

И когда услышал он зловещий шепот около шатра, то, затрепетал, и потекли слезы из глаз его, и промолвил: «Слава тебе, Господи, за все, ибо удостоил меня зависти ради принять сию горькую смерть и претерпеть все ради любви к заповедям твоим. Не захотел ты сам избегнуть мук, ничего не пожелал себе, последуй заповедям апостола: «Любовь долготерпелива, всему верит, не завидует и не превозносится». И еще: «В любви нет страха, ибо истинная любовь изгоняет страх». Поэтому, Владыка, душа моя в руках твоих всегда, ибо не забыл я твоей заповеди. Как господу угодно - так и будет». И когда увидели священник Борисов и отрок, прислуживающий князю, господина своего, объятого скорбью и печалью, то заплакали горько и сказали: «Милостивый и дорогой господин наш! Какой благости исполнен ты, что не восхотел ради любви Христовой воспротивиться брату, а ведь сколько воинов держал под рукой своей!» И, сказав это, опечалилась.

И вдруг увидел устремившихся к шатру, блеск оружия, обнаженные мечи. И без жалости пронзено было честное и многомилостивое тело святого и блаженного. Христова страстотерпца Бориса. Поразили его копьями окаянные: Путьша, Талец, Елович, Ляшко. Видя это, отрок его прикрыл собою тело блаженного, воскликнув: «Да не оставлю тебя, господин мой любимый, - где увядает красота тела твоего, тут и я сподоблюсь окончить жизнь свою!»

Был же он родом венгр, по имени Георгий, и наградил его князь золотой гривной [*], и был любим Борисом безмерно. Тут и его пронзили, и, раненный, выскочил он в оторопе из шатра. И заговорили стоящие около шатра: «Что стоите и смотрите! Начав, завершим поведенное нам». Услышав это, блаженный стал молиться и просить их, говоря: «Братья мои милые и любимые! Погодите немного, дайте помолиться богу». И воззрев на небо со слезами, и вознося вздохи горе, начал молиться такими словами: «Господи Боже мой многомилостивый и милостивый и премилостивый! Слава Тебе, что сподобил меня уйти от обольщений этой обманчивой жизни! Слава Тебе, щедрый дарователь жизни, что сподобил меня подвига достойного святых мучеников! Слава тебе, Владыка-Человеколюбец что сподобил меня совершить сокровенное желание сердца моего! Слава Тебе, Христос, слава безмерному, Твоему милосердию, ибо направил ты стоны мои на правый путь! Взгляни с высоты святости твоей и узри боль сердца моего, которую претерпел я от родственника моего - ведь ради Тебя умерщвляют меня в день сей. Меня уравняло с овном, уготованным на убой. Ведь Ты знаешь, Господа, не противлюсь я, не перечу и, имев под своей рукой, всех воинов отца моего и всех, кого любил отец мой, ничего не замышлял против брата моего. Он же сколько мог воздвиг против меня. «Если бы враг поносил меня - это я стерпел бы; если бы ненавистник мой клеветал на меня, - укрылся бы от него». Но ты, Господи, будь свидетель и сверши суд между мною и братом моим и не осуждай их, Господи, за грех этот, но прими с миром душу мою. Аминь».

И, воззрев на своих убийц горестным взглядом, с осунувшимся лицом, весь обливаясь слезами, промолвил: «Братья, приступивши - заканчивайте порученное вам. И да будет мир брату моему и вам, братья!»

И все, кто слышал слова его, не могли вымолвить ни слова от страха и печали горькой и слез обильных. С горькими воздыханиями жалобно сетовали и плакали, и каждый в душе своей стенал: «Увы нам, князь наш милостивый и блаженный, поводырь слепым, одежда нагим, посох старцам, наставник неразумным! Кто теперь их всех направит? Не восхотел славы мира сего, не восхотел веселиться с вельможами честными, не восхотел величия в жизни сей. Кто не поразится столь великому смирению, кто не смирится сам, видя и слыша его смирение?»

И так почил Борис, предав душу свою в руки Бога Живого в 24-й день месяца июля, за 9 дней до календ августовских.

Перебили и отроков многих. С Георгия же не могли снять гривны и, отрубив голову ему, отшвырнули ее прочь. Поэтому и не смогли опознать тела его.

Блаженного же Бориса, обернув в шатер, положили на телегу и повезли. И когда ехали бором, начал приподнимать он святую голову свою. Узнав об этом, Святополк послал двух варягов, и те пронзили Бориса мечом в сердце. И так скончался, восприняв неувядаемый венец. И, принесши тело его, положили в Вышгороде и погребли в земле у церкви святого Василия.”
Святополк, названный русским народом Окаянным, бежал в Польшу и, подобно первому братоубийце Каину, нигде не находил себе покоя и пристанища. Летописцы свидетельствуют, что даже от могилы его исходил смрад.

«С того времени, - пишет летописец, - затихла на Руси крамола». Кровь, пролитая святыми братьями ради предотвращения междоусобных распрей, явилась тем благодатным семенем, которое укрепляло единство Руси. Благоверные князья-страстотерпцы не только прославлены от Бога даром исцелений, но они - особые покровители, защитники Русской земли. Известны многие случаи их явления в трудное для нашего Отечества время, например, - святому Александру Невскому накануне Ледового побоища (1242), великому князю Димитрию Донскому в день Куликовской битвы (1380). Почитание святых Бориса и Глеба началось очень рано, вскоре после их кончины. Служба святым была составлена митрополитом Киевским Иоанном I (1008-1035).

Великий князь Киевский Ярослав Мудрый позаботился о том, чтобы разыскать останки святого Глеба, бывшие 4 года непогребенными, и совершил их погребение в Вышгороде, в храме во имя святого Василия Великого, рядом с мощами святого князя Бориса. Через некоторое время храм этот сгорел, мощи же остались невредимы, и от них совершалось много чудотворений. Один варяг неблагоговейно стал на могилу святых братьев, и внезапно исшедшее пламя опалило ему ноги. От мощей святых князей получил исцеление хромой отрок, сын жителя Вышгорода: святые Борис и Глеб явились отроку во сне и осенили крестом больную ногу. Мальчик пробудился от сна и встал совершенно здоровым. Благоверный князь Ярослав Мудрый построил на этом месте каменный пятиглавый храм, который был освящен 24 июля 1026 года митрополитом Киевским Иоанном с собором духовенства. Множество храмов и монастырей по всей Руси было посвящено святым князьям Борису и Глебу, фрески и иконы святых братьев-страстотерпцев также известны в многочисленных храмах Русской Церкви.

СКАЗАНИЕ И СТРАДАНИЕ И ПОХВАЛА МУЧЕНИКАМ СВЯТЫМ БОРИСУ И ГЛЕБУ

Г осподи, благослови, отче!

«Род праведных благословится, - говорил пророк, - и потомки их благословенны будут».

Так и свершилось незадолго до наших дней при самодержце всей Русской земли Владимире, сыне Святославовом, внуке Игоревом, просветившем святым крещением всю землю Русскую. О прочих его добродетелях в другом месте поведаем, ныне же не время. О том же, что начали, будем рассказывать по порядку. Владимир имел 12 сыновей, и не от одной жены: матери у них были разные. Старший сын - Вышеслав, после него - Изяслав, третий - Святополк, который и замыслил это злое убийство. Мать его гречанка, прежде была монахиней. Брат Владимира Ярополк, прельщенный красотой ее лица, расстриг ее, и взял в жены, и зачал от нее окаянного Святополка. Владимир же, в то время еще язычник, убив Ярополка, овладел его беременной женою. Вот она-то и родила этого окаянного Святополка, сына двух отцов-братьев. Поэтому и не любил его Владимир, ибо не от него был он. А от Рогнеды Владимир имел четырех сыновей: Изяслава, и Мстислава, и Ярослава, и Всеволода. От другой жены были Святослав и Мстислав, а от жены-болгарки - Борис и Глеб. И посадил их всех Владимир по разным землям на княжение, о чем в другом месте скажем, здесь же расскажем про тех, о ком сия повесть.

Святые Борис и Глеб. (в крещении Роман и Давид) Новгород. Ок. 1335 г.

Посадил Владимир окаянного Святополка на княжение в Пинске, а Ярослава - в Новгороде, а Бориса - в Ростове, а Глеба - в Муроме. Не стану, однако, много толковать, чтобы во многословии не забыть о главном, но, о ком начал, поведаем вот что. Протекло много времени, и, когда минуло 28 лет после святого крещения, подошли к концу дни Владимира - впал он в тяжкий недуг. В это же время пришел из Ростова Борис, а печенеги вновь двинулись ратью на Русь, и великая скорбь охватила Владимира, так как не мог он выступить против них, и это сильно печалило его. Призвал тогда он к себе Бориса, нареченного в святом крещении Романом, блаженного и скоропослушливого, и, дав ему под начало много воинов, послал его против безбожных печенегов. Борис же с радостью пошел, говоря: «Готов я пред очами твоими свершить, что велит воля сердца твоего». О таких Приточник говорил: «Был сын отцу послушный и любимый матерью своею».

Когда Борис, выступив в поход и не встретив врага, возвращался обратно, прибыл к нему вестник и поведал ему о смерти отца. Рассказал он, как преставился отец его Василий (этим именем назван был Владимир в святом крещении) и как Святополк, утаив смерть отца своего, ночью разобрал помост в Берестове и, завернув тело в ковер, спустил его на веревках на землю, отвез на санях и поставил в церкви святой Богородицы. И как услышал это святой Борис, стал телом слабеть и все лицо его намокло от слез, обливаясь слезами, не в силах был говорить. Лишь в сердце своем так размышлял: «Увы мне, свет очей моих, сияние и заря лица моего, узда юности моей, наставник неопытности моей! Увы мне, отец и господин мой! К кому прибегну, к кому обращу взор свой? Где еще найду такую мудрость и как обойдусь без наставлений разума твоего? Увы мне, увы мне! Как же ты зашло, солнце мое, а меня не было там! Был бы я там, то сам бы своими руками честное тело твое убрал и могиле предал. Но не нес я доблестное тело твое, не сподобился целовать прекрасные твои седины. О, блаженный, помяни меня в месте успокоения твоего! Сердце мое горит, душа мой разум смущает и не знаю, к кому обратиться, кому поведать эту горькую печаль? Брату, которого я почитал как отца? Но тот, чувствую я, о мирской суете печется и убийство мое замышляет. Если он кровь мою прольет и на убийство мое решится, буду мучеником перед Господом моим. Не воспротивлюсь я, ибо написано: «Бог гордым противится, а смиренным дает благодать». И в послании апостола сказано: «Кто говорит: “Я люблю Бога”, а брата своего ненавидит, тот лжец». И еще: «В любви нет страха, совершенная любовь изгоняет страх». Поэтому, что я скажу, что сделаю? Вот пойду к брату моему и скажу: «Будь мне отцом - ведь ты брат мой старший. Что повелишь мне, господин мой?»

И, помышляя так в уме своем, пошел к брату своему и говорил в сердце своем: «Увижу ли я хотя бы братца моего младшего Глеба, как Иосиф Вениамина?» И решил в сердце своем: «Да будет воля твоя, Господи!» Про себя же думал: «Если пойду в дом отца своего, то многие люди станут уговаривать меня прогнать брата, как поступал, ради славы и княжения в мире этом, отец мой до святого крещения. А ведь все это преходяще и непрочно, как паутина. Куда я приду по отшествии своем из мира этого? Где окажусь тогда? Какой получу ответ? Где скрою множество грехов своих? Что приобрели братья отца моего или отец мой? Где их жизнь и слава мира сего, и багряницы, и пиры, серебро и золото, вина и меды, яства обильные, и резвые кони, и хоромы изукрашенные и великие, и богатства многие, и дани и почести бесчисленные, и похвальба боярами своими? Всего этого будто и не было: все с ним исчезло, и ни от чего нет подспорья - ни от богатства, ни от множества рабов, ни от славы мира сего. Так и Соломон, все испытав, все видев, всем овладев и все собрав, говорил обо всем: “Суета сует - все суета!” Спасение только в добрых делах, в истинной вере и в нелицемерной любви».

Святые Борис и Глеб с житием. Москва. XIV в.

Идя же путем своим, думал Борис о красоте и молодости своей и весь обливался слезами. И хотел сдержаться, но не мог. И все видевшие его тоже оплакивали юность его и его красоту телесную и духовную. И каждый в душе своей стенал от горести сердечной, и все были охвачены печалью.

Кто же не восплачется, представив пред очами сердца своего эту пагубную смерть?

Весь облик его был уныл, и сердце его святое было сокрушено, ибо был блаженный правдив и щедр, тих, кроток, смиренен, всех он жалел и всем помогал.

Так помышлял в сердце своем богоблаженный Борис и говорил: «Знал я, что брата злые люди подстрекают на убийство мое, и погубит он меня. И когда прольет кровь мою, то буду я мучеником пред Господом моим, и примет душу мою Владыка». Затем, забыв смертную скорбь, стал утешать он сердце свое Божьим словом: «Тот, кто пожертвует душой своей ради меня и моего учения, обретет и сохранит ее в жизни вечной». И пошел с радостным сердцем, говоря: «Господи премилостивый, не отринь меня, на тебя уповающего, но спаси душу мою!»

Святополк же, сев на княжение в Киеве после смерти отца, призвал к себе киевлян и, щедро одарив их, отпустил. К Борису же послал такую весть: «Брат, хочу жить с тобой в любви и к полученному от отца владению добавлю еще». Но не было правды в его словах. Святополк, придя ночью в Вышгород, тайно призвал к себе Путьшу и вышегородских мужей и сказал им: «Признайтесь мне без утайки - преданы ли вы мне?» Путьша ответил: «Все мы готовы головы свои положить за тебя».

Когда увидел дьявол, исконный враг всего доброго в людях, что святой Борис всю надежду свою возложил на Бога, то стал строить козни и, как в древние времена Каина, замышлявшего братоубийство, уловил Святополка. Угадал он помыслы Святополка, поистине второго Каина: ведь хотел перебить он всех наследников отца своего, чтобы одному захватить всю власть.

Тогда призвал к себе окаянный треклятый Святополк сообщников злодеяния и зачинщиков всей неправды, отверз свои прескверные уста и вскричал злобным голосом Путьшиной дружине: «Раз вы обещали положить за меня свои головы, то идите тайно, братья мои, и где встретите брата моего Бориса, улучив подходящее время, убейте его». И они обещали ему сделать это.

О таких пророк говорил: «Скоры они на подлое убийство. Оскверненные кровопролитием, они навлекают на себя несчастья. Таковы пути всех, совершающих беззаконие, - нечестием губят душу свою».

Блаженный же Борис возвратился и раскинул свой стан на Альте. И сказала ему дружина: «Пойди, сядь в Киеве на отчий княжеский стол - ведь все воины в твоих руках». Он же им отвечал: «Не могу я поднять руку на брата своего, к тому же еще и старшего, которого чту я как отца». Услышав это, воины разошлись, и остался он только с отроками своими. И был день субботний. В тоске и печали, с удрученным сердцем вошел он в шатер свой и заплакал в сокрушении сердечном, но, с душой просветленной, жалобно восклицая: «Не отвергай слез моих, Владыка, ибо уповаю я на тебя! Пусть удостоюсь участи рабов твоих и разделю жребий со всеми святыми твоими, ты Бог милостивый, и славу тебе возносим вовеки! Аминь».

Вспомнил он о мучении и страданиях святого мученика Никиты и святого Вячеслава, которые были убиты так же, и о том, как убийцей святой Варвары был ее родной отец. И вспомнил слова премудрого Соломона: «Праведники вечно живут, и от Господа им награда и украшение им от Всевышнего». И только этими словами утешался и радовался.

Между тем наступил вечер, и Борис повелел петь вечерню, а сам вошел в шатер свой и стал творить вечернюю молитву со слезами горькими, частым воздыханием и непрерывными стенаниями. Потом лег спать, и сон его тревожили тоскливые мысли и печаль горькая, и тяжелая, и страшная: как претерпеть мучение и страдание, и окончить жизнь, и веру сохранить, и приуготовленный венец принять из рук Вседержителя. И, проснувшись рано, увидел, что время уже утреннее. А был воскресный день. Сказал он священнику своему: «Вставай, начинай заутреню». Сам же, обувшись и умыв лицо свое, начал молиться к Господу Богу.

Посланные же Святополком пришли на Альту ночью, и подошли близко, и услышали голос блаженного страстотерпца, поющего на заутреню Псалтырь. И получил он уже весть о готовящемся убиении его. И начал петь: «Господи! Как умножились враги мои! Многие востают на меня» - и остальную часть псалма, до конца. И, начавши петь по Псалтыри: «Окружили меня скопища псов и тельцы тучные обступили меня», продолжил: «Господи Боже мой! На тебя я уповаю, спаси меня!» И после этого пропел канон. И когда окончил заутреню, стал молиться, взирая на икону Господню и говоря: «Господи Исусе Христе! Как ты, в этом образе явившийся на землю и собственною волею давший пригвоздить себя к кресту и принять страдание за грехи наши, сподобь и меня так принять страдание!»

И когда услышал он зловещий шепот около шатра, то затрепетал, и потекли слезы из глаз его, и промолвил: «Слава тебе, Господи, за все, ибо удостоил меня зависти ради принять сию горькую смерть и претерпеть все ради любви к заповедям твоим. Не захотели мы сами избегнуть мук, ничего не пожелали себе, последуя заповедям апостола: “Любовь долготерпелива, всему верит, не завидует и не превозносится”. И еще: “В любви нет страха, ибо истинная любовь изгоняет страх”. Поэтому, Владыка, душа моя в руках твоих всегда, ибо не забыл я твоей заповеди. Как Господу угодно - так и будет». И когда увидели священник Борисов и отрок, прислуживающий князю, господина своего, объятого скорбью и печалью, то заплакали горько и сказали: «Милостивый и дорогой господин наш! Какой благости исполнен ты, что не восхотел ради любви Христовой воспротивиться брату, а ведь сколько воинов держал под рукою своей!» И, сказав это, опечалились.

И вдруг увидел устремившихся к шатру, блеск оружия, обнаженные мечи. И без жалости пронзено было честное и многомилостивое тело святого и блаженного Христова страстотерпца Бориса. Поразили его копьями окаянные Путьша, Талец, Елович, Ляшко.

Видя это, отрок его прикрыл собою тело блаженного, воскликнув: «Да не оставлю тебя, господин мой любимый, - где увядает красота тела твоего, тут и я сподоблюсь окончить жизнь свою!»

Был же он родом венгр, по имени Георгий, и наградил его князь золотой гривной, и был любим Борисом безмерно. Тут и его пронзили.

И, раненный, выскочил он в оторопе из шатра. И заговорили стоящие около шатра: «Что стоите и смотрите! Начав, завершим повеленное нам». Услышав это, блаженный стал молиться и просить их, говоря: «Братья мои милые и любимые! Погодите немного, дайте помолиться Богу». И воззрев на небо со слезами, и горько вздохнув, начал молиться такими словами: «Господи Боже мой многомилостивый и милостивый и премилостивый! Слава тебе, что сподобил меня уйти от обольщения этой обманчивой жизни! Слава тебе, щедрый дарователь жизни, что сподобил меня подвига достойного святых мучеников! Слава тебе, Владыка человеколюбец, что сподобил меня свершить сокровенное желание сердца моего! Слава тебе, Христос, слава безмерному твоему милосердию, ибо направил ты стопы мои на правый путь! Взгляни с высоты святости твоей и узри боль сердца моего, которую претерпел я от родственника моего - ведь ради тебя умерщвляют меня в день сей. Меня уравняли с овном, уготовленным на убой. Ведь ты знаешь, Господи, не противлюсь я, не перечу и, имев под своей рукой всех воинов отца моего и всех, кого любил отец мой, ничего не замышлял против брата моего. Он же, сколько смог, воздвиг против меня. “Если бы враг поносил меня - это я стерпел бы; если бы ненавистник мой клеветал на меня, - укрылся бы я от него”. Но ты, Господи, будь свидетель и сверши суд между мною и братом моим. И не осуждай их, Господи, за грех этот, но прими с миром душу мою. Аминь».

Борис и Глеб. Москва. XIV в.

И воззрев на своих убийц горестным взглядом, с осунувшимся лицом, весь обливаясь слезами, промолвил: «Братья, приступивши, заканчивайте порученное вам. И да будет мир брату моему и вам, братья!»

И все, кто слышали слова его, не могли вымолвить ни слова от страха и печали горькой и слез обильных. С горькими воздыханиями жалобно сетовали и плакали, и каждый в душе своей стенал: «Увы нам, князь наш милостивый и блаженный, поводырь слепым, одежда нагим, посох старцам, наставник неразумным! Кто теперь их всех направит? Не восхотел славы мира сего, не восхотел веселиться с вельможами честными, не восхотел величия в жизни сей. Кто не поразится столь великому смирению, кто не смирится сам, видя и слыша его смирение?»

И так почил Борис, предав душу свою в руки Бога живого в 24-й день месяца июля, за 9 дней до календ августовских.

Перебили и отроков многих. С Георгия же не могли снять гривны и, отрубив ему голову, отшвырнули ее прочь. Поэтому и не смогли опознать тела его.

Блаженного же Бориса, обернув в шатер, положили на телегу и повезли. И когда ехали бором, начал приподнимать он святую голову свою. Узнав об этом, Святополк послал двух варягов, и те пронзили Бориса мечом в сердце. И так скончался, восприняв неувядаемый венец. И, принесши тело его, положили в Вышгороде и погребли в земле у церкви святого Василия.

И не остановился на этом убийстве окаянный Святополк, но в неистовстве своем стал готовиться на большее преступление. И увидев осуществление заветного желания своего, не думал о злодейском своем убийстве и о тяжести греха, и нимало не раскаивался в содеянном. И тогда вошел в сердце его сатана, начав подстрекать на еще большие злодеяния и новые убийства. Так говорил в душе своей окаянной: «Что сделаю? Если остановлюсь на этом убийстве, то две участи ожидают меня: когда узнают о случившемся братья мои, то, подстерегши меня, воздадут мне горше содеянного мною. А если и не так, то изгонят меня и лишусь престола отца моего, и сожаление по утраченной земле моей изгложет меня, и поношения поносящих обрушатся на меня, и княжение мое захватит другой, и в жилищах моих не останется живой души. Ибо я погубил возлюбленного Господом и к болезни добавил новую язву, добавлю же к беззаконию беззаконие. Ведь и грех матери моей не простится и с праведниками я не буду вписан, но изымется имя мое из книг жизни». Так и случилось, о чем после поведаем. Сейчас же еще не время, а вернемся к нашему рассказу.

Борис и Глеб на конях. Москва. XIV в.

И, замыслив это, злой дьявола сообщник послал за блаженным Глебом, говоря: «Приходи не медля. Отец зовет тебя, тяжко болен он».

Глеб быстро собрался, сел на коня и отправился с небольшой дружиной. И когда пришли на Волгу, в поле оступился под ним конь в яме, и повредил слегка ногу. А как пришел Глеб в Смоленск, отошел от Смоленска недалеко и стал на Смядыни, в ладье. А в это время пришла весть от Предславы к Ярославу о смерти отца. И Ярослав прислал к Глебу, говоря: «Не ходи, брат! Отец твой умер, а брат твой убит Святополком».

И, услышав это, блаженный возопил с плачем горьким и сердечной печалью, и так говорил: «О, увы мне, Господи! Вдвойне плачу и стенаю, вдвойне сетую и тужу. Увы мне, увы мне! Плачу горько по отце, а еще горше плачу и горюю по тебе, брат и господин мой, Борис. Как пронзен был, как без жалости убит, как не от врага, но от своего брата смерть воспринял? Увы мне! Лучше бы мне умереть с тобою, нежели одинокому и осиротевшему без тебя жить на этом свете. Я-то думал, что скоро увижу лицо твое ангельское, а вот какая беда постигла меня, лучше бы мне с тобой умереть, господин мой! Что же я буду делать теперь, несчастный, лишенный твоей доброты и многомудрия отца моего? О милый мой брат и господин! Если твои молитвы доходят до Господа, - помолись о моей печали, чтобы и я сподобился такое же мучение восприять и быть с тобою, а не на этом суетном свете».

И когда он так стенал и плакал, орошая слезами землю и призывая Бога с частыми вздохами, внезапно появились посланные Святополком злые слуги его, безжалостные кровопийцы, лютые братоненавистники с душою свирепых зверей.

Святой же плыл в это время в ладье, и они встретили его в устье Смядыни. И когда увидел их святой, то возрадовался душою, а они, увидев его, помрачнели и стали грести к нему, и подумал он - приветствовать его хотят. И, когда поплыли рядом, начали злодеи перескакивать в ладью его с блещущими, как вода, обнаженными мечами в руках. И сразу у всех весла из рук выпали, и все помертвели от страха. Увидев это, блаженный понял, что хотят убить его. И, глядя на убийц кротким взором, омывая лицо свое слезами, смирившись, в сердечном сокрушении, трепетно вздыхая, заливаясь слезами и ослабев телом, стал жалостно умолять: «Не трогайте меня, братья мои милые и дорогие! Не трогайте меня, никакого зла вам не причинившего! Пощадите, братья и повелители мои, пощадите! Какую обиду нанес я брату моему и вам, братья и повелители мои? Если есть какая обида, то ведите меня к князю вашему и к брату моему и господину. Пожалейте юность мою, смилуйтесь, повелители мои! Будьте господами моими, а я буду вашим рабом. Не губите меня, в жизни юного, не пожинайте колоса, еще не созревшего, соком беззлобия налитого! Не срезайте лозу, еще не выросшую, но плод имеющую! Умоляю вас и отдаюсь на вашу милость. Побойтесь сказавшего устами апостола: “Не будьте детьми умом: на дело злое будьте как младенцы, а по уму совершеннолетни будьте”. Я же, братья, и делом и возрастом молод еще. Это не убийство, но живодерство! Какое зло сотворил я, скажите мне, и не буду тогда жаловаться. Если же кровью моей насытиться хотите, то я, братья, в руках ваших и брата моего, а вашего князя».

И ни единое слово не устыдило их, но как свирепые звери напали на него. Он же, видя, что не внемлют словам его, стал говорить: «Да избавятся от вечных мук и любимый отец мой и господин Василий, и мать госпожа моя, и ты, брат Борис, - наставник юности моей, и ты, брат и пособник Ярослав, и ты, брат и враг Святополк, и все вы, братья и дружина, пусть все спасутся! Уже не увижу вас в жизни сей, ибо разлучают меня с вами насильно». И говорил плача: «Василий, Василий, отец мой и господин! Преклони слух свой и услышь глас мой, посмотри и узри случившееся с сыном твоим, как ни за что убивают меня. Увы мне, увы мне! Услышь, небо, и внемли, земля! И ты, Борис брат, услышь глас мой. Отца моего Василия призвал, и не внял он мне, неужели и ты не хочешь услышать меня? Погляди на скорбь сердца моего и боль души моей, погляди на потоки слез моих, текущих как река! И никто не внемлет мне, но ты помяни меня и помолись обо мне перед Владыкой всех, ибо ты угоден ему и предстоишь пред престолом его».

И, преклонив колени, стал молиться: «Прещедрый и премилостивый Господь! Не презри слез моих, смилуйся над моей печалью. Воззри на сокрушение сердца моего: убивают меня неведомо за что, неизвестно, за какую вину. Ты знаешь, Господи Боже мой! Помню слова, сказанные тобою своим апостолам: “За имя мое, меня ради поднимут на вас руки, и преданы будете родичами и друзьями, и брат брата предаст на смерть, и умертвят вас ради имени моего”. И еще: “Терпением укрепляйте души свои”. Смотри, Господи, и суди: вот готова моя душа предстать пред тобою, Господи! И тебе славу возносим, Отцу и Сыну и Святому Духу, ныне и присно и во веки веков. Аминь».

Потом взглянул на убийц и промолвил жалобным и прерывающимся голосом: «Раз уж начали, приступивши, свершите то, на что посланы!»

Тогда окаянный Горясер приказал зарезать его без промедления. Повар же Глебов, по имени Торчин, взял нож и, схватив блаженного, заклал его, как агнца непорочного и невинного, месяца сентября в 5-й день, в понедельник.

И была принесена жертва Господу чистая и благоуханная, и поднялся в небесные обители к Господу, и свиделся с любимым братом, и восприняли оба венец небесный, к которому стремились, и возрадовались радостью великой и неизреченной, которую получили.

Окаянные же убийцы возвратились к пославшему их, как говорил Давид: «Возвратятся нечестивые во ад и все забывающие Бога». И еще: «Обнажают меч нечестивые и натягивают лук свой, чтобы поразить идущих прямым путем, но меч их войдет в их же сердце, и луки их сокрушатся, а нечестивые погибнут». И когда сказали Святополку, что «исполнили повеление твое», то, услышав это, вознесся он сердцем, и сбылось сказанное псалмопевцем Давидом: «Что хвалишься злодейством сильный? Беззаконие в сей день, неправду замыслил язык твой. Ты возлюбил зло больше добра, больше ложь, нежели говорить правду. Ты возлюбил всякие гибельные речи, и язык твой льстивый. Поэтому Бог сокрушит тебя до конца, изринет и исторгнет тебя из жилища твоего и род твой из земли живых».

Когда убили Глеба, то бросили его в пустынном месте меж двух колод. Но Господь, не оставляющий своих рабов, как сказал Давид, «хранит все кости их, и ни одна из них не сокрушится».

И этого святого, лежавшего долгое время, не оставил Бог в неведении и небрежении, но сохранил невредимым и явлениями ознаменовал: проходившие мимо этого места купцы, охотники и пастухи иногда видели огненный столп, иногда горящие свечи или слышали ангельское пение.

И ни единому, видевшему и слышавшему это, не пришло на ум поискать тело святого, пока Ярослав, не стерпев сего злого убийства, не двинулся на братоубийцу окаянного Святополка и не начал с ним жестоко воевать. И всегда соизволением Божьим и помощью святых побеждал в битвах Ярослав, а окаянный бывал посрамлен и возвращался побежденным.

И вот однажды этот треклятый пришел со множеством печенегов, и Ярослав, собрав войско, вышел навстречу ему на Альту и стал в том месте, где был убит святой Борис. И, воздев руки к небу, сказал: «Кровь брата моего, как прежде Авелева, вопиет к тебе, Владыка. И ты отомсти за него и, как братоубийцу Каина, повергни Святополка в ужас и трепет. Молю тебя, Господи, - да воздается ему за это». И помолился и сказал: «О, братья мои, хотя телом вы и отошли отсюда, но благодатию живы и предстоите перед Господом и своей молитвой поможете мне!»

После этих слов сошлись противники друг с другом, и покрылось поле Альтское множеством воинов. И на восходе солнца вступили в бой, и была сеча зла, трижды вступали в схватку и так бились целый день, и лишь к вечеру одолел Ярослав, а окаянный Святополк обратился в бегство. И обуяло его безумие, и так ослабели суставы его, что не мог сидеть на коне, и несли его на носилках. Прибежали с ним к Берестью. Он же говорит: «Бежим, ведь гонятся за нами!» И послали разведать, и не было ни преследующих, ни едущих по следам его. А он, лежа в бессилии и приподнимаясь, восклицал: «Бежим дальше, гонятся! Горе мне!» Невыносимо ему было оставаться на одном месте, и пробежал он через Польскую землю, гонимый гневом Божьим.

И прибежал в пустынное место между Чехией и Польшей и тут бесчестно скончался. И принял отмщение от Господа: довел Святополка до гибели охвативший его недуг, и по смерти - муку вечную. И так потерял обе жизни: здесь не только княжения, но и жизни лишился, а там не только царства небесного и с ангелами пребывания не получил, но мукам и огню был предан. И сохранилась могила его до наших дней, и исходит от нее ужасный смрад в назидание всем людям. Если кто-нибудь поступит так же, зная об этом, то поплатится еще горше. Каин, не ведая об отмщении, единую кару принял, а Ламех, знавший о судьбе Каина, в семьдесят раз тяжелее наказан был. Такова месть творящим зло. Вот Юлиан цесарь - пролил он много крови святых мучеников, и постигла его страшная и бесчеловечная смерть: неведомо кем пронзен был копьем в сердце. Так же и этот - неизвестно от кого бегая, позорной смертью скончался.

И с тех пор прекратились усобицы в Русской земле, а Ярослав принял всю землю Русскую. И начал он расспрашивать о телах святых - как и где похоронены? И о святом Борисе поведали ему, что похоронен в Вышгороде. А о святом Глебе не все знали, что у Смоленска был убит. И тогда рассказали Ярославу, что слышали от приходящих оттуда: как видели свет и свечи в пустынном месте. И, услышав это, Ярослав послал к Смоленску священников разузнать в чем дело, говоря: «Это брат мой». И нашли его, где были видения, и, придя туда с крестами, и свечами многими, и с кадилами, торжественно положили Глеба в ладью и, возвратившись, похоронили его в Вышгороде, где лежит тело преблаженного Бориса; раскопав землю, тут и Глеба положили с подобающим почетом.

И вот что чудесно и дивно и памяти достойно: столько лет лежало тело святого Глеба и оставалось невредимым, не тронутым ни хищным зверем, ни червями, даже не почернело, как обычно случается с телами мертвых, но оставалось светлым и красивым, целым и благоуханным. Так Бог сохранил тело своего страстотерпца.

И не знали многие о лежащих тут мощах святых страстотерпцев. Но, как говорил Господь: «Не может укрыться город, стоящий на верху горы, и, зажегши свечу, не ставят ее под спудом, но на подсвечнике выставляют, чтобы светила всем». Так и этих святых поставил Бог светить в мире, многочисленными чудесами сиять в великой Русской земле, где многие страждущие исцеляются: слепые прозревают, хромые бегают быстрее серны, горбатые выпрямляются.

Невозможно описать или рассказать о творимых чудесах, воистину весь мир их не может вместить, ибо дивных чудес больше песка морского. И не только здесь, но и в других странах, и по всем землям они проходят, отгоняя болезни и недуги, навещая заключенных в темницах и закованных в оковы. И в тех местах, где были увенчаны они мученическими венцами, созданы были церкви в их имя. И много чудес совершается с приходящими сюда.

Не знаю поэтому, какую похвалу воздать вам, и недоумеваю, и не могу решить, что сказать? Нарек бы вас ангелами, ибо без промедления являетесь всем скорбящим, но жили вы на земле среди людей во плоти человеческой. Если же назову вас людьми, то ведь своими бесчисленными чудесами и помощью немощным превосходите вы разум человеческий. Провозглашу ли вас цесарями или князьями, но самых простых и смиренных людей превзошли вы своим смирением, это и привело вас в горние места и жилища.

Воистину вы цесари цесарям и князья князьям, ибо вашей помощью и защитой князья наши всех противников побеждают и вашей помощью гордятся. Вы наше оружие, земли Русской защита и опора, мечи обоюдоострые, ими дерзость поганых низвергаем и дьявольские козни на земле попираем. Воистину и без сомнений могу сказать: вы небесные люди и земные ангелы, столпы и опора земли нашей! Защищаете свое отечество и помогаете так же, как и великий Димитрий своему отечеству. Он сказал: «Как был с ними в радости, так и в погибели их с ними умру». Но если великий и милосердый Димитрий об одном лишь городе так сказал, то вы не о едином граде, не о двух, не о каком-то селении печетесь и молитесь, но о всей земле Русской!

О, блаженны гробы, принявшие ваши честные тела как сокровище многоценное! Блаженна церковь, в коей поставлены ваши гробницы святые, хранящие в себе блаженные тела ваши, о Христовы угодники! Поистине блажен и величественнее всех городов русских и высший город, имеющий такое сокровище. Нет равного ему во всем мире. По праву назван Вышгород - выше и превыше всех городов: второй Солунь явился в Русской земле, исцеляющий безвозмездно, с Божьей помощью, не только наш единый народ, но всей земле спасение приносящий. Приходящие из всех земель даром получают исцеление, как в святых Евангелиях Господь говорил святым апостолам: «Даром получили, даром давайте». О таких и сам Господь говорил: «Верующий в меня, в дела, которые я творю, сотворит сам их, и больше сих сотворит».

Но, о блаженные страстотерпцы Христовы, не забывайте отечества, где прожили свою земную жизнь, никогда не оставляйте его. Так же и в молитвах всегда молитесь за нас, да не постигнет нас беда и болезни, да не коснутся тела рабов ваших. Вам дана благодать, молитесь за нас, вас ведь Бог поставил перед собой заступниками и ходатаями за нас. Потому и прибегаем к вам, и, припадая со слезами, молимся, да не окажемся мы под пятой вражеской, и рука нечестивых да не погубит нас, пусть никакая пагуба не коснется нас, голод и беды удалите от нас, и избавьте нас от неприятельского меча и межусобных раздоров, и от всякой беды и нападения защитите нас, на вас уповающих. И к Господу Богу молитву нашу с усердием принесите, ибо грешим мы сильно, и много в нас беззакония, и бесчинствуем с излишком и без меры. Но, на ваши молитвы надеясь, возопием к Спасителю, говоря: «Владыко, единый без греха! Воззри со святых небес своих на нас, убогих, и хотя согрешили, но ты прости, и хотя беззаконие творим, помилуй, и, впавших в заблуждение, как блудницу, прости нас и, как мытаря, оправдай! Да снизойдет на нас милость твоя! Да прольется на нас человеколюбие твое! И не допусти нас погибнуть из-за грехов наших, не дай уснуть и умереть горькою смертью, но избавь нас от царящего в мире зла и дай нам время покаяться, ибо много беззаконий наших пред тобою, Господи! Рассуди нас по милости твоей, Господи, ибо имя твое нарицается в нас, помилуй нас и спаси и защити молитвами преславных страстотерпцев твоих. И не предай нас в поругание, а излей милость твою на овец стада твоего, ведь ты Бог наш и тебе славу воссылаем, Отцу и Сыну и Святому Духу, ныне и присно и во веки веков. Аминь!»

О Борисе, какой был видом. Сей благоверный Борис был благого корени, послушен отцу, покорялся во всем отцу. Телом был красив, высок, лицом кругл, плечи широкие, тонок в талии, глазами добр, весел лицом, борода мала и ус - ибо молод еще был, сиял по-царски, крепок был, всем был украшен - точно цветок цвел он в юности своей, на ратях храбр, в советах мудр и разумен во всем, и благодать Божия цвела в нем.

Оригинальный текст

СЪКАЗАНИЕ И СТРАСТЬ И ПОХВАЛА СВЯТЮЮ МУЧЕНИКУ БОРИСА И ГЛѢБА

Г осподи, благослови, отьче!

«Родъ правыихъ благословиться, - рече пророкъ, - и сѣмя ихъ въ благословлении будеть».

Сице убо бысть малъмь преже сихъ. Сущю самодрьжьцю вьсей Русьскей земли Володимиру, сыну Святославлю, вънуку же Игореву, иже и святыимь крьщениемь вьсю просвѣти сию землю Русьску. Прочая же его добродѣтели инде съкажемъ, нынѣ же нѣсть время. А о сихъ по ряду сице есть: сь убо Володимиръ имѣяше сыновъ 12 не отъ единоя жены, нъ отъ раснъ матеръ ихъ. Въ нихъ же бяше старѣй Вышеславъ, а по немь Изяславъ, 3 - Святопълкъ, иже и убийство се зълое изъобрѣтъ. Сего мати преже бѣ чьрницею, гръкыни сущи, и поялъ ̀ю бѣ Яропълкъ, братъ Володимирь, и ростригъ ̀ю красоты дѣля лица ея. И зача отъ нея сего Святоплъка оканьнааго, Володимиръ же поганъй еще, убивъ Яропълка и поятъ жену его непраздьну сущю. Отъ нея же родися сий оканьный Святопълкъ, и бысть отъ дъвою отьцю и брату сущю. Тѣмьже и не любляаше его Володимиръ, акы не отъ себе ему сущю. А отъ Рогнѣди 4 сыны имѣяше: Изяслава, и Мьстислава, и Ярослава, и Всеволода, а отъ иноя Святослава и Мьстислава, а отъ българынѣ Бориса и Глѣба. И посажа вся по роснамъ землямъ въ княжении, иже инъде съкажемъ, сихъ же съповѣмы убо, о нихъже и повѣсть си есть.

Посади убо сего оканьнааго Святопълка въ княжении Пиньскѣ, а Ярослава - Новѣгородѣ, а Бориса - Ростовѣ, а Глѣба - Муромѣ. Нъ се остаану много глаголати, да не многописании въ забыть вълѣземъ, нъ о немьже начахъ, си съкажемъ убо сице. Многомъ же уже дьньмъ минувъшемъ, и яко съконьчашася дьние Володимиру, уже минувъшемъ лѣтомъ 28 по святѣмь крьщении, въпаде въ недугь крѣпъкъ. Въ то же время бяше пришелъ Борисъ изд-Ростова, печенегомъ же о онуду пакы идущемъ ратию на Русь, въ велицѣ печали бяаше Володимиръ, зане не можааше изити противу имъ, и много печаляашеся. И призъвавъ Бориса, емуже бѣ имя наречено въ святѣмь крьщении Романъ, блаженааго и скоропослушьливааго, предавъ воѣ мъногы въ руцѣ его, посъла и́ противу безбожьнымъ печенѣгомъ. Онъ же съ радостию въставъ иде рекъ: «Се готовъ есмь предъ очима твоима сътворити, елико велить воля сьрдьца твоего». О таковыихъ бо рече Притъчьникъ: «Сынъ быхъ отьцю послушьливъ и любиимъ предъ лицьмь матере своея».

Ошедъшю же ему и не обрѣтъшю супостатъ своихъ, възвративъшюся въспять ему. И се приде вѣстьникъ къ нему, повѣдая ему отьчю съмрьть, како преставися отьць его Василий, въ се бо имя бяше нареченъ въ святѣмь крьщении, и како Святопълкъ потаи сьмьрть отьца своего, и ночь проимавъ помостъ на Берестовѣмь и въ ковъръ обьртѣвъше, съвѣсивъше ужи на землю, везъше на саньхъ, поставиша и́ въ цьркви святыя Богородица. И яко услыша святый Борисъ, начатъ тѣлъмь утьрпывати и лице его вьсе сльзъ испълнися, и сльзами разливаяся и не могый глаголати. Въ сьрдьци си начатъ сицевая вѣщати: «Увы мнѣ, свѣте очию моею, сияние и заре лица моего, бъздро уности моеѣ, наказание недоразумѣния моего! Увы мнѣ, отьче и господине мой! Къ кому прибѣгну, къ кому възьрю? Къде ли насыщюся таковааго благааго учения и казания разума твоего? Увы мнѣ, увы мнѣ! Како зайде свѣте мой, не сущу ми ту! Да быхъ понѣ самъ чьстьное твое тѣло своима рукама съпрятялъ и гробу предалъ. Нъ то ни понесохъ красоты мужьства тѣла твоего, ни съподобленъ быхъ цѣловати добролѣпьныхъ твоихъ сѣдинъ. Нъ, о блажениче, помяни мя въ покои твоемь! Сьрдьце ми горить, душа ми съмыслъ съмущаеть и не вѣмь къ кому обратитися и къ кому сию горькую печаль простерети? Къ брату ли, егоже быхъ имѣлъ въ отьца мѣсто? Нъ тъ, мьню, о суетии мирьскыихъ поучаеться и о биении моемь помышляеть . Да аще кръвь мою пролѣеть и на убийство мое потъщиться, мученикъ буду Господу моему. Азъ бо не противлюся, зане пишеться: «Господь гърдыимъ противиться, съмѣренымъ же даеть благодать». Апостолъ же: «Иже рече - “Бога люблю”, а брата своего ненавидить - лъжь есть». И пакы: «Боязни въ любъви нѣсть, съвьршеная любы вънъ измещеть страхъ». Тѣмьже что реку или чьто сътворю? Се да иду къ брату моему и реку: «Ты ми буди отьць - ты ми братъ и старѣи. Чьто ми велиши, господи мой?»

И си на умѣ си помышляя, идяаше къ брату своему и глаголааше въ сьрдьци своемъ: «То понѣ узьрю ли си лице братьца моего мьньшааго Глѣба, яко же Иосифъ Вениямина?» И та вься полагая въ сьрдьци си: «Воля твоя да будеть, Господи мой». Помышляше же въ умѣ своемь: «Аще поиду въ домъ отьца своего, то языци мнози превратять сьрдьце мое, яко прогнати брата моего, якоже и отьць мой преже святаго крещения, славы ради и княжения мира сего, и иже все мимоходить и хуже паучины. То камо имамъ приити по ошьствии моемь отсюду? Какъ ли убо обрящюся тъгда? Кый ли ми будеть отвѣтъ? Къде ли съкрыю мъножьство грѣха моего? Чьто бо приобрѣтоша преже братия отьца моего или отьць мой? Къде бо ихъ жития и слава мира сего, и багряница и брячины, сребро и золото, вина и медове, брашьна чьстьная, и быстрии кони, и домове красьнии и велиции, и имѣния многа, и дани, и чьсти бещисльны, и гърдѣния, яже о болярѣхъ своихъ? Уже все се имъ, акы не было николиже: вся съ нимь ищезоша, и нѣсть помощи ни отъ когоже сихъ - ни отъ имѣния, ни отъ множьства рабъ, ни отъ славы мира сего. Тѣмь и Соломонъ, все прошьдъ, вься видѣвъ, вся сътяжавъ и съвъкупивъ, рече расмотривъ вьсе: “Суета и суетие, суетию буди”, тъкмо помощь от добръ дѣлъ, и отъ правовѣрия, и отъ нелицемѣрьныя любъве».

Идый же путьмь, помышляаше о красотѣ и о доброте телесе своего, и сльзами разливаашеся вьсь. И хотя удрьжатися и не можааше. И вси зьряще его тако, плакаашеся о доброродьнѣмь тѣлѣ и чьстьнѣмь разумѣ въздраста его. И къжьдо въ души своей стонааше горестию сьрдьчьною, и вси съмущаахуся о печали.

Къто бо не въсплачеться съмрьти тоѣ пагубьноѣ, приводя предъ очи сьрдьца своего?

Образъ бо бяаше унылъй его, възоръ и скрушение сьрдьца его святаго, такъ бо бѣ блаженый тъ правьдивъ и щедръ, тихъ, крътъкъ, съмѣренъ, всѣхъ милуя и вься набъдя.

Помышлять же въ сьрдьци своемь богоблаженый Борисъ и глаголааше: «Вѣдѣ, - брата моего зълуради чловѣци понудяти ̀и на убийство мое, и погубить мя. Да аще пролѣеть кръвь мою, то мученикъ буду Господу моему, а духъ мой прииметь Владыка». Таче, забывъ скърбь съмьртьную, тѣшааше сьрдьце свое о сло веси Божии, «Иже погубити душю свою мене ради и моихъ словесъ, обрящети ̀ю въ животѣ вѣчьнѣмь съхранить ̀ю». И поиде радъстьнъмь сьрдьцьмь, «не презьри мене, - рекыи, - Господи премилостиве, уповающааго на тя, нъ спаси душю мою».

Святопълкъ же, сѣдя Кыевѣ по отьци, призвавъ кыяны, многы дары имъ давъ, отпусти. Посла же къ Борису, глаголя: «Брате, хочю съ тобою любъвь имѣти и къ отьню ти придамь». Льстьно, а не истину глаголя. Пришедъ Вышегороду ночь, отай призъва Путьшю и вышегородьскыѣ мужѣ и рече имъ: «Повѣдите ми по истинѣ, приязньство имѣете ли къ мнѣ?» Путьша рече: «Вьси мы можемъ главы своя положити за тя».

Видѣвъ же дияволъ и искони ненавидяй добра человѣка, яко вьсю надежю свою на Господа положилъ есть святый Борисъ, начатъ подвижьнѣи бываати, и обрѣтъ, якоже преже Каина на братоубийство горяща, тако же и Святопълка . По истинѣ въторааго Каина улови мысль его, яко да избиеть вся наслѣдьникы отьца своего, а самъ приимьть единъ въсю власть.

Тъгда призъва къ себе оканьный трьклятый Святопълкъ съвѣтьникы всему злу и началникы всей неправьдѣ, и отъвьрзъ пресквьрньная уста рече, испусти зълый гласъ Путьшинѣ чади: «Аще убо главы своя обѣщастеся положити за мя, шедъше убо, братия моя, отай, къде обрящете брата моего Бориса, съмотрьше время убиите и́». И обѣщашася ему тако створити.

О таковыихъ бо рече пророкъ: «Скори суть кръвь пролияти бес правьды. Си бо обѣщаваються кръви и събирають себе злая. Сихъ путье суть събирающеи безаконие, нечистиемь свою душю обиемлють».

Блаженый же Борисъ якоже ся бѣ воротилъ и сталъ бѣ на Льтѣ шатьры. И рѣша къ нему дружина: «Поиди, сяди Кыевѣ на столѣ отьни, се бо вси вои въ руку твоею суть». Онъ же имъ отъвѣщааваше: «Не буди ми възяти рукы на брата своего и еще же и на старѣйша мене, егоже быхъ имѣлъ, акы отьца». Си слышавъше вои разидошася от него, а самъ оста тъкъмо съ отрокы своими. И бяаше въ дьнь суботьный. Въ тузѣ и печали, удручьнъмь сьрдьцьмь и вълѣзъ въ шатьръ свой, плакашеся съкрушенъмь сьрдьцьмь, а душею радостьною, жалостьно гласъ испущааше: «Сльзъ моихъ не презьри, Владыко, да яко же уповаю на тя, тако да с твоими рабы прииму часть и жребий съ вьсѣми святыими твоими, яко ты еси Богъ милостивъ, и тебе славу въсылаемъ въ вѣкы. Аминь».

Помышляшеть же мучение и страсть святаго мученика Никиты и святаго Вячеслава, подобно же сему бывъшю убиению, и како святѣй Варварѣ отьць свой убойца бысть. И помышляаше слово премудрааго Соломона: «Правьдьници въ вѣкы живуть и отъ Господа мьзда имъ и строение имъ от Вышьняаго». И о семь словеси тъчию утѣшаашеся и радоваашеся.

Таче бысть вечеръ и повелѣ пѣти вечерънюю, а самъ вълѣзъ въ шатьръ свой начатъ молитву творити вечернюю съ сльзами горькыми и частыимь въздыханиемь, и стонаниемь многымь. По сихъ леже съпати, и бяше сънъ его въ мънозѣ мысли и въ печали крѣпъцѣ и тяжьцѣ и страшьнѣ: како предатися на страсть, како пострадати и течение съконьчати и вѣру съблюсти, яко да и щадимый вѣньць прииметь от рукы Вьседьржителевы. И видѣвъ, възбьнувъ рано, яко годъ есть утрьний. Бѣ же въ святую недѣлю. Рече къ прозвутеру своему: «Въставъ, начьни заутрьнюю». Самъ же, обувъ нозѣ свои и умывъ лице свое, начатъ молитися къ Господу Богу.

Посълании же приидоша отъ Святопълка на Льто ночь и подъступиша близъ, и слышаша гласъ блаженааго страстотьрпьца поюща Псалтырь заутрьнюю. Бяше же ему и вѣсть о убиении его. И начать пѣти: «Господи! Чьто ся умножиша сътужающии! Мънози въсташа на мя», и прочая псалма , до коньца. И начатъ пѣти Псалтырь: «Обидоша мя пси мнози и уньци тучьни одьржаша мя». И пакы: «Господи Боже мой! На тя уповахъ, спаси мя». Таже по семь канонъ. И коньчавъшю ему утрьнюю, начатъ молитися, зьря къ иконѣ Господьни рече: «Господи Исусъ Христе! Иже симь образъмь явися на земли изволивы волею пригвоздитися на крьстѣ и приимъ страсть грѣхъ ради нашихъ, съподоби и мя прияти страсть!»

И яко услыша шпътъ зълъ окрьстъ шатьра и трьпьтьнъ бывъ и начатъ сльзы испущати отъ очию своею и глаголааше: «Слава ти, Господи, о вьсемь, яко съподобилъ мя еси зависти ради прияти сию горькую съмьрть и все престрадати любъве ради словесе твоего. Не въсхотѣхомъ възискати себе самъ; ничто же себе изволихъ по апостолу: “Любы вьсе тьрпить, всему вѣру емлеть и не ищьть своихъ си”. И пакы: “Боязни въ любъви нѣсть - съвьршеная бо любы вънъ отъмещеть боязнь”. Тѣмь, Владыко, душа моя въ руку твоею въину, яко закона твоего не забыхъ. Яко Господеви годѣ бысть - тако буди ». И узьрѣста попинъ его и отрокъ, иже служааше ему, и видѣвъша господина своего дряхла и печалию облияна суща зѣло, расплакастася зѣло и глаголаста: «Милый господине наю и драгый! Колико благости испълненъ бысть, яко не въсхотѣ противитися брату своему любъве ради Христовы, а коликы воѣ дьржа въ руку своею!» И си рекъша умилистася.

И абие узьрѣ текущиихъ къ шатьру, блистание оружия и мечьное оцѣщение. И без милости прободено бысть чьстьное и многомилостивое тѣло святаго и блаженааго Христова страстотьрпьца Бориса. Насунуша копии оканьнии Путьша, Тальць, Еловичь, Ляшько.

Видѣвъ же отрокъ его, вьржеся на тѣло блаженааго, рекый: «Да не остану тебе, господине мой драгый, да идеже красота тѣла твоего увядаеть, ту и азъ съподобленъ буду с тобою съконьчати животъ свой!»

Бяше же сь родъмь угринъ, имьньмь же Георгий. И бѣаше възложилъ на нь гривьну злату, и бѣ любимъ Борисъмь паче мѣры. И ту же и́ проньзоша.

И яко бысть ураненъ и искочи и-шатьра въ оторопѣ. И нача глаголати стояще округъ его: «Чьто стоите зьряще! Приступивъше сконьчаимъ повелѣное намъ!» Си слышавъ блаженый, начатъ молитися и милъ ся имъ дѣяти, глаголя: «Братия моя милая и любимая! Мало ми время отдайте, да понѣ помолюся Богу моему». И възьрѣвъ на небо съ сльзами и горцѣ въздъхнувъ начатъ молитися сицими глаголы: «Господи Боже мой многомилостивый и милостивый и премилостиве! Слава ти, яко съподобилъ мя еси убѣжати отъ прельсти жития сего льстьнааго! Слава ти, прещедрый живодавьче яко сподоби мя труда святыихъ мученикъ! Слава ти, Владыко чловѣколюбьче, сподобивый мя съконьчати хотѣние сьрдьца моего! Слава ти, Христе, мъногому ти милосьрдию, иже направи на правый путь мирьны ногы моя тещи къ тебе бесъблазна! Призьри съ высоты святыня твоея, вижь болѣзнь сьрдьца моего, юже прияхъ от съродника моего, яко тебе ради умьрщвяемъ есмь вь сь дьнь, Въмѣниша мя, яко овьна на сънѣдь. Вѣси бо, Господи мой, яко не противлюся ни въпрекы глаголю, а имый въ руку вься воя отьца моего и вься любимыя отьцемь моимь, и ничьтоже умыслихъ противу брату моему. Онъ же селико, елико възможе, въздвиже на мя . Да “аще бы ми врагъ поносилъ, протьрпѣлъ убо быхъ, аще бы ненавидя мене вельречевалъ, укрылъ быхъ ся”. Нъ ты, Господи, вижь и суди межю мною и межю братъмь моимь. И не постави имъ, Господи, грѣха сего, нъ приими въ миръ душю мою. Аминь».

И възьрѣвъ къ нимъ умиленама очима и спадъшемь лицьмь, и вьсь сльзами облиявъся рече: «Братие, приступивъше, съконьчаите служьбу вашю. И буди миръ брату моему и вамъ, братие».

Да елико слышаху словеса его, отъ сльзъ не можааху ни словесе рещи, отъ страха же и печали горькы и мъногыхъ сльзъ. Нъ съ въздыханиемь горькымь жалостьно глаголааху и плакаахуся и къжьдо въ души своей стонааше: «Увы намъ, къняже нашь милый и драгый и блаженый, водителю слѣпыимъ, одеже нагымъ, старости жьзле, казателю ненаказанымъ! Кто уже си вься исправить? Како не въсхотѣ славы мира сего, како не въсхотѣ веселитися съ чьстьныими вельможами, како не въсхотѣ величия, еже въ житии семь. Къто не почюдиться великууму съмерению, къто ли не съмѣриться, оного съмѣрение видя и слыша?»

И абие усъпе, предавъ душю свою въ руцѣ Бога жива, мѣсяца июлия въ 24 дьнь, преже 9 каландъ агуста.

Избиша же и отрокы многы. Съ Георгия же не могуще съняти гривьны и отсѣкъше главу, отъвьргоша и́ кромѣ. Да тѣмь и послѣдь не могоша познати тѣла его.

Блаженааго же Бориса обьртѣвъше въ шатьръ възложивъше на кола, повезоша. И яко быша на бору, начатъ въскланяти святую главу свою. И се увѣдѣвъ Святоплъкъ, пославъ два варяга и прободоста и́ мечьмь въ сьрдьце. И тако съконьчася и въсприятъ неувядаемый вѣньць. И положиша тѣло его принесъше Вышегороду у цьркъве святааго Василия въ земли погребоша.

И не до сего остави убийства оканьный Святопълкъ, нъ и на большая неистовяся, начатъ простиратися. И яко видѣся желание сьрдьце своего уже улучивъ, абие не въспомяну зълааго своего убийства и многааго убо съблажнения, и ни малы понѣ на покаяние преклонися. Нъ ту абие въниде въ сьрдьце его сотона и начаты и́ пострѣкати вящьша и горьша съдѣяти и множайша убийства. Глаголааше бо въ души своей оканьнѣй: «Что сътворю? Аще бо до сьде оставлю дѣло убийства моего, то дъвоего имамъ чаяти: яко аще услышать мя братия моя, си же варивъше въздадять ми и горьша сихъ. Аще ли и не сице, то да ижденуть мя и буду чюжь престола отьца моего, и жалость землѣ моея сьнѣсть мя, и поношения поносящиихъ нападуть на мя, и къняжение мое прииметь инъ и въ дворѣхъ моихъ не будеть живущааго. Зане егоже Господь възлюби, а азъ погнахъ и къ болѣзни язву приложихъ, приложю къ безаконию убо безаконие . Обаче и матере моея грѣхъ да не оцѣститься и съ правьдьныими не напишюся, нъ да потреблюся отъ книгъ живущиихъ». Якоже и бысть, еже послѣди съкажемъ. Нынѣ же нѣсть время, нъ на предълежащее възвратимъся.

И си на умѣ си положивъ, зълый съвѣтьникъ дияволь, посла по блаженааго Глѣба рекъ: «Приди въбързѣ. Отьць зоветь тя и несъдравить ти вельми».

Онъ же въбързѣ, въ мале дружинѣ, въсѣдъ на конь поѣха. И пришедъ на Вългу, на поле потъчеся подъ нимь конь въ ровѣ, и наломи ногу малы. И яко приде Смолиньску и поиде отъ Смолиньска, яко зьрѣимъ едино, ста на Смядинѣ въ кораблици. И въ се время пришьла бяаше вѣсть отъ Передъславы къ Ярославу о отьни съмьрти. И присла Ярославъ къ Глѣбу река: «Не ходи, брате! Отьць ти умьрлъ, а братъ ти убиенъ отъ Святопълка».

И си услышавъ блаженый възъпи плачьмь горькыимь и печалию сьрдьчьною и сице глаголааше: «О увы мнѣ, господине мой, отъ двою плачю плачюся и стеню, дъвою сѣтованию сѣтую и тужю. Увы мнѣ, увы мнѣ! Плачю зѣло по отьци, паче же плачюся и отъчаяхъся по тебе, брате и господине Борисе. Како прободенъ еси, како без милости прочее съмрьти предася, како не отъ врага, нъ отъ своего брата пагубу въсприялъ еси? Увы мнѣ! Уне бы съ тобою умрети ми, неже уединену и усирену отъ тебе въ семь житии пожити. Азъ мнѣхъ въбързѣ узьрѣти лице твое ангельское, ти се селика туга състиже мя, и уне бы ми съ тобою умрети, господине мой! Нынѣ же что сътворю азъ, умиленый, очюженый отъ твоея доброты и отъ отьца моего мъногааго разума? О милый мой брате и господине! Аще еси уполучилъ дрьзновение у Господа, моли о моемь унынии, да быхъ азъ съподобленъ ту же страсть въсприяти и съ тобою жити, неже въ свѣтѣ семь прельстьнѣмь».

И сице ему стенющю и плачющюся и сльзами землю омачающю съ въздыхании частыими Бога призывающю, приспѣша вънезапу посълании отъ Святопълка зълыя его слугы, немилостивии кръвопийцѣ, братоненавидьници люти зѣло, сверѣпа звѣри душю имущю .

Святый же поиде въ кораблици и сърѣтоша и́ устие Смядины. И яко узьрѣ я святый, въздрадовася душею, а они узьрѣвъше и омрачаахуся и гребяахуся к нему, а сь цѣлования чаяяше отъ нихъ прияти. И яко быша равьно пловуще, начаша скакати зълии они въ лодию его, обнажены меча имуще въ рукахъ своихъ, бльщащася, акы вода. И абие вьсѣмъ весла отъ руку испадоша, и вьси отъ страха омьртвѣша. Си видѣвъ блаженый, разумѣвъ яко хотять его убити, възьрѣвъ къ нимъ умиленама очима и сльзами лице си умывая, съкрушенъмь срьдьцьмь, съмѣренъмь разумъмь и частыимь въздыханиемь, вьсь сльзами разливаяся, а тѣлъмъ утьрпая, жалостьно гласъ испущааше: «Не дѣите мене, братия моя милая и драгая! Не дѣите мене, ни ничто же вы зъла сътворивъша! Не брезѣте, братие и господье, не брезѣте! Кую обиду сътворихъ брату моему и вамъ, братие и господье мои? Аще ли кая обида, ведѣте мя къ князю вашему, а къ брату моему и господину. Помилуйте уности моеѣ, помилуйте, господье мои! Вы ми будѣте господие мои, а азъ вамъ рабъ. Не пожьнете мене отъ жития не съзьрѣла, не пожьнѣте класа, не у же съзьрѣвъша, нъ млеко безълобия носяща! Не порѣжете лозы не до коньца въздрастъша, а плодъ имуща! Молю вы ся и милъ вы ся дѣю. Убойтеся рекъшааго усты апостольскы: “Не дѣти бывайте умы, зълобиемь же младеньствуйте, а умы съвьршени бывайте”. Азъ, братие, и зълобиемь и въздрастъмь еще младеньствую. Се нѣсть убийство, нъ сырорѣзание! Чьто зъло сътворихъ съвѣдѣтельствуйте ми, и не жалю си. Аще ли кръви моеѣ насытитися хочете, уже въ руку вы есмь, братие, и брату моему, а вашему князю».

И не понѣ единого словесе постыдѣшася, нъ яко же убо сверѣпии звѣрие, тако въсхытиша его. Онъ же видѣвъ, яко не вънемлють словесъ его, начатъ глаголати сице: «Спасися, милый мой отьче и господине Василие, спасися, мати и госпоже моя, спасися и ты, брате Борисе, старѣйшино уности моея, спасися и ты, брате и поспѣшителю Ярославе, спасися и ты, брате и враже Святопълче, спасетеся и вы, братие и дружино, вьси спасетеся! Уже не имамъ васъ видѣти въ житии семь, зане разлучаемъ есмь отъ васъ съ нужею». И глаголааше плачася: «Василие, Василие, отьче мой и господине! Приклони ухо твое и услыши гласъ мой, и призьри и вижь приключьшаяся чаду твоему, како без вины закалаемъ есмь. Увы мнѣ, увы мнѣ! Слыши небо и вънуши земле. И ты, Борисе брате, услыши гласа моего. Отьца моего Василия призъвахъ и не послуша мене, то ни ты не хочеши мене послушати? Вижь скьрбь сьрдьца моего и язву душа моея, вижь течение сльзъ моихъ, яко рѣку! И никтоже не вънемлеть ми, нъ ты убо помяни мя о мнѣ къ обьщему Владыцѣ, яко имѣя дьрзновение и престоя у престола его».

И начатъ, преклонь колѣнѣ, молитися сице: «Прещедрый и премилостиве Господи! Сльзъ моихъ не премълчи, нъ умилися на мое уныние. Вижь съкрушение сьрдьца моего: се бо закалаемъ есмь, не вѣмь, чьто ради, или за котерую обиду не съвѣдѣ. Ты вѣси, Господи, Господи мой! Вѣмь тя рекъша къ своимъ апостоломъ яко: “За имя мое, мене ради възложать на вы рукы, и предани будете родъмь и другы, и братъ брата предасть на съмьрть и умьртвять вы имене моего ради”. И пакы: “Въ тьрпѣнии вашемъ сътяжите душа ваша”. Вижь, Господи, и суди: се бо готова есть душа моя предъ тобою, Господи! И тебе славу въсылаемъ, Отьцю и Сыну и Святууму Духу, нынѣ и присно и въ вѣкы вѣкомъ. Аминь».

Таче възьрѣвъ къ нимъ умиленъмь гласъмь и измълкъшьмь грьтаньмь рече: «То уже сътворивъше приступльше сътворите, на не же посълане есте!»

Тъгда оканьный Горясѣръ повелѣ зарѣзати и́ въбързѣ. Поваръ же Глѣбовъ, именьмь Търчинъ, изьмъ ножь и, имъ блаженааго, и закла ̀и яко агня непорочьно и безлобиво, мѣсяца септября въ 5 дьнь, въ понеделникъ.

И принесеся жьртва чиста Господеви и благовоньна, и възиде въ небесныя обители къ Господу, и узьрѣ желаемааго си брата и въсприяста вѣньца небесныя егоже и въжелѣста, и въздрадовастася радостию великою неиздреченьною, юже и улучиста.

Оканьнии же они убойцѣ възвративъшеся к посълавъшюуму ̀я, якоже рече Давыдъ: «Възвратяться грѣшьници въ адъ и вьси забывающии Бога». И пакы: «Оружие извлекоша грѣшьници, напрягоша лукъ свой заклати правыя сьрдьцьмь и оружие ихъ вънидеть въ сьрдьца их , и луци ихъ съкрушаться, яко грѣшьници погыбънуть». И яко съказаша Святопълку, яко «сътворихомъ повеленое тобою», и си слышавъ, възнесеся срьдьцьмь, и събысться реченое псалмопѣвьцемь Давыдъмь: «Чьто ся хвалиши сильный о зълобѣ? Безаконие вь сь дьнь неправьду умысли языкъ твой. Възлюбилъ еси зълобу паче благостынѣ, неправьду неже глаголаати правьду. Възлюбилъ еси вься глаголы потопьныя и языкъ льстьвъ. Сего ради раздрушить тя Богъ до коньца, въстьргнеть тя и преселить тя отъ села твоего, и корень твой отъ земля живущихъ».

Убиену же Глѣбови и повьржену на пустѣ мѣстѣ межю дъвѣма колодама. И Господь не оставляяй своихъ рабъ, якоже рече Давыдъ: «Хранить Господь вься кости ихъ, и ни едина отъ нихъ съкрушиться».

И сему убо святууму лежащю дълго время, не остави въ невѣдѣнии и небрежении отинудь пребыти неврежену, нъ показа: овогда бо видѣша стълпъ огньнъ, овогда свѣщѣ горущѣ и пакы пѣния ангельская слышааху мимоходящии же путьмь гостие, ини же, ловы дѣюще и пасуще.

Си же видяще и слышаще, не бысть памяти ни единому же о възискании телесе святааго, дондеже Ярославъ, не тьрпя сего зълааго убийства, движеся на братоубийца оного, оканьньнааго Святоплъка и брани мъногы съ нимь съставивъ. И вьсегда пособиемь Божиемь и поспѣшениемь святою, побѣдивъ елико брани състави, оканьный посрамленъ и побѣженъ възвращаашеся.

Прочее же сь трьклятый прииде съ множьствъмь печенѣгъ, и Ярославъ, съвъкупивъ воя, изиде противу ему на Льто и ста на мѣстѣ, идеже бѣ убиенъ святый Борисъ. И въздѣвъ руцѣ на небо и рече: «Се кръвь брата моего въпиеть къ тебе, Владыко, якоже и Авелева преже. И ты мьсти его, якоже и на ономь положи стонание и трясение на братоубиици Каинѣ. Ей, молю тя, Господи, да въсприиметь противу тому». И помолися и рек : «О, брата моя , аще и тѣлъмь ошьла еста, нъ благодатию жива еста и Госповеди предъстоита и молитвою помозѣта ми!»

И си рекъ, и поидоша противу собѣ и покрыша поле Льтьское множьствъмь вои. И съступишася, въсходящю сълнцю, и бысть сѣча зла отинудь и съступашася тришьды, и бишася чересъ дьнь вьсь, и уже къ вечеру одолѣ Ярославъ, а сь оканьныий Святопълкъ побѣже. И нападе на нь бѣсъ, и раслабѣша кости его, яко не мощи ни на кони сѣдѣти, и несяхуть его на носилѣхъ. И прибѣгоша Берестию съ нимъ. Онъ же рече: «Побѣгнѣте, осе женуть по насъ!» И посылахуть противу, и не бѣ ни гонящааго, ни женущааго въ слѣдъ его. И, лежа въ немощи, въсхопивъся глаголааше: «Побѣгнѣмы еще, женуть! Охъ мнѣ!» И не можааше тьрпѣти на единомь мѣстѣ, и пробѣже Лядьску землю гонимъ гнѣвъмь Божиемь.

И прибѣже въ пустыню межю Чехы и Ляхы, и ту испроврьже животъ свой зълѣ. И приятъ възмьздие отъ Господа, якоже показася посъланая на нь пагубьная рана и по съмьрти муку вѣчьную. И тако обою животу лихованъ бысть: и сьде не тъкъмо княжения, нъ и живота гонезе, и тамо не тъкъмо царствия небеснааго и еже съ ангелы жития погрѣши, нъ и муцѣ и огню предасться. И есть могыла его и до сего дьне, и исходить отъ неѣ смрадъ зълый на показание чловѣкомъ. Да аще кто си сътворить слыша таковая, си же прииметь и вящьша сихъ. Якоже Каинъ, не вѣдый мьсти прияти и едину прия, а Ламехъ, зане вѣдѣвъ на Каинѣ, тѣмь же седмьдесятицею мьстися ему. Така ти суть отъмьстия зълыимъ дѣлателемъ. Якоже бо Иулиянъ цесарь, иже мъногы кръви святыихъ мученикъ пролиявъ, горькую и нечеловѣчьную съмьрть прия: не вѣдомо отъ кого прободенъ бысть копиемь въ сьрдьце въдруженъ. Тако и сь бѣгая не вѣдыйся отъ кого зълострастьну съмьрть прия.

И оттолѣ крамола преста въ Русьскѣ земли, а Ярославъ прея вьсю волость Русьскую. И начатъ въпрашати о тьльсьхъ святою, како или кде положена еста. И о святѣмь Борисѣ повѣдаша ему, яко Вышегородѣ положенъ есть. А о святѣмь Глѣбѣ не вьси съвѣдяаху, яко Смолиньскѣ убиенъ есть. И тъгда съказаша ему, яже слышаша от приходящиихъ отътуду, како видѣша свѣтъ и свѣщѣ въ пустѣ мѣстѣ. И то слышавъ, посъла Смолиньску на възискание презвутеры, рекый, яко: «То есть братъ мой». И обретоша и́ идеже бѣша видѣли, и шьдъше съ крьсты и съ свѣщами мънозѣми, и съ кан дилы, и съ чьстию многою и́ въложьше въ корабль, и пришедъше положиша и́ Вышегородѣ, идеже лежить и тѣло преблаженааго Бориса и раскопавъше землю, и тако же положиша ̀и, недоумѣюще, якоже бѣ лепо пречьстьнѣ.

Се же пречюдьно бысть и дивьно и памяти достойно; како и колико лѣтъ лежавъ тѣло святаго, то же не врежено пребысть, ни отъ коегоже плътоядьца, ни бѣаше почьрнѣло, яко же обычай имуть телеса мьртвыхъ, нъ свѣтьло и красьно и цѣло и благу воню имущю. Тако Богу съхранивъшю своего страстотьрпьца тѣло.

И не вѣдяху мнози ту лежащю святою страстотьрпьцю телесу. Нъ якоже рече Господь: «Не можеть градъ укрытися врьху горы стоя, ни свѣщѣ въжьгъше спудъмь покрывають, нъ на свѣтилѣ поставляють, да свѣтить тьмьныя». Тако и си святая постави свѣтити въ мирѣ, премногыими чюдесы сияти въ Русьскѣй сторонѣ велицѣй, идеже множьство стражющиихъ съпасени бывають: слѣпии прозирають, хромии быстрѣе сьрны рищуть, сълуции простьрение приемлють.

Нъ или могу вься съповѣдати или съказаати творимая чюдесы, по истинѣ ни вьсь миръ можеть понести, яже дѣються предивьная чюдеса и паче пѣсъка морьскааго. И не ту единде, нъ и по вьсѣмъ сторонамъ и по вьсѣмъ зѣмлямъ преходяща, болѣзни вься и недугы отъгонита, сущиихъ въ тьмьницахъ и въ узахъ посѣщающа. И на мѣстѣхъ идеже мученьчьскыимь вѣньцьмь увязостася, съзьданѣ быста цьркви въ имя ею. Да и ту тако же многа чюдеса посѣщающа съдѣваета.

Тѣмьже ваю како похвалити не съвѣмъ или чьто рещи недоумѣю и не възмогу. Ангела ли ва нареку, иже въскорѣ обрѣтаетася близъ скърбящиихъ, нъ плътьскы на земли пожила еста въ чловѣчьствѣ. Чловѣка ли ва именую, то паче всего чловѣчьска ума преходита множьствъмь чюдесъ и посѣщениемь немощьныихъ. Цесаря ли, князя ли ва проглаголю, нъ паче чловѣка убо проста и съмѣрена съмѣрение бо сътяжала еста, имьже высокая мѣста и жилища въселистася.

По истинѣ вы цесаря цесаремъ и князя къняземъ, ибо ваю пособиемь и защищениемь князи наши противу въстающая дьржавьно побѣжають, и ваю помощию хваляться. Вы бо тѣмъ и намъ оружие, земля Русьскыя забрала и утвьржение и меча обоюду остра, има же дьрзость поганьскую низълагаемъ и дияволя шатания въ земли попираемъ. По истинѣ несумьньнѣ рещи възмогу: вы убо небесьная чловѣка еста, земльная ангела, стълпа и утвьржение землѣ нашея. Тѣмьже и борета по своемь отьчьствѣ и пособита, якоже и великий Димитрий по своемь отьчьствѣ. Рекъ: «Аще убо и веселящемъся имъ съ ними бѣхъ, тако же и погыбающемъ имъ съ нимь умьру». Нъ обаче сий великый милъсьрдый Димитрий о единомь градѣ сице извѣща, а вы не о единомь бо градѣ, ни о дъву, ни о вьси попечение и молитву въздаета, нъ о всей земли Русьскѣй!

О, блаженая убо гроба приимъши телеси ваю чьстьнѣи акы съкровище мъногоцѣньно! Блаженая цьркы, въ нейже положенѣ быста рацѣ ваю святѣи, имущи блаженѣи телеси ваю, о Христова угодьника! Блаженъ по истинѣ и высокъ паче всѣхъ градъ русьскыихъ и выший градъ, имый въ себе таковое скровище. Ему же не тъчьнъ ни вьсь миръ. Поистинѣ Вышегородъ наречеся - выший и превыший городъ всѣхъ; въторый Селунь явися въ Русьскѣ земли, имый въ себе врачьство безмьздьное, не нашему единому языку тъкъмо подано бысть Бъгъмь, нъ и вьсей земли спасение. Отъ всѣхъ бо странъ ту приходяще туне почьреплють ицѣление, якоже и въ святыихъ Евангелиихъ Господь рече святымъ апостоломъ яко: «Туне приясте, туне и дадите». О сихъ бо и самъ Господь рече: «Вѣруяй въ мя, дѣла, яже азъ творю и тъ сътворитъ и больша тѣхъ».

Нъ о блаженая страстотьрпьца Христова, не забываита отьчьства, идеже пожила еста въ тели, егоже всегда посѣтъмь не оставляета. Тако же и въ молитвахъ вьсегда молитася о насъ, да не придеть на ны зъло, и рана да не приступить къ телеси рабъ ваю. Вама бо дана бысть благодать, да молита за ны, вама бо далъ есть Богъ о насъ молящася и ходатая къ Богу за ны. Тѣмьже прибѣгаемъ къ вама, и съ сльзами припадающе, молимъся, да не придеть на ны нога гърдыня и рука грѣшьнича не погубить насъ, и вьсяка пагуба да не наидеть на ны, гладъ и озълобление отъ насъ далече отъженѣта и всего меча браньна избавита насъ, и усобичьныя брани чюжа сътворита и вьсего грѣха и нападения заступита насъ, уповающиихъ къ вама. И къ Господу Богу молитву нашю усьрдьно принесѣта, яко съгрѣшихомъ зѣло и безаконьновахомъ премъного, и бещиньствовахомъ паче мѣры и преизлиха. Нъ ваю молитвы надѣющеся къ Спасу възъпиемъ глаголюще: «Владыко, единый без грѣха! Призьри съ небесе святаго твоего на насъ убогыхъ, елма же съгрѣшихомъ, нъ ты оцѣсти, и безаконьновахомъ, ослаби, претъкнухомъся по пременении, яксь блудьницю оцѣсти ны и яко мытоимьца оправи! Да придеть на ны милость твоя! Да въсканеть на ны чловѣколюбие твое! И не ослаби ны преданомъ быти грѣхы нашими, ни усънути, ни умрети горкою съмьртию, нъ искупи ны отъ настаящааго зла и дажь ны время покаянию, яко многа безакония наша предъ тобою, Господи! Сътвори съ нами по милости твоей, Господи, яко имя твое нарицаеться въ насъ, нъ помилуй ны и ущедри и заступи молитвами пречьстьною страстотьрпьцю твоею. И не сътвори насъ въ поносъ, нъ милость твою излѣй на овьца пажити твоея, яко ты еси Богъ нашь и тебе славу въсылаемъ Отьцю и Сыну и Святууму Духу нынѣ и присно и въ вѣкы вѣком. Аминь».»

О Борисѣ, какъ бѣ възъръм. Сь убо благовѣрьный Борисъ благого корене сый послушьливъ отьцю бѣ, покаряяся при всемь отьцю. Тѣлъмь бяше красьнъ, высокъ, лицьмь круглъмь, плечи велицѣ, тънъкъ въ чресла, очима добраама, веселъ лицьмь, борода мала и усъ - младъ бо бѣ еще. Свѣтяся цесарьскы, крѣпъкъ тѣлъмь, вьсячьскы украшенъ акы цвѣтъ цвьтый въ уности своей, в ратьхъ хръбъръ , въ съвѣтѣхъ мудръ и разумьнъ при вьсемь и благодать Божия цвьтяаше на немь.

В древнерусской литературе

Святые Борис и Глеб - традиционные персонажи литературных произведений агиографического жанра - Житие Бориса и Глеба .

Сам факт убиения служит для древних летописцев излюбленной темой для отдельных сказаний. Всего «Сказание о Борисе и Глебе» сохранилось более чем в 170-и списках , из которых старейшие и наиболее полные приписываются преподобному Нестору и черноризцу Иакову .

Там говорится, например, что после смерти Владимира, власть в Киеве захватил пасынок Владимира Святополк. Опасаясь соперничества родных детей великого князя - Бориса, Глеба и других, Святополк прежде всего подослал убийц к первым претендентам на стол в Киеве - Борису и Глебу. Не желая междоусобицы, Борис признал верховную власть брата своего Святополка и распустил свою дружину со словами: «Не подниму руку на брата своего старшего: если и отец у меня умер, то пусть этот будет мне вместо отца». Но убийцы - вышегородцы, присланные коварным Святополком, - вошли к нему, молящемуся в шатре, и закололи копьями.

Память обоих страдальцев осталась для России священною. Русские люди и преимущественно княжеский род видели в них своих заступников и молитвенников. Летописи полны рассказами о чудесах исцеления, происходивших у их гроба, о победах, одержанных их именем и с их помощью (напр. о победе Рюрика Ростиславича над Кончаком , Александра Невского над немцами), о паломничестве князей к их гробу (например, Владимира Владимировича, князя галицкого, Святослава Всеволодовича - князя суздальского) и т. д.

Ссылки

• СВЯТЫЕ СТРАСТОТЕРПЦЫ БОРИС И ГЛЕБ: К ИСТОРИИ КАНОНИЗАЦИИ И НАПИСАНИЯ ЖИТИЙ\\ПРАВОСЛАВИE.RU
• Л. А. Дмитриев. Сказание о Борисе и Глебе\\"РОО Мир Науки и Культуры"
• Перенесение мощей святых страстотерпцев, Российских князей Бориса и Глеба\\Официальный сайт Якутского епархиального управления

Литература

• Абрамович Д. Житие Бориса и Глеба // Памятники древнерусской литературы. - Петроград, 1916. С.34-69

Wikimedia Foundation . 2010 .

Смотреть что такое "Святые Борис и Глеб" в других словарях:

БОРИС И ГЛЕБ - [в Крещении Роман и Давид] (90 е гг. X в.? 1015, после 15.07), св. князья страстотерпцы (пам. 2 мая, 24 июля, в Соборе Рязанских святых и в СобореТульских святых; в Соборе Росто Ярославских святых Б.; 5 сент., в Соборе Владимирских святых и в… … Православная энциклопедия

Это статья о церковном культе Бориса и Глеба, о жизнеописании братьев см. Борис Владимирович (князь ростовский) и Глеб Владимирович (князь муромский) Мученики страстотерпцы: благоверные князья Борис и Глеб … Википедия

Сыновья Киевского великого князя Владимира Святославича, убитые в 1015 по приказу кн. Святополка во время междоусобиц преемников Владимира из за великокняжеского престола. О жизни и деятельности Б. и Г. и даже их отношении к христианству ничего… … Большая биографическая энциклопедия

Борис и Глеб - рус. князья, мл. сыновья кн. Владимира I Святославича, первые святые Рус. правосл. церкви (1071). Убиты по приказу старшего брата Святополка I Окаянного (в рус. фольклоре Опорхол, Святой пок.), к рый после смерти отца стремился утвердиться на… … Российский гуманитарный энциклопедический словарь

Фото kudago.com/ иконописец Виктор Морозов

Русская Православная Церковь 6 августа отмечает день памяти святых благоверных князей-страстотерпцев Бориса и Глеба.

Кто такие Борис и Глеб?

Князья Борис и Глеб (в крещении Роман и Давид) — это первые святые, канонизированные Русской Церковью. Они были младшими сыновьями киевского великого князя Владимира Святославича (равноапостольного князя Владимира). Братья родились незадолго до Крещения Руси и были воспитаны в христианской вере.

Почему день святых Бориса и Глеба отмечают несколько раз?

Действительно, в году несколько дней, посвященных памяти святых Бориса и Глеба. Так, 15 мая — перенесение их мощей в новую церковь-усыпальницу в 1115 году, которую построил князь Изяслав Ярославич в Вышгороде, 18 сентября — память святого князя Глеба, а 6 августа — совместное празднование святых.

Какой подвиг совершили святые?

Жизнь святых была принесена в жертву ради любви. Борис и Глеб не захотели поднять руку на брата и поддержать междоусобную войну. Братья выбрали смерть в знак беспредельной любви к Христу, в подражание его крестной муке. Подвиг Бориса, равно как и его брата Глеба, заключается в том, что они добровольно отказались от мирской, политической борьбы во имя братской любви.

Как погибли Борис и Глеб?

Владимир незадолго до своей смерти призвал Бориса в Киев. Он дал сыну войско и направил в поход против печенегов. Вскоре князь ушел из жизни. Его старший сын Святополк самовольно объявил себя великим князем Киевским. Святополк воспользовался тем, что Борис был в походе. Однако святой и не собирался противиться этому решению. Он распустил своё войско со словами: "Не подниму руки на брата своего, да еще на старшего меня, которого мне следует считать за отца!".

Вот только Святополк все равно боялся, что Борис захочет отнять у него престол. Он приказал убить брата. Борис знал об этом, но не стал скрываться. На него напали с копьями прямо во время молитвы. Случилось это 24 июля 1015 года (6 августа по новому стилю) на берегу реки Альты. Своим убийцам он сказал: "Подходите, братия, кончите службу свою, и да будет мир брату Святополку и вам". Тело Бориса привезли в Вышгород и в тайне ото всех положили в храме во имя святого Василия Великого.

Вскоре Святополк убил второго брата. Глеб в то время жил в Муроме. Глеб тоже знал, что его хотят убить, но междоусобная война для него была страшнее смерти. Убийцы настигли князя в устье реки Смядыни, рядом со Смоленском.

Почему Бориса и Глеба канонизировали?

Бориса и Глеба канонизировали как страстотерпцев. "Страстотерпец" — это один из чинов святости. Святой, который принял мученическую смерть за исполнение Божьих Заповедей. Важная часть подвига страстотерпца — то, что мученик не держит зла на убийц и не сопротивляется.

При написании текста были использованы материалы сайта