Народный журнал. Две награды

Все остальное время старшим в Барабихе был управляющий Франц Иванович Нейман. Лет десять назад, будучи послом в Пруссии, граф Гущин привез тамошнего кучера Франца Неймана с собой в Россию. Нейман был расторопен, услужлив. Граф подумал и назначил немца своим управляющим.

Вместе с графом съезжались в Барабиху человек до тридцати разных господ. Устраивались развлечения. Каждый год новые. То охоту на медведей придумают, да еще так, чтобы обязательно живых изловить. То кулачные бои меж мужиками, да так, чтобы непременно кого-нибудь насмерть. То санные катания. А вместо лошадей впрягут в розвальни молодых парней и девок и наперегонки заставляют бегать. Потом призы вручают тому, кто пришел первым. Только призы давали не тем, кто вез, а тем, кто сидел в розвальнях и погонял.

А тут сообщил граф своему управляющему, что приедет на Новый год. И к приезду нужно организовать театр. Граф писал, что артистов пришлет из Питера. А управляющему наказывал, чтобы он набрал из местных мужиков и баб людей, склонных к пению и играм на инструментах, и чтобы к его приезду был в имении свой хор и оркестр. Однако о театре и о музыке немец имел понятие малое.

То-то задал граф Гущин задачу своему управляющему!

Говорила Варвара, что не уйти Митьке от Мавры Ермолаевны. А получилось иначе. Только не так, как он сам думал.

По весне, как только появилась на лугу трава, барыня приставила Митьку к новому делу - пасти гусей.

Сделал Архип Митьке дудку. "Это, - сказал, - для каждого пастуха вещь первейшая". Варвара сшила торбу для хлеба, напутствовала: "Только смотри далеко от гусей не отходи. И упаси боже, чтоб в графские хлеба не зашли! Не ровен час, увидит сам Франца Иваныч, ужо тогда тебе будет".

А про немца Митька уже слышал, и не раз, и все недоброе.

"Этот Франца, - говорил Архип, - скупее свет не видывал. Он лошадям и то корм сам отсыпает".

"Немец-то антихрист, - шептала Варвара. - В церковь не ходит, постов не блюдет".

И чуть что, так пугала Митьку:

"Вот барыня продаст немцу - будешь знать!"

Пасти гусей Митьке нравилось. Угонит их лугом подальше от дома, развалится на траве. Гуси ходят, траву щиплют, а Митька на дудке играет. И так наловчился, что Архип только головой качал: "Ить и здорово это у тебя получается!"

И вот однажды - дело уже летом было - угнал Митька гусей лугом почти до гущинского парка. Сел на бережку, заиграл на дудке и не заметил, как гуси зашли в графские овсы. А в это время с горки от графского имения спускался на дрожках управляющий Франц Иванович и увидел гусей и Митьку.

О майн гот!* - воскликнул немец, повернул лошадь и съехал на луг.

* О м а й н г о т! (нем.) - О боже!

Вылез из дрожек, стал к Митьке красться. Переступил раз, два... и вдруг замер.

А Митьку ровно кто дернул. Обернулся - немец! Дудка сама из рук вон. А тут еще увидел гусей в овсах и совсем оробел. Вскочил - бежать!

Стой, стой! - закричал немец. - О, ты есть музыкант!

Отбежал Митька в безопасное место, остановился. Взглянул - немец ничего такого дурного не говорит, а в сторону гусей даже не смотрит.

Иди сюда! - манит немец. - Я есть не злой человек.

Поколебался Митька, потом подошел, однако встал так, чтобы чуть что сразу бежать.

О, ты есть музыкант! - снова сказал управляющий. - Ты чей есть? спросил.

Барыни Мавры Ермолаевны, - ответил Митька.

Гут, - протянул немец. - Зер гут.

Потом нагнулся, поднял с земли дудку, покрутил в руке, усмехнулся. Порылся управляющий в кармане, достал кусок сахару, сунул Митьке; сел на коня и уехал.

Посмотрел Митька на сахар, хотел сгрызть, а потом спрятал в карман. Решил: как убежит - матери принесет гостинец. А про себя подумал: "Говорили - немец злой. Вовсе он и не злой".

Долго торговался немец с Маврой Ермолаевной. Наконец выменял Митьку на два мешка овса и старую графскую перину Перина и решила все дело. Уж больно хотелось барыне поспать на графском пуховике!

Привел немец Митьку в небольшую избу, сказал: "Здесь есть твой дом". Глянули на мальчика четыре женских глаза - два молодых, недобрых, два подслеповатых, старых, от которых повеяло домашним теплом.

Изба, куда привел управляющий Митьку, стояла тут же, на господском дворе. Жили в ней дворовая девка Палашка и тетка Агафья - барская повариха.

Вначале Митька всего боялся, а больше всего девки Палашки. Уже в первый вечер, когда ложились спать, Палашка стала кричать:

И кой черт этого кутенка сюда сунули!

Хорошо, заступилась тетка Агафья.

Тише! - крикнула она. - Чай, не своей волей.

И погладила Митьку по голове.

Не боись, - приговаривала, - не боись, соколик!

А потом, когда Митька познакомился с дворовым мальчишкой Тимкой Глотовым, то узнал, что от девки Палашки никому прохода нет. "Она немцу про всех доносит", - говорил Тимка.

Тимка рассказал Митьке и про другие дела, про то, что немец горькую пить любит. А как напьется, всех бьет и по-черному ругается. Рассказал Тимка и про ночного сторожа, деда Ерошку. Митька еще в первую ночь слышал, как кто-то все около их окон в колотушку бил. Это и был дед Ерошка. "Он трус, - говорил Тимка. - Всю ночь крутится возле вашей избы - это чтоб Палашка знала, что он не спит".

Тимка был старше Митьки, и ростом выше, и в плечах шире. Ходил все эти дни Митька за Тимкой, как телок за маткой, и во всем слушался. А еще Тимка рассказал про господскую псарню и про немого, что за псами ходил. Тимка водил Митьку смотреть на немого.

«Митьки» не хотят никого побеждать, но завоюют весь мир. Эту фразу часто повторял главный «митек» России Дмитрий Шагин, рассказывая о новом проекте своего творческого объединения. «Митьки» начали работу над продолжением фильма «Место встречи изменить нельзя», которое будет называться «Митьковская встреча эры милосердия». Сейчас авторы идеи проводят фотопробы актеров, а съемочный процесс должен начаться в середине марта.

Как заявил на пресс-конференции, посвященной этому событию, Дмитрий Шагин, на «Оскар». Уже известно, что в фильме будут сниматься певица Женя Любич (Варя Синичкина), художник Александр Ильющенко (Шарапов), актеры петербургского театрального товарищества «Комик-Трест» Наталья Фиссон (Манька Облигация) и Игорь Сладкевич (Груздев, дядя Миняй), а также рок-музыканты Вячеслав Бутусов, Олег Гаркуша, актеры Анвар Либабов, Александр Баширов и многие другие.

Художником по костюмам стала Татьяна Шагина. Сценарий написали Андрей Кузьмин и Дмитрий Шагин, который также выступит режиссером. Музыку к фильму напишет Андрей Суротдинов, скрипач, играющий в рок-группе «Аквариум».

Создание фильма приурочено к 80-летию Владимира Высоцкого, сыгравшего в многосерийном фильме «Место встречи изменить нельзя» Глеба Жеглова. Игровой фильм «Митьков» отчасти станет пародией на книгу Аркадия и Георгия Вайнеров «Эра милосердия». По сценарию, действие разворачивается в послевоенном Ленинграде, куда после ссоры с Жегловым переезжает Шарапов с женой Варей Синичкиной и ребенком. В это время в городе на Неве появляется банда «Черная кошка», которая промышляет разбоем и грабежами. На помощь ленинградскому уголовному розыску из Москвы вскоре прибудет сам Жеглов и его товарищи - Тараскин, Пасюк и Гриша Шесть-на-девять…

В фильме соединятся знакомые всем персонажи книги, реальные исторические факты и оригинальные идеи сценаристов - Андрея Кузьмина и Дмитрия Шагина. После войны в Ленинграде действительно действовала банда «Черная кошка». Ее тайну в фильме раскроют два друга, ленинградские дворники дядя Митяй, которого сыграет Дмитрий Шагин, и дядя Миняй (Игорь Сладкевич).

Дядя Миняй - фронтовик, повидавший жизнь, который вместе с дядей Митяем помогает прибывшему в Ленинград Шарапову. Эти два дворника - ключевые фигуры сюжета. По словам авторов сценария, они являются послевоенными «митьками». А Шарапов в митьковском фильме будет более рефлексирующий человек, более эмоциональный. В финале картины наступит эра милосердия, предсказанная братьями Вайнерами.

Идея снять этот фильм возникла не случайно. «Место встречи изменить нельзя» является культовой картиной для «митьков»: они более 30 лет делают работы, в которых фигурируют персонажи легендарного советского сериала, а также возникшая вокруг них мифология. Например, цитаты из фильма есть в самиздатовской книге Владимира Шинкарева «Митьки» 1984 года выпуска. К 60-летию Владимира Высоцкого «митьки» совместно с его сыном Никитой и культурным центром-музеем «Дом Высоцкого на Таганке» выпустили календарь с рисунками, в которых знаменитый бард предстает в образах прославивших его персонажей. Тогда же состоялась выставка «Но был один, который не стрелял», посвященная теме «Митьки спасают Левченко» (один из персонажей фильма «Место встречи изменить нельзя», фронтовой друг Шарапова). Эту выставку посетил Аркадий Вайнер и одобрил такое развитие сюжета.

Все это, как и новый фильм «митьков», идейно связано с такими проектами, как: «Митьки дарят свои уши Ван Гогу», «Митьки отбирают пистолет у Маяковского», «Митьки помогают Штирлицу», «Митьки приносят Ивану Грозному нового сына», а также с фильмом 20-летней давности «Митьковские песни на крейсере Аврора».

Творчеству «митьков» свойственно переосмысление как высокой художественной культуры и исторических персонажей, так и сюжетов массовой культуры, которые стали частью зрительского сознания.

«Дело в том, что Левченко, фронтовой друг Шарапова, которого застрелил Жеглов, наш любимый герой из фильма «Место встречи изменить нельзя». И мы решили, что он все-таки должен выжить. Отчасти поэтому мы решили снимать продолжение картины. «Митьки» хотят исправить ошибку Жеглова», - рассказал Дмитрий Шагин.

По словам актера Игоря Сладкевича, в картине, которая будет черно-белой, предстанет прекрасный и неузнаваемый Санкт-Петербург. Для съемок выбираются такие необычные места, как, например, старая коммуналка без капремонта с уникальной действующей печью, на которой Варя Синичкина будет жарить яичницу. Игорь Сладкевич подчеркнул, что главным действующим лицом в фильме все-таки выступит Ленинград и его душа - «это будет чувствоваться во всем: во дворах, в разговорах, в особом духе и укладе жизни».

Продолжительность будущего фильма составит примерно час. Как ожидается, на создание картины потребуется около года. Создатели планируют показывать свою «Эру милосердия» на фестивалях и телевидении. Проект носит некоммерческий характер.

По словам директора «Комик-Треста» Татьяны Кондаковой, которая тоже , артисты «Комик-Треста» давно дружат с Дмитрием Шагиным и успешно с ним сотрудничают. Она отметила, что фильм снимается исключительно благодаря энтузиазму авторов, создателей и актеров.

«Мы добываем профессиональную аппаратуру, костюмы, договариваемся с друзьями на киностудиях. Все делаем своими силами. Просим реквизит у всех горожан, которые могут его предложить и располагают вещами послевоенных времен. Мы намерены с помощью краудфандинга собрать некоторую часть средств на проект. Пока мы думаем о сумме, которая нам необходима. Общий бюджет картины - 20 млн рублей, но мы не хотим всю эту сумму собирать через краудфандинг. Деньги нам нужны на те сцены, которые требуют значительных затрат, работы нескольких камер, трюков. В общем, сюжет фильма - очень неожиданный, и это будет удивительная история», - рассказала Татьяна Кондакова.

«Мы делаем народное кино, которое должно быть выдвинуто на «Оскар» от России, и оно получит эту награду. Не меньше! Только так! По-другому быть не может! «Митьки» никого не хотят победить, но завоюют весь мир!» - резюмировал Дмитрий Шагин.

ЮЛИЯ ИВАНОВА

Роман-газета детская № 6, 2011

Сергей Алексеев

История крепостного мальчика

Окончание. Начало см. в № 5 за 2011 г.

Беглый

По тракту из Москвы в Петербург мчался на тройке молодой офицер.

Мчался офицер по срочным делам, даже в новогоднюю ночь ехал. Верстах в трёх от почтовой станции, что возле села Чудова, ямщик вдруг осадил лошадей. Слез с козел, нагнулся.

Что там? - крикнул офицер из санок.

Мальчонка, никак... - ответил ямщик. - Замёрз, должно быть. Морозище-то какой!

Ну, давай его сюда, - сказал офицер и приподнял укрывавшую ноги доху.

Положили мальчонку на дно санок, в тёплое место. Отогрелся он, отошёл, шевельнулся. Приоткрыл офицер доху.

Ты кто? - спрашивает.

Молчит найдёныш.

Ты кто? - повторил офицер.

Митька я, Мышкин, - ответил мальчонка.

Мышкин! - усмехнулся офицер. - Да как тебя сюда занесло?

Беглый, небось, - ответил за Митьку ямщик. - По всему видать - беглый.

Н-да, - произнёс офицер. - Так что же нам с тобой делать?

Да что делать! - ответил ямщик. - Сдадим его, ваше благородие, на станции - там разберутся.

Впереди как раз мелькнул огонёк. Санки подъезжали к селу Чудову. Соскочил ямщик с козел, отбросил с ног офицера доху.

Вылазь и ты, беглый, - сказал Митьке.

Офицер пошёл на станцию, ямщик замешкался у лошадей, а Митька - раз! - и в сторону.

Вышел офицер со смотрителем станции, а Митьки и след простыл.

Тут был, - стал оправдываться ямщик. - И куда он девался? Утёк, небось, как есть утёк. Шустрый такой, не зря что беглый.

Бог с ним, ваше благородие, - сказал смотритель. - Много их тут, беглых, шатается.

Двинул офицер ямщика по затылку рукой и опять ушёл в дом. Угнал и ямщик лошадей. А Митька в это время сидел за сугробом в придорожной канаве, не зная, как быть. И вдруг видит - подают новую тройку. Вышел офицер, сел в санки. Тогда Митька выпрыгнул из канавы, догнал санки и пристроился сзади на полозьях.

Резво бегут свежие кони, разлетается из-под полозьев снег, взлетают санки на ухабах - только держись! Держится Митька, слететь боится. Под дохой сидеть было тепло, а теперь холодно. Жмётся Митька, трёт ладошкой щёку, а сам чувствует - замерзает. И не стало у Митьки больше сил сидеть сзади. Покрутился, покрутился и стал пробираться по саночным распоркам к сиденью. Долез, смотрит - офицер спит. Приподнял тогда Митька край дохи - и шмыг в санки! И сразу стало тепло, хорошо. Свернулся калачиком и заснул.

Проснулся Митька оттого, что кто-то тормошит его за плечо. Открыл сонные глаза. Смотрит, над ним стоит офицер.

Ты как здесь?

Митька всё и рассказал. Засмеялся офицер.

Вот я тебя сейчас властям сдам! - говорит, а у самого на лице улыбка. Понравился, видать, офицеру Митька.

Чувствует Митька, что офицер про власть просто так, чтобы припугнуть, говорит.

Повёл офицер Митьку на станцию. Накормил и опять спрашивает:

Так что же нам с тобой делать?

Возьми с собой, барин, - произнёс Митька.

С собой! - усмехнулся офицер. - В Питер?

Возьми, барин! - просит Митька. - Да я тебе всё, что хошь, буду делать. На дудке играть буду!

На дудке? - переспросил офицер. - Ну, разве что на дудке. - И опять улыбнулся.

Ночь была новогодняя. Выпил офицер чарку, потом вторую. В глазах появились весёлые огоньки.

Может, если бы не выпил офицер в эту ночь лишнюю рюмку, так бы и остался Митька на большой дороге. Да от вина человек добреет. Взял гвардейский офицер с собой Митьку в Питер.

В Питере

И началась у Митьки новая жизнь. Живёт он в самом Питере, на Невском проспекте, у поручика лейб-гвардии императорского полка Александра Васильевича Вяземского.

Гвардейский поручик Митьке нравился. Молод, весел поручик. Ростом высок, статен, а как наденет парадный мундир - глаз не оторвёшь. А главное - Митьку не обижает. И Митька в лепёшку готов разбиться, лишь бы угодить поручику. Кофе научился варить. Сапоги чистил так, что они за версту блестели; за табаком бегал, парик расчёсывал. Был Митька вроде как денщик.

Заспорили как-то поручик Вяземский с драгунским майором Дубасовым, кто важнее: офицер гвардейский или армейский.

Гвардия есть опора царя и отечества! - кричал Вяземский. - Гвардии сам Пётр Великий положил начало.

Опора, да не та, - отвечал Дубасов. - Гвардейские офицеры - одно только название, что гвардия. Сидите в Питере, на балы ходите. А кто за вас отечество защищает, кто кровь проливает? Мы, армейские офицеры.

Обозлился тогда Вяземский, полез в драку. Только Дубасов был умнее - драться не стал, а бросил к ногам поручика свою перчатку: вызывал Вяземского на дуэль - стреляться.

А вечером поручик вернулся. Весел, насвистывает что-то. Бросился Митька к нему.

Ну как? - спрашивает.

Что - как?

Ну, дувель эта самая...

А, дуэль! - усмехнулся поручик. - Что дуэль... Застрелил я его. Вот и всё. - И щёлкнул Митьку по носу. - Только утром это ещё было.

А у Митьки от этих слов как-то и радость прошла. «Чего стрелялись? - думает. - За что человека убили?»

На войну

Не сошла поручику дуэль с рук.

Про убийство майора Дубасова узнала сама императрица Екатерина Великая. Приказала она разжаловать поручика из гвардейских офицеров и направить в действующую армию.

А в это время как раз война с турками шла. Русские осадили турецкую крепость Измаил. Под Измаил и послали Вяземского.

И стал он теперь не гвардейский офицер, а просто поручик армейский.

Плохи наши дела, - сказал поручик Митьке. - Опять на войну. Да нам не привыкать! На войне ещё интереснее.

И Митька думает: интереснее. А всё же из Питера уезжать жаль. Да и не знает Митька, что с ним будет. Говорит поручику:

А что со мной будет?

Поедешь, - отвечает Вяземский, - в Рязанскую губернию.

Во те раз! - опешил Митька. Смотрит на поручика, чуть не плачет.

Походил, походил, а потом подошёл к Вяземскому, говорит:

А возьми меня, барин, с собой!

Как - с собой? - удивился поручик.

На войну, - отвечает Митька.

На войну?

На войну.

Так что ты там будешь делать?

Турка бить буду, - говорит Митька.

- «Турка»! - расхохотался поручик. А сам подумал: «Может, и взять?»

И вот помчались поручик и Митька через всю Россию на перекладных от Балтийского до самого Чёрного моря. Менялись тройки, летели вёрсты, проносились сёла и города. Митька сидел важный: Митька на войну ехал.

Измаил

Неприступной считалась турецкая крепость Измаил. Стояла крепость на берегу широкой реки Дунай, и было в ней сорок тысяч солдат и двести пушек. А кроме того, тянулся вокруг Измаила глубокий ров и поднимался высокий вал. И крепостная стена вокруг Измаила тянулась на шесть вёрст. Не могли русские генералы взять турецкую крепость.

И вот прошёл слух: под Измаил едет Суворов. И правда, вскоре Суворов прибыл. Прибыл, собрал совет.

Как поступать будем? - спрашивает.  

Отступать надобно, - заговорили генералы. - Домой, на зимние квартиры.

- «На зимние квартиры»! - передразнил Суворов. - «Домой»! Нет, - сказал. - Русскому солдату дорога домой через Измаил идёт. Нет российскому солдату дороги отсель иначе!

И началась под Измаилом новая жизнь. Приказал Суворов насыпать такой же вал, какой шёл вокруг крепости, и стал обучать солдат. Днём солдаты учатся ходить в штыковую атаку, а ночью, чтобы турки не видели, заставляет их Суворов на вал лазить. Подбегут солдаты к валу - Суворов кричит:

Отставить! Негоже, как стадо баранов, бегать! Давай снова!

Так и бегают солдаты то к валу, то назад. А потом, когда научились подходить врассыпную, Суворов стал показывать, как на вал взбираться. «Тут, - говорит, - лезьте все разом, берите числом, взлетайте на вал в один момент».

Несколько раз Митька бегал смотреть Суворова. А как-то Суворов приметил Митьку и спрашивает:

Что за солдат?

Солдат гренадерского Фанагорийского полка! - отчеканил Митька.

Ай-ай! - удивился Суворов. - Солдат, говоришь?

Так точно, ваше сиятельство! - ответил Митька. К этому времени Митька уже научился рапорт как следует отдавать.

Посмотрел Суворов на Митьку, подивился, говорит:

Ну, раз солдат, так другое дело. Солдатам у нас почёт. - Снял Суворов свою шляпу и низко Митьке поклонился.

Только дело на этом не кончилось. Вызвал, оказывается, в тот же день Суворов поручика Вяземского и приказал Митьку домой отправить.

Загрустил Митька. Да и поручик привык к мальчику, отпускать не хочется. Тянули они с отъездом. А чтобы Суворову и генералам на глаза не попадаться, сидел Митька больше в палатке, всё выходить боялся.

Между тем русская армия подготовилась к бою. Суворов послал к турецкому генералу посла - предложил, чтобы турки сдались. Но генерал ответил: «Раньше небо упадёт в Дунай, чем русские возьмут Измаил».

Тогда Суворов отдал приказ начать штурм.

«Вставай, барин!»

Отдёрнул Митька полог палатки, стал смотреть. Палатка как раз так стояла, что из неё крепость была видна. Только сейчас была ночь, туман, и Митька ничего не видел. Лишь слышал громыханье пушек и ровный гул солдатских голосов.

А когда наступил рассвет, Митька разглядел, что русские уже прошли ров, поднялись на крепостной вал и по штурмовым лестницам лезли на стену.

Шла стрельба. Над крепостью поднимался дым. На стене, один к одному, словно воробьи на изгороди, сидели турки. А вокруг крепости - и прямо перед собой, и слева, и справа, куда хватал глаз, - видел Митька, как двигалось, как колыхалось и плескалось со всех сторон огромное солдатское море. И казалось Митьке, что это вовсе и не солдаты и Измаил не крепость, а гудит перед ним, перекатывается и воет огромный пчелиный рой.

И вдруг внимание Митьки привлёк русский офицер. Опередив других, офицер уже был почти на самой стене. Он ловко карабкался по лестнице, взмахивал шпагой и что-то кричал. Присмотрелся Митька - и вдруг признал Вяземского.

Вот поручик пригнулся, вот снова выпрямился... Вот свалил выстрелом высунувшегося из-за стены турка.

Ура! - закричал Митька. - Ура!

А поручик уже на стене. Ещё никого нет, а Вяземский там. Стоит, машет шпагой. Сбило с поручика шляпу, сорвало парик. Развеваются по ветру русые кудри. Отбивается поручик от турок и снова что-то кричит и кричит. И вот Вяземский уже не один, рядом с ним русские солдаты. Прыгают солдаты по ту сторону стены.

И вдруг видит Митька, как поручик хватается за бок. Роняет шпагу... Минуту держится... Потом приседает, неловко поворачивается и падает вниз.

Барин, барин! - кричит Митька, выбегает из палатки и бросается к крепости.

Подбегает к стене, хватается за штурмовую лестницу.

Ты куда? Смерти захотел?!

Митька не ответил. Кто-то схватил его за ногу.

Пусти, дяденька! - Митька выдернул ногу и кошкой полез вверх.

Влез, глянул вниз - и чуть не вскрикнул. Там один на одном, крест-накрест и просто так лежали побитые солдаты: русские, турки - все вместе. А совсем рядом, в узких запутанных улицах Измаила, шёл бой и неслись крики... Страшно стало Митьке; хотел повернуть назад, потом перекрестился, закрыл глаза и прыгнул внутрь крепости.

Крадётся Митька у самой стены, смотрит, не видать ли поручика. И вдруг видит: из-под убитого турка торчит знакомый сапог и шпора знакомая. Подбежал Митька, отвалил турецкого солдата, а под солдатом лежит поручик Вяземский.

Барин, барин! - закричал Митька. - Вставай, барин!

А Вяземский лежит, не шелохнётся. Приложил Митька ухо к груди поручика - дышит. Тихо, но дышит. Обрадовался Митька - и опять своё:

Вставай, барин, вставай! - Трясёт Митька поручика за плечо.

А Вяземский словно и не живой.

Взял тогда Митька поручика за ворот мундира и по земле потащил из крепости. Тяжело мальчишке - в поручике пудов до пяти, - но тащит. Плачет, но тащит. У самых ворот столкнулся Митька с Суворовым.

Ты как здесь? - удивился Суворов.

Да я... - начал было Митька и растерялся. Стоит, вытирает слёзы.

Посмотрел Суворов на Митьку, на раненого.

Поручик Вяземский? - спрашивает.

Митька кивает головой.

Тот, что крепостную стену первым взял? Митька опять кивает.

Крикнул Суворов солдат, приказал унести героя. А Митьку подозвал к себе, отодрал за ухо и сказал:

Беги вон, и чтобы духу твоего тут не было.

Медаль

Два дня и две ночи просидел Митька в санитарной палатке у постели поручика Вяземского. На третий день поручик пришёл в себя, признал Митьку.

А ещё через день пожаловал в палатку Суворов.

Узнал Митька Суворова - спрятался. Поручик было привстал.

Не сметь! Лежать! - крикнул Суворов. Подошёл к постели Вяземского. - Герой! - сказал. - Герой! Достоин высочайшей награды. - И спрашивает: - А где твой денщик?

Так я, ваше сиятельство, отправил его в Рязанскую губернию, - отвечает Вяземский.

Так, - говорит Суворов. - Дельно, хорошо, когда офицер исправен. Похвально. А то ведь вралей у нас - о-о - сколько развелось!

Так точно, ваше сиятельство! - гаркнул поручик и думает: «Ну, пронесло!»

А Суворов вдруг как закричит:

Солдат гренадерского Фанагорийского полка Дмитрий Мышкин, живо ко мне!

Притаился Митька. Не знает, что и делать. А Суворов снова подаёт команду. Выбежал тогда Митька:

Слушаю, ваше сиятельство! - и отдаёт честь.

Улыбнулся Суворов.

Дельно, - говорит, - дельно! - Потом скомандовал «смирно» и произнёс: - За подвиг, подражания достойный, за спасение жизни российского офицера жалую тебя, солдат гренадерского Фанагорийского полка Дмитрий Мышкин, медалью!

Подошёл Суворов к Митьке и приколол медаль.

Митька стоит, руки по швам, не знает, что и говорить.

А Суворов подсказывает:

Говори: «Служу императрице и отечеству».

Служу императрице и отечеству! - повторяет Митька.

Дельно, - говорит Суворов, - дельно! Добрый из тебя солдат будет!

Потом повернулся Суворов к Вяземскому, сказал:

Думал я тебя представить к высочайшей награде, а теперь вижу: зря думал. Негоже себя ведёшь, поручик: приказа не выполняешь, командира обманываешь.

Покраснел поручик, молчит. И вдруг блеснули хитринкой глаза, и выпалил:

Никак нет, ваше сиятельство!

Что - никак?

А как же я мог приказ выполнить, - говорит Вяземский, - коль дороги назад не было?

Ай-ай! Не было? - переспросил Суворов. - Может, и вралей не было?

Дорога солдату домой, - ответил Вяземский, - через Измаил ведёт. Нет дороги российскому солдату домой иначе!

Посмотрел Суворов на поручика, крякнул, ничего не ответил. А через несколько дней пришёл приказ простить Вяземскому дуэль с Дубасовым и отправить назад, в Питер. Видать, понравился ответ поручика Суворову.

Простились поручик и Митька с армией. И ехали они опять через всю Россию на перекладных от самого Чёрного до Балтийского моря. И снова менялись тройки, снова летели вёрсты, снова проносились сёла и города. Митька сидел гордый и медаль щупал. Солдат с войны ехал.

Прощай, Вяземский!

Митька, друг ты мой, никогда тебя не забуду, никому не отдам! - говорил Вяземский.

Появился вскоре у поручика новый товарищ - капитан Пикин. Взглянул Митька на капитана: глаза навыкате, нос клювом, губы поджаты, на всех смотрит косо и даже ходит не как все, а как-то боком, правое плечо вперёд.

Соберутся, как бывало, у поручика приятели. Все смеются, кричат. А капитан сядет в стороне, молчит, не улыбнётся. Начнут офицеры про политику спорить, про дела государства говорить, заведут речь о мужиках: мол, неспроста мужики волнуются, так и жди нового бунта. А капитан спорящих прервёт, скажет: «Мало с них шкуру дерут! Мало помещики порют - вот и распустились мужики! Вон Митька твой - и не поймёшь, где холоп, где барин».

Заговорят офицеры про войну, про Измаил, Суворова вспомнят. А капитан и здесь своё слово вставит. «Суворов выскочка, счастливый, в сорочке родился. Вот и везёт».

«И чего это терпит его поручик?» - думает Митька.

А терпел Вяземский капитана потому, что любил Пикин играть в карты. Уж никто и не хочет, а капитан играет. На картах они и сдружились.

Как и раньше, собираются у поручика молодые офицеры, да только Митьке уже перестали казаться хорошими прежние вечера. Митька уже и на дудке играет не так охотно, и вино разносит с опаской. Боялся Митька Пикина: чуял, что беда от него пойдёт.

Так оно и случилось.

Сели как-то офицеры играть в карты. Вошли в азарт. Играли до полуночи, и все проигрались. В выигрыше был лишь один капитан Пикин. Разошлись другие по домам, а капитана поручик не отпускает.

Играй, - говорит, - ещё.

Как же с тобой играть, - отвечает капитан, - ты уже всё проиграл!

А поручик:

Нет, играй.

Отказывается Пикин.

Играй, - настаивает поручик. - В долг, - говорит, - играть буду.

Нет, - возражает Пикин, - в долг не играю, хватит.

Понял Митька, что дело плохим кончится, подошел к поручику, говорит:

Барин, спать пора.

А поручик резко оттолкнул Митьку и опять к капитану:

Ставлю мундир!

Ну, и снова проиграл Вяземский. Вошёл поручик в ещё больший азарт. Смотрит по сторонам, на что бы ещё сыграть. А Митька опять подходит, говорит:

Барин, спать пора.

Посмотрел поручик на Митьку, блеснул в глазах огонёк, и вдруг говорит капитану:

Вот на Митьку ставлю. Митьку словно огнём обожгло.

А капитан Пикин снова сдаёт карты и приговаривает:

Что ж, Митьку так Митьку. Вот он у меня узнает, кто холоп и кто барин! Сыграли, и снова проиграл поручик.

Митька! - закричал Пикин. - Собирай свои вещи, да медаль смотри не забудь! Будешь у меня при медали сапоги чистить.

Митька не отозвался.

Встал капитан, вышел на кухню: смотрит, а Митьки не видно. Вбежал Вяземский:

Никто не отзывается.

Митька! - снова закричал поручик. А Митьки словно и не было.

Ушёл Митька.

Смотрит Вяземский - только дверь на улицу слегка приоткрыта да лежит в углу забытая Митькой дудка.

Неожиданная встреча

Третий день кривой Савва жил в Питере. Привёз Савва из Закопанок солёные огурцы, продавал вёдрами.

Огурцы солёные! Солёные-мочёные! Кому солёные? - надрывал он глотку.

Да только мало кто покупал. Огурцов на базаре и без того хоть пруд пруди.

На четвёртый день с самого утра Савва опять стоял около своих кадок - отмерял огурцы. А рядом с бочками лежала большая краюха хлеба. Савва по куску от неё отламывал и ел. Вдруг видит - чья-то рука тянется к краюхе хлеба. Схватил он руку. Обернулся - мальчишка. Посмотрел - Митька.

Признал и Митька кривого Савву - растерялся.

Жив! Ить те жив! - вскричал Савва. - Ух, радость-то какая! А мы тебя похоронили. Ещё в тот год узнали, что ты от господ убёг. А потом сказывали: уже по весне нашли в лесу замёрзшего мальчишку. Так мы думали... Ан нет, жив-таки!

И рассказал Савва Митьке и про отца, и про мать, и про всю Закопанку.

Жизнь-то в Закопанке совсем расстроилась, - говорил Савва. - Распродали господа мужиков. Старосту Степана Грыжу - так и того продали. А родителев твоих, - говорил Савва, - сосед, князь и енерал Юсуповский, купили. Помещик-то у них добрый. А наши-то господа совсем разорились. Лесок, что по ту сторону речки, продали. Землицу, что от старой баньки шла, тоже продали. И из дворовых всего два человека осталось - девка Маланья да я. Кривой - никто не берёт. Эхма, было времечко! - закончил свой рассказ Савва. - Другие нонче пошли времена.

А вы тут чего, дядя Савва? - спросил Митька.

Как - чего? Я теперь на месяц кажин раз в Питер езжу. Барыня посылают. Пшено вожу, редьку, огурцы. Оно дороже выходит... Да ты о себе расскажи, о себе.

Митька рассказал.

Ить дела! - проговорил Савва. Потом подумал, сказал: - Митька, завезу-ка я тебя до родителев. Вот уж радость будет! А там, глядишь, князёк ваш тебя и выкупит. Вот и заживёте все вместе!

Всю дорогу Митька только и думал, что об отце и матери.

Ехали по талому снегу. Бурлили ручьи. Светило солнце. И Митьке было легко и радостно.

Дядя Савва, - спрашивал Митька, - а кот Васька жив?

Жив, жив, - отвечал Савва. - Чего ему не жить!

Дядя Савва, а барин, говоришь, он добрый, выкупит?

Выкупит, - отвечал Савва. - Вот крест - выкупит!

Как и обещал, привёз Савва Митьку домой.

Аксинья! - позвал. - Аксинья! Принимай гостя.

Выбежала Аксинья, увидела Митьку, онемела от счастья. А потом как заголосит, как заплачет! Схватила Митьку, целует.

Ох ты мой родненький! - причитает. - Похудал... Ох ты мой ненаглядный!

Вышел Кузьма, посмотрел на сына, признал не сразу.

Что стоишь? - крикнула Аксинья. - Чай, сын прибыл... Митя, Митенька! - И снова заголосила.

На шум выбежал кот Васька. Посмотрел на Митьку, мяукнул; подошёл, выгнул спину, задрал хвост и стал тереться о Митькины ноги.

Признал, признал! - воскликнул Савва. - Ить ты, паршивец, признал!

А Митька стоял, вытирая рукавом намокшие глаза. И не знал, плакать или смеяться.

Митька был счастлив.

Блаженный

Князь Гаврила Захарьевич Юсуповский был генералом русской армии. Под Фокшанами генерал получил тяжёлое ранение в голову, вышел в отставку и поселился в своём новгородском имении. Занялся генерал хозяйством. Усадьбу привёл в порядок, дом перестроил. Накупил дворовых, тягловых мужиков прикупил. Выписал садовника из Питера и повара. И пошло генеральское хозяйство в гору. Барин был добр. Мужиков не обижал, на Пасху и Рождество гостинцами баб одаривал, а в день святого Гаврилы раздавал всем по пять копеек медью и бочку браги выкатывал.

Только стали мужики вскоре замечать за барином какие-то странности. Забываться стал временами, на себя всякое наговаривал. То возьмёт в рот кинжал, бегает по двору и кричит: «Турок я! Турок!» То положит на порог голову и заплачет: «Пугачёв я, Емелька, рубите мне, вору и разбойнику, буйную голову!» А ещё, когда грянет, бывало, гром, бледнел барин и начинал шептать: «Война, война, снова турка в поход идёт!»

В день приезда Митьки побежал Кузьма к князю, бросился в ноги.

Не откажи, барин! - просит. - Уж пожалей, откупи сынка у графа Гущина!

Рассказал Кузьма генералу про Митьку, стоит на коленях, просит.

Вот оно как! - удивился генерал. - На войне, говоришь, был?

Был, был! - зачастил Кузьма. - Медаль с той войны привёз.

Меда-аль? - протянул генерал.

Приказал князь привести к нему Митьку.

Падай, падай барину в ножки! - подталкивает Кузьма Митьку.

А Митька по-солдатски отбил шаг, подошёл к генералу и докладывает:

Солдат гренадерского Фанагорийского полка Дмитрий Мышкин прибыл!

У Кузьмы от удивления скула отвалилась. «Ну, всё испортил», - решил.

Оказывается, нет. Взглянул генерал на Митьку, сказал:

Вольно. - Потом обошёл вокруг Митьки, осмотрел со всех сторон, медаль пощупал и ответил: - Ладно. Откуплю.

Кузьма бросился целовать барскую руку. А генерал вдруг как закричит:

Не трожь, не трожь, сейчас взорвётся!

Отскочил Кузьма, стал неловко кланяться и пятиться к выходу.

Что с ним, тять? - спросил потом Митька.

Блаженный, - ответил Кузьма.

И вот снова живёт Митька в родительском доме. И снова помогает отцу и матери.

А вечером все соберутся в светёлке. Отец что-то стругает, мать веретено крутит. А на печи сидит кот Васька и, как прежде, смотрит на Митьку хитрым взглядом. И всем хорошо. И мирно трещит лучина, и от каждого вздоха, словно живое, колышется яркое пламя.

Счастливого пути тебе, Митька!

Пообещал барин откупить Митьку, да позабыл. Вспомнил уже через год, летом. Послал генерал к графу Гущину своего управляющего, а когда тот вернулся, вызвал Митьку.

Шёл Митька к господскому дому, а у самого тяжесть какая-то на душе. И небо было серое, и полыхали где-то зарницы, и истошно петухи голосили. А у самого подъезда увидел Митька тележку - точь-в-точь как у немца Неймана была.

«Откуда такая?» - подумал.

Э, - произнёс генерал, когда вошёл Митька, - да ты, говорят, смутьян!

Митька растерялся.

Говорят, в графском имении дом сжёг и ихнего управляющего, немца, погубил. Было такое дело? - спрашивает генерал.

Было, - отвечает Митька.

Генерал поднял брови, с удивлением посмотрел на Митьку, как будто бы впервые видит.

Э, да ты на самом деле смутьян! Иди сюда. - И повёл Митьку в соседнюю комнату.

Вошёл Митька - и замер. Смотрит - стоит в комнате солдат, а рядом с ним девка Палашка.

Он, он! - закричала Палашка. - Ирод, убивец! - бросилась она к Митьке.

Митька - в сторону. А барин его раз - и за руку: «Стой!» Рванулся Митька, а генерал опять: «Стой!» Схватил тогда Митька стул, поднял над головой, закричал:

Уйди, барин! Уйди - не пожалею!

Ах, злодей! - взвизгнул генерал, но остановился. А потом как закричит: - Хватай его, вяжи!

Бросились к Митьке солдат и Палашка, а он к окну, только - бемц! - звякнули стёкла. Распахнулись от удара створки. Выпрыгнул Митька на улицу, прямо во двор, как раз к самым дрожкам. И в это время грянул гром, прошумел грозным раскатом. Вздрогнули кони, забили копытами. Митька - в возок, схватил кнут и полоснул лошадей во всю силу. Те взвились и понеслись к выходу. А ворота закрыты. И вдруг одна створка открылась. Вторую-то уже кони с размаху вынесли сами. Пролетая, увидел Митька кривого Савву.

Выбежали генерал, Палашка и солдат на дорогу, а Митька уже далеко. Только шарахаются из-под колёс замешкавшиеся куры да остался у самой дороги раздавленный гусь. Промчались кони через село, перемахнули вброд речку, вынесли на бугор и, поднимая пыль, понеслись полем.

Утёк! - кричала Палашка. - Снова утёк.

И опять грянул гром. Блеснула молния. Генерал побледнел, схватил солдата за руку, зашептал:

Турка, снова турка войной идет... - Потом как закричит: - Смирно! Из всех орудий пли!

Солдат растерялся. Схватил ружьё, стрельнул. А девка Палашка вдруг умолкла, разинула рот и не знала, куда смотреть: то ли на барина, то ли туда, где на поле, на самом бугре, всё ещё держалась пыль, и кони - эхма, господские кони! - уносили злодея и ирода Митьку Мышкина.

Прощай, Митька! Счастливого тебе пути и большой удачи!

Митя Мышкин жил в селе Закопанка. Когда мальчику исполнилось десять лет, случилась беда - решила барыня продать всю семью Мышкиных. Торги шли на базаре в Чудово, в ряду рядом со скотным. Кривой Савва, которого тоже продавали, подучил Митьку реветь, как только покупатель подойдёт - тогда, глядишь, и не купят. День подходил к концу, а на закопанских мужиков спросу не было. Митька уже успокоился, но тут подошла старая барыня и пожелала купить одного мальчика, хотя продавалась вся семья. Напрасно ревел Митька, напрасно голосила его мама Аксинья, купили мальчишку за три рубля.

Барыня Мавра Ермолаевна была помещицей из бедных. Детей у неё не было, муж-офицер погиб на войне, и барыня жила на пенсию. Крепостных в хозяйстве было двое, Архип и Варвара. Жизнь в доме Мавры Ермолаевны была скучна и тягостна. Вставала барыня с рассветом, следила за хозяйством, кормила гусей, после обеда почивала, и в восемь вечера ложилась спать. По субботам она порола своих крепостных розгами, «чтобы уважали».

Пожалел Митька Архипа и Варваару, да и спрятал розги под барскую перину. Мавра Ермолаевна сразу заподозрила мальчика и посадила в гусятник, пока не сознаётся. Испугался Митька злого гусака, махнул палкой и сломал ему шею. А тут барыня и розги нашла. Пороли Митьку долго и больно. Потом взяла барыня мальчика в дом, себе в услужение. Тяжело пришлось Мышкину: у барыни бессонница, и ему спать нельзя. Да и попадало Митьке не раз. Решил мальчик бежать, стал у барыни расспрашивать, куда дорога от усадьбы ведёт, нарвался на очередную порку, но бежать не передумал.

Глава вторая. Даша

Усадьба Мавры Ермолаевны граничила с обширными владениями графа Гущина. Управлял графским имением немец Франц Иванович Нейман. Сам граф приезжал в имение только на новый год, с кучей гостей, и затевал разные забавы. Вот и сейчас написал граф управляющему, что посылает в Барабиху артистов из Питера, и велел собрать хор и оркестр из местных мужиков и баб.

Митьку тем временем приставили гусей пасти. Архип выстрогал ему дудочку, и мальчик наловчился на ней играть. Пас как-то Митька гусей на границе с графским имением. Франц проезжал мимо, услышал, как мальчик на дудочке ловко играет, и выкупил его у Мавры Ермолаевны за два мешка овса и старую графскую перину. Поселили Мышкина вместе с доброй тёткой Агафьей и злющей дворовой девкой Палашкой, которая доносила немцу обо всём, что творится в Барабихе.

Имение было огромное, с хозяйственными постройками и псарней, которой командовал Федька, немой и страшный мужик с рваными ноздрями. Собрал немец музыкантов со всех графских деревень, а осенью и артисты приехали. К удивлению Митьки, труппа тоже оказалась крепостной. Об этом мальчику рассказала одна из артисток, девочка Даша, родителей которой тоже продали.

Дети подружились. Митька похвастался подружке, что собирает сухари, чтобы бежать к родителям в Закопанку. Похвастался - и пожалел: понравилось Мышкину в этом большом имении. Но пути назад не было. Однажды ночью Митька решился бежать, но у тайника, где хранились сухари, его поймала Палашка. Мальчик укусил девку за руку и ушёл. В погоню отправили Фёдора с собаками. Тот мальчика настиг, но Францу не выдал, спрятал у себя на псарне. Через несколько дней Митьку обнаружили и пороли розгами. Досталось и Фёдору. Мальчик понял, что псарь совсем не страшный, а ноздри ему рвали за службу у Емельяна Пугачёва. После порки Митька поправлялся на псарне, Даша и Фёдор не отходили от него, и было мальчику хорошо, как дома.

Между тем наступила зима. Францу не нравилась дружба детей - она отвлекала Дашу от подготовки к новогоднему представлению. Даша была вынуждена попросить Митю не приходить к ней. В день генеральной репетиции Митька не выдержал и тихонько пробрался в зал - уж очень ему захотелось взглянуть на Дашу. Порхая по сцене в лёгком наряде бабочки, девочка оступилась и упала. Франц занёс над ней палку. Тут выскочил Митька и заслонил собой подружку. Даша схватила его за руку и выбежала на мороз.

Мышкин принёс её назад, но поздно - Даша застудила лёгкие. В новогоднюю ночь девочка умерла. Подождав, пока имение уснёт, Митька подпёр колом дверь дома управляющего, набросал под окна соломы и поджёг. Сбежавшиеся дворовые хотели спасти немца, но Фёдор не позволил: стал с дубиной у двери. Франц сгорел, а Митька в ту же ночь ушёл

Глава третья. Гвардейский поручик

Митька выбрался на большой тракт, где его, полузамёрзшего, подобрал молодой гвардейский офицер, направлявшийся в Петербург. Довёз офицер Мышкина до станции, хотел сдать как беглого, но мальчик улизнул, юркнул обратно в сани. На следующей станции офицер Митьку обнаружил, посмеялся и взял себе. Стал Митька денщиком у поручика лейб-гвардии императорского полка Александра Васильевича Вяземского. Новый хозяин оказался добрым, весёлым, рассказывал интересные истории о войне с турками, и мальчик служил ему не за страх, а за совесть.

Вскоре Вяземский поспорил с одним драгунским майором. Произошла дуэль, после которой лейб-гвардейский офицер превратился в армейского поручика и отправился в действующую армию. Митьку он хотел отправить в своё имение, но мальчик уговорил барина взять его с собой на войну «турка бить».

Так и попал Митька к турецкой крепости Измаил. Брать неприступную крепость приехал сам Суворов. Как-то раз великий полководец заметил Митьку, и велел Вяземскому отправить ребёнка подальше от войны. Поручик с отъездом тянул, и мальчику приходилось безвылазно сидеть у него в палатке.

Штурм Измаила начался ночью 11 декабря 1790 года. Наблюдая издали за боем, Митька заметил поручика - тот первым забрался на стену крепости, а потом упал, раненный в бок. Митька бросился спасать барина, пробрался во взятый Измаил и вытащил поручика из боя. У ворот Митька столкнулся с Суворовым. Тот отодрал мальчишку за ухо, а потом наградил медалью за храбрость и преданность.

Через несколько дней Вяземскому простили дуэль, и отправился поручик обратно в Питер. Митькой офицер гордился и клялся никому не отдавать. В Питере у Вяземского завёлся новый друг - капитан Пикин. Суворова он называл выскочкой и считал, что холопов следует держать в строгости. Вяземский терпел Пикина только потому, что тот не знал меры в карточной игре. Однажды начали они играть, и проиграл Вяземский своего верного Митьку. Не стал Мышкин ждать, пока его капитану отдадут, ушёл.

Глава четвёртая. Добрый барин

Через несколько дней после побега Митька встретил на рынке кривого Савву. Тот рассказал, что владельцы Закопанки совсем разорились, а родителей Митьки продали генералу Юсуповскому. Савва взялся отвезти мальчика к родителям, которые его давно уже похоронили.

Князь Гаврила Захарович Юсуповский, генерал русской армии, вышел в отставку из-за тяжёлого ранения в голову и занялся хозяйством. Барин был добр, но порой с ним случались странные приступы, и дворня называла генерала «блаженным». В день приезда сына Кузьма Мышкин кинулся барину в ноги, и тот согласился выкупить мальчика у графа Гущина - уж очень понравились генералу военные подвиги Митьки.

Неделю прожил мальчик спокойно, а потом пришлось мальчику барина развлекать. То в карты с ним играет, и все проигрывает, чтобы генералу можно было его по носу колодой отшлёпать. То затеет генерал военную муштру - опять Митька отдувается. Даже императрицей Екатериной Великой мальчику пришлось побывать. А странности князя с каждым днём всё усиливались.

Кривого Савву Юсуповский тоже вскорости выкупил. Стал Митька вместе с ним на базар в Питер ездить, и как-то встретил там тётку Агафью. Она рассказала, что немого Фёдора на каторгу сослали за то, что «немца порешил и дом поджёг». Тут Митька и проговорился, что это он дом поджёг.

Уже год Митька с родителями жил, когда Юсуповский вспомнил, что так и не выкупил мальчика. Послал он к графу Гущину своего управляющего. Тот разузнал в графском имении о поджоге и Палашку с солдатом привёз Мышкина арестовывать. Вызвали Митьку. Тот вошёл, увидел Палашку, выбил стулом окно - и к дрожкам, которые у дома стояли. Только его и видели. Удачи тебе, Митя Мышкин!

Митьку Семушкина в подразделении звали не иначе, как "изобретатель". Эта кличка прилипла к нему после тяжелых и изнурительных боев под Бамутом, когда деревенский сержант так "насобачился" отвесно стрелять из подствольного гранатомета, что совершил солдатский подвиг. Подвиг, за который не давали орденов, но по всему полку пошел слух о его "целкости".

Они шли по лесу, когда вдруг натолкнулись на серьезную по численности группу боевиков. "Чехи", что называется, "дали со всех стволов", был короткий и кровопролитный лобовой бой, и обе стороны, не желая по дури терять людей, откатились в разные стороны. Наши, как и учил их генерал Шаманов, стали ждать "брони". По рации сообщили, что к ним на горную дорогу спешат три "коробочки" - три БМПэшки и одна "восьмидесятка" - танк "Т-80" с активной броней. Шаманов говорил: "Мне люди дороже, я спешить не буду, не возьму склон сегодня, возьму завтра, снесу "Градами" и "восьмидесятками", главное, чтобы вы были целы и вас потом дождались дома невредимыми".

Такая позиция страшно бесила боевиков. Они соглашались биться и умирать вместе с русскими, но совершенно не были готовы захлебываться землей и кровью под осколками "Града" на виду нахально загорающей под горным солнцем российской армии и всего "мирового сообщества". Тогда они и объявили за голову "Шамана" премию в 50 тысяч долларов. Объявили так, на всякий случай, вдруг из жадности какой-нибудь придурок из шамановской армии по пьяни застрелит генерала и уйдет в горы. Чего только на войне не случается. Но таких у Шаманова не нашлось, как не нашлось и у Рохлина.

Ребята из роты Семушкина залегли вдоль поваленных деревьев, лениво постреливая в сторону чеченцев. Те так же лениво отвечали, что называется, "в никуда". И тут в горной лесистой лощине раздался громкий голос чеченца.

Ну что, сволочи! Получили? Мы вас сегодня будем... мать вашу! - И так разошелся он по матушке, что ребята даже приуныли. Мат этот продолжался без остановки минут двадцать. А "коробочки" все не подходили. И тут кто-то из бойцов начал стрелять на звук. Это раззадорило "духа" еще больше.

А ты попади, Ерема! Руки у тебя не на то заточены, раб! Тебе бревна таскать, а не с винтовки стрелять, Митяй!

Митька услышал свое имя. "Вот сука, а! - подумал сержант. - Ну ладно, посмотрим!"

Митька стал прикидывать, где же засела эта сволочь. Так вроде получалось, что чеченец засел в ямке, прямо на дне высохшего ручья. В той ямке, в которую Митька сам упал, когда неожиданно начался этот бой. Стал прикидывать, сколько шагов он поднимался от ямки.

Митька задрал свой автомат, считал что-то про себя. "Ну, с Богом!". "Подствольник" с характерным звуком выплюнул гранату. Через несколько секунд раздался приглушенный хлопок. И тишина. Чеченец замолчал.

Вскоре подошли "коробочки" и "восьмидесятка". Бой был короткий, не более пяти минут, боевики быстро отошли дальше в горы, а наши взяли лощину и следующую возвышенность, с которой открывался просто идеальный вид на горную дорогу.

Осматривая поле боя, ребята с удивлением нашли "чеха"-матершинника. У него была оторвана челюсть и снесена половина лица. Митькина граната аккуратно попала ему в рот. Это был, что называется, "высший класс", который в Чечне пару раз показывала только "десантура". Митьку с тех пор окрестили "изобретателем" и "миллиметровщиком".

Прошла весна, заканчивалось лето, закончились бои, начались вялотекущие переговоры. Подразделение Митьки Семушкина теперь стояло на дурацком блокпосту на развилке дороги из Аргуна в Грозный. Дурацком потому, что место это было открыто всем ветрам, там нельзя было спрятаться, и обстреливали его чуть ли не каждую ночь. И хотя все точки вокруг были ребятами пристреляны, они так никого и не завалили из стрелявших в них боевиков. Да с едой стало туго, снабжать начали со скрипом.

Эх, тушеночки бы! А? Уже месяц мяса не ели, и баранов нигде нет, - сказал один боец.

За мясом перестали ходить месяц назад, когда трое бойцов ушли днем в пригород Аргуна и не вернулись. Их головы нашли на следующее утро минеры из Ханкалы, осматривавшие дорогу на предмет заложенных ночью "подарков" - 152-миллиметровых снарядов, из которых арабы искусно делали управляемые по проводам фугасы. Медики потом уточнили, что головы ребятам отрезали "на живую".

Митька чистил автомат, он занимался этим делом чуть ли не пять раз в день. А что еще было делать на блокпосту днем? Проверяли проезжающий транспорт нехотя. Занятие это было дрянное и бесполезное. "Трясли" багажники мирных чеченцев с горящими от ненависти глазами. Боевики свободно проходили в трехстах метрах южнее ночью. Кого хотело обмануть начальство - неизвестно. Все равно получалось так, что днем Чечня вроде была наша, а по ночам - боевиков.

Семечек бери, да? - К блокпосту подошел мальчишка-чеченец лет восьми. Ахмед торговал семечками, мелкими, черными и приставучими, как липучки. Но ребята брали семечки за символическую мелочь.

Иди, деньги кончились...

Бери так, потом заплатишь. - У Ахмеда были крупные черные глаза и грязный лоб. Одет он был в драный свитер, явно не со своего плеча, и стоптанные башмаки.

Потом тоже денег не будет, иди.

Ахмед уставился своими глазищами на автомат Митьки и зеркальную поверхность отполированного "подствольника", на лежащие рядом гранаты от него.

А ты продай это... - он показал грязным пальцем на рожок с патронами и гранату от подствольника.

Чтобы меня потом из этого и шлепнули? - криво усмехнулся Митька.

Нэт, это продадут в горы, далеко. А вы купите мяса. Семечки бери, да? Так даю... - Ахмед отсыпал семечек на мешок с песком.

Ахмед болтался на блокпосту часов пять. Все смотрел на проезжающую мимо "броню".

"То ли семечками торгует, то ли танки наши считает, хрен разберешь. Ведь взяли двух мальчишек у въезда на базу в Ханкале, тоже семечками торговали, а на самом деле на четках в кармане считали, сколько единиц бронетехники ежедневно перебрасывается в горы, а сколько в Грозный, - подумал Митька. - Здесь вообще хрен в чем разберешься, кроме того, что подавляющее большинство - враги, что бы тебе ни говорили в дневное время". Но идея с гранатой запала ему в голову...

Через пару недель на блокпост пришли минеры.

Ну что, братцы, как живете? Небось, долбят по блоку каждую ночь, да?

Долбят, - ответил Митька, - да мы боимся больше, чтобы сверху гранату не кинули, тогда всем хана. Крыши-то ведь нет. А от пуль мешки хорошо держат, окаменели уже.

Ничего, мы вам тут все вокруг заминируем, хрен кто подойдет. Только одну змейку проложим, по ней и ходите, поняли?

Митька вовсю помогал саперам, ему было интересно, как укладывается мина, как ставятся гранаты на "растяжках". Минеры ему все подробно рассказывали.

А вот такую штуку видел? - Один из них показал Митьке странный запал. - Это мы в трофеях нашли, нестандартный, без замедления. Раз - и все, в дамках.

Ну-ка, дай взглянуть... - Митька потянулся к запалу. - Подари, а?

Да бери, мне-то что, все равно в стандартные наши "штучки" не годится.

Полдня работы, и вокруг блокпоста появилась колючая проволока и таблички "мины". Минеры долго показывали искусную "змейку" Митьке и его товарищам. Уехали.

Как водится, через пару дней о "змейке" уже знал Ахмед и даже различал ее среди нагромождений колючей проволоки.

Ну что, мяса не надумали купить? - Ахмед улыбался и вновь раздал ребятам мелкие, противные семечки.

Митька отвел в сторону Ахмеда, о чем-то с ним долго говорил. Ахмед ушел и вернулся с пятью банками тушенки. Ребята в этот вечер устроили настоящий пир - бахнули сразу три банки тушенки в котелок с кашей. Наелись, что называется, от пуза.

Митька, ты ему часом не боеприпасы торганул, а? - спросил сослуживец Вася, выковыривая спичкой мясо, застрявшее между зубами.

Не бойся.

Что значит, не бойся? Нас и долбанут из этого рожка, ты что думаешь! Что делаешь, "изобретатель"?

Я сказал, не бойся, и закончим на этом.

На этом и закончили разговор. Вскоре легли спать, оставив часового. Весенняя прохладная ночь была тихая, безветренная, но звездная. Митька лежал на лежаке, сбитом из патронных ящиков на спине, и смотрел на небо. Рядом храпели товарищи.

"Вот ведь красота какая... Только бы гранату не кинули", - пришло ему в голову - он услышал какой-то шорох со стороны пресловутой "змейки". Молча сполз на землю, взял автомат, сжался в комок, готовый к прыжку. Это шестое чувство - предчувствие опасности - не раз спасало ему жизнь. Аккуратно разбудил соседа.

Миха, вставай... Да тихо ты...

И тут случилось непредвиденное. Тишину рванул взрыв гранаты. Прогремело почему-то не на блокпосту, а где-то там, на "змейке".

Не докинули, что ли?

Пара автоматных очередей в сторону взрыва. Ответной стрельбы не последовало. Ребята не спали до утра, сжимая автоматы, готовые к нападению со всех четырех сторон.

Утренний туман прояснил ситуацию. Митька под прикрытием тумана пошел по "змейке" и увидел лежащее на колючей проволоке, подброшенное взрывом тело. Это был старик из соседнего селения, примыкающего к пригороду Аргуна. Митька не помнил его имени, знал только, что это был дед Ахмеда. Взрывом ему оторвало руку, и большой осколок вошел в голову прямо через каракулевую шапку. Сама шапка была отброшена взрывом и валялась рядом, на минном поле. Лицо убитого старика было злобно и напряжено, на нем даже не успело появиться удивление случившимся.

Вот те на, старый, а туда же... Даже и не понял, что случилось...

О подрыве доложили наверх, приезжали две комиссии - от армии и от правозащитных организаций. Первые догадались, что произошло, но молчали с глубокомысленными лицами, вторые - все пытались доказать, что старик зашел на минное поле и подорвался на мине блокпоста, а не шел с гранатой в руке. Но это не получилось, и "правозащитники" молча уехали.

Сами ребята были довольны случившимся. О них вспомнили, привезли и питание и воду на месяц вперед. Митька варил кашу в предвкушении того момента, когда забабанит туда аж три банки тушенки. Рядом кипятился нормальный чай.

И все-таки, Митяй, что произошло, а? "Колись", "изобретатель"... - ребята ждали разъяснений.

Да просто все, мужики. Есть хочется, а боеприпасы продавать - самому дороже будет. Короче, взял я детонатор у минеров нестандартный. Сточил его о кусок асфальта. Да в ручную гранату и засунул. Ну и обменял малышу Ахмеду на тушенку. Детонатор-то без замедления.

Ребята затихли.

Вот дела... Это значит, Ахмед подставной был, деду гранату отдал и о "змейке" рассказал, а дед и пошел, одной "эфкой" хотел сразу всех нас замочить. "Змейку" прошел, чеку-то выдернул, думал, вот и кинет в нас. А граната сразу и взорвись... И нету деда, - сказали ребята.

Ну, ты действительно "изобретатель"!

И нас накормил, и жизнь всем спас. А деду поделом, одним старым ваххабитом меньше.

Ахмед больше к блокпосту не подходил. Прием, использованный Митькой-изобретателем, не сговариваясь, в первую чеченскую повторяли российские военнослужащие не раз. Голь на выдумки хитра, но еще хитрее российский военнослужащий, попавший в сложные обстоятельства, голодный и предприимчивый. Чего только не "изобретали". Вот некоторые примеры. Брали невскрытую цинку с патронами и варили ее более 16 часов в кипятке, затем продавали боевикам. С виду патроны целые, цинка целая, но боеприпасы уже не стреляют. За пять баранов давали чеченцам "напрокат" БТР с условием, что боекомплект после использования заменят и что нападать они будут на блокпосты других частей. Правда, БТР перед этим основательно минировали, да так, что он взрывался после первого выстрела из крупнокалиберного пулемета. Эти формы нестандартного ведения войны придумывали сами военнослужащие, придумывали тогда, когда в Москве собирались идти с бандитами "на мировую", а стрелять по боевикам было запрещено.

Мить, а придумай еще что-нибудь, а? Ну, "изобретатель", давай!