Жаркий полдень. За автобусом, набитым журналистами и блогерами, тянется густой пыльный шлейф. Внезапно – автоматные очереди и крики: люди в масках перекрывают дорогу.

Без всяких любезностей мужчины с АК врываются в салон. Всего несколько мгновений — и напуганные пассажиры с мешками на головах и связанными руками лежат лицами в пол в проходе. Террористы начинают допрашивать своих жертв, гремят выстрелы, а из раций напавших доносится «Аллах акбар!». Для пущей убедительности – тяжелый армейский ботинок на спине: кожей чувствуется каждая бороздка на подошве.

Так многообещающе начался очередной, уже восьмой по счету «Военный дискурс» — семинар по экстремальной журналистике, устраиваемый Министерством обороны. Окунув гостей полигона «Берег» в воды реки Или и только после этого сняв с них мешки, «террористы» (на самом деле, конечно же, опытные инструкторы и бойцы спецназа) начали учить работников прессы хитростям выживания.

Самое страшное

Организаторы поставили перед собой непростую, но крайне важную задачу: научить журналистов не паниковать в стрессовых ситуациях и выбираться из них как минимум живыми. Жажда, голод, боязнь плена, темноты и незнакомой местности, агрессивная природная среда – извечные спутники тех, кто с камерой и диктофоном отправляются в горячие точки.

Перед началом похода инструкторы делятся опытом подготовки. Так, с собой необходимо иметь пару сменной обуви, комплект теплой одежды и, разумеется, аптечку для оказания первой помощи.

Из премудростей: ни одна лямка на рюкзаке не должна торчать и «кучерявиться», тяжелые вещи нужно укладывать на дно так, чтобы они не давили на спину, а даже банальные пластиковые бутылки желательно оборачивать в черный носок: пластик бликует при свете луны и в ночном переходе грозит сделать незадачливого хозяина жертвой не слишком добродушных террористов-душегубов. Соблюдение элементарных требований личной гигиены и вовсе не обсуждается, даже если «в походе все стерильно».

После краткого брифинга журналистов и блогеров на двух вертолетах забрасывают в зону высадки среди голой степи. При этом пилоты делают несколько витков над местностью, чтобы «клиенты» окончательно потеряли ориентацию в пространстве. После этого – 15-километровый марш по сопкам, крутые подъемы и не менее крутые спуски. Именно на них, кстати, и отдаешь должное совету про лямки – любой болтающийся кусок материи цепляется за колючие кусты.

Кстати, на весь суточный переход на человека выдается всего полтора литра воды. На жаре, в раскаленной степи. Пожалуй, это и есть основное испытание –

перебороть жажду, пить небольшими глотками и при этом продолжать идти с огромным рюкзаком

Без еды идти можно — без воды нет.

Впрочем, проблема с нехваткой воды все-таки решаема: влагу из реки (в данном случае – Или) можно отфильтровать с помощью подручных средств. Для этого у обычной пластиковой бутылки отрезается дно, под продырявленную пробку подкладывается платок или бинт, а внутрь слоями последовательно укладываются песок, перегоревшие древесные угли (или активированный уголь), мелкие камни и мох (либо вата или губка). Вода фильтруется и просачивается через крышку. Пахнет, конечно, дымком, но пить вполне можно – особенно если не полениться и прокипятить ее на костре. Существует и более простой способ – обеззараживающие воду таблетки, которые продаются в каждой аптеке.

После такой воды с вами точно ничего не случится: проверено на себе

Тем временем смеркается, а до места ночевки еще идти и идти. Последний участок пути проходит уже в темноте и тревожной тишине: люди измотаны и напуганы. Добавляет огонька хитро замаскированная засада, однако на сей раз «террористы» ограничиваются несколькими очередями из автоматов, намекая на свое незримое постоянное присутствие. Именно поэтому во время перехода инструкторы строго-настрого запрещают громко говорить, хрустеть ветками и включать фонари.

Спустя шесть изнурительных часов наконец дается команда разбивать лагерь. В качестве еды, кстати, армейский сухпаек – консервы, галеты и повидло. Все вполне съедобно и даже вкусно, но вот только есть почему-то совсем не хочется – видимо, так на организме сказывается стрессовая непривычная ситуация.

За воротами крепости

После ночевки на берегу Или и сбора палаток, спальных мешков и прочего имущества начинается финальный рывок – еще около пяти километров пути, сначала вверх по узкому ущелью, а затем вниз. На спуске миражом появляется средневековая восточная крепость-декорация, построенная для съемок фильма «Кочевники».

Кажется, что до нее уже рукой подать, но вновь гремят автоматные очереди. Опять засада. Люди в масках появляются на склонах ущелья и молниеносно отправляют журналистов в уже ставшее привычным положение – лицом в землю. Ни одного, в отличие от «Дискурсов», шанса убежать. Позже на это замечание один из организаторов улыбнется и скажет: «Мы тоже учимся».

Затем пленников грузят в армейский «КамАЗ», в пути знакомые «спецэффекты» в виде рвущих уши выстрелов в замкнутом пространстве, криков и затрещин.

Когда вооруженные люди завозят тебя в крепость, появляется недвусмысленное ощущение Ближнего Востока с его террором, бесконечными войнами и прочим «колоритом». Кажется, еще немного – и что-то пойдет не так, расстреляют по-настоящему.

Но тут после финальной «проверки на стрессоустойчивость» можно наконец выдохнуть – под аплодисменты инструкторов пленникам возвращают свободу, а бывшие пять минут назад злыми террористами бойцы спецназа улыбаются и с удовольствием фотографируются. Правда, не снимая масок.

В сухом остатке – два инсценированных, но до синяков и ссадин реалистичных захвата, серьезный марш-бросок с минимальным запасом воды и множество новых навыков выживания. К чести коллег, никто из них не паниковал и не устраивал истерик. Но после марша многие выглядели исхудалыми и абсолютно потерянными.

Зачем все это Министерству обороны? Ответ очевиден: ради безопасности самих работников СМИ. В экстремальной ситуации им придется надеяться только на себя и своих товарищей, однако бесценный опыт бойцов армейского спецназа, несомненно, повысит шансы на выживание каждого, кто прошел через «Военный дискурс».

Подготовка по противодействию конвенциональным методам ведения допросов. Что это значит?

Это значит, что все действия ведутся в рамках соблюдения женевской конвенции, и военнопленный не подвергается пыткам. Понятно дело, что соблюдение таких норм все равно очень относительное. Но, однако же, военнопленный на протяжении своего плена сохраняет целостность организма. Это главное.

В такой ситуации все зависит исключительно от вашей физической и психологической выносливости. То есть пока вы голодный, не пивший и не спавший, твердите «Янки–Чарли–Виски–Шесть–Шесть», и ничего не случится. Максимум - слегка попинают, не дадут спать пару–тройку дней, вы будете страдать от голода и жажды, но шансы на то, что вы ничего не скажете и вам за это ничего не будет, достаточно высоки.

Конечно, есть некоторые моменты.

Так, например, если вы обладаете реально ценной и важной информацией, то на вас будут пахать. И допрашивать вас будет не «interrogator» - следователь, а «enlister» - вербовщик.

Это специалисты, которые не только умеют задавать каверзные вопросы, но и опытные психологи, которые прекрасно умеют читать язык тела и великолепно сами им пользуются. То есть невербальные сигналы, которые вы будете пытаться генерировать практически в любом состоянии. Так же это будут специалисты в области распознавания лжи. Да–да, знатоки того самого «если вы, отвечая на вопрос, поднимаете глаза вверх - то вы врете, если вниз - говорите правду». Дело в том, что подобные вещи поставляют информацию только при комплексном рассмотрении. Каждый признак в отдельности практически ничего не стоит. Ну да ладно, не о том речь.

Фактически, в рамках конвенционального допроса вы вообще можете ничего не говорить. И вам за это ничего не будет. Ну может немного попинают, и не дадут пить, жрать и спать. Тяжело, но переживаемо. Особенно это касается ситуаций, когда вы являетесь носителем той самой важной информации. И с каждой минутой ее оперативно–тактическая важность уменьшается.

Это только в кино, зная, что боец попал в плен, его командование говорит: «Он им ничего не скажет!», и действует по старому плану. В реальной жизни то, что вас взяли в плен - это уже ошибка пленившей стороны. Почему? Да потому, что теперь у них есть максимум сутки на то, чтобы вас «чисто» расколоть и получить данные. Так как за сутки своим уже станет понятно, что боец пропал без вести и скорее всего попал в плен. А значит, все планы надо менять, чисто так, на всякий случай.

Небольшая ремарка по поводу «важности информации»

Даже если вы простой пехотинец, в звании рядового, и пришли в часть месяц назад, вы все равно владеете важной информацией. Просто потому, что вы знаете то, чего может не знать противник (или не знает точно). Достаточно сдать ФИО командира, и противнику станет известна часть, в которой вы служите. А дальше к делу подключится армейская разведка, и спустя пару часов будет известен боевой потенциал вашей части, связанные подразделения, потенциальная роль ее в действиях войск.

Короче говоря, просто фамилия вашего командира может дать в итоге очень много информации о ситуации в зоне боевых действий.

Поэтому просто молчите. Чтобы было проще, талдычьте всякую хрень, бессмысленный набор букв и цифр например. Самое главное, выберите тот набор, который легко запоминается, и в котором вы не собьетесь. Тогда, если допросы будут продолжаться долго, может произойти ситуация, когда вы находясь в состоянии измененного сознания (а вы в нем будете, не жрамши и не спамши), просто поверите в то, что вы даете им какую–то осмысленную информацию, а они, тупые скоты ее не воспринимают. Это спровоцирует внутреннее состояние злобы, и соответственно, увеличит вашу эффективность в противодействии допросам.

Как этому научиться осмысленно?

Вопрос сложный. Дело в том, что 95% военнослужащих не проходят подготовку по противодействию допросам. Просто по той причине, что подготовка к конвенциональным методам ведения допросов сводится к тому, что «Несите пургу, все равно ничего вам за это не будет…»

Все остальное зависит от личностных физических и психологических параметров человека, и его личной замотивированности. Те же рассказы про «спецназ» и их устойчивость на допросах базируются именно на замотивированности бойцов, на сохранение информации о своей группе/подразделении в тайне, и качественной физподготовке, которая позволяет переносить боль и бытовые неудобства намного легче, чем обычному бойцу/человеку. А не на каких то там супер–секретных техниках.

Так что занимайтесь своей физической формой, создавайте себе вескую мотивацию, и каноничный допрос, в рамках женевской конвенции вы либо выдержите полностью, либо расколетесь тогда, когда информация, которую вы можете дать, будет совершенно неактуальна.

Другой разговор, если речь идет о неконвенциональных методах ведения допроса

Любой человек, который понимает, что такое нормальный допрос, в ситуации, когда интересующаяся сторона не стеснена в средствах, вам скажет, что в данном случае факт того, что вы расколетесь - это вопрос времени. Причем временной диапазон, в котором вы все расскажете, будет очень небольшой.

Дело в том, что в подобных случаях целостность психики и организма человека не играет совершенно никакой роли для дознавателя. Ему нужна только информация. По большому счету, самый быстрый и простой вариант - это довести человека до состояния «Да дайте мне уже сдохнуть!!»

И не давать ему этого сделать. Причем не давать максимально неприятным и болезненным способом. Вопросы психологии тут, как правило, не затрагиваются. Ломать человека психологически долго, да и нет особых гарантий, что это сработает. Человек, которого сломали психологически, с большей степенью вероятности просто замкнется в себе и, возможно, поедет крышей. И добиться от него чего то внятного будет практически невозможно.

Так вот, есть два момента с неконвенциональными методами ведения допроса. И их надо понять для себя максимально быстро:

После допроса меня убьют.

После допроса меня не убьют.

По большому счету, если вы реально знаете что–то, что очень нужно противнику и может навредить вашим коллегам, то в плен и вовсе лучше не попадаться. Но уж если так случилось, то суицид станет самым простым выходом из ситуации. Особенно если понятно, что после допроса вам и так не жить. Другой момент, что времени на этот самый суицид скорее всего не дадут. Потому как обрабатывать начнут максимально быстро после захвата.

Вообщем, хуже, чем экспресс–допрос в паре километров от места пленения (ага, прям в лесу на болоте), ничего нет, так как колоть будут быстро и жестко. Начиная от изъятия ногтей из пальцев рук, а то и ног (а это куда как неприятнее, чем из рук), заканчивая «светлячком» - это когда в головку МПХ вставляется спичка и поджигается.

Про нехитрые вещи, типа засыпания соли в раны, даже никто и не говорит. Кстати, засыпание пороха в раны, с последующим поджиганием не так распространено. Боль может оказаться настолько сильной (зависит от места ранения), что может вызвать анафилактический шок и смерть. Вам то хорошо, а вот захватившим не очень.

Поэтому, если понятно, что после допроса вас выведут за сортир и пустят пулю в затылок, лучше проявите изобретательность и найдите способ самоубиться. Ибо опытный специалист даже из тела с отрезанными века и губами, опаленным до состояния угля ху..м и порванным березовым поленом анусом получит нужную информацию - говорить то этот огрызок все равно может. А предел боли, которую может вынести человек, можно узнать, только попав в такую ситуацию. В принципе, даже со сточенными напильником зубами и деснами человек может промычать именно то, что нужно, да еще так, что бы тот понял, о чем речь. Так что не тешьте себя иллюзиями, лучше самоубейтесь.

Если же ситуация складывается таким образом, что после допроса вас оставляют в живых, значит это имеет смысл для захвативших. И скорее всего вы будете использованы либо для психологической обработки (см. американских летчиков, которых обрабатывали советские и вьетнамские спецы вплоть до суицидальных попыток от осознания того, что они творили), либо для последующего обмена на кого–то ценного со стороны своих. И в этом случае отбивная, которая и на человека то уже не сильно походит, ценности не представляет.

Забудьте о кино. Свои прекрасно понимают, что инвалидом без зубов, части лица, пальцев и гениталий, вы очень вряд ли будете благодарны за спасение.

Так вот, если вам ясно, что вас хотят оставить в живых по итогам получения информации, и допрашивающие сами в принципе заинтересованы в том, что бы вы были максимально целыми, то тут появляются некоторые варианты.

В первую очередь, надо понять, каким образом на вас будут воздействовать в случае сопротивления допросу. Как это узнать? Да все просто - молчите. Как только критическая масса будет достигнута, к вам применят первые средства внушения. Опять же, это сигнал для вас. Если просто бьют, это не страшно, значит скорее всего еще раз, а то и два, точно так же будут бить. Это не страшно. Избиение, не преследующее цели забить насмерть, как правило, очень точное и рассчитанное по болевым ощущениям. Разве что случайно порвут селезенку, и вы благополучно сдохнете, так ничего и не сказав. Вобщем молчите, пока к вам применяют «первый уровень» физического воздействия.

Как только вас перестают бить и приносят клещи, время начинать говорить. Захлебываясь кровавыми соплями (а после грамотного мордобоя это несложно), расскажите о себе, свое ФИО, где родились, кто родственники. Скорее всего, это вызовет реакцию одобрения. В любом наставлении по ведению допроса говорится о том, что главное - что бы «клиент» заговорил. Раз заговорил - значит готов к контакту. Это даст вам некоторое время на то, чтобы прийти в себя, оценить обстановку и собраться с силами. Тем более, что вас скорее всего начнут спрашивать в рамках заданных вами параметров. Про маму, про жену, про «ты ведь хочешь к ним вернуться», про детей - «им ведь нужен отец».

Плавно переходя на более актуальные вопросы типа:

Кто такой,

Где служишь,

Кто командир,

Тут есть один момент - никто в реальности не предполагает вызвать у дознавателя понимание и сочувствие, дурных нема. Но если вы сначала начнете молчать на эти вопросы, а когда вас начнут снова бить (скорее всего все таки бить), вы начнете завывая орать «я не могу!», «мне нельзя!», «я не предатель!», то, скорее всего, это опять вызовет остановку в действиях и попытку с вами снова поговорить.

Поймите такую вещь - патологических садистов среди дознавателей мало. А профессиональных пытошников (то есть людей, которые ЗНАЮТ, как надо делать, чтобы человек говорил), еще меньше. И совсем мало профессиональных пытошников–садистов. Почему? А у них очень высокая смертность допрашиваемых, увлекаются граждане.

Так вот, никакого удовольствия, скорее всего, все их действия им самим не приносят. Вы вообще своим молчанием вызываете у них раздражение - они тратят время тут на вас, вместо более приятного и полезного времяпровождения.

И если вы начнете стенать, что, дескать, вам нельзя говорить то, что от вас хотят узнать, то с большей степенью вероятности вас снова попытаются разговорить. Начнут объяснять, что в таких условиях это не предательство, что все ломаются, это только вопрос времени и той боли, которую вам придется вынести. Что они и сами не рады это все делать. А время то идет.

Ваша задача в данном случае начинать отвечать не с первого уровня вопросов, то есть не с тех, которые от вас хотят получить сразу. А с «нулевого», то есть вроде как и отвечаешь, и о себе, но не совсем то, что надо. И так на каждом этапе. Вас спрашивают об одном, а вы отвечаете на предыдущую группу вопросов, только более развернуто. Один хрен потом все равно ответите на все, что спросят. Но каждый этап у вас будет разбит и растянут на более продолжительно время, и у вас будут перерывы, в которые можно будет собраться с мыслями, а то и вовсе сознание потерять. В итоге от вас получат все, что вы бы и так сказали, но и вы будете целее, и время потянете куда более эффективно.

Что касается вранья. Или, умными словами - дезинформации

Во времена той же Великой Отечественной войны врать было проще, многие детали было тупо никак не проверить. Сейчас же, в наш век чудовищной информатизации, за полчаса о вас без каких либо слов с вашей стороны будет известно довольно многое, поэтому врать надо очень осторожно, желательно имея в голове конкретную легенду для дезинформации.

Дьявол - он в деталях, помните? Искаженные или неправильно указанные мелочи могут в итоге привести к совершенно ложной картине.

Так, например, сказать, что группой командует не майор, а капитан. Мелочь? Да. Но заставит тратить противника больше времени на проверку ваших данных. Или сказать, что в группе не 10, а 12 человек, а пулеметов не три, а один. Точно так же можно искажать мелкие детали, такие как время выхода, время нахождения «в поле». Это и противнику усложняет задачу, и вам не так обидно, что вы впринципе рассказываете ему информацию, которую не надо рассказывать.

Самое главное - врать не нагло и не откровенно. Заветы доктора Геббельса хороши только при работе с массами, но не с человеком с профессионально уставшими глазами. Ну и да, принцип выдачи дезинформации точно такой же, как и в случае с правдивой информацией. То есть вас так же пытают, пиздят и клещами откусывают кусочки пальцев, но вы даете им неточную информацию.

Опять же, чувство своей хитрости резко поднимает мотивированность на выживание в таких случаях. Самое главное - помните, что если вас поймали на вранье, вам пиз..ец. Скорее всего целостность и здоровье вам на допросе сохранить не удастся, вся полученная информация будет проверяться максимально быстро, а вас в это время будут профилактически пиз..ить.
________________________________________

Важная ремарка:

Обратите внимание, что достаточно часто употребляются выражения типа «скорее всего» и «с большей степенью вероятности», потому что сказать точно, что и как будет происходить, невозможно. Тут надо смотреть на то, как развивается ситуация вокруг. Универсальных рецептов нет, все равно каждый раз все по–другому, и собственно от того, насколько правильно вы оцените ситуацию, и будет зависит итоговый результат.

По поводу мотивации

Личная мотивированность - фактор очень важный. Пожалуй, не менее важный, чем физическая подготовка. Общеизвестен факт, что работать с фанатиками сложнее всего. Во–первых, они очень жестко замотивированы на свою смерть, во–вторых, на преданность своему делу и своим братьям по джихаду. По большому счету, все эти разговоры и накрутка на тему «боевого братства» и «своих не бросаем» рассчитано на создание у бойца мотивации максимально долго молчать. Чтобы братьев не подставить, плюс уверенность того, что тебя не бросили, дает надежду, что придут и освободят.

Каким образом вы сами себе создадите мотивацию, это ваше дело. Если мы возьмем в пример какой–нибудь постапокалипсис, где вы живете со своей семьей небольшой общиной, то главной мотивацией для вас будет их жизнь и здоровье. И тут очень сильно играет роль то, насколько они РЕАЛЬНО вам дороги. Поэтому вопрос создания мотивации - это момент очень тонкий, и неоднозначный.

По поводу техник отключения сознания, и прочих вещей, рассчитанных на противодействие пыткам

Легенд и баек по этому поводу ходит дикое количество. А реальные техники закопаны под такими ДСП, что их и упоминать страшно. Причина этому очень простая - этим техникам не учат военных. Никаких. Потому что военных надо учить тому, как в плен не попадаться, и не расходовать ценное время на всякую фигню. Подобные техники рассчитаны на обучение сотрудников оперативной и агентурной разведки (желающие могут вообще ознакомиться с «Аквариумом» гражданина Резуна, дабы проникнуться всей мощью и суровостью советской разведывательной машины).

Стабильности в мире нет, кругом очаги напряженности. И вероятность оказаться в горячей точке, в окружении недружелюбных людей с оружием, пугающе отличается от ноля.

1. Первые моменты самые важные

Как ты себя поставишь в эти первые минуты, так с тобой и будут общаться в дальнейшем. Держись с достоинством, знай себе цену, покажи, что можешь дать отпор и постоять за себя. Меньше говори, больше слушай. Не рассказывай о себе пока ничего. Не лезь со своими разговорами. Спросят - отвечай, не спросят - молчи. Никогда не стесняйся спрашивать сам. Любой мужской коллектив в замкнутом пространстве - это всегда немного театр, где внешняя атрибутика имеет значение. Поведение - та же самая атрибутика. На тебя будут смотреть: как держишься, как говоришь, какие слова употребляешь. Постарайся как можно быстрее понять, что здесь принято и допустимо, а что - нет. Смотри, что делают остальные, и делай то же самое. Когда поймешь, что к чему и кто есть кто, можно будет уже немного раскрепоститься.

2. Проблема веса

3. Установи контакт

В критической ситуации (например, в районе боевых действий вооруженные люди останавливают тебя на улице) самое главное - понять, к кому попал и на какой стадии накрученности люди находятся. Война - всегда повышенный уровень агрессии. Тут главное - не быть убитым на истерике. Неси что угодно, включай дурака, твоя задача - зацепиться языками и не быть убитым в первые пятнадцать минут. Тогда шансы повышаются. Основная цель - установить психологический контакт. Показать, что ты свой, ну или, по крайней мере, нейтральный.

4. Не изображай жертву

Никогда не ползай в ногах и не умоляй. Постарайся максимально сохранять достоинство, пока это возможно. Хотя это и сложно. Некая доля твердости - это уважается. Но и не перегибай палку. Не выпендривайся. Единственное, чего этим добьешься, - прикладом в лоб и в багажник. Помни, ты себе больше не власть. Власть - другие. Те, у кого оружие. И они могут - и будут - распоряжаться твоей жизнью.

5. Если начнут избивать, приседай

Постарайся максимально закрыться руками и коленями. Не строй из себя героя. Не смотри в глаза. И ни в коем случае не пытайся ответить ударом на удар. Убьют, и все. Постарайся казаться меньше, слабее и придурковатее. Выполняй все требования. Но опять же не унижайся. Будут грабить - отдавай все. Вообще все. Без машины можно уйти, с простреленными ногами - нет.

6. Тренинги по медицине и первой помощи бессмысленны

Парамедиком ты все равно не станешь, да и инструментов нет. В экстремальной ситуации о первой помощи знать нужно только одно: если что-то оторвало, вкалываем промедол и перетягиваем жгутом; если перебило артерию или крупный сосуд, вкалываем промедол и перетягиваем жгутом до максимума. Не до боли, боль здесь не показатель. Перетягивать нужно со всей силой, пока не сможешь уже закручивать дальше, потому что остановить кровотечение из бедренной артерии очень сложно. А если что-то пробило - живот или грудину - вкалываем промедол, затыкаем дырку, перебинтовываем. Потом ничего больше не трогаем и при первой возможности отдаем врачам.

7. Алкоголь и агрессивные, а тем более вооруженные люди - несовместимы

Не пей. Никогда. Если началась попойка - уходи. Доб­ром это не кончается. Никогда.

8. Беар Гриллс - это шоу

Не имеет к реальности никакого отношения. На самом деле все всегда хуже, сложнее и тяжелее. Голод - не самое страшное. Куда серьезнее холод и антисанитария, влекущие за собой всевозможные обморожения, нагноения, дизентерию, стрептодермию и экземы. При каждой возможности следует стирать белье, мыть ноги, руки, пах, подмышки, сушить обувь. Обычные потертости могут полностью вывести тебя из строя.

9. Будь всеяден

Но в чем наш английский спецназовский друг прав, так в том, что жрать и пить можно все, что угодно. Под Алхан-­Юртом, выйдя из-под огня, мы пили прямо из болота, хруст живых мальков на зубах помню до сих пор. В Грузии, выйдя из боя, пили из ручья, где выше по течению валялся труп теленка. В Грозном - из канавы, где лежала дохлая собака.

10. Дырку в теле можно затыкать чем угодно

Например, отлично подходят полиэтиленовые пакеты, сверху перемотанные скотчем. Смысл здесь в том, чтобы избежать пневмоторакса. Чтоб воздух внутрь не попадал. При ранении в грудину это самое опасное.

11. Начни заниматься спортом

Прямо сейчас. Когда все начнется - нагрузки возрастут в несколько раз. Бронежилет - шестнадцать килограммов, шлем - два, автомат - четыре, вещмешок с патронами - еще десяток, гранаты, жратва, фляга с водой, нож. Карандаш, в конце концов. Ты не представляешь, насколько тяжелым может быть карандаш. Передвигаться со всем этим в режиме «бежим-лежим» очень сложно.

12. Жир у собак надо срезать

Он горчит. Голубей надо бить в голову, иначе пуля вырвет все мясо, останутся только перья. Летящую утку из автомата не сбить, можешь даже не пытаться. Коровам стрелять за рога. Черепах и рыбу можно глушить гранатами или из РПГ. В остальном - мясо и мясо.

13. Садись на диету

Лично я на войне предпочитаю есть вообще раз в два дня. Во-первых, минимизируется одна из главных бытовых проблем на войне - поход на дальняк, что всегда доставляет массу неудобств. Срать в бронежилете с автоматом на коленях и одновременно пытаться контролировать обстановку - это очень неудобно, поверь. Да еще и растяжки кругом. Пошел в кусты, а вернулся без ног - очень частые случаи. А во-вторых, вообще лучше иметь пустой желудок: при ранении в живот меньше шансов перитонита.

14. Сломать можно любого

Мне, валявшемуся в собственной кровавой юшке на полу сортира в Моздоке, Саид, пытаясь стряхивать пепел на мое лицо, говорил: «Сломать можно любого, да, длинный?» Да. Сломать можно любого. Вопрос лишь времени и желания. А пытки ломают любого гарантированно, за исключением совсем уж единичных случаев. Но, поверь, шансы, что ты входишь в их число, невелики. Лучше не доводи до этого. Все равно они добьются от тебя того, что им нужно, но только к тому моменту ты уже будешь без пальцев и с разорванным кишечником.

15. Редко когда избивают так, чтобы действительно убить или сделать инвалидом

Но удары по внутренним органам опасны, даже если они не самые сильные. Сломанный нос лучше, чем разорванная селезенка. Постарайся защитить внутренности. Закрывай руками, коленями, сжимайся в клубок. При попадании в печень в правом боку взрывается нейтронная бомба, жжет, как адское пламя, - не можешь уже ни стоять, ни говорить. В общем, береги печень, Сеня!

16. Топленый снег уменьшается в объеме раз в десять

Из ведра снега получится котелок воды. Ну, это ты быстро поймешь. Весь дистиллят - снег или дождь - необходимо подсаливать, иначе просто невозможно напиться. Дистиллированная вода только вымывает вещества из организма. Чем больше пьешь, тем больше жажда. Нет соли - кинь щепотку золы. Но все же лучше живая прокипяченная вода - из реки, болота, лужи. Воду можно обеззараживать любой хлорсодержащей химией. Отбеливателем «Синева», «Белизной», «Доместосом». Плесни немного и дай постоять часа четыре. Не переборщи только, а то пить не сможешь.

17. Сигареты, спички, носки, солярка, водка, сладкое - это валюта

Постарайся иметь их как можно больше. Даже если не куришь и ходишь босиком.

18. Не вытирай сопли варежкой

Через два дня под носом сдерешь кожу, через три - экзема или вечно не заживающая язва. Экзему надо мазать любым кремом или добытым собачьим жиром (пункт 12). Стрептодермия хорошо лечится солнцем. Газета под носки и правда неплохо греет. Прокладки впитывают влагу. Варежки в выхлопе не грей, отсыреют. Положи лучше на двигатель, но смотри, чтоб не затянуло в ремни вместе с руками. Пуля из патрона легко вынимается пассатижами или иным способом бокового ломанья, порох поджигается иск­рой - от аккумулятора переносной рации или даже камнем о камень. Трассер дает сильный, хотя и короткий, огонь. Выстрели в кирпичную стену и, пока горит, разведи костер. Плавающей в миске с соляркой тряпкой хорошо топить печь. Дает ровный сильный жар, хотя и коптит нещадно.

19. Береги ноги

Здоровые ноги - это очень важно. Мне, например, никогда не удавалось найти валенки по размеру, они вечно натирали. В результате на одной ноге у меня было 13 мозолей, на другой - 18, две из них под ногтями, которые отвалились. Это превратило меня в практически неспособного ходить инвалида. А казалось бы, всего-то мозоли.

20. Война, тюрьма, любая экстремальная ситуация - это по большей части психология

Выживает не самый сильный. Выживает самый приспособленный. Тот, кто быстрее понимает, что к чему. В ком быстрее развиваются новые качества - способность чувствовать присутствие человека, быстро соображать, увеличить скорость реакции, принимать правильные или нестандартные решения. Налет цивилизации очень тонок, он слетает моментально. Человеческое уходит, остается животное. Но именно оно-то и помогает выживать. Война страшна не тем, что отрывает руки-ноги. Война страшна тем, что она отрывает душу. Как говорят, армия - это волчья тропа, по которой надо пройти, оскалив зубы. Но остаться при этом человеком.

21. Нечищеные зубы - первый шаг к апатии

А следовательно, и к смерти. Уходя в свой воображаемый мир, перестаешь адекватно реагировать на меняющиеся обстоятельства. В итоге допускаешь роковую ошибку. Именно поэтому солдат заставляют бриться и чистить зубы каждый божий день (вплоть до тумаков).

22. Если ситуация безвыходная - дерись

В моей армии дедовщина была махровейшая. Один раз мной выбили окно. Мне повезло, я упал не на улицу, а на пол. Лежал в кровавых соплях. Вокруг стояли пьяные обдолбившиеся героином ублюдки. «А давай его опустим?» Рядом с моим лицом лежал осколок стекла. Примерно с полметра длиной. В виде клинка. Я зажал его в рукаве. Поднялся. Вжался в угол. Отстали. Позже за эту вспышку сопротивления меня избили еще сильнее, но до таких крайностей больше не доходило.

23. Вся твоя предыдущая жизнь перестанет иметь значение

Ты будешь «весить» ровно столько, сколько «весишь» здесь и сейчас. Ни золото, ни квартиры, ни должности, ни марки твоих бывших автомобилей тебе веса не прибавят. Если у тебя в прошлой жизни был «мазерати», а в этой ты не умеешь добыть жратвы или снарядных ящиков для печки - ты говно. Городские люди вообще плохо приспособлены к экстремальным ситуациям. Лучшие солдаты, зэки, выживальщики - как правило, простые мужики из глубинки с грубыми, словно вытесанными топором, лицами. Учись у них. Держись их. Они самые надежные. Вообще, хороший солдат всегда выглядит скорее как бомж, нежели как Рэмбо. Может показаться странным, но просто удивительно, для какого количества людей это становится открытием. И они по привычке хвастаются прошлым богатством и считают, что это делает их более значимыми, чем остальные. Пока всем это не надоест окончательно. Тогда такие люди получают прикладом по башке и отправляются на свое место - в самый низ социальной лестницы. Для многих это становится серьезной психологической травмой, а кого-то может и сломать.

24. Постарайся не бояться

Самый глупый совет. Он все равно невыполним, но ты постарайся. Не бойся. Страх придет, но старайся ломать его изо всех сил. Не дай ему завладеть тобой, иначе перестанешь быть человеком, превратишься в мычащее животное. А это точка. Дно. Борись со своим страхом каждую секунду, не показывай его другим. Сторонись тех, кто уже поражен им. Страх заразен. Дурацкая поговорка про «смелого пуля боится» - отчасти правда. Страх лишает воли к действию и способности адекватно оценивать ситуацию. В итоге ты принимаешь неправильные решения: идешь не туда, делаешь не то, падаешь не так быстро, не можешь ватными пальцами снять с предохранителя и в итоге погибаешь.

Как только появилось подозрение, что в вашем городе должна начаться стрельба, тебе светит тюрьма, возможно появление вооруженных алкоголиков на блок­постах, - быстро-быстро-аллюр-три-креста хватай детей под мышку, садись в машину-маршрутку-автобус и беги далеко-далеко. Все остальное уже частности. Без ковра, телевизора, квартиры и даже без дома прожить можно. Без головы – нельзя. Хотя, впрочем, некоторые умудряются.

Об авторе

Аркадий Бабченко - российский журналист, писатель, военный корреспондент. Лауреат множества литературных и журналистских премий. Прошел две чеченские войны (сперва срочником, потом контрактником). Вел репортажи из горячих точек во время российско-грузинской войны 2008 года, был свидетелем турецкого восстания, писал очерки из Донбасса. Бывал в плену, в пыточных подвалах, ожидал расстрела. В феврале 2016 года вынужденно покинул Россию, опасаясь ареста и провокаций со стороны своих политических противников. В данный момент живет в Чехии.

На войне случается разное. Можно погибнуть. Получить ранение. А еще можно оказаться в плену. Когда враг волен распоряжаться твоей жизнью. Конечно, существуют различные конвенции и правила обращения с пленными. Но что делать, если враг их не читал? Остается уповать на Бога и верить в свои силы. А еще стараться остаться человеком…

Для пограничников Железноводского пограничного отряда особого назначения день 23 августа 1995 года начинался как самый обычный. В тот день начальник штаба отряда подполковник Александр Новожилов, начальник мотоманевренной группы отряда подполковник Олег Зинков, начальник контрразведки майор Александр Дудин, врач ПМП, прикомандированный из Кингисеппского погранотряда, майор Виктор Качковский и водитель рядовой Сергей Савушкин отправились на рядовую рекогносцировку. Пограничный отряд прикрывал административную границу между Дагестаном и Чечней в районе высокогорного города Ботлих.
В августе 95-го чеченские боевики пытались прощупать границу на прочность, атаковав одну из погранзастав. Пограничники успешно отбили нападение, и с тех пор на границе царила напряженная тишина. Было необходимо постоянно пощупывать приграничье. Для этого в Чечню периодически ходили разведгруппы отряда, прояснявшие обстановку. С одной из таких разведгрупп — майора Новикова должна была встретиться группа Новожилова. Группа дошла до Ведено и теперь возвращалась в Дагестан.
Встреча состоялась в районе горного озера Казенойам. Это красивое горное озеро еще называется Голубым из-за невероятно насыщенного цвета воды. В советские времена здесь даже был дом отдыха. Теперь он стоял заброшенным.
Встретив разведчиков и получив информацию, Новожилов приказал возвращаться. Разведчики ушли пешим порядком в горы. Машина с офицерами проехала в сторону озера, где водитель хотел развернуться.
Никто не подозревал, что именно там, у площадки находился противник. Как позже оказалось, разведчики притащили с собой из Чечни хвост. Группа боевиков гналась за группой Новикова, но догнать не сумела. Боевики уже собирались возвращаться, когда услышали шум приближавшегося УАЗа. Они устроили засаду. Когда на дороге показалась машина, ей первым делом прострелили правое заднее колесо. На дорогу выскочили десять боевиков, а на
«уазик» обрушился плотный огонь. Противник явно стрелял так, чтобы захватить пограничников живыми, но все же майор Дудин был ранен в ногу, а водитель рядовой Савушкин в руку.
Пограничники выскочили из автомобиля и рассредоточились. При этом Зинков, сидевший в середине, был вынужден залечь прямо на дороге, у машины.
Виктор Качковский: — Мы были как на ладони. Огонь со стороны чеченцев был очень плотным — головы не поднять. Когда на секунду возникла пауза, я крикнул по-чеченски: «Не стреляйте, у нас раненые!» Чеченский я знаю с детства — жил в Грозном. Боевики прекратили огонь, предложили: «Выходите, поговорим». Зинков поднялся им навстречу. Они подошли и с ходу стали меня избивать. Подумали, что я чеченец, внешность подходящая. Били ногами, прикладами. Разбили лицо. Только потом, посмотрев документы и поняв, что я офицер, отстали.
Первым делом чеченцы спросили: «Сколько вас?» Новожилов ответил: четверо. Он видел, что раненый Дудин сумел заползти за скалу и надеялся, что тому удастся избежать плена. Но чеченцы нашли раненого и принялись избивать Новожилова — за обман.
Александр Новожилов: — Наверное, я должен был застрелиться, ведь никогда в истории погранвойск офицер такого ранга в плен не попадал… «Пограничники не сдаются» — все правильно… Но это была другая война.
Раненых боевики повели в Чечню, на свою базу — хорошо укрепленный опорный пункт с пещерами, укрытиями из камней, ДШК. Боевики были крепкие, хорошо экипированные. Все, как тогда говорили, смертиники-«газаватчики» — с черными повязками на головах. Как позже выяснилось, это было одно из подразделений отряда Шамиля Басаева, боевики которого к тому времени набрались немало опыта в Абхазии и Нагорном Карабахе. Возглавлял боевиков Ширвани Басаев.
Александр Новожилов: — Когда нас привели к Ширвани, он первым делом жестом показал, что отрежет нам головы. Но узнав, что в плену оказались старшие офицеры, распорядился переправить нас на другую базу. Туда нас везли несколько часов, до места добрались уже затемно…

Поиски пропавших были начаты практически сразу после их исчезновения. Спешно были сформированы разведывательно-поисковые группы, которые отправились в район Казенойама. Разумеется, чеченцы были готовы к такому развитию событий и организовали у озера засаду. В нее угодила одна из групп во главе с командиром разведвзвода отряда лейтенантом Вячеславом Сисенко. Завязался тяжелый бой, в ходе которого был уничтожен один из бронетранспортеров отряда и погибли несколько пограничников, в том числе лейтенант Сисенко. Боевики также понесли потери. После этого боя положение пленных осложнилось, поскольку родственники погибших чеченцев пожелали выместить на них свою звериную злобу. Пленных спешно перевели на следующую точку, где передали так называемому «особому отделу юго-восточного фронта».
Александр Новожилов: — Эти «особисты» завязали нам глаза и отвели куда-то в лес, где посадили в железные клетки, закрытые брезентом, в клетках нас продержали несколько дней, регулярно шли допросы… Вообще нас постоянно переводили с места на место. Всего мы сменили где-то шестнадцать точек.
Очередной такой точкой стал Старый Ачхой, где пленных передали полевому командиру Резвану. О своем местонахождении пленники узнали случайно. Их держали в подвале старой школы. Охрана иногда давала почитать потрепанные книги, на которых стоял штамп школы Старого Ачхоя.
Пленных постоянно допрашивали и били. На допросах чеченцы говорили пленным, что те никому не нужны, что русские расстреляют их как предателей. Ну и, конечно же, склоняли к переходу в ислам. Кормили в основном подобием клейстера из муки, разведенной в теплой воде. Иногда доктору (Качковскому) разрешали варить на всех кашу.
Виктор Качковский: — Почему-то мне, как врачу, чеченцы доверяли больше, чем остальным, иногда удавалось подслушать разговоры боевиков на чеченском. Оказалось, что нас постоянно искали. Пограничникам удалось даже выйти на Резвана и начать переговоры об обмене. Позже узнал, что офицеры Кавказского особого пограничного округа даже собрали деньги на выкуп. Но Резван оказался слишком жадным.
С каждым днем в подвал школы попадали все новые пленные. Кого здесь только не было: армейцы, вэвэшники, фээсбэшники, строители и энергетики из Волгодонска, Ставрополя и Саратова. Были даже два священника. Одного пленные не хотят вспоминать, поскольку в плену он быстро опустился, потеряв человеческий облик. Особенно ему не могли простить буханку хлеба. Ее священнику дал кто-то из чеченцев. Так он даже не поделился ни с кем… А вот другой священник — отец Сергий заслужил уважение как пленных, так и чеченцев. В миру его звали Сергей Борисович Жигулин. Он честно нес свой крест — как мог поддерживал пленников, кого-то крестил, кого-то отпевал…
В начале зимы федеральные силы подошли к Старому Ачхою. В ходе боев снаряды то и дело залетали в селение. И, как назло, часто рвались рядом со школой. После очередного такого разрыва здание было разрушено. К счастью, подвал, в котором в тот момент содержались пленники, выдержал. После этого случая боевики увели пленных к горе, возвышавшейся неподалеку от селения, и заставили вырыть норы. В этих норах пленники прожили еще месяц. Не было ни печек, ни костров — чеченцы заставляли соблюдать светомаскировку.

Виктор Качковский: — Я уходил на день и даже на сутки. Приносил подстреленных кабанов. Убежать я не мог по трем причинам. Во-первых, в лагере оставались голодные товарищи. Во-вторых, в случае моего побега их могли расстрелять. В-третьих, чеченцам был известен мой домашний адрес. Они подбрасывали в почтовый ящик записки от меня, адресованные жене. Одну такую записку даже опубликовали в середине 96-го в газете «Аргументы и факты».
Примерно 12 июня несколько строителей сумело сбежать из лагеря. На следующий день лагерь подвергся наиболее мощному артобстрелу. Деревья ломало, как спички, в воздухе летали осколки толщиной в палец. От страха многих трясло мелкой дрожью. После этого чеченцы увели пленных в сторону грузинской границы. Однако там покоя не давала федеральная авиация, днем и ночью патрулировавшая окрестности. Тогда начальник концлагеря повел пленных в сторону Ингушетии, где оказалось гораздо спокойнее.
Новый лагерь был основан на самой границе Чечни и Ингушетии, в глубоком ущелье, куда не мог залететь вертолет. На тот момент пленных оставалось чуть больше тридцати человек. Их снова заставили строить блиндажи. Сибиряк Зинков сумел соорудить на берегу ручья самую настоящую баню. Впервые за долгое время пленным удалось нормально помыться и постираться. В бане Олег сумел даже обустроить парилку.
Отношения со стороны охраны здесь было приемлемое. Над пленными больше не измывались, никого не били. Но бежать из лагеря было невозможно — выход из ущелья был только один. Дни тянулись один за другим. Незаметно наступил сентябрь 1996 года. Позорным хасавюртовским миром закончилась первая чеченская. А пленные все сидели в одном из ущелий, без надежды на освобождение.
Спасение пришло в виде человека в форме полковника-армейца. Он появился в лагере в начале сентября. Один и без оружия.
Виктор Качковский: — Мы поначалу решили, что это еще один пленный. Звали его полковник Вячеслав Николаевич Пилипенко. Надо отдать должное этому человеку — настоящему офицеру! С Пилипенко к лагерю прибыли двое посредников из ОБСЕ, но они побоялись идти в ущелье. А он — пришел. Обнял каждого из нас и сказал: «Теперь все будет хорошо. Вам ребята недолго ждать осталось».
В тот же день Пилипенко без всяких условий забрал первого пленного — Евгения Сидорченко. Накануне он сильно обжег ноги, уронив керосиновую лампу. Пилипенко отвез его в госпиталь, а потом еще неделю каждый день приезжал в госпиталь, привозил пленным сухпайки.
Оказалось, что всю эту неделю велись переговоры об освобождении. После долгих торгов чеченцы передали федеральным силам двадцать пять пленных, в том числе и захваченных пограничников.
Александр Новожилов: — Нам завязали глаза, отвезли в пригород Грозного, в Заводской район. Поселили в вагончиках энергетиков, тех самых, что были с нами в плену. По дороге нас встретили журналисты с НТВ. Взяли интервью, а на следующий день приехали без камер, привезли продукты. Отличные все-таки ребята. Это было пятнадцатого сентября… В этих вагончиках мы постарались привезти себя в человеческий вид. Побрились-постриглись, даже где-то одеколон нашли. Один высокопоставленный чеченец к нам в вагончик зашел и языком прищелкнул — сразу видно, господа-офицеры.
Их обменяли 22 сентября. После пресс-конференции для иностранных журналистов пленных отвезли в Ханкалу, где еще находились федеральные войска. За пограничниками командование прислало сразу три вертолета. Их сначала перевезли во Владикавказ, затем в Москву. По дороге во всех пограничных частях освобожденных встречали как героев. А ведь они и были героями. Пройти через самые страшные испытания и остаться человеком — это ли не истинный героизм?!

Андрей МУСАЛОВ
Фото из архива редакции

И вновь пришла весна, с нею месяц май и самый главный праздник – День Победы, и, как всегда, в алматинском парке 28-ми панфиловцев море цветов и ветераны – красивые, нарядные, с множеством наград на груди, только вот ряды их с каждым годом, точнее, с каждым днем становятся все реже и реже …
На любой войне, а Великая Отечественная совсем не исключение, было много героических подвигов простых солдат. Путь к победе оказался совсем не прост: были потери, неудачи и поражения. Как на всякой войне, есть победители и побежденные. Были и те, кому пришлось побывать в плену. О пропавших без вести и бывших военнопленных пишут мало: лишь изредка появляются статьи в газетах и журналах, нет упоминаний в мемуарах знаменитых маршалов. Плен и издевательства прошли многие сотни тысяч людей. Тех, кто прошел все эти унижения у врагов и затем у себя, в собственной стране, клеймо «изменник родины» лишило многих прав, даже право на праздник День Победы.
По различным причинам – утрата списков личного состава, ошибка в наименовании места службы и другим – многие бывшие военнопленные не были признаны участниками Великой Отечественной войны, хотя они принимали участие в боевых действиях в особо тяжелых условиях – в окружении противником.

О бывших военнопленных
О массовых репрессиях в Советском Союзе в отношении военнопленных, о судьбе военнопленных и депортированных граждан СССР достоверно можно узнать, обратившись к материалам Комиссии по реабилитации жертв политических репрессий. Именно эти материалы легли в основу Указа президента России «О восстановлении законных прав российских граждан – бывших военнопленных и гражданских лиц, репатриированных в период Великой Отечественной войны и послевоенный период». Указ подписан 24 января 1995 года Б. Ельциным, опубликован в журнале «Новая и новейшая история». – 1996 - № 2.
Велико число казахов, пропавших без вести и бывших военнопленными, но аналогичного документа в Казахстане нет.
«Точные и достоверные данные о военнопленных в 1941-1945 годах отсутствуют. Германское командование в официальных данных указывает цифру в 5,27 млн. человек. По данным Генштаба Вооруженных сил Российской Федерации, потери пленных составили 4 млн. 59 тыс. человек. Кстати, эту же цифру, полученную по немецким документам, называет и специальная комиссия генерала Вуда (США).
Почти 2 млн. советских военнослужащих (49% от общего числа военнопленных за все годы войны) попали в плен летом 1941 года.
Поражения Красной Армии летом 1942 года привели к потере пленными еще 1 млн. 339 тыс. человек (33%).
В 1943 году эти потери пленными составили 487 тыс. человек (12%); в 1944 году – 203 тыс. человек (5%); в 1945 году – 40,6 тыс. человек (1%).
Кроме захваченных в плен, сотни тысяч советских военнослужащих остались на территории, временно оккупированной врагом. Часть этих людей – «окруженцев» – укрылись у местного населения, часть вошла в состав партизанских отрядов и разделила их судьбу.
Имеются многочисленные доказательства – от журналов боевых действий немецких частей и соединений и до показаний советских военнослужащих, допрошенных в разное время Особыми отделами НКВД и органами контрразведки НКО СССР «СМЕРШ», – о том, что большинство бойцов и командиров Красной Армии, несмотря на крайне сложную, порой безнадежную боевую обстановку, оказывали ожесточенное сопротивление германским войскам и попадали в плен, будучи ранеными, больными, лишенными продовольствия, боеприпасов, командиров».

В Казахстане с ноября 1941 года стали формироваться национальные кавалерийские дивизии. Судя по частым директивам из ЦК Компартии и Совнаркома Казахской ССР, были большие трудности. Сложно было не только мобилизовать нужное количество людей, было трудно собрать требуемое количество лошадей; оружия, провианта. Призывников надо было еще разместить, обучить военному делу; элементарно помыть, одеть и накормить. Фронт требовал все новые и новые силы, и стали забирать даже тех, кому едва стукнуло пятнадцать лет, парнишек 1927 года рождения.
Приказом Ставки Верховного Главного командования от 3 марта 1942 года для быстрого пополнения действующих и доукомплектования вновь формируемых кавалерийских дивизий 96-я кавалерийская дивизия была расформирована и пошла на пополнение 105-ой Джамбульской и 106-ой Акмолинской кавалерийских дивизий.
Приказом Средне-Азиатского военного округа от 21 марта 1942 года была расформирована уже и 106-я кавалерийская дивизия и согласно директиве САВО от 31 марта направлялась на пополнение Юго-Западного фронта. Туда была направлена и 105-я кавалерийская дивизия. Юго-Западный фронт – это бои под Харьковом.

Харьковское окружение: «котел» 1942 года
Более 170 тысяч погибших и пленных, 27 разгромленных дивизий и 15 танковых бригад, обрушение всего Юго-Западного фронта и прорыв немцев к Сталинграду и Кавказу – вот страшный итог Харьковской катастрофы 1942 года, одного из величайших поражений Красной Армии и последнего триумфа Вермахта.
«Харьковский «котел» стал самым неоправданным, самым обидным поражением Красной Армии за всю историю Великой Отечественной войны. Однако это была последняя битва на окружение, выигранная фашистами».
(ист. Быков К. В. Последний триумф Вермахта: Харьковский котел)
До сих пор еще не все архивные материалы доступны, а когда будет снят гриф «совершенно секретно» с последнего из них – неизвестно, а это значит, нет возможности располагать полной картиной боевых сражений и разобраться, почему хорошо подготовленное наступление советских войск завершилось чудовищным разгромом и огромными потерями. Но именно там погибли, пропали без вести и попали в плен тысячи казахов. Судьба многих неизвестна до сих пор.
В 1942 году харьковских операций было три: январская, мартовская и майская.
Первая наступательная харьковская операция – Барвенко-Лозовская – проводилась в январе 1942 года и потерпела фиаско. Хотя фронт фашистских войск и был прорван, но освободить Харьков не удалось. В результате этой операции советскими войсками был образован опасный (и для немцев, и для нас) Барвенковский плацдарм.
Вторая наступательная харьковская операция – «малоизвестная» – проводилась в марте 1942 года. 6-я и 38-я Армии Юго-Западного фронта должны были уничтожить чугуево-балаклеевскую группировку противника и взять Харьков. Задача не была выполнена. Выбить фашистов из Балаклеи не удалось. «Удавка» Балаклея – Славянск продолжала давить на горло советских войск.
12 мая 1942 года началась третья наступательная харьковская операция. Она завершилась разгромом Красной Армии. И именно в эту операцию попали казахские кавалеристы.

Сталин: в Красной Армии нет военнопленных. Есть только предатели и изменники Родины
Это знаменитое выражение Сталина помнят многие. Каким же было отношение Советского руководства к военнослужащим Красной Армии, оказавшимся в плену, определилось еще в 1940 году.
«После окончания советско-финской войны финская сторона передала советским военным властям 5,5 тыс. военнослужащих, попавших в плен. Все они были направлены в спецлагерь, созданный в пос. Южа Ивановской области. Лагерь, обнесенный колючей проволокой, охранялся конвойными войсками НКВД. Заключенные в нем были лишены права переписки, свидания с родными и близкими. Место пребывания держалось в строгом секрете. Проверка длилась почти год. Значительная часть была осуждена. Оставшиеся весной 1941 года были вывезены на Север. Дальнейшая их судьба неизвестна.
С самого начала Отечественной войны под подозрение попали все военнослужащие и гражданские лица, оказавшиеся даже на непродолжительное время за линией фронта.
В измене и предательстве Родины подозревались бойцы и командиры, которые, рискуя жизнью, в тяжелейших условиях пробивались с боями на соединение с Красной Армией.
Вышедшие из окружения военнослужащие и пересекшие линию фронта военнообязанные из числа гражданского населения после фильтрации направлялись в основном на пополнение тыловых частей, в частности, трудовых армий (общей численностью до 300 тыс. человек). Эти армии строили военно-промышленные объекты, в частности, Челябинский металлургический комбинат, Куйбышевский авиационный завод. По свидетельству командующего одной из таких армий, генерала армии А. А. Комаровского, режим содержания мало отличался от режима содержания заключенных исправительно-трудовых лагерей.
(ист. «Новая и новейшая история. – 1996 - № 2)

Постановление ГКО от 27 декабря 1941 года официально провозгласило новую линию в отношении бойцов и командиров, оказавшихся в плену или в окружении. Они именовались теперь как «бывшие военнослужащие Красной Армии» и ставились вне рядов Красной Армии со всеми вытекающими отсюда последствиями.
Согласно «Временной инструкции о порядке содержания в специальных лагерях НКВД бывших военнослужащих Красной Армии, находившихся в плену и окружении противника» от 13 января 1942 года, подписанного Л. Берия – военнослужащие Красной Армии, побывавшие в плену или окружении, рассматривались как пленные солдаты вражеской армии.
Создавались новые спецлагеря, представляющие собой военные тюрьмы строгого режима, причем для заключенных, которые в подавляющем большинстве не совершали каких-либо преступлений.
Вновь обратимся к материалам Комиссии:
«Характер репрессий остается прежним. Свидетельств тысячи.
Полковник И. А. Ласкин в августе 1941 года, выходя их окружения под Уманью, был задержан вместе с двумя офицерами и опрошен немецким унтер-офицером. Через несколько часов им удалось бежать. Ласкин вместе со своими спутниками присоединился к одной из частей Красной Армии. Зная о работе особых отделов, они по дороге договорились скрыть факт задержания.
В 1943 году уже генерал-лейтенант И. А. Ласкин принимал в Сталинграде капитуляцию фельдмаршала Паулюса. Он был награжден многими советскими орденами, а также американским крестом «За боевые заслуги». Весной 1943 года Ласкин был арестован.
Основываясь на сокрытии им факта задержания немцами, его обвинили в измене Родине и шпионаже. Почти 9 лет длилось следствие по его делу. Перерывы между допросами составляли до нескольких лет. В 1952 году его приговорили к 15 годам исправительно-трудовых работ.
В феврале 1942 года батальонный комиссар С. В. Гершман (59-я армия Северо-Западного фронта), проезжая вместе с группой офицеров вблизи линии фронта, неожиданно столкнулся с отрядом немецких автоматчиков. После короткого боя 3-х человек, оставшихся в живых, немцы взяли в плен. Спустя 3 дня Гершману и его товарищам удалось бежать. Когда он вышел в район расположения советских войск, то был немедленно арестован и приговорен к 10 годам исправительно-трудовых лагерей».
(ист. «Новая и новейшая история. – 1996 - № 2)

Жалел Нургазин
Девятнадцатилетнего паренька Жалела Нургазина из Кокпектинского района Семипалатинской области призвали в Красную Армию в 1941 году. Сначала он попал в Атбасар, а затем в саму Акмолу, где его включили в состав 106-ой кавалерийской дивизии.
В мае 1942 года под Харьковом в одном из боев в лошадь, на которой был Жалель, попала пуля, на вылет ранившая его в ногу. Оказавшись под лошадью, потерял сознание, когда очнулся, вокруг были фашисты. Так он попал в плен. В плену находился в концлагерях Австрии и Германии до освобождения в 1944 году Красной Армией. Затем его направили на различные тяжелые работы. На предприятиях «Дальстроя» в Магаданской области пробыл до 1952 года. Освободила его смерть Сталина, и Жалель вернулся на родину в Семипалатинскую область. Женился на молодой девушке Разие Мадиевой. В их семье 8 детей: 5 дочерей – Галия, Куляш, Гульнар, Гульбаршин, Умыт – и 3 сына – Ерлан, Сержан, Биржан. К ним добавились 17 внуков и 8 правнуков. Правда, супруга Разия умерла в 1972 году при родах.
Старшая дочь Галия с семьей живет в Республике Татарстан, остальные дочери проживают в Карагандинской области. Старший сын Ерлан живет в г. Темиртау Карагандинской области, проработал 25 лет в Управлении внутренних дел г. Темиртау, в настоящее время вышел на заслуженный отдых (пенсию). Средний сын Сержан со своей семьей проживает в Астане и работает в Министерстве по чрезвычайным ситуациям Республики Казахстан в должности начальника управления Департамента предупреждения чрезвычайных ситуаций. Младший сын Биржан живет и работает в с. Кызылжар Бухаржирауского района Карагандинской области.
Дети Жалела Нургазина вспоминают: «Сколько знаем своего отца, он всю свою жизнь искал своего оправдания и только лишь после подписания Закона Российской Федерации от 18 октября 1991 года №1761-1 «О реабилитации жертв политических репрессий» был реабилитирован. На один из его многочисленных запросов в 2002 году пришло подтверждение – справка из Управления внутренних дел Магаданской области».
Каждый год 9 мая Жалель Нургазин плакал, сидя дома. Ему не довелось дожить до 60-летия Победы.
Многие бывшие военнопленные не стали испытывать судьбу, и в родной Казахстан не вернулись. Кто-то пустил корни в Турции. Есть немало тех, кто остался жить в европейских странах и даже в Америке.
Вечная им память! Осталась только самая малость – восстановить их добрые имена. Это нужно нам, их потомкам.