Рассказ повествует нам о том, как пожилой военный встречает женщину, в которую был раньше влюблен и которую он бросил. Теперь она хозяйка горницы, в которую он вошел. Он засматривается на хозяйку, но именно она первая узнает в нем свою первую любовь, после которой она не смогла никого полюбить. Во время разговора мужчина говорит, что их отношения были лишь «пошлой историей». Выясняется, что он любил свою жену, ради которой бросил Надежду. Однако супруга бросила его, а сын, в котором он души не чаял, вырос плохим человеком. История заканчивается тем, что Николай Алексеевич уезжает и представляет себе, что было бы, если именно Надежда стала его женой.

Главная мысль рассказа Бунина Темные аллеи

Рассказ учит, что надо ценить чистую любовь больше всего на свете и не надо жестоко обращаться с людьми, возможно именно они дают вам лучшее, что может быть в жизни.

В один из ненастных осенних дней, к избе, в одной части которой находилась почтовая станция, а в другой – горница, где можно было переночевать, а также покушать или выпить чаю, подъехал тарантас. На козлах тарантаса сидел крепкий и серьезный на вид мужчина, больше напоминавший разбойника. А в тарантасе – стройный немолодой военный. Он был в серой шинели и по своей внешности был схож с Александром II, что было характерно для того времени и распространено среди военных.

Мужчина зашел в горницу, где было тепло, чисто и уютно. Он снял шинель и оказался еще более стройным, чем казался до этого. Потом он снял перчатки и картуз, провел руками по голове. Волосы его были седыми и курчавыми, лицо - красивым и удлиненным, а глаза - темными.

Кроме него в помещении никого не оказалось, поэтому он открыл дверь в сенцы и неприязненно крикнул

Эй, кто там!

Сразу после этого в помещение вошла женщина. Она тоже была достаточно красива для своего немолодого возраста и походила на пожилую цыганку. Волосы ее были темными, как и брови. Женщина была полная, но при этом легкая на ходу. На вопрос, чего же изволит гость, мужчина ответил самовар и после начал расспрашивать ее о том, хозяйка ли она данного заведения или служит здесь. Женщина ответила, что она хозяйка. Мужчина поинтересовался, почему она одна ведет хозяйство и не вдова ли она.

Женщина ответила, что она не вдова, но жить ей на что-то надо, да и любит она это дело. На это мужчина сказал, что это верно и похвалил ее за чистоту. А она в свою очередь ответила, что и чистоту любит, ведь при господах выросла и в конце добавила Николай Алексеевич. Мужчина удивился, выпрямился и спросил, не Надежда ли она. Она ответила положительно. Николай Алексеевич спросил, сколько лет прошло, не тридцать пять ли. А Надежда ответила тридцать, ведь сейчас ей сорок восемь лет, а ему под шестьдесят. Военный забыл о своей усталости и зашагал по комнате, смотря в пол. Потом он покраснел и стал говорить. Между ними завязалась беседа о прошлом. Выяснилось, что господа дали Надежде вольную и замужем она ни была.

Причиной этому послужила сильная любовь, которую она испытывала к Николаю Алексеевичу. Мужчина в свою очередь ответил, что их история была обычной, пошлой, что все проходит в этом мире. Однако, по словам Надежды, ее любовь не прошла. Мужчина сказал, что не могла же она любить его целый век. Она сказала, что видимо могла. Надежда добавила, что она понимала, что он уже не прежний и что прошло много времени и, что для него все этого ничего не значило. Несколько раз она хотела покончить жизнь самоубийством. Она вспомнила, как они сильно любили друг друга, как он читал ей стихи про «темные аллеи» и как жестоко бросил ее.

Николай Алексеевич вспомнил, какой красивой она была и, как все засматривались на нее и добавил, что все в этой жизни проходит и забывается. Хозяйка же ответила, что все проходит, но не все забывается. Мужчина попросил ее уйти, вытер платком глаза и сказал, что пусть Бог его простит, а она его, наверное, уже простила. На что последовал ответ, что она его не простила. Ведь не было у нее тогда ничего, дороже, чем он и потом не было. Поэтому не могла она простить его.

Николай Алексеевич рассказал ей, что тоже не был счастлив в жизни, хоть и любил свою жену, но она его бросила хуже, чем он бросил Надежду. А сын, в котором он души не чаял и на которого он возлагал большие надежды, вырос подлым человеком. Он добавил, что это тоже самая обычная и пошлая история. А потом сказал, что видимо и он потерял вместе с Надеждой все самое лучшее, что было у него в жизни. Военный попросил, чтобы подали лошадей и перед тем, как уйти, она поцеловала его руку, а он ее.

Находясь уже в тарантасе, мужчина вспоминал, какой Надежда была прекрасной и что она действительно дала ему лучшие моменты в его жизни. Кучер гнал и внезапно сказал, что женщина глядела в окно, когда они отъезжали, видимо они старые знакомые.

Николай Алексеевич продолжил думать о ней и вспоминать, что моменты, когда они были вместе, были поистине волшебными. Он даже представил, что было бы, если Надежда была бы не хозяйкой горницы, а хозяйкой его дома, его женой и матерью его детей. Думал он об этом с закрытыми глазами, качая головой.

Картинка или рисунок Темные аллеи

Другие пересказы для читательского дневника

• Краткое содержание Не хлебом единым Дудинцева

  С первых страниц романа перед нами предстает Надежда Дроздова, работающая педагогом в небольшом рабочем сибирском поселке, которая с интересом слушает историю о странном изобретателе Лопаткине

• Краткое содержание Золотой луг Пришвина

  Летом у нас была одна забава. Мы с другом всегда ходили вместе: он спереди, а я сзади. И вот я назову его имя, он обернётся, и я на него направлю струю воздуха с семенами одуванчика.

• Краткое содержание Фонвизин Бригадир

  Игнатий Андреевич – это человек по должности бригадир, который является отцом, и у него есть сын. Родители парня хотят его быстрее выгодно женить. Мать зовут Акулиной Тимофеевной.

• Краткое содержание Град обреченный Стругацкие

  События произведения происходят в неизвестном городе, который находится вне пространства и времени. Жители города перенесены в него из разных стран и эпох для добровольного участия в загадочном эксперименте.

• Краткое содержание Лермонтов Тамань

  Печорин – весьма загадочная натура, которая может быть порывистой, так и холодно-расчетливой. Но он далеко не прост, но в этом случае – в Тамани, его обвели вокруг пальца. Именно там Печорин останавливает в доме одной старушки

В осенний ненастный день по разбитой грязной дороге к длинной избе, в одной половине которой была почтовая станция, а в другой чистая горница, где можно было отдохнуть, поесть и даже переночевать, подъехал обкиданный грязью тарантас с полуподнятым верхом. На козлах тарантаса сидел крепкий серьезный мужик в туго подпоясанном армяке, а в тарантасе - «стройный старик-военный в большом картузе и в николаевской серой шинели с бобровым стоячим воротником, еще чернобровый, но с белыми усами, которые соединялись с такими же бакенбардами; подбородок у него был пробрит и вся наружность имела то сходство с Александром II, которое столь распространено было среди военных в пору его царствования; взгляд был тоже вопрошающий, строгий и вместе с тем усталый».

Когда лошади стали, он вылез из тарантаса, взбежал на крыльцо избы и повернул налево, как подсказал ему кучер. В горнице было тепло, сухо и опрятно, из-за печной заслонки сладко пахло щами. Приезжий сбросил на лавку шинель, снял перчатки и картуз и устало провел рукой по слегка курчавым волосам. В горнице никого не было, он приоткрыл дверь и позвал: «Эй, кто там!» Вошла «темноволосая, тоже чернобровая и тоже еще красивая не по возрасту женщина… с темным пушком на верхней губе и вдоль щек, легкая на ходу, но полная, с большими грудями под красной кофточкой, с треугольным, как у гусыни, животом под черной шерстяной юбкой». Она вежливо поздоровалась.

Приезжий мельком глянул на её округлые плечи и на легкие ноги и попросил самовар. Оказалось, что эта женщина - хозяйка постоялого двора. Приезжий похвалил её за чистоту. Женщина, пытливо глядя на него, сказала: «Я чистоту люблю. Ведь при господах выросла, как не уметь прилично себя держать, Николай Алексеевич». «Надежда! Ты? - сказал он торопливо. - Боже мой, боже мой!.. Кто бы мог подумать! Сколько лет мы не видались? Лет тридцать пять?» - «Тридцать, Николай Алексеевич». Он взволнован, расспрашивает её, как она жила все эти годы. Как жила? Господа дали вольную. Замужем не была. Почему? Да потому что уж очень его любила. «Все проходит, мой друг, - забормотал он. - Любовь, молодость - все, все. История пошлая, обыкновенная. С годами все проходит».

У других - может быть, но не у нее. Она жила им всю жизнь. Знала, что давно нет его прежнего, что для него словно бы ничего и не было, а все равно любила. Поздно теперь укорять, но как бессердечно он её тогда бросил… Сколько раз она хотела руки на себя наложить! «И все стихи мне изволили читать про всякие „темные аллеи“, - прибавила она с недоброй улыбкой». Николай Алексеевич вспоминает, как прекрасна была Надежда. Он тоже был хорош. «И ведь это вам отдала я свою красоту, свою горячку. Как же можно такое забыть». - «А! Все проходит. Все забывается». - «Все проходит, да не все забывается». «Уходи, - сказал он, отворачиваясь и подходя к окну. - Уходи, пожалуйста». Прижав платок к глазам, он прибавил: «Лишь бы Бог меня простил. А ты, видно, простила». Нет, она его не простила и простить никогда не могла. Нельзя ей его простить.

Он приказал подавать лошадей, отходя от окна уже с сухими глазами. Он тоже не был счастлив никогда в жизни. Женился по большой любви, а она бросила его еще оскорбительнее, чем он Надежду. Возлагал столько надежд на сына, а вырос негодяй, наглец, без чести, без совести. Она подошла и поцеловала у него руку, он поцеловал у нее. Уже в дороге он со стыдом вспомнил это, и ему стало стыдно этого стыда. Кучер говорит, что она смотрела им вслед из окна. Она баба - ума палата. Дает деньги в рост, но справедлива.

«Да, конечно, лучшие минуты… Истинно волшебные! „Кругом шиповник алый цвел, стояли темных лип аллеи…“ Что, если бы я не бросил ее? Какой вздор! Эта самая Надежда не содержательница постоялой горницы, а моя жена, хозяйка моего петербургского дома, мать моих детей?» И, закрывая глаза, он качал головой.

Жаропонижающие средства для детей назначаются педиатром. Но бывают ситуации неотложной помощи при лихорадке, когда ребенку нужно дать лекарство немедленно. Тогда родители берут на себя ответственность и применяют жаропонижающие препараты. Что разрешено давать детям грудного возраста? Чем можно сбить температуру у детей постарше? Какие лекарства самые безопасные?

Краткое содержание рассказа И. А. Бунина «Тёмные аллеи ».

В осенний ненастный день грязный тарантас подъезжает к длинной избе, в одной половине которой размещается почтовая станция, а в другой - постоялый двор. В кузове тарантаса сидит «стройный старик-военный в большом картузе и в николаевской серой шинели с бобровым стоячим воротником». Седые усы с бакенбардами, бритый подбородок и устало-вопрошающий взгляд придают ему сходство с Александром II.

Об этом свидетельствует интервью, которое было опубликовано на веб-сайте Чешского портала литературы. Вопросы задал представитель министерства Радим Копач. Они - и особенно потому, что интервью не долго - довольно много. Жак Деррида описал это следующим образом: Красота - это то, что пробуждает мое желание, говоря мне: «Ты не будешь меня употреблять».

Тао, «которое может быть затронуто словами, не является вечным и неизменным тао». Даже не умирай без любви, - говорит Холан. Интересный взгляд на восприятие города и его отражение в литературе представлен Даниэлем Ходровой в его большой книге эссе «Чувствительный город». Все, не только написанное, задумано как текст, как вид зеленых букв Матрицы, чье субъективное чтение все еще имеет определенную реальность. Ходра помог мне понять некоторые из ключевых элементов книги.

Старик заходит в сухую, тёплую и опрятную горницу постоялого двора, сладко пахнущую щами. Его встречает хозяйка, темноволосая, «ещё красивая не по возрасту женщина».

Приезжий просит самовар и хвалит хозяйку за чистоту. В ответ женщина называет его по имени - Николай Алексеевич - и тот узнаёт в ней Надежду, свою бывшую любовь , с которой не виделся лет тридцать пять.

Только когда у нас была ужасная задача запомнить мюзикл майя, было что-то особенное. Определенный писатель утверждает, что искусство начинается там, где начинается авто-стилизация. Ничего не изменилось, только другие заметили. Два замечательных книги на границе прозы и поэзии были опубликованы Йозефом Стракой. Меня также интересовала первая книга Зденека Штипли.

Эта церковь на конверте, это храм святого Витуса, виденный из окна одного из наших знаменитых. «Вечером выпейте и спите, изучайте Поэзию Госпожи, живите современниками для ярости и избегайте линий» - это просто смешно. Такие Кафка или Песоа, видимо, не приходили в их офисы, и вместо этого они жили чудесной богемной жизнью ликующих странников и кофейников. Например, Йиржи Коларж советовал всем использовать свое искусство в области, в которой он получил образование. В моих стихах всегда присутствовали пейзажи, деревья, водотоки.

Взволнованный Николай Алексеевич расспрашивает её, как она жила все эти годы. Надежда рассказывает, что господа дали ей вольную. Замужем она не была, потому что уж очень любила его, Николая Алексеевича. Тот, смутившись, бормочет, что история была обыкновенная, и всё давно прошло - «с годами всё проходит».

У других - может быть, но не у неё. Она жила им всю жизнь, зная, что для него словно ничего и не было. После того, как он её бессердечно бросил, она не раз хотела наложить на себя руки.

Но все пришло ко мне естественным образом, мое сердце. И он может сделать все это внушительным или авторитетным способом; он может сделать решающий тон, использовать большие слова, благородные предложения, серьезные ссылки - даже семь египетских ран сравниваются со всеми ссылками на Фрейда, Юнга, Маркса, мифов, экзистенциализма, неокаливинизма, Аристотеля и Сент-Томаса, которые иногда находят одно единая, общая статья.

Рэндалл Джаррелл - американский литературовед и поэт. На фотографиях: Жак Деррида, Олдржих Микуласек, Даниэла Ходрова, Андрей Платонов, Йозеф Страка, Петр Мадера, Рэндалл Джаррелл. Слова Рэндалла Ярреллы совершенно верны для разговоров о Радиме Копаче и Петре Мадере. Даже из книги Петра Мадера можно было привести много предложений. Почти на каждой странице вы можете найти отличительную стилистическую неуклюжесть или фразы, выраженные мыслью о мелководстве. Тем не менее, каждая цитата из более длинного текста прозы вводит в заблуждение, в конце концов, как любая цитата из любого произведения искусства.

С недоброй улыбкой Надежда вспоминает, как Николай Алексеевич читал ей стихи «про всякие „тёмные аллеи“». Николай Алексеевич помнит, как прекрасна была Надежда. Он тоже был хорош, недаром она отдала ему «свою красоту, свою горячку».

Взволнованный и расстроенный, Николай Алексеевич просит Надежду уйти и прибавляет: «Лишь бы Бог меня простил. А ты, видно, простила». Но она не простила и простить никогда не могла - нельзя ей его простить.

Укладка вне контекста всегда имеет смысл. Правда, никто из них не читал книгу Петра Мадера, и он не собирался делать это в будущем. Казалось, он снова стал холодным. Электрический свет содрогнулся в хрустальных цветах и ​​легкий свет в комнате, на матовых черных стенах, синие глаза смотрели на четыре итальянские акварели в черных бархатных рамах, висящих на шелковых шнурах.

У партии есть роман Владислава Реймонта Обетованная страна более шестисот. Книга Петры Мадера Черные и белые губы не содержат таких отчаянных - вышеупомянутых стилистических отбросов. Ее ведущая линия - это нечто другое, что больше связано с цитатами из интервью с автором. Отношение автора к миру, но на некоторых страницах книги - к счастью, может ослабить основную тему текста, который является волшебной Прагой. Реальная магия Праги до сих пор имеет большую силу и потерял его притягательным, а затем предает заклинание, которое так многие авторы пытались захватить строки его прозы, большой благополучия, наоборот, с полным отсутствием здесь где-то на полпути между этими двумя крайностями.

Переборов волнение и слёзы, Николай Алексеевич приказывает подавать лошадей. Он тоже не был счастлив никогда в жизни. Женился по большой любви , а жена бросила его ещё оскорбительнее, чем он Надежду. Надеялся на сына, но тот вырос негодяем, наглецом без чести и совести.

На прощание Надежда целует Николаю Алексеевичу руку, а он целует руку у неё. В дороге он со стыдом вспоминает это и стыдится этого стыда. Кучер говорит, что она смотрела им вслед из окна, и добавляет, что Надежда - баба умная, даёт деньги в рост, но справедлива.

Но это просто блеск оглушительного тона жалкой, эгоцентричной речи. Автор, безусловно, имеет право опубликовать нестандартный текст, но абсолютно невозможно рассматривать его как произведение искусства. И государственные чиновники, безусловно, правы, что текст как искусство только выдавшего, однако их умственный уровень близко, при финансовой поддержке. Даже с самооценкой автора, даже с физическим освобождением книги, ни с благосклонностью чиновников и хвалить современных критиков, никогда не было литературы, которая не стала литературой.

Теперь Николай Алексеевич понимает, что время романа с Надеждой было лучшим в его жизни - «Кругом шиповник алый цвёл, стояли тёмных лип аллеи...». Он пытается представить, что Надежда - не хозяйка постоялого двора, а его жена, хозяйка его петербургского дома, мать его детей и, закрыв глаза, качает головой.

Вариант 1

Больше фотографий: Прага, словно настроение прозы Петры Мадеры, портрет Владислава Реймона. Книга Якуб катальпа, чтобы съесть глину в прошлом году и в начале этого года, примерно в апреле, когда цены были объявлены магнезия Литера, писал очень часто. Мнения были как положительными, так и отрицательными, когда речь идет о «культурных периодических изданиях». Книга была также широко принята в журналах, где литература обычно не написана. Конечно, есть только положительный, как и их профиль.

Якуб Каталпа - талантливый автор, ее лингвистическое выражение увлекательно, и речь идет только о том, как она имеет дело с ее талантом, что, несомненно, является исключительным. «Пожалуй, самый интересный чешский литературный дебют увлекательной эротической прозы молодой псевдонимами Западно-Чешский».

В осенний ненастный день по разбитой грязной дороге к длинной избе, в одной половине которой была почтовая станция, а в другой чистая горница, где можно было отдохнуть, поесть и даже переночевать, подъехал обкиданный грязью тарантас с полуподнятым верхом. На козлах тарантаса сидел крепкий серьезный мужик в туго подпоясанном армяке, а в тарантасе - “стройный старик-военный в большом картузе и в николаевской серой шинели с бобровым стоячим воротником, еще чернобровый, но с белыми усами, которые соединялись с такими же бакенбардами; подбородок у него был пробрит и вся наружность имела то сходство с Александром II, которое столь распространено было среди военных в пору его царствования; взгляд был тоже вопрошающий, строгий и вместе с тем усталый”.
Когда лошади стали, он вылез из тарантаса, взбежал на крыльцо избы и повернул налево, как подсказал ему кучер.
В горнице было тепло, сухо и опрятно, из-за печной заслонки сладко пахло щами. Приезжий сбросил на лавку шинель, снял перчатки и картуз и устало провел рукой по слегка курчавым волосам. В горнице никого не было, он приоткрыл дверь и позвал: “Эй, кто там!”
Вошла “темноволосая, тоже чернобровая и тоже еще красивая не по возрасту женщина... с темным пушком на верхней губе и вдоль щек, легкая на ходу, но полная, с большими грудями под красной кофточкой, с треугольным, как у гусыни, животом под черной шерстяной юбкой”. Она вежливо поздоровалась.
Приезжий мельком глянул на ее округлые плечи и на легкие ноги и попросил самовар. Оказалось, что эта женщина - хозяйка постоялого двора. Приезжий похвалил ее за чистоту. Женщина, пытливо глядя на него, сказала: “Я чистоту люблю. Ведь при господах выросла, как не уметь прилично себя держать, Николай Алексеевич”. “Надежда! Ты? - сказал он торопливо. - Боже мой, боже мой!.. Кто бы мог подумать! Сколько лет мы не видались? Лет тридцать пять?” - “Тридцать, Николай Алексеевич”. Он взволнован, расспрашивает ее, как она жила все эти годы.
Как жила? Господа дали вольную. Замужем не была. Почему? Да потому что уж очень его любила. “Все проходит, мой друг, - забормотал он. - Любовь, молодость - все, все. История пошлая, обыкновенная. С годами все проходит”.
У других - может быть, но не у нее. Она жила им всю жизнь. Знала, что давно нет его прежнего, что для него словно бы ничего и не было, а все равно любила. Поздно теперь укорять, но как бессердечно он ее тогда бросил... Сколько раз она хотела руки на себя наложить! “И все стихи мне изволили читать про всякие "темные аллеи", - прибавила она с недоброй улыбкой”. Николай Алексеевич вспоминает, как прекрасна была Надежда. Он тоже был хорош. “И ведь это вам отдала я свою красоту, свою горячку. Как же можно такое забыть”. - “А! Все проходит. Все забывается”. - “Все проходит, да не все забывается”. “Уходи, - сказал он, отворачиваясь и подходя к окну. - Уходи, пожалуйста”. Прижав платок к глазам, он прибавил: “Лишь бы Бог меня простил. А ты, видно, простила”. Нет, она его не простила и простить никогда не могла. Нельзя ей его простить. Он приказал подавать лошадей, отходя от окна уже с сухими глазами. Он тоже не был счастлив никогда в жизни. Женился по большой любви, а она бросила его еще оскорбительнее, чем он Надежду. Возлагал столько надежд на сына, а вырос негодяй, наглец, без чести, без совести. Она подошла и поцеловала у него руку, он поцеловал у нее. Уже в дороге он со стыдом вспомнил это, и ему стало стыдно этого стыда. Кучер говорит, что она смотрела им вслед из окна. Она баба - ума палата. Дает деньги в рост, но справедлива. “Да, конечно, лучшие минуты... Истинно волшебные! "Кругом шиповник алый цвел, стояли темных лип аллеи..." Что, если бы я не бросил ее? Какой вздор! Эта самая Надежда не содержательница постоялой горницы, а моя жена, хозяйка моего петербургского дома, мать моих детей?” И, закрывая глаза, он качал головой.

Владимир Новотный на сайте издательства «Пасека». Кто начнет дебют 27-летней Джакубы Каталпы под названием «Клей на снек»?, не пожалеете об этом. У автора есть стиль - что он хочет сказать и как это сказать. Позвольте ей сказать сто раз, чтобы свистеть, все те мельницы правды, которые играют Яну Лопатку. Только не заканчивайте 60-е годы, и цветы не подходят в лаврах пулеметов. Литература - это не совесть нации, и она не помогает массировать ее с рухнувшимся позвоночником. Идеи Коменского о школе, в которой звучит игра, похожи на разрушенный тон арфы.

Вариант 2

В осенний ненастный день по разбитой грязной дороге к длинной избе, в одной половине которой была почтовая станция, а в другой чистая горница, где можно было отдохнуть, поесть и даже переночевать, подъехал обкиданный грязью тарантас с полуподнятым верхом. На козлах тарантаса сидел крепкий серьезный мужик в туго подпоясанном армяке, а в тарантасе - «стройный старик-военный в большом картузе и в николаевской серой шинели с бобровым стоячим воротником, еще чернобровый, но с белыми усами, которые соединялись с такими же бакенбардами; подбородок у него был пробрит и вся наружность имела то сходство с Александром II, которое столь распространено было среди военных в пору его царствования; взгляд был тоже вопрошающий, строгий и вместе с тем усталый».
Когда лошади стали, он вылез из тарантаса, взбежал на крыльцо избы и повернул налево, как подсказал ему кучер. В горнице было тепло, сухо и опрятно, из-за печной заслонки сладко пахло щами. Приезжий сбросил на лавку шинель, снял перчатки и картуз и устало провел рукой по слегка курчавым волосам. В горнице никого не было, он приоткрыл дверь и позвал: «Эй, кто там!» Вошла «темноволосая, тоже чернобровая и тоже еще красивая не по возрасту женщина… с темным пушком на верхней губе и вдоль щек, легкая на ходу, но полная, с большими грудями под красной кофточкой, с треугольным, как у гусыни, животом под черной шерстяной юбкой». Она вежливо поздоровалась.
Приезжий мельком глянул на её округлые плечи и на легкие ноги и попросил самовар. Оказалось, что эта женщина - хозяйка постоялого двора. Приезжий похвалил её за чистоту. Женщина, пытливо глядя на него, сказала: «Я чистоту люблю. Ведь при господах выросла, как не уметь прилично себя держать, Николай Алексеевич». «Надежда! Ты? - сказал он торопливо. - Боже мой, боже мой!.. Кто бы мог подумать! Сколько лет мы не видались? Лет тридцать пять?» - «Тридцать, Николай Алексеевич». Он взволнован, расспрашивает её, как она жила все эти годы. Как жила? Господа дали вольную. Замужем не была. Почему? Да потому что уж очень его любила. «Все проходит, мой друг, - забормотал он. - Любовь, молодость - все, все. История пошлая, обыкновенная. С годами все проходит». У других - может быть, но не у нее. Она жила им всю жизнь. Знала, что давно нет его прежнего, что для него словно бы ничего и не было, а все равно любила. Поздно теперь укорять, но как бессердечно он её тогда бросил… Сколько раз она хотела руки на себя наложить! «И все стихи мне изволили читать про всякие „темные аллеи“, - прибавила она с недоброй улыбкой». Николай Алексеевич вспоминает, как прекрасна была Надежда. Он тоже был хорош. «И ведь это вам отдала я свою красоту, свою горячку. Как же можно такое забыть». - «А! Все проходит. Все забывается». - «Все проходит, да не все забывается». «Уходи, - сказал он, отворачиваясь и подходя к окну. - Уходи, пожалуйста». Прижав платок к глазам, он прибавил: «Лишь бы Бог меня простил. А ты, видно, простила». Нет, она его не простила и простить никогда не могла. Нельзя ей его простить. Он приказал подавать лошадей, отходя от окна уже с сухими глазами. Он тоже не был счастлив никогда в жизни. Женился по большой любви, а она бросила его еще оскорбительнее, чем он Надежду. Возлагал столько надежд на сына, а вырос негодяй, наглец, без чести, без совести. Она подошла и поцеловала у него руку, он поцеловал у нее. Уже в дороге он со стыдом вспомнил это, и ему стало стыдно этого стыда. Кучер говорит, что она смотрела им вслед из окна. Она баба - ума палата. Дает деньги в рост, но справедлива. «Да, конечно, лучшие минуты… Истинно волшебные! „Кругом шиповник алый цвел, стояли темных лип аллеи…“ Что, если бы я не бросил ее? Какой вздор! Эта самая Надежда не содержательница постоялой горницы, а моя жена, хозяйка моего петербургского дома, мать моих детей?» И, закрывая глаза, он качал головой.

Иван Алексеевич Бунин

«Тёмные аллеи»

В осенний ненастный день по разбитой грязной дороге к длинной избе, в одной половине которой была почтовая станция, а в другой чистая горница, где можно было отдохнуть, поесть и даже переночевать, подъехал обкиданный грязью тарантас с полуподнятым верхом. На козлах тарантаса сидел крепкий серьёзный мужик в туго подпоясанном армяке, а в тарантасе — «стройный старик-военный в большом картузе и в николаевской серой шинели с бобровым стоячим воротником, ещё чернобровый, но с белыми усами, которые соединялись с такими же бакенбардами; подбородок у него был пробрит и вся наружность имела то сходство с Александром II, которое столь распространено было среди военных в пору его царствования; взгляд был тоже вопрошающий, строгий и вместе с тем усталый».

Когда лошади стали, он вылез из тарантаса, взбежал на крыльцо избы и повернул налево, как подсказал ему кучер. В горнице было тепло, сухо и опрятно, из-за печной заслонки сладко пахло щами. Приезжий сбросил на лавку шинель, снял перчатки и картуз и устало провёл рукой по слегка курчавым волосам. В горнице никого не было, он приоткрыл дверь и позвал: «Эй, кто там!» Вошла «темноволосая, тоже чернобровая и тоже ещё красивая не по возрасту женщина… с темным пушком на верхней губе и вдоль щёк, лёгкая на ходу, но полная, с большими грудями под красной кофточкой, с треугольным, как у гусыни, животом под чёрной шерстяной юбкой». Она вежливо поздоровалась.

Приезжий мельком глянул на её округлые плечи и на лёгкие ноги и попросил самовар. Оказалось, что эта женщина — хозяйка постоялого двора. Приезжий похвалил её за чистоту. Женщина, пытливо глядя на него, сказала: «Я чистоту люблю. Ведь при господах выросла, как не уметь прилично себя держать, Николай Алексеевич». «Надежда! Ты? — сказал он торопливо. — Боже мой, боже мой!.. Кто бы мог подумать! Сколько лет мы не видались? Лет тридцать пять?» — «Тридцать, Николай Алексеевич». Он взволнован, расспрашивает её, как она жила все эти годы. Как жила? Господа дали вольную. Замужем не была. Почему? Да потому что уж очень его любила. «Все проходит, мой друг, — забормотал он. — Любовь, молодость — все, все. История пошлая, обыкновенная. С годами все проходит».

У других — может быть, но не у неё. Она жила им всю жизнь. Знала, что давно нет его прежнего, что для него словно бы ничего и не было, а все равно любила. Поздно теперь укорять, но как бессердечно он её тогда бросил… Сколько раз она хотела руки на себя наложить! «И все стихи мне изволили читать про всякие „тёмные аллеи“, — прибавила она с недоброй улыбкой». Николай Алексеевич вспоминает, как прекрасна была Надежда. Он тоже был хорош. «И ведь это вам отдала я свою красоту, свою горячку. Как же можно такое забыть». — «А! Все проходит. Все забывается». — «Все проходит, да не все забывается». «Уходи, — сказал он, отворачиваясь и подходя к окну. — Уходи, пожалуйста». Прижав платок к глазам, он прибавил: «Лишь бы Бог меня простил. А ты, видно, простила». Нет, она его не простила и простить никогда не могла. Нельзя ей его простить.

Он приказал подавать лошадей, отходя от окна уже с сухими глазами. Он тоже не был счастлив никогда в жизни. Женился по большой любви, а она бросила его ещё оскорбительнее, чем он Надежду. Возлагал столько надежд на сына, а вырос негодяй, наглец, без чести, без совести. Она подошла и поцеловала у него руку, он поцеловал у неё. Уже в дороге он со стыдом вспомнил это, и ему стало стыдно этого стыда. Кучер говорит, что она смотрела им вслед из окна. Она баба — ума палата. Даёт деньги в рост, но справедлива.

«Да, конечно, лучшие минуты… Истинно волшебные! „Кругом шиповник алый цвёл, стояли тёмных лип аллеи…“ Что, если бы я не бросил ее? Какой вздор! Эта самая Надежда не содержательница постоялой горницы, а моя жена, хозяйка моего петербургского дома, мать моих детей?» И, закрывая глаза, он качал головой.

В один пасмурный осенний день, по грязному тракту к большому дому, подъехал такой грязный экипаж с приподнятым верхом. Впереди сидел возница в перепоясанном армяке, а в самом экипаже строгий военный, в большой шляпе и в николаевской шинели со стоячим воротником. Он был ещё не старый, но уже с побелевшими усами, которые плавно переходили в бакенбарды. Подбородок был чисто выбрит, как и у всех военных в пору правления Александра второго. Мужчина был строг, но в то же время уставший.

Когда экипаж остановился, мужчина вышел и побежал в избу. Здесь он скинул шинель, снял холодные перчатки и усталою рукой провёл по вьющимся волосам. В прихожей никого не было, зато стоял запах свежих щей. Навстречу ему вышла женщина. Не совсем молодая, но чернобровая и красивая для своего возраста. Она имела округлые формы и большую грудь. Видя гостя, вежливо поздоровалась.

Приезжий осмотрел её лёгким взглядом и попросил чаю. Женщина была хозяйкой этого постоялого двора. Он похвалил её за чистоту, и когда женщина ответила, что очень любит чистый дом, он вдруг спохватился и узнал в ней свою знакомую. Они не виделись почти тридцать пять лет. Он стал расспрашивать о её жизни, муже и детях. Услышав в ответ, что она не смогла выйти замуж, так как любила его, мужчина, сказал, что всё проходит с годами.

Но он не знал, что любовь была с ней всю жизнь. Знала, что он мог забыть её, но всё равно любила. Женщина вспомнила, как он бросил её. Стала говорить, что несколько раз пыталась покончить с собой, и то, что нельзя всё забыть. Мужчина подошёл к окну и попросил её уйти. Он сказал, что просит у Бога прощения, потому что видит, она его простила. Но он ошибался, стоя у окна и вытирая набежавшую слезу.

Он попросил подать экипаж и отошёл от окна с уже сухими глазами. Он вспоминал, что никогда не был счастлив в жизни. Женщина, которую он любил и женился на ней, бросила его ещё хуже, чем он Надежду. Все планы, которые он возлагал на единственного сына, рухнули. И вдруг, она подошла и поцеловала его руку. А он, не удержавшись, поцеловал у неё. Выезжая из постоялого двора, ему вспомнилось это, и стало очень стыдно за своё прошлое. Возница сказал, что Надежда смотрела на их отъезд через окно. Он сообщил, что женщина она умная. Занимается тем, что даёт в долг деньги, но справедливо.

И он понял, что с ней были лучшие минуты в его жизни. Он вспомнил стихи, которые ей читал. А потом задумался. Что бы было, если в то время, он не бросил её. Наверное, сейчас Надежда была бы хозяйкой его петербуржского имения, и матерью его детей. И закрывая глаза, он покачал головой.

Сочинения

«Незабываемое» в цикле рассказов И. А. Бунина «Темные аллеи» «Темные аллеи» (история написания) Анализ рассказа И. А. Бунина «Часовня» (Из цикла «Темные аллеи») Всякая любовь - великое счастье, даже если она не разделена (по рассказу И.А. Бунина "Темные аллеи") Герои Бунина живут под звездою рока Единство цикла рассказов И. А. Бунина «Темные аллеи» Идейно-художественное своеобразие книги Бунина «Темные аллеи» Любовь в произведениях И. А. Бунина Мотив любви «как солнечного удара» в прозе И. А. Бунина Особенности темы любви в цикле И. А. Бунина «Темные аллеи». Поэзия и трагедия любви в рассказе И. А. Бунина «Темные аллеи» Проблема любви в рассказе И. А. Бунина «Темные аллеи» Рецензия на рассказ И.А. Бунина "Ворон" Своеобразие раскрытия любовной темы в одном из произведений русской литературы XX века. (И.А.Бунин. «Темные аллеи».)

В осенний ненастный день по разбитой грязной дороге к длинной избе, в одной половине которой была почтовая станция, а в другой чистая горница, где можно было отдохнуть, поесть и даже переночевать, подъехал обкиданный грязью тарантас с полуподнятым верхом. На козлах тарантаса сидел крепкий серьезный мужик в туго подпоясанном армяке, а в тарантасе - «стройный старик-военный в большом картузе и в николаевской серой шинели с бобровым стоячим воротником, еще чернобровый, но с белыми усами, которые соединялись с такими же бакенбардами; подбородок у него был пробрит и вся наружность имела то сходство с Александром II, которое столь распространено было среди военных в пору его царствования; взгляд был тоже вопрошающий, строгий и вместе с тем усталый».

Когда лошади стали, он вылез из тарантаса, взбежал на крыльцо избы и повернул налево, как подсказал ему кучер. В горнице было тепло, сухо и опрятно, из-за печной заслонки сладко пахло щами. Приезжий сбросил на лавку шинель, снял перчатки и картуз и устало провел рукой по слегка курчавым волосам. В горнице никого не было, он приоткрыл дверь и позвал: «Эй, кто там!» Вошла «темноволосая, тоже чернобровая и тоже еще красивая не по возрасту женщина… с темным пушком на верхней губе и вдоль щек, легкая на ходу, но полная, с большими грудями под красной кофточкой, с треугольным, как у гусыни, животом под черной шерстяной юбкой». Она вежливо поздоровалась.

Приезжий мельком глянул на её округлые плечи и на легкие ноги и попросил самовар. Оказалось, что эта женщина - хозяйка постоялого двора. Приезжий похвалил её за чистоту. Женщина, пытливо глядя на него, сказала: «Я чистоту люблю. Ведь при господах выросла, как не уметь прилично себя держать, Николай Алексеевич». «Надежда! Ты? - сказал он торопливо. - Боже мой, боже мой!.. Кто бы мог подумать! Сколько лет мы не видались? Лет тридцать пять?» - «Тридцать, Николай Алексеевич». Он взволнован, расспрашивает её, к-

ак она жила все эти годы. Как жила? Господа дали вольную. Замужем не была. Почему? Да потому что уж очень его любила. «Все проходит, мой друг, - забормотал он. - Любовь, молодость - все, все. История пошлая, обыкновенная. С годами все проходит».

У других - может быть, но не у нее. Она жила им всю жизнь. Знала, что давно нет его прежнего, что для него словно бы ничего и не было, а все равно любила. Поздно теперь укорять, но как бессердечно он её тогда бросил… Сколько раз она хотела руки на себя наложить! «И все стихи мне изволили читать про всякие „темные аллеи“, - прибавила она с недоброй улыбкой». Николай Алексеевич вспоминает, как прекрасна была Надежда. Он тоже был хорош. «И ведь это вам отдала я свою красоту, свою горячку. Как же можно такое забыть». - «А! Все проходит. Все забывается». - «Все проходит, да не все забывается». «Уходи, - сказал он, отворачиваясь и подходя к окну. - Уходи, пожалуйста». Прижав платок к глазам, он прибавил: «Лишь бы Бог меня простил. А ты, видно, простила». Нет, она его не простила и простить никогда не могла. Нельзя ей его простить.

Он приказал подавать лошадей, отходя от окна уже с сухими глазами. Он тоже не был счастлив никогда в жизни. Женился по большой любви, а она бросила его еще оскорбительнее, чем он Надежду. Возлагал столько надежд на сына, а вырос негодяй, наглец, без чести, без совести. Она подошла и поцеловала у него руку, он поцеловал у нее. Уже в дороге он со стыдом вспомнил это, и ему стало стыдно этого стыда. Кучер говорит, что она смотрела им вслед из окна. Она баба - ума палата. Дает деньги в рост, но справедлива.

«Да, конечно, лучшие минуты… Истинно волшебные! „Кругом шиповник алый цвел, стояли темных лип аллеи…“ Что, если бы я не бросил ее? Какой вздор! Эта самая Надежда не содержательница постоялой горницы, а моя жена, хозяйка моего петербургского дома, мать моих детей?» И, закрывая глаза, он качал головой.