Что произошло 500 лет назад. Откуда пошел есть русский протестантизм. «Странное время» Мартина Лютера

Главная площадь Венецианского гетто. Didier Descouens/CC/Wikimedia Commons

29 марта 1516 года Сенат Венецианской республики объявил, что 700 евреев, живших в те времена в «Светлейшей» Республике Святого Марка, должны переселиться в строго отведенную им часть города. Ее будут охранять и запирать на ночь. Квартал получил название «гетто». Слово оказалось самой мирной этимологии: рядом находились медные литейные мастерские, «джетто». Новое «джетто» и стало первым в истории местом сегрегации по религиозному признаку. А заодно образцом для всех последующих гетто, вплоть до 20 века. По религиозному и этническому признаку селились вместе, конечно, и раньше, но так, чтобы запирать на ночь и наказывать, если окажешься снаружи, не было.

Страница с подкастом этого выпуска передачи для экспорта RSS и скачивания находится .

Ровно 500 лет тому назад жители Венеции, исповедовавшие иудаизм, оказались в квартале, запертом на большой городской ключ, стали жить отдельно и, конечно, питаться отдельно от других обитателей города.

Сегодня гетто ни в Венеции, ни в других итальянских и европейских городах больше не существует. Только изображения семисвечников, выдолбленные в камне домов, и названия улиц. «Еврейская улица» или «улица Синагоги» — верное указание на то, что в Средние века на этом месте существовало гетто. Иногда встречаются и другие материальные приметы. В Страсбурге, например, до сих пор вечером звонит колокол. Почти никто не помнит, что он указывает час, когда воротам гетто пора закрываться. Евреям пора заканчивать дела и возвращаться к себе. В Венеции тоже был колокол, только он не сохранился.

Венецианское гетто служило образцом для всех последующих, вплоть до 20 века. wikimedia.org/ Andreas56

Кухня евреев из гетто — огромный пласт всей еврейской кухни. Но не только еврейской. Она оказала влияние и на то, как готовили их христианские соседи. Многие блюда европейских стран и сейчас несут в себе следы еды, приготовленной по законам кашрута. Хотя бы потому, что многие евреи были разносчиками дешевых уличных блюд, это была одна из разрешенных для обитателей гетто профессий. Испания, Германия, Франция, от Эльзаса до Пиреней и, конечно, Италия, от Пьемонта до Сицилии, могут, порывшись в собственных кулинарных запасах, обнаружить местные варианты «сладкого мяса», чолнта, капонаты, и, конечно, сладких блюд с неуловимым восточным ароматом.

Венецианское гетто дало свое имя всем остальным. Возможно, потому что было не только первым, но и самым космополитичным из всех еврейских кварталов Италии. Многие итальянские, немецкие или провансальские города были в то время отдельными государствами, и, убегая от гонений в одном из них, евреи перебирались в другое, унося с собой свои собственные кулинарные привычки. В каждом гетто сложился свой кулинарный стиль, объединенный, конечно, общими правилами кашрута, но определенный местными ингредиентами.

Сначала в Венецию приехали ашкенази — беженцы из Германии (само слово «ашкенази» так и переводится — «немцы»). Именно они переделали итальянское слово «джетто» в гортанное «гетто». В 15 и 16 веках к ним присоединились евреи из Прованса и из окрестных с Венецией областей, а затем начался исход из Испании и Португалии, где евреям уже давно предлагали на выбор принять христианскую веру или уехать на все четыре стороны. Принимавших сторон, впрочем, оказалось не так уж и много, одной из них и была Венеция. Последними и, возможно, самыми многочисленными, были волны беженцев из стран Магриба и Ближнего Востока (Египет, Сирия), а также из Турции.

Баклажан навсегда остался «еврейским» овощем. Getty Images/Sheila Paras

Места становилось все меньше, как и возможности найти работу. Именно рецепты из гетто легли в основу итальянской cucina povera, которую мы так любим сегодня: настоящей кухни из топора, из ничего. Скромность возможностей и ингредиентов восполнялась креативными талантами домашних хозяек. Тем более, что каждый народ привез с собой из стран изгнания свои собственные рецепты. Из Леванта в Венецианское гетто попал рис с изюмом, который здесь готовили и ели холодным, как в Стамбуле. Жители иберийского полуострова научили своих соплеменников отмачивать соленую треску и готовить бакалао. Фриттаты и фритто мисто — овощи в кляре — и были теми самыми дешевыми уличными блюдами, которые еврейские торговцы продавали венецианцам вразнос. И, конечно, пряности, миндальное печенье и апельсины были наследием далекого Востока, с которым евреи продолжали поддерживать торговые связи. Торговля тоже была одним из разрешенных занятий.

Благодаря еврейскому гетто венецианцы попробовали фуа-гра, фаршированные гусиные шейки и говяжьи колбасы, умение их готовить привезено из Германии, как и фаршированный карп, а также телячьи ножки и другие блюда в желе. Кнейдлах, то есть клецки, превратились в венецианский специалитет cugoli — ньокки из хлебных крошек. Пирожки, похожие на армянский берек, но с фаршем из рыбы и крутых яиц, напоминающих об Испании, — примета местного вынужденного, но в итоге успешного кулинарного фьюжна.

Как ни странно, ущемленные в правах жители гетто питались в то время разнообразнее, чем сами венецианцы. К воротам гетто подкидывали все ненужное и непонятное. Среди всех этих ингредиентов оказался и баклажан, навсегда оставшийся «еврейским» овощем. Горький, да еще и черный, привезенный из нехристианских стран, он скорее отпугивал, чем привлекал. Его итальянское название melanzana понималось как «вредное яблоко»: венецианцы еще не умели готовить пасленовые.

В июне в Венеции откроется выставка , посвященная истории гетто. Ее куратор Донателла Калаби рассказывает о том, что на крохотной площади гетто действовали пять синагог: каждая община придерживалась своей. А вот кухня неизбежно смешивалась, рождая вариации, которыми славится сегодня венецианская гастрономия.

Сегодня о гетто в Венеции напоминают только семисвечники и названия улиц. wikimedia.org/Anton Nossik

29 марта дни, посвященные Венецианскому гетто, начались с концерта в опере с участием израильского дирижера Омера Меира Веллбера. На центральной площади каждый день будут проходить представления шекспировского «Венецианского купца», написанного в конце шестнадцатого века, то есть практически сразу после образования гетто, и по еще более ранней итальянской новелле. Именно здесь происходило само действие: на наших глазах еврейский ростовщик Шейлок потребует от купца в уплату долга фунт мяса, вырезанного из его собственной ляжки. Обвиненный в покушении на жизнь христианина, он потеряет свое состояние и вынужден будет креститься.

Глава союза итальянских евреев Ренцо Гаттенья говорит, что «мы, евреи, не испытываем, конечно, никакой ностальгии по отношению к гетто. Для нас это символ испытанных лишений и презрения». Сегодня в Венеции проживают менее 500 евреев, потомков многочисленной еврейской общины. Некоторые семьи знают своих предков вплоть до того самого, 16 века, то есть с основания гетто. Пять синагог до сих пор свидетельствуют о культурных пластах, наследниками которых являются венецианские евреи. Сайт продолжает предлагать кошерные блюда, в гетто работает кулинарная школа. Ресторан Ghimel Garden Kosher подает еврейские блюда из самых разных стран — хумус и фалафель соседствуют с пастой и лазаньей. 500 лет гетто — конечно, не праздник, но за стол садятся и просто в день памяти.

Москва глазами инженера:

О том, как жили москвичи пять столетий назад и ругали ли они своих коммунальщиков, в авторской колонке рассказывает историк инженерии Айрат Багаутдинов

Айрат Багаутдинов

Сегодня москвичи часто ругают городское ЖКХ: то воду летом отключат, то цены в очередной раз повысят. Сплошные драконовские законы да мрачное средневековье. Однако именно туда, в средние века, история московского ЖКХ и уходит.

Водопровод

Без воды, как известно, не туды и не сюды. Водопровод - первый объект инфраструктуры, появившийся в Москве. Правда, обеспечивал он поначалу далеко не всех москвичей, а только жителей Кремля.

В 1485 году начинается масштабная перестройка главной московской крепости - она приобретает современный облик. Первой строят башню на москворецкой стороне, которую позже назовут Тайницкой. А отчего она так называется? Как пишет летопись, «под нею выведен тайник», то есть тайный колодец на случай осады.

Такими же тайниками были оборудованы и Свиблова (нынешняя Водовзводная), и Собакина (Угловая Арсенальная) башни. «Но колодец - еще не водопровод», - скажете вы. Так вот: в Арсенальной башне от колодца отходили подземные галереи, по которым и текла вода, обеспечивая нужды жителей крепости - об этом говорят и летописи, и археологические раскопки. Таким образом, еще при строительстве Кремля более 500 лет назад в Москве появляется самотечный (то есть сам течет) водопровод.

Предполагаемая схема устройства тайного колодца Тайницкой башни. Реконструкция Н. Фальковского

Два столетия спустя то ли обветшал этот водопровод, то ли не хватало его объемов - взялись качать воду из Москвы-реки. В 1621 году приезжает к нам из Шотландии архитектор и механик Кристофер Галовей и устраивает водоподъемную машину в Свибловой башне, после чего та и стала называться Водовзводной.

Напорный водопровод Кристофера Галовея. Реконструкция Н. Фальковского

Как работал этот первый московский искусственный водопровод? Вода из Москвы-реки по трубе поступала в колодец в основании Водовзводной башни. Водоподъемный механизм представлял собой бесконечную петлю с подвешенными к ней ведрами, которые черпали воду из колодца и поднимали ее в бак на вершине башни. Приводился в движение механизм, судя по всему, конно-манежным приводом, то есть лошади ходили целый день по кругу, вращая колесо.

А вот первый водопровод для горожан появится в Москве только в начале XIX века. Но это уже совсем другая история! О ней еще поговорим в других выпусках нашей колонки.

Мостовые

Московские дороги еще в средние века были притчей во языцех. Иностранные путешественники в своих записках соревнуются в выразительности описания московской грязи.

«Чтоб добраться до наших лошадей и уже ехать домой, мы должны были брести по грязи, которая была по колено», - пишет в 1565 году Рафаэль Барбарини. Сто лет спустя Павел Алеппский жалуется: «Мы не могли ходить из дому на рынок, потому что грязь и слякоть были глубиною в рост человека». Еще чуть позже - барон Корб: «Улицы в Немецкой слободе сделались непроходимы: они усеяны повозками, глубоко увязшими в болоте, из которого лошади не могут их вытащить».

Справедливости ради, уже в средние века улицы стали мостить: «Большинство улиц застлано круглыми бревнами, поставленными рядом; по ним идут как по мосткам», - делится впечатлениями немец Адам Олеарий.

Сигизмундов план. Фрагмент. Хорошо видны деревянные мостовые на главных улицах

Видимо, это все-таки не очень помогало. Как замечает еще один интурист Яков Рейнтфельс, мостовые эти «постоянно, впрочем, покрыты грязью или толстым слоем пыли, и бывают довольно гладки лишь зимою, когда снег и лед сравняют все».

Аполлинарий Васнецов. У Мясницких ворот Белого города в XVII веке. Художник изобразил деревянную мостовую

Пожарная безопасность

Москва до недавнего времени была городом преимущественно деревянным, а оттого подвергалась постоянной опасности сгореть. Немец Адам Олеарий хладнокровно замечает: «Не проходит месяца или даже недели, чтобы несколько домов, а временами, если ветер силен - целые переулки не уничтожались огнем... Незадолго до нашего прибытия погорела третья часть города и, говорят, четыре года тому назад было опять то же самое».

Вопрос пожарной безопасности - один из самых острых, стоявших перед городскими властями в те времена. Лучшее лечение, как известно, это профилактика. От греха подальше в летнее время было просто запрещено топить печи, для чего специальные службы ходили по избам и опечатывали их. Открывать печи разрешалось лишь раз в неделю, в четверг, чтобы напечь хлеба - видимо, на неделю вперед.

Вездесущие стенды с баграми и ведерками тоже ведут свою родословную со средневековья. «Наказ о городском благочинии» 1649 года предписывает: «По всем хоромам велели б, для береженья от пожарного времени, держать мерники и кади большие с водою, и с помелы, и с веники».

В середине XVII века в Москве учреждается пожарная охрана. Впрочем, обязанность эта, пусть теперь и централизованно, все же ложится на плечи самих горожан. «Наказ» велит подряжать на службу «с десяти дворов по человеку, с рогатины, и с топоры, и с водоливными трубами... в день и в ночь, в беспрестани».

Была разработана и пожарная сигнализация - конечно, аналоговая. Ее с восторгом описывает путешественник с православного востока Павел Алеппский: «Если случится пожар ночью или днем, из того квартала (где пожар) дают об этом знать: спешат на колокольню и бьют в колокол об один край, чтобы услышали сторожа, находящиеся постоянно на кремлевской стене». На каждой из кремлевских стен стояла пожарная вышка. Сторожа, завидев огонь или заслышав набат из одного из районов, били в колокол на своей вышке, чтобы собрать весь район на борьбу с пожаром.

А как же боролись? Несмотря на постоянное упоминание в «Наказе» кадей и водоливных труб, чаще всего тушили огонь иначе. Дадим слово свидетелю этого странного действа, нашему извечному информанту Адаму Олеарию: «Водою здесь никогда не тушат, а зато немедленно ломают ближайшие к пожару дома, чтобы огонь потерял свою силу и погас. Для этой надобности каждый солдат и стражник ночью должен иметь при себе топор».

Тушение пожара. Миниатюра из Лицевого летописного свода. Хорошо видно, что борются с огнем с помощью топоров

Не дай вам бог стать виновником пожара в средневековой Москве. Мера наказания - высшая: «Чьим небереженьем от кого учинится пожар: и тому от Государя быть казнену смертию».

Впрочем, несмотря на все эти драконовские меры и развитую противопожарную инфраструктуру, пожары случались часто. А потому москвичи выработали механизмы и на случай беды. На современной Трубной площади находилась эдакая первая московская «Икеа» - рынок готовых домов: «Здесь можно купить дом и получить его готово отстроенным для установки в другой части города через два дня: балки уже пригнаны друг к другу, и остается только сложить их и законопатить щели мхом».

Аполлинарий Васнецов. Лубяной торг на Трубе в XVII веке

Охрана порядка

Московская полиция тоже может отсчитывать свою историю с далекого прошлого. Еще в начале XVI века городские власти задумываются об общественной безопасности. Поначалу используются превентивные меры - все улицы в Москве с 1504 года на ночь запираются решетками, а у решеток стоят сторожа. Ну совершенно нынешние перекрытые на все ночи и выходные переулки Варварки!

Решетки на московских улицах. Миниатюра из Лицевого летописного свода

Впрочем, строгость законов в нашей стране искони компенсируется необязательностью их исполнения. Опричник Ивана Грозного немец Генрих Штаден приводит в своих записках интересный факт - во внеурочный час через решетки можно было пройти… «разве что по знакомству со сторожем».

Наказание за нарушения такого «общественного порядка» были весьма строги. Как замечает один из первых интуристов в Москве Сигизмунд Герберштейн: «Если же кто после этого времени будет пойман, то его или бьют и обирают, или бросают в тюрьму, если только это не будет человек известный и именитый: таких людей сторожа обычно провожают к их домам». Знамо дело - для элит закон не писан!

Сегодня правила дорожного движения предписывают нам всегда ездить с включенными фарами. Оказывается, эта традиция тоже уходит в глубокую древность. Польский экспат Маскевич, прослуживший в войсках интервентов в Москве в Смутное время, вспоминает в своих мемуарах: «Ночью же, или по захождению солнца, челядинец, стоящий впереди, держит большой фонарь с горящею свечою, не столько для освящения дороги, сколько для личной безопасности: там каждый едущий, или идущий ночью без огня считается или вором или лазутчиком».

В середине XVII века, наряду с пожарной охраной, учреждается и патрульно-постовая служба. Ее цели и задачи емко описывает уже упомянутый нами «Наказ о градском благочинии»: «По улицам и по переулкам в день и в ночь ходить и беречь накрепко, чтоб в улицах и в переулках бою и грабежу и корчмы и табаку и инаго никакого воровства <…> не было».

Айрат Багаутдинов специально для «РБК-Недвижимости»

В начале XVI века Московская Русь враждовала едва ли не со всеми соседями. Крымские татары, Речь Посполитая (включавшая королевство Польское и великое княжество Литовское, нынешние земли Белоруссии и Украины), Ливония, Швеция. Русские дружины не вылезали из походов и боев – далеко не всегда удачных. Одним из крупных поражений было сражение при Орше. После него перед королем Польши Сигизмундом Старым открылась дорога вглубь Московии.

Король пошел на то, чтобы заложить несколько своих городов, а на вырученные деньги нанять в Венгрии, немецких землях и Богемии отряды тяжелой пехоты и военных специалистов: пушкарей и фортификаторов. Было созвано посполитное рушение (шляхетское ополчение), давшее королю едва ли не лучших в Европе кавалеристов. Тем же шляхтичам, которые не могли выступить под королевскими знаменами «конно и оружно», надлежало заплатить особый налог на военные нужды.

Удар предполагалось нанести на Псков и земли Псковского княжества. Добыча должна была покрыть все расходы, а новая победа заставила бы Московского великого князя Василия III пойти на серьезные земельные уступки при заключении мира. В частности, вернуть недавно отнятый у польской короны Смоленск.

На пути армии стояла небольшая порубежная русская крепостица Опочка. Узнав о ней, Сигизмунд презрительно назвал укрепление московитов свиным корытом. Вероятно, его удручала мысль, что полкам, возглавляемым тремя главными военачальниками, отличившимися в битве при Орше, придется задержаться у столь незначительной преграды. Но оставалась надежда, что Опочка сдастся без боя. Что может противопоставить древо-земляное укрепление триумвирату прославленных вождям польских, литовских, чешских, сербских, венгерских, татарских и многих других ратей – князю Константину Острожскому , его соратникам и помощникам Юрию Радзивиллу и Янушу Сверчовскому ?

Триумвират у «Свиного корыта»

20 сентября 1517 года войско князя Острожского подступило к «богатырской заставе». Никогда прежде стены Опочки не видывали такого количества незваных гостей. Пока гарнизон порубежной крепостицы, насчитывавший около сотни воинов, разглядывал чужаков, вражеские предводители оценивали «свиное корыто» и приходили к неутешительным результатам. Опочка и впрямь была невелика – вытянутая в эллипс, всего-то 750 метров по периметру стен. Вал из добытого тут же и засыпанного поверху землей известняка, три глухих башни, пара проезжих ворот. С одной стороны воды реки Великой, с другой – соединенный с ней глубокий ров. К получившемуся острову ведет единственный подвесной мост. Крепость деревянная, но между двумя рядами бревен засыпана плотно утрамбованной землей, так что ядром не прошибешь. Тем более, что батарею не поставить ближе, чем на сто двадцать метров от крепости, а на такой дистанции ядро приходит уже излетом. А сама крепость стоит на насыпном холме метров 20-25 высотой. Ствол у пушки так не задрать, стенобитные тараны не подвести.

Все мужчины, жившие в посаде на берегу реки, прихватив немудреное оружие, присоединились к гарнизону и приготовились драться до конца. Воевода Василий Салтыков , командовавший обороной крепости, о капитуляции и думать не желал. Князь Острожский, осадив крепость, все ждал, когда же оттуда придут сдаваться. Он стоял так две недели и еще два дня – и в конце концов отдал приказ идти на штурм.

Неожиданный отпор

Начало штурма вселило в атакующих оптимизм – пушки и пищали из крепости стреляли нечасто и особых потерь не причинили. Благополучно переправившись на остров, наемники, или, как их тогда именовали, стипендиарии пана Януша Сверчовского, полезли вверх по склону. И вот тут-то оказалось, что радовались они рано. На головы им полетели камни и специально заготовленные сучковатые бревна – «катки». А на стипендиариев, притаившихся у подножья холма, обрушились тяжеленые дубовые колоды – «слоны». Их вывешивали за стену на длинных слегах, а затем рубили удерживающие их канаты. Не слишком мудрено, но весьма действенно.

Попытка атаковать крепостные ворота через мост также закончилась провалом – в прямом смысле этого слова. Защитники крепости загодя подрезали веревки, соединявшие мостки, и те развалились под штурмующими. Тут выяснилось, что в воде под мостом густо расставлены заточенные колья-надолбы. Участь рухнувших на них неприятелей была плачевна. Общие потери королевских войск исчислялись в 60 убитых и 1400 раненых из десятитысячного личного состава.

Раненые были куда большей проблемой для армии, чем мертвецы. Мертвым было достаточно ксендза и могильщиков, раненых же нужно было, рискуя головой, выносить из боя. К тому же, побитые и покалеченные солдаты не просто требовали постоянного ухода – стонами и криками они деморализовали и без того не слишком стойкое польско-литовского воинство. Командира стипендиариев Януша Сверчовского и вовсе стали обвинять, что он отдавал приказы спьяну. Среди осаждающих распространялось уныние.

Бог в помощь!

После этого штурма и в крепости были определенные проблемы. Камни у защитников Опочки подошли к концу, и город мог остаться практически беззащитным перед численно превосходящим противником. И тут, как гласит легенда, одной женщине в крепости приснился Святой Сергий Радонежский , который поведал ей, что за алтарем местной церкви Святого Николая Чудотворца имеется тайный ход в большой погреб, полный камней. Новость была рассказана воеводе Салтыкову . В указанном месте он и впрямь обнаружил «подарок от святых мужей». Крепость вновь была готова к обороне.

Храбрая защита Опочки была лишь частью задуманного русскими плана. Дело в том, что время нападения войск короля Сигизмунда Старого было выбрано неслучайно. Основные силы московитов были в это время брошены против крымского хана. Для защиты оголившегося фланга осталось небольшое войско под командованием опытного воеводы князя Александра Ростовского . Однако угадать, каким путем пойдет неприятель, было сложно. Разведка докладывала, что король рассматривает вариант наступления на Великие Луки. Но встать там означало оставить без прикрытия иные направления.

Как только выяснилось, что армия вторжения увязла под стенами Опочки, на помощь порубежной крепостицы были посланы отряды легких воевод – командиров отдельных мобильных отрядов – князя Федора Лопаты-Оболенского и Ивана Ляцкого . Не ввязываясь в бой с основными силами противника, они начали активно потрошить тылы польско-литовского воинства, лишая его обозов, перехватывая гонцов, уничтожая подкрепления, внезапно атакуя и стремительно исчезая. Во время одной из вылазок осажденного гарнизона легкие воеводы ударили по войску с трех сторон. Многих убили, многих забрали в плен.

Тем временем князю Острожскому, уже порядком измученному неудачной осадой, доложили, что в сторону литовских земель движется войско воеводы князя Василия Шуйского . Торчать дальше под неприступной Опочкой не было ни смысла, ни возможности. Необходимо было позаботиться о собственных землях. Бросив у стен непокоренной крепости большую часть обоза и все осадные орудия, Острожский стремглав бросился обратно в Литву.

Сигизмундова «победа»

Провал операции, стоившей Речи Посполитой более пяти тысяч воинов, не помешал королю объявить о некоей победе и огромных потерях московитов – целых двадцать тысяч человек! Каким образом король насчитал столько убитых русских воинов – загадка. Заложенные города он так и не выкупил, да и диктовать свою волю великому князю Василию III более не смог. А при воспоминании об Опочке неизменно цедил сквозь зубы: «Бесова деревня!».

Невежество, отсутствие интереса к наукам, содомия, пьянство, рабское самосознание — вот неполный перечень характеристик московитов XVI-XVII века, данное им французскими путешественниками. Из положительных характеристик французы отмечают силу державы, «спасающей Европу от орд азиатов», изобилие рыбы и дичи.

О том, как французы описывали Русь, начиная с XIII и по начало XVII века, рассказывает историк Максим Колпаков в статье ««Московия» французских интеллектуалов и «Россия» французских путешественников: трансформация образа русских на рубеже XVI-XVII вв» (журнал «Метаморфозы истории», №6, 2015).

Часть «империи Тартаров»

Возникновение интереса к Руси связано с событиями середины XIII века, когда римский папа Иннокентий IV и французский король Людовик IX Святой предпринимали попытки установления дипломатических контактов с монгольской державой. Именно в середине XIII века «Руссия» для французов обрела чёткую географическую локализацию — страна, покрытая лесами, тянется от Польши и Венгрии на западе до реки Танаида (Дона) на востоке, на севере граничит с Пруссией. Мех — основное богатство Русской земли. Начинается и формирование образа Руси как края суровых зим.

Русское государство перестаёт восприниматься французами как серьёзный военный противник. Это — слабая страна, завоёванная и разграбленная татарами. Русские князья подчинены ханам и постоянно вынуждены отправляться ко двору великого хана для решения разнообразных вопросов. Теперь Русь — часть «империи Тартаров».

В XIII-XV веках окончательно сформировался образ «русских варваров», народа родственного с вандалами, гуннами и татарами: они дурно одетые, порочные (обжоры и пьяницы) дикари, покупающие и продающие себе женщин на рынках «за кусок или два серебра» (Ghillebert de Lannoy).

Могущественная деспотия

В раннее Новое время в странах Западной Европы отмечается повышенный интерес к Московской Руси. Тем не менее, во Франции до конца XVI века этот образ складывался не на основе сведений французских путешественников, а под влиянием старых стереотипов и иностранных сочинений.

Маршалл По в монографии «Народ, рождённый для рабства: Россия в этнографии раннего Нового времени» сформулировал представление о России как о стране, основой и оправданием существования которой является авторитарная государственность. Стефан Мунд, автор фундаментального исследования «Orbis Russiarum: возникновение и развитие представлений о «русском мире» на Западе эпохи Возрождения», констатировал, что европейцы, люди иной культуры, попадая на Русь, поражались царству дикой природы, царской тирании, богатству непросвещённой церкви, отсутствию учебных заведений, незнанию древних языков, невоспитанности и порочности простого люда.

Первым французским интеллектуалом XVI века, изложившим некоторые сведения о «Московии», был Гильом Постель, профессор восточных языков (с 1537 года) в College de France. В написанном им в 1540-е трёхтомном труде «De la republique des Turcs» он несколько раз упоминает «московитов» и «татар», утверждая, что «христианское государство московитов вот уже больше двухсот лет не даёт этим татарам сделать набег на Европу».

Первая из основных черт образа Московской Руси во французской историко-политической и этнографической литературе 1560-90-х годов — деспотия. В 1570 году известный переводчик, историк Франсуа де Бельфорэ издал «Всеобщую историю мира», в которой была глава о Московии. Автор критично относился к политическим порядкам московитов, полагая, что они ничем не отличаются от таковых у турок: подданные раболепно и беспрекословно подчиняются своему всевластному правителю.

Французский гуманист Луи Ле Руа (1510-1577) включал московитов в число «первых и самых славных народов мира» по признаку «могущества». Московия — одна из сильнейших и крупнейших современных держав, заставившая соседей себя опасаться, и яркий образец деспотического правления, основанного на сакрализации личности монарха и бесправии подданных.

В 1576 году философ и политик Жан Боден издал фундаментальный труд по вопросам политической теории «Шесть книг о государстве». Он оценивает Московское государство не как тиранию, а как образец «сеньориальной» монархии или деспотии (по Аристотелю), — законной формы правления, наиболее древней и естественной из всех.

Королевский историограф и космограф Андрэ Тевэ (1516-1592) в одном из своих трудов рассказывает о Московии и даёт биографию Василия III. Он пишет, что московиты находятся под властью «тиранов», схожих с тиранами Африки и Эфиопии. «Герцоги» Московии, будь то Василий III или Иван IV, пользуются «абсолютной властью, как над епископами, так и над другими, распоряжаясь имуществом и жизнью каждого по своей прихоти». При этом «московиты столь любят и почитают своих герцогов, что утверждают, что воля их государя есть воля Божья, и всё, что он совершает, исходит от Бога, и поэтому они называют его постельничим Бога и вершителем его правосудия и воли». Подданные русского правителя, «как бы велики они ни были, называют себя холопами, то есть рабами, герцога».

Моральный облик московитов

В деспотичной Московии, по мысли французских интеллектуалов XVI века, живут самые настоящие варвары. Именно дикость и варварство «московитов» можно назвать второй ведущей составляющей чертой образа Московской Руси.

Составные части морального облика русских у Ф. де Бельфорэ весьма неприглядны: воинственные дикари, пьяницы, развратники, обманщики, взяточники, дурно относящиеся к женщинам, плохо образованные, приверженцы рабского состояния, заблуждающиеся христиане. Андре Тевэ «снимает» с московитов обвинения в пьянстве, но дополняет моральный облик русских новыми штрихами: склонные к содомии, ортодоксы. Автор, повествуя о первой русской типографии, утверждает, что «по примеру греческих сектантов, некоторые из них путём тонкого коварства и подставных лиц нашли возможность сжечь их шрифты из страха, что печатные книги могут принести какие-либо изменения в их убеждения и религию».

Единственным исключением среди русских Тевэ называет жителей Новгорода Великого, который до недавнего времени был «свободным городом». Но и нравы новгородцев уже стали портиться под влиянием московских властей: «Народ самый честный и учтивый, однако благодаря постоянным контактам они начинают облачаться в дикую природу тех, кто ими повелевает».

Русь глазами французов-путешественников

Новый этап эволюции образа России и русских во французском общественном сознании связан с появлением свидетельств путешественников.

Рассказ капитана Жана Соважа из Дьеппа о посещении Архангельска в 1586 году повторяет две уже известные характеристики: суровость климата и чрезмерное потребление спиртных напитков. Примерно в это же время вместо «Московия» французы начинают произносить «Россия».

К главным признакам России и русских первые французские путешественники относят: отличную от французской русскую народную музыкальную культуру, отсутствие большого интереса к наукам, более простую торговую специализацию, большую зависимость экономической деятельности и образа жизни от суровых природных условий, наличие пространств нецивилизованной, дикой природы, животных, рыбы, преобладание деревянной архитектуры, традицию употреблять алкоголь в больших количествах.

Любопытно, что несколько статей подразумевает общение между путешественниками и их торговыми партнёрами на темы античной истории, хорошо известные русской читающей аудитории — об «Александре Великом», «Цезаре», «Помпее», «Ганнибале и городе Карфагене», «воеводе Сципионе Лафриканском».

Сочинение «Состояние Российской империи» (1607) капитана Жана Маржерета, служившего Борису Годунову и Лжедмитрию I, содержит невиданный до этого французским читателем объём сведений о России и русских (с 1590-го по сентябрь 1606 года).

В «Предуведомлении к читателю» Маржерет объясняет, что правильное название страны — «Россия», а население России называется не московиты, а русские; московитами можно назвать лишь жителей столицы.

Описывая географическое местоположение страны, её природу и народы, автор указывает стереотипные черты — большие пространства, но пригодные для земледелия; давление лесов и болот; изобилие дичи и рыбы; весьма суровый климат (зима местами длится шесть месяцев) в самых населённых частях «Империи» (Северной и Западной); «греческое» христианство (впрочем, свобода вероисповедания дарована «императорами» всем, за исключением «римских католиков и евреев»).

Капитан последовательно развенчивает миф о военной слабости русских и называет Россию «надёжнейшим редутом христианского мира», хорошо вооружённым и защищённым против «скифов и иных магометанских народов». При освещении политического устройства России и морального облика русских мы встречаем традиционные характеристики — деспотизм власти, дикость и невежество народа.

Маржерет утверждает, что «абсолютная власть государя в своём государстве внушает страх и почтение подданным, а внутри страны хороший порядок и управление защищают её от постоянных варварских набегов». Тайный Совет при государе состоит из ближайших родственников. На его заседания приглашают иерархов церкви, но мнение духовенства спрашивается для формы. «У них нет иного закона или совета, кроме воли Императора, будь она хороша или дурна — всё придать огню и мечу, правых и виноватых». Все жители страны, благородные и неблагородные, даже братья правителя именуют себя холопами Государя, т. е. рабами Императора.

Моральный облик русского человека весьма нелицеприятен: «Если принять во внимание их нравы и образ жизни, так они грубы и необразованны, без всякой учтивости, народ лживый, без веры, без закона, без совести, содомиты и запятнаны другими пороками и грубостью». Вдобавок ко всему, «это самая мнительная и недоверчивая нация на свете». В этой несвободной закрытой стране только некоторые правители (Борис Фёдорович Годунов и Лжедмитрий), ненавидящие пороки подданных, пытались эти пороки исправлять, но мало в том преуспели.

Самые ужасающие пороки русских — пьянство и невежество. Француз отмечает разнообразие спиртных напитков. Пороку пьянства предаются все (без гендерных и возрастных различий). Простолюдины пьют только по праздникам, до тех пор, пока не закончится выпивка, а «дворяне вольны делать любую выпивку и пить, когда захотят».

Невежество особо пестуется в России, поскольку оно — «мать их благочестия». «Они ненавидят учение и, в особенности, латинский язык. У них нет ни одной школы, ни университета. Только священники обучают молодёжь читать и писать, что мало кого привлекает».

В середине марта 1519 года испанский отряд под руководством Эрнана Кортеса, покинувший незадолго до этого остров Косумель, достиг устья реки Табаско и приступил к завоеванию континентальной части Месоамерики.

После прекращения посещения Западного полушария скандинавскими мореплавателями, первым европейцем, достоверно добравшимся до Америки, стал Христофор Колумб. Дискуссии о том, осознавал ли сам великий путешественник в 1492 году то, что он открыл Новый свет, или нет, ведутся учеными по сей день. Как бы там ни было, но именно с путешествий Колумба началось массовое закрепощение и уничтожение индейского населения, жившего на островах Карибского моря. Еще в ходе первой своей экспедиции Колумб отметил, что местные жители весьма доброжелательны, и что их будет легко покорить.

Колонисты, прибывшие с Колумбом на острова в ходе его второй экспедиции, стали убивать индейцев для развлечения и кормить их детьми своих собак. А в 1498 году индейцев на законодательном уровне принудили работать на испанцев. Ослабленные голодом и лишениями аборигены массово умирали от завезенных европейцами инфекций. В результате чудовищных убийств и эпидемий, всего за каких-то 30 лет многомиллионное коренное населения крупнейших островов Карибского моря практически перестало существовать. Наступила очередь самого континента. Колумб в ходе своих путешествий достигал берегов «материковой» части Америки, однако ее «организованный» захват был отложен испанцами на четверть столетия.

В 1518 году бывший алькальд Сантьяго-де-Куба, выходец из небогатой дворянской семьи Эрнан Кортес путем интриг выбил себе место руководителя экспедиции к берегам Месоамерики, официально считавшейся островом. Ради организации похода Кортес продал или заложил все свое имущество. 10 февраля 1519 года он во главе отряда из нескольких сот пехотинцев и шестнадцати конных латников высадился на заселенном майя острове Косумель у берегов Юкатана, где уничтожил индейское святилище и установил на его месте алтарь. А уже 14 марта участники испанской экспедиции высадились в устье Табаско, начав тем самым процесс завоевания Мексики.

Местные жители встретили испанцев настороженно, но, в целом, доброжелательно. Одним из месоамериканских божеств был Кецалькоатль, описываемый в некоторых легендах, как светлокожий бородатый мужчина, ушедший в море на плоту, но пообещавший вернуться. По мнению некоторых исследователей, индейцы могли отождествлять Кортеса то ли с самим Кецалькоатлем, то ли с кем-то из его слуг. Глава экспедиции получил от местных вождей щедрые подарки - золотые украшения и двадцать молодых женщин. Одной из них была Малинче, ставшая впоследствии переводчицей, помощницей и любовницей Кортеса, указавшей ему на уязвимые места местных государств.

В апреле испанцы переместились вдоль побережья и основали современный Веракрус.

В XV - XVI веках значительная часть Мексики находилась под властью империи ацтеков - могущественного народа, покорившего большую часть своих соседей и ведшего кровопролитные войны с остальными. Кортес быстро сообразил, что на местных противоречиях можно сыграть. Шантажом и скрытыми угрозами он вынудил тлатоани (императора) ацтеков Мотекусому II пустить испанцев в свою столицу - Теночтлитлан (современный Мехико). Мотекусома пытался откупиться от Кортеса, отправляя ему дорогие подарки, но от золота и драгоценностей аппетиты завоевателей только росли.

Прибытие европейцев в столицу империи вызвало у ацтеков сильное недовольство, однако Кортес, захватив тлатоани в заложники, некоторое время умудрялся контролировать ситуацию в городе. Обшарив императорские дворцы, испанцы обнаружили «золотой запас» главы ацтекского государства, и были вне себя от восторга. Однако в это время власти Кубы посчитали «ушедшего в самостоятельное плавание» Кортеса бунтовщиком и отправили против него карательную экспедицию. Кортес с частью солдат срочно отбыл на побережье, где разгромил посланного арестовать его Нарваэса и переманил на свою сторону его спутников. Однако в Теночтлитлане в это время началось восстание против испанского гарнизона, пытавшегося помешать проведению человеческих жертвоприношений. Солдаты с трудом продержались до прихода своего командира.

В Теночтлитлан к этому времени были стянуты десятки тысяч ацтекских воинов. Мотекусома, пытавшийся уговорить своих подданных подчиниться испанцам, погиб при невыясненных обстоятельствах (то ли был убит самими ацтеками, то ли умер от рук испанцев). Кортес быстро сообразил, что дела приняли дурной оборот, и попытался в спешном порядке покинуть столицу ацтеков с казной Мотекусомы, но не тут-то было.

Теночтлитлан находился на острове посреди озера, а индейцы успели разобрать мосты на ведущих в сторону материка дамбах. Покинувший хорошо укрепленный дворец испанский отряд был атакован превосходящими силами ацтеков. В этом бою, известном еще как «Ночь печали» (с 30 июня на 1 июля 1520 года), Кортес потерял более половины своего отряда, часть лошадей и золото Мотекусомы. Оставшиеся завоеватели бежали, использовав в качестве мостов тела своих погибших товарищей. Казалось, было достаточно одного удара для того, чтобы покончить с ними окончательно. Спасло Кортеса только то, что он смог убить командующего армией ацтеков Сиуака в битве под Отумбой, состоявшейся вскоре после бегства из столицы. Остатки испанского отряда отступили в Тласкалу - город-государство, долгие годы враждовавший с ацтеками.

В Теночтлитлане в это же время началась страшная эпидемия завезенной испанцами оспы. Значительная часть жителей города погибла, остальные были ослаблены болезнью и деморализованы мистическим ужасом. Кортес же при помощи жителей Тласкалы построил флотилию небольших кораблей, вооруженных пушками, и доставил их на соленое озеро под Теночтлитан.

Несмотря на эпидемию, обстрелы со стороны озера и нехватку пресной воды (испанцы разрушили ведущий в город водовод), Теночтлитлан продержался три месяца. Пал он 13 августа 1521 года. Великая империя погибла, начался захват Америки.

Недоброжелатели Кортеса в колониях потерпели серьезное моральное поражения. В 1522 году Кортес стал губернатором и генерал-капитаном «Новой Испании» - современной Мексики.

Несмотря на всю жестокость испанцев, поработивших индейцев и принудивших их к тяжелому рабскому труду, коренное население Мексики в значительной мере сохранилось. На сегодняшний день индейцы составляют 30%, метисы - 60%, а белые - всего 9% от общего числа жителей страны.

Однако успехи испанцев заставили другие европейские народы брать с них пример. Англичане, французы и голландцы начали колонизацию территории современных США и Канады, уничтожив, по меньшей мере, 90% проживавшего там индейского населения. Сегодня американцы и проамериканские деятели в других странах зачастую обвиняют в массовой гибели индейцев болезни, и пытаются убедить мировую общественность в том, что европейские колонисты, а затем - и получившие независимость от Великобритании американцы, воевали с индейцами по всем правилам того времени, и не совершали ничего достойного порицания. Хотя именно на их действиях по уничтожению индейцев учился сам Адольф Гитлер.

Законных владельцев континента заражали различными болезнями, травили ядами, вырезали целыми племенами, платили деньги за их скальпы и морили голодом. Оставшихся всеми силами пытались «европеизовать», дав им рабочие профессии.

Любопытно, что бы сказали современные американцы и европейцы, оправдывающие колонизаторскую политику своих предков, если бы некто могущественный сегодня повел бы себя с ними по тем же самым «лекалам»? Признали бы справедливость подхода?

Святослав Князев