Болезни Военный билет Призыв

Русско-испанская война. Русские добровольцы в гражданской войне в испании. Роковые выборы в парламент

В 1931 году на выборах в ряде крупных городов Испании победили республиканцы, они попали в городские советы. Это стало поводом «во избежание братоубийственной войны» эмигрировать королю Альфонсо XIII.

Новорождённая республика начала свою недолгую жизнь с выступлений левых сил и крайне левых сил: происходили стачки, захваты заводов, погромы церквей, убийства богатых и духовных лиц. В начале января 1933 года началось восстание анархистов и синдикалистов в Барселоне. Оставшиеся верными правительству войска, которые поддержали рабочие дружины, подавили это выступление, это событие назвали «Барселонской мясорубкой». В ней погибло не менее 700 человек, ещё более 8 тысяч получили ранения. В стране, более трёх лет, шла настоящая необъявленная гражданская война между революционными радикалами и окрепшей к этому времени правой оппозицией. В 1933 году была создана Испанская фаланга. 10 апреля 1936 года Испанский парламент лишил президента Н. Алькала Самора полномочий главы государства. Через месяц его место занял премьер-министр Испании Мануэль Асанья, лидер партии «Левые республиканцы». Главой правительства стал близкий к Асанье Сантьяго Касарес Кирога. Фактически левые получили верховную власть в стране, Асанья и Касарес Кирога узаконили захват крестьянами помещичьих земель, положительно реагировали требования бастующих рабочих. Правительство амнистировало всех заключённых, а ряд правых деятелей вроде генерала Очоа, который руководил подавлением Астурийского восстания, или лидера Испанской фаланги Хосе Антонио Примо де Риверы, были арестованы. В итоге правые начали готовиться к вооруженному мятежу.

Искрой, которая окончательно взорвала ситуацию стало убийство 13 июля адвоката Хосе Кальво Сотело, лидера монархистов, депутата кортесов, он выступил в парламенте с обличительной речью, направленной против республиканского правительства. Его убили служащие государственной полиции, которые одновременно были членами левых организаций. Вскоре на Канарских островах при непонятных обстоятельствах погиб генерал А. Бальмес, заместитель начальника военной комендатуры. В смерти их обоих обвинили сторонников президента Асаньи. Это переполнило чашу терпения правых оппозиционеров. В сложившихся условиях власть в стране решают захватить военные с целью установления диктатуры и избавить Испании от т. н. «красной угрозы». Во главе правого заговора официально встал живший в Португалии Санхурхо, но главным организатором был генерал Эмилио Мола, которого Народный фронт за неблагонадёжность сослал в отдалённую провинцию Наварра. Моле удалось за короткий срок скоординировать действия значительной части испанского офицерства, испанских роялистов (как карлистов, так и альфонсистов), членов Испанской фаланги и прочих противников левого правительства и левых рабочих организаций, движений. Мятежному генералитету удалось получить и финансовую поддержку многих крупных испанских магнатов, промышленников и земледельцев, типа Хуана Марча и Луки де Тены, которые понёсли колоссальные убытки после победы левого Народного фронта, также материальную и моральную поддержку правым силам оказала церковь.

Вечером 17 июля 1936 года против республиканского правительства в Испанском Марокко поднялись гарнизоны, военные быстро установили свой контроль над Канарскими островами, Испанской Сахаре (ныне - Западная Сахара), Испанской Гвинеи (ныне - Экваториальная Гвинея). Командование над мятежниками через некоторое время принял на себя генерал Франсиско Франко. В этот же день - 17 июля, в предместье Мадрида Куатро-Каминос начали формировать пять добровольческих батальонов коммунистической партии Испании. Силы были распределены, и страна рухнула в объятия войны, началась долгая кровавая замятня.

Русские по обе стороны фронта

Гражданская война в Испании привлекла к себе почти весь Западный и не только мир. У всех был повод вмешаться или своим «невмешательством» поддержать какую-либо сторону. «Белых» Испании поддерживали монархисты, фашисты, нацисты, «красных» левые силы из многих стран. Вмешалась и часть русской эмиграции, их устремления выразил участник войны генерал А.В. Фок, он писал следующее: «Те из нас, кто будет сражаться за национальную Испанию, против III Интернационала, а также, иначе говоря, против большевиков, тем самым будет выполнять свой долг перед белой Россией». Хотя например: французские власти препятствовали переезду русских в армию генерала Франко. А Гвардейский казачий дивизион в Югославии хотел воевать на стороне франкистов, но казаки не получили гарантий материального обеспечения для семей погибших или получивших инвалидность и в не приняли участие в войне. Но всё же известно о нескольких десятках русских добровольцев, которые пробрались в Испанию на свой страх и риск и воевали за Франко.

Из них погибло 34 человека, в том числе генерал-майор А.В. Фок, а из выживших многие были ранены. Во время сражения в районе Кинто де Эбро его отряд был окружен и почти полностью уничтожен. Израсходовав все возможности к сопротивлению, А.В. Фок застрелился, чтобы не попасть в руки к «красным». В этом же сражении погиб и капитан Я.Т. Полухин. Его ранили в шею, он был отнесён в местную церковь для перевязки и где был погребен – артиллерийский обстрел её разрушил. Посмертно их наградили высшей боевой наградой Испании - коллективной лауреадой. В разное время в испанских сражениях погибли: князь Лаурсов-Магалов, З. Компельский, С. Техли (В. Чиж), И. Бонч-Бруевич, Н. Иванов и другие. Куценко, которого ранили под Теруэлем, попал в плен и был замучен до смерти. Известны как погиб морской лётчик старший лейтенант В.М. Марченко. 14 сентября 1937 г. Марченко полетел на ночную бомбардировку аэродрома противника. Уже выполнив задание самолёт старшего лейтенанта был атакован несколькими истребителями противника. В воздушном бою самолёт Марченко был сбит, а экипаж машины (пилот, пулемётчик и механик) выбросился с парашютами. Благополучно приземлившись, Марченко начал выходить к своим позициям, но по дороге нарвался на «красных» и был погиб в перестрелке. По сообщению «Морского журнала» тех лет, тело Марченко по требованию лётчиков из СССР, которые принимали участие в этом воздушном бою, было похоронено на городском кладбище.

Что касается воздушного противника В. М. Марченко, то видимо, это был доброволец из Советского Союза капитан И.Т. Ерёменко, он командовал эскадрильей И-15, которая действовала под Сарагосой. Ерёменко воевал в небе Испании с мая 1937 года по 6 февраля 1938 года и он был дважды представлен к ордену Красного знамени и награжден звездой Героя Советского Союза. Причём свою последнюю награду советский лётчик получил именно за бои под Сарагосой.

30 июня 1939 года (к 1 апрелю 1939 года Франко контролировал всю страну) русских добровольцев официально уволили из рядов национальной армии Испании. Все они получили (кроме тех, кто уже имел чин офицера), русские добровольцы получили отпуск на два месяца с сохранением денежного содержания и военные награды Испании - «Военный Крест» и «Крест за воинскую доблесть». Кроме этого, все русские добровольцы получили возможность стать испанскими гражданами, чем многие из них и воспользовались.

Значительное число эмигрантов из России сражалось и на стороне республиканского правительства - по данным самих эмигрантов, около 40 офицеров; по советским источникам - от нескольких сот до тысячи человек. Русские добровольцы воевали в нескольких подразделениях: в канадском батальоне им. Маккензи-Палино, балканском батальоне им. Димитрова, батальоне им. Домбровского, франко-бельгийской бригаде (позже 14-я Интербригада) и др. Несколько украинцев воевали в батальоне под длинным названием «Чапаев-батальон двадцати одной национальности».

Во многих подразделениях республики, в силу своего опыта и умений, русские эмигранты занимали командные должности. Например: командиром роты в батальоне им. Домбровского был бывший поручик И.И. Остапченко, бывший полковник Белой армии В.К. Глиноецкий (полковник Хименс) командовал артиллерией Арагонского фронта, комендантом штаба 14-й Интербригады был бывший петлюровский офицер капитан Кореневский. Капитаном республиканской армии был и сын знаменитого «русского террориста» Б.В. Савинкова - Лев Савинков.

Интересно заметить, что переброску на испанский фронт нескольких сотен русских добровольцев-интернационалистов из Чехословакии, Болгарии, Югославии, Франции вместе с испанцами организовывали советские разведывательные органы, получившие личную санкцию И.В. Сталина от 19 января 1937 года. А «Союзы за возвращение на родину» занимались первичным отбором кандидатов, их проверкой, обучением и инструктажем. Активной участницей этого движения за возвращение на родину (в СССР) была В.А. Гучкова-Трэйл, дочь знаменитого лидера октябристов А.И. Гучкова, бывшего в первом составе Временного правительства военным и морским. В 1932 году Гучкова-Трэйл стала сотрудничать с органами ОГПУ и в 1936 году входила в специальную организацию, которая занималась вербовкой добровольцев в Испании.

Вмешательство СССР

Хотя надо отметить, что Москва не сразу влезла в испанскую войну, у СССР там особых интересов – политических, стратегических, экономических, не было. Воевать на чьей-либо стороне не собирались, это могло вызвать серьёзные международные осложнения, СССР и так обвиняли в желании «разжечь пожар мировой революции». Только под давлением того обстоятельства, что республиканское правительство поддерживали всевозможные левые организации и среди них рост авторитет сторонников Троцкого, вынудил СССР вмешаться, и то в неполную силу.

Поэтому, после колебаний и сомнений, только в 29 сентября был одобрен план мероприятий по «X» (Испании), разработанный начальником иностранного отдела НКВД А. Слуцким. Этот план предусматривал создание за рубежом специальных компаний для закупки и отправки в Испанию оружия, техники и прочего военного снаряжения. Различные советские наркоматы и ведомства получили указания на организацию военных поставок непосредственно из Советского Союза. Обсуждался и вопрос, который выдвинули Сталин и Ворошилов, о направлении на Пиренейский полуостров регулярных частей Красной армии, однако это довольно авантюрное предложение (которое могло привести к серьёзному конфликту с Италией и Германией, да и Париж с Лондоном бы в стороне не остались) было отклонено советским военным руководством. Приняли альтернативное решение - направить штат военных советников, военспецов в Испанию, для оказания «интернациональной помощи» в создании полноценной регулярной республиканской армии, её обучении, разработке оперативных планов и т.д.

Система военного советнического аппарата СССР в республиканской Испании состояла из нескольких ступеней: на высшей ступени стоял Главный военный советник – им побывали Я.К. Берзин (1936-1937), Г.Г. Штерн (1937-1938) и К.М. Качанов (1938-1939).; на следующем уровне были советники в различных службах генштаба республиканской армии, так при непосредственно генерале Рохо сменилось пять советских советников, в том числе К.А. Мерецков (т. н. волонтер Петрович). В Генеральном военном комиссариате республиканцев служили два советника - дивизионные комиссары Красной армии. В штабе республиканских ВВС сменилось девять советских советников. В штабе артиллерии и штабе ВМС побывало по четыре советника. По два советника были в штабе республиканской ПВО и при военно-медицинской службе. Ещё один уровень состоял из советских советников при командующих фронтов – 19 человек прошли этот уровень.

На этом же уровне, но только при штабах различных республиканских фронтов, служили ещё восемь советников, а также советские командиры-инструкторы, советники испанских командиров дивизий, полков и других воинских подразделений. Среди них был и А.И. Родимцев – знаменитый впоследствии генерал-полковник, отличившийся в Сталинградском сражении. Следует вспомнить и о группе советских инженеров-специалистов по вооружению, которые помогали налаживать испанскую военную промышленность в крупных республиканских городах - Мадриде, Валенсии, Барселоне, Мурсии, Сабаделе, Сагунто, Картахене. Советские инженеры были включены в штат испанских заводов, которые производили оружие и занимались сборкой истребителей по советским лицензиям.

На четвертом, основном уровне, состояли военспецы-добровольцы: лётчики, танкисты, моряки, разведчики, артиллеристы и т.д. те, кто непосредственно принимавшие участие в боевых действиях.

Первыми на испанский фронт в сентябре 1936 года прибыли советские лётчики, которые уже вскоре приняли участие в воздушных сражениях на мадридском направлении в составе 1-й интернациональной бомбардировочной эскадрильи. 27 октября 1936 года 1-я эскадрилья сделала свой первый боевой вылет в район аэродрома в Талавере в 160 км от Мадрида. В октябре того же года в Испанию из СССР привезли 30 скоростных бомбардировщиков СБ. Из них была сформирована бомбардировочная группа в составе 3-х эскадрилий. Кроме того, создали истребительную группу (три эскадрильи на И-15 и три - на И-16 по 10 боевых единиц в каждой эскадрилье) и штурмовая группа (30 машин). К этому времени на этой войне воевали уже 300 советских соколов.
Сохранилось довольно много свидетельств о героическом выполнении воинского долга советскими лётчиками в небе Испании. С. Черных, летчик-истребитель, первым сбил в небе Испании немецкий «Мессершмитт-109». П. Путивко, командир звена, в воздушном бою в районе Мадрида совершил таран – он стал первым в истории советской авиации! Получив орден Красного Знамени. Лейтенант Е. Степанов совершил первый в истории отечественной авиации ночной таран, он направил свой И-15 на итальянский самолёт «Савойя». 15 октября 1937 года, по воспоминаниям военной переводчицы авиаэскадрильи А. Гусева В. Александровской, наши летчики провели уникальную операцию по уничтожению самолётов врага на аэродроме Гарапинильос, близ Сарагосы. В ней участвовали лётчики истребительной группы под командованием Е. Птухина (начальник штаба Ф. Аржанухин) – примерно за полчаса сталинские соколы сожгли более 40 итальянских самолётов, склады, ангары с запчастями, боеприпасами, горючим.

Отличились в боевых действиях на стороне испанских республиканцев и танкисты из Советского Союза. В вооруженных силах Испании до начала гражданской войны было всего два танковых полка, один из них (на его вооружении были французские старые танки «Рено» времен конца Первой мировой войны) остался на стороне республиканцев. В начале советские танкисты служили, как преподаватели в учебном центре в Арчене (провинция Мурсия), но уже 26 октября 1936 года, когда сложилась критическая ситуация в Мадриде, их свели в роту из 15 танков – испанские курсанты стали заряжающими. Командиром роты стал советский капитан П. Арман, впоследствии ставший Героем Советского Союза. Позже в республиканской армии смогли создать и более крупные танковые подразделения. Костяком этих стали стали советские танкисты. Так, испанская республиканская 1-я Бронетанковая бригада, которую фактически создали на базе бригады (танки Т-26) Белорусского военного округа, на две трети состояла из советских военспецов. Командиром бригады был комбриг Д.Г. Павлов (будущий Герой Советского Союза), а начштаба - А. Шухардин.

13 октября 1937 года принял крещение огнём Интернациональный танковый полк (на базе колёсно-гусеничных танков БТ-5). Комполка был полковник С. Кондратьев (действовал под псевдонимом Антонио Льянос), заместителями комполка были - майоры П. Фотченков и А. Ветров (Валентин Рубио), начштаба полка - майор В. Кольнов. Командирами трёх танковых рот были советские капитаны П. Сиротин, Н. Шатров и И. Губанов. Все механики-водители танков полка также были советскими военными. Советских добровольцев ставили воевать на наиболее опасные участки фронта. Танковые роты и взводы полка часто без пехоты шли в атаку противника, участвовали в уличных боях, воевали в трудных условиях гор и морозов, для чего этот быстроходный и легкобронированный танк БТ-5 предназначен не был.

Например: 19 февраля 1937 года в одном из сражений тремя прямыми попаданиями подбили танк младшего командира В. Новикова. Заряжающий погиб, а механик-водитель получил смертельное ранение. Новиков сам получил тяжелое ранение, более суток не подпускал врага, отстреливаясь из подбитой машины, и дождался помощи товарищей. 29 октября 1936 года во время схватки под Сесиньей командир танка Т-26 С. Осадчий и его механик-водитель И. Егоренко смогли совершить первый танковый таран, уничтожили итальянский танк «Ансальдо». В марте 1938 года наш танк БТ-5 под командованием лейтенанта А. Разгуляева и механика-водителя первым протаранил немецкий пулемётный танк PzKpfw I.

Высокие боевые качества советских танкистов отметили и некоторые зарубежные исследователи, например, британский ученый Р. Карр в книге «Испанская трагедия» отметил, что «на всём протяжении войны советские танкисты имели превосходство над германскими и итальянскими танкистами». И это, видимо, действительно так. Их высокие боевые качества подтверждает и тот факт, что 21 советскому танкисту, воевавшему в Испании, было присвоено знание Героя Советского Союза. Кроме лётчиков и танкистов в войне в рядах республиканцев бились советские моряки (подводники, катерники), артиллеристы, военные разведчики, техники, инженеры.

Всего, в Испании сражались ориентировочно 772 советских лётчика, 351 танкист, 100 артиллеристов, 77 моряков, 166 связистов (радистов и шифровальщиков), 141 инженер и техник, 204 переводчика. Из них более двух сотен человек погибли. Многие советники и военспецы, которые воевали в рядах республиканской армии, стали впоследствии видными советскими полководцами, военачальниками, из них 59 человек были удостоены звания Героя Советского Союза.

К концу XIX века Испания изо всех сил пыталась сохранить остатки своей некогда обширной колониальной империи.

Государству, к тому времени превратившемуся в одну из самых отсталых стран Европы, элементарно не хватало ресурсов, чтобы удерживать под контролем две свои крупнейшие колонии, находящиеся к тому же в противоположных точках земного шара — Кубу и Филиппины.

Почувствовав ослабление метрополии, в колониях активизировалось национально-освободительное движение. Ситуацией поспешили воспользоваться Соединенные Штаты, чей капитал усиленно искал новые рынки. Когда в 1895 году на Кубе вспыхнуло восстание, американцы не остались в стороне, организовав в течение двух следующих лет около 60 экспедиций для поддержки повстанцев.

В январе 1898 года правительство США решило направить в Гавану броненосный крейсер «Мэн», присутствие которого должно было продемонстрировать озабоченность Соединенных Штатов ситуацией на Кубе и способствовать защите американских граждан. Корабль прибыл в Гавану 25 января, но 15 февраля затонул в результате взрыва (погибло 266 американских моряков). Гибель корабля и большей части экипажа получила широкую огласку в американской прессе, прямо или косвенно обвинявшей Испанию в подрыве крейсера, и таким образом сыграла роль катализатоpa в формировании общественного мнения в пользу начала испано-американской войны.

СИЛЫ СТОРОН

Судьба войны решалась на море, а здесь преимущество было на стороне Соединенных Штатов. Испания располагала одним броненосцем, семью броненосными крейсерами, пятью большими бронепалубными крейсерами (водоизмещением свыше 3 тыс. т) и восемью малыми крейсерами (водоизмещением менее 3 тыс. т). У США было четыре броненосца, три броненосных крейсера, 11 больших бронепалубных и восемь малых крейсеров. У американцев было преимущество и по общему водоизмещению флота — 116 тыс. т против 56 тыс. т.

Артиллерия американского флота была в 2,5 раза мощнее и обладала большей скорострельностью (но с отвратительным качеством снарядов, которые часто не разрывались). К началу 1898 года их флот насчитывал 24 тыс. человек личного состава. Испанские броненосные крейсера превосходили по скорости американские, но все остальные классы кораблей значительно уступали в скорости противнику. Кроме того, испанские суда были более старой постройки. Большинство из них нуждалось в ремонте и не было готово к немедленному ведению боевых действий. Американские суда имели также более надежную броневую защиту.

Что касается сухопутной армии, то ее численность в США была очень маленькой — всего 28 тыс. в регулярных войсках. Еще 113,5 тыс. служило в милиции — иррегулярных формированиях штатов. Весной 1898 года было решено увеличить численность регулярной армии до 60 тыс. человека милиции — до 200 тыс., но достичь этих показателей не удалось. Реально численность регулярных войск составила 44 тыс. человек, а иррегулярных — 183 тыс. Остро ощущалась нехватка подготовленных офицеров, которых было менее 10 тыс.

С точки зрения вооружения армии США и Испании находились в примерно равном положении. Обе армии были перевооружены современными магазинными винтовками — «Маузер» образца 1893 года в Испании и «Краг-Йоргенсен» в США. Правда, последних не хватало для иррегулярных формирований и многие американские добровольческие части вооружили старыми однозарядными винтовками «Спрингфилд». Также в американской армии практически отсутствовали пулеметы (хотя флот располагал современными пулеметами Браунинга), и она использовала устаревшие картечницы Гатлинга. Некомплект орудий полевой артиллерии удалось закрыть лишь после окончания войны.

Финансовые возможности сторон были несопоставимы — у испанской казны не хватало средств даже для закупки угля для нужд флота. Существенную роль играло то, что основной театр войны в Вест-Индии находился в шесть раз ближе к атлантическому побережью США, чем к берегам Испании, а у испанского Главного штаба вообще не было плана войны против Америки.

НАЧАЛО ВОЙНЫ

В послании к конгрессу США от 11 апреля 1898 года президент Уильям Мак-Кинли предложил вмешательство в события на Кубе, где Испания уже начала переговоры о перемирии с повстанцами. Через неделю конгресс постановил, что Испании следует предложить вывести войска с Кубы и признать ее независимость; президенту предлагалось употребить для достижения этой цели вооруженные силы. Испании был дан срок до 23 апреля. 22 апреля флот США начал блокаду Кубы. В ответ на это Испания 23 апреля объявила войну США.

Боевые действия в Вест-Индии начались вечером 22 апреля 1898 года, когда американская эскадра контр-адмирала Сэмпсона (два броненосца, десять крейсеров, пять миноносцев), вышедшая в половине восьмого утра из Ки-Уэста, вышла на внешний рейд Гаваны и открыла огонь по испанским береговым батареям.

ХОД БОЕВЫХ ДЕЙСТВИЙ

21 апреля основная испанская эскадра под командованием адмирала Серверы находилась на островах Зеленого Мыса, а сам Сервера не имел даже карт Вест-Индии и не знал особенностей местных портов.

Адмирал писал в Мадрид: «Я очень сожалею, что мне приходится отправляться в море, не сговорившись заранее относительно какого-либо плана, хотя бы в общих чертах. Об этом я несколько раз хлопотал, прося разрешения съездить в Мадрид. Мы не должны обманывать себя относительно силы нашего флота. Мы не должны предаваться иллюзиям-. Однако военный совет решил немедленно отправить эскадру Серверы в Вест-Индию, не дожидаясь, когда вступят в строй находившиеся в ремонте броненосец и три крейсера. В поход пошли четыре броненосных крейсера и три эсминца. Американское морское командование предписывало своим боевым соединениям избегать боев с испанскими береговыми укреплениями, считая приоритетной задачей уничтожение основных сил испанского флота. Поэтому американцы попытались организовать блокаду основных кубинских портов, привлекая для этой цели реквизированные после начала войны и вооруженные коммерческие пароходы. Также для защиты своего атлантического побережья американское командование сформировало «летучую эскадру» под командованием коммодора Шлея. 23 апреля ее корабли впервые отправились в дальний дозор.

11 мая американцы попытались высадить десант в бухте Сьенфуэгос на южном побережье Кубы. Испанской береговой обороне удалось отразить десант с потерями для неприятеля. 19 мая эскадра Серверы сумела проскользнуть незамеченной в Сантьяго-де-Куба. Американцы узнали о ее прибытии лишь шесть дней спустя. Попытка блокировать порт, затопив на фарватере старое судно, не удалась. 5 июня американцы высадили десант вблизи Сантьяго, соединившийся с трехтысячным отрядом кубинских повстанцев. 6 июня была предпринята мощная бомбардировка Сантьяго, в ходе которой испанцы потеряли девять человек убитыми и 35 ранеными. 7 июня отряд из 620 американских морских пехотинцев занял порт Гуантанамо. 15 июня последовала высадка основных сил 27-тысячного экспедиционного корпуса. Он был переброшен на 35 транспортных судах под охраной броненосца и четырех крейсеров. Высадка прошла очень неорганизованно и затянулась на несколько дней.

2 июля адмирал Сервера получил приказ от командующего сухопутными войсками прорвать блокаду. Одной из причин этого требования был недостаток продовольствия у осажденных. Утром 3 июля при попытке испанских кораблей прорваться произошел бой, в котором все испанские корабли были уничтожены. 10 июля началась американская бомбардировка Сантьяго и через четыре дня город сдался. Всего на юге Кубы сдалось в плен 24 тыс. испанских солдат. В начале августа американцы совместно с кубинскими повстанцами овладели всей Кубой.

Практически бескровно (ценой пяти погибших и 28 раненых) прошла в конце июля — начале августа операция по захвату о. Пуэрто-Рико, осуществленная 16-тысячным корпусом генерала Майлса.

ТИХООКЕАНСКИЙ ТЕАТР ВОЕННЫХ ДЕЙСТВИЙ

Первое крупное морское сражение произошло на Тихом океане. Здесь эскадра американского адмирала Джорджа Дьюи уже в марте 1898 года была сосредоточена в Гонконге и заранее запаслась углем, продовольствием и боеприпасами. Она двинулась к Филиппинским островам. Испанский адмирал Патрицио Монтохо собирался обороняться на позиции у входа в бухту Субик, угрожая тылу американской эскадры, идущей к Маниле, однако по настоянию командования гарнизона филиппинской столицы он вынужден был отвести корабли ближе к городу, чтобы предотвратить его бомбардировку американскими судами.

1 мая состоялось первое и последнее сражение между эскадрами Дьюи и Монтохо у мыса Кавите. Оно началось в 5 часов 12 минут утра, когда американцы открыли огонь по стоящей на якоре эскадре Монтохо. К 8 часам утра почти все испанские корабли были подожжены артиллерийским огнем, и Дьюи объявил перерыв на завтрак. К полудню была уничтожена уже вся испанская эскадра. В американские корабли попало всего семь снарядов, ранивших шестерых матросов. После этого вблизи Манилы высадился 27-тысячный экспедиционный корпус, три месяца спустя принудивший испанский гарнизон к сдаче.

ИТОГИ ВОЙНЫ

12 августа США и Испания заключили перемирие, а в декабре 1898 года подписали Парижский мирный договор. Испания отказалась от прав на Кубу, уступила США Пуэрто-Рико и другие острова, находящиеся под ее суверенитетом в Вест-Индии, уступила США Филиппинские острова за 20 млн долларов, уступила США Гуам. Куба была провозглашена независимым государством, однако она попала под сильное влияние США, а Пуэрто-Рико, Филиппины и Гуам стали владениями США. В связи с тем, что после потери Филиппин Испания лишилась возможности защищать острова в Тихом океане, на следующий год после окончания войны они были проданы Германии.

Россия была крайне недовольна выходом Испании из коалиции и последовавшим 19 августа 1796 Сан-Ильдефонсским союзным договором , в результате которого Испания вступила в войну с Англией. Военные действия развивались для Испании крайне неудачно, значительная часть флота была уничтожена в сражении у Сан-Висенте , и английские корабли блокировали Кадис . Тяготясь зависимостью от французов, правительство Мануэля Годоя начало зондировать почву для нового сближения с Россией. Император Павел I предложил испанскому королю денонсировать союз с Францией и объявить о признании королём Людовика XVIII , но мадридский двор не мог пойти на столь радикальный шаг, о чем русский поверенный в делах Н. Н. Бюцов 19 октября 1797 доносил канцлеру А. А. Безбородко . Разочарованный Павел решил повременить с запланированной отправкой в Испанию послом барона А. И. Криденера .

Мальтийский кризис

Причиной русско-испанского конфликта и вступления России в войну Второй коалиции был мальтийский вопрос. В 1797 Мальтийский орден был принят под покровительство Российской империи, а после капитуляции Мальты перед флотом генерала Бонапарта часть рыцарей перебралась в Россию и в октябре 1798 провозгласила Павла I великим магистром. Это избрание противоречило уставу ордена, но было признано нуждавшимися в союзе с Россией западными державами и всеми приорствами, кроме испанских .

Недовольство Павла вызвали действия испанского представителя на Мальте Ф. Амата, уговорившего великого магистра Фердинанда фон Гомпеша капитулировать перед французами, но после того, как мадридский двор дезавуировал действия своего посла и изъявил готовность содействовать в восстановлении ордена на Мальте, позиция императора смягчилась .

В конце февраля 1799 Павел заявил, что

...хотя мы к Гишпании и не питаем никаких неприязненных чувствований, видя принужденное участие ея в настоящей войне, однако ж не имеем с нею никаких особливых сношений и отлагаем расположиться по симу случаю сообразно с будущим поведением мадридского двора...

Объявление войны

Павел воспринял позицию Испании как личное оскорбление и 23 марта 1799 отозвал поверенного Бюцова, а через несколько дней, не дожидаясь ответных действий Мадрида, повелел Онису и торговому вице-консулу Б. де Мендисабалю покинуть Россию .

15 (26) июля был обнародован манифест об объявлении войны, в котором, в частности, говорилось:

Восприяв с союзниками нашими намерение искоренить беззаконное правление, во Франции существующее, восстали на оное всеми силами (...) В малом числе держав европейских, наружно приверженных, но в самой истине опасающихся последствий мщения сего издыхающего богомерского правления, Гишпания обнаружила более прочих страх и преданность ея ко Франции (...) Теперь же узнав, что и наш поверенный в делах советник Бицов (...) принужден был выехать из владений короля гишпанского, принимая сие за оскорбление величества нашего, объявляем ему войну, повелевая во всех портах империи нашей наложить секвестр и конфисковать все купеческие гишпанские суда, в оных находящиеся, и послать всем начальникам сухопутных и морских сил наших повеление поступать неприязненно везде и со всеми подданными короля гишпанского.

.

Получив текст манифеста, Карл IV 9 сентября издал декрет об объявлении войны России, не удержавшись при этом от язвительной характеристики плачевного состояния умственных способностей оппонента:

Среди других особо желает выделиться Россия, император которой, недовольный тем, что присвоенный им титул не соответствует ему, а высказанные намерения на этот раз не нашли сочувствия с моей стороны, издал декрет об объявлении войны, публикация которого уже достаточна для осознания глубины его неразумности. (...) Я без удивления ознакомился с этим заявлением, поскольку обращение с моим поверенным в делах и другие, не менее странные поступки данного государя уже давно свидетельствовали о том, что этого следует ожидать. Поэтому, приказав российскому поверенному в делах советнику Бицову покинуть мой двор и государство, я руководствовался в гораздо меньшей степени чувством негодования, чем необходимостью почтения к моей особе. Исходя из этих принципов, я не могу не ответить на выпады, содержащиеся в русском декрете. Совершенно очевидно, что в нем содержатся угрозы для меня и для всех монархов Европы. Так как я знаю о том влиянии, которое оказывает на царя в настоящее время Англия, желая унизить меня, я отвечу на вышеуказанный декрет, не имея намерения кому бы то ни было давать отчет о моих политических связях, разве только Всевышнему, с чьей помощью надеюсь отразить любую несправедливую агрессию тех, чьи самомнение и лживые поступки направлены против меня и моих подданных, для защиты и безопасности которых я буду использовать самые эффективные методы. Провозглашаю объявление войны России и приказываю выступить против её владений и жителей.

Действия России

По замечанию Милютина, «разрыв между Испаниею и Россиею, по географическому положению обоих государств, казалось, не мог иметь существенной важности» , но вслед за этим испанский посол был выслан из Константинополя, так как Османская империя примкнула к коалиции, а 18 сентября английская дипломатия, которая, вероятно, и подтолкнула импульсивного императора к войне с Испанией , добилась заключения русско-португальского оборонительного и наступательного союза против Испании и Франции. По этому соглашению Россия по первому требованию обязывалась направить в Португалию 6 тыс. сухопутного войска, а та, в свою очередь, послать на помощь России 5 линейных кораблей и фрегат .

Другим возможным театром военных действий было северо-западное побережье Северной Америки, поэтому, с целью консолидации управления российскими тихоокеанскими владениями, был ускорен несколько затормозившийся процесс слияния действовавших там коммерческих организаций, и уже 9 (20) июля указом Павла I объявлено о создании единой Российско-американской компании , под контроль которой официально ставились все земли, открытые русскими до 55°20" северной широты, а также ничейные земли, которые могли быть освоены южнее этой линии .

К событиям русско-испанской войны относится полуанекдотическое сообщение Беннигсена, по словам которого, сумасбродный император намеревался сделать королём Испании генерала Я. А. Кастро де ла Серду , дальнего потомка Альфонса X Кастильского . Насколько словам Беннигсена можно верить, неизвестно, так как участнику заговора и убийства императора было выгодно выставить свою жертву в смешном и неподобающем виде, но вполне возможно, что Павел в шутку действительно мог пообещать одному из своих генералов испанскую корону .

Военная тревога

Ни Россия, не Испания не имели на севере Тихого океана достаточных сил для военных действий, однако, обе стороны всерьез опасались вражеского нападения. По сведениям, приведенным Эккехардом Фёльклем и Вильямом Робертсоном, в декабре 1799 или январе 1800 Мадрид информировал вице-короля Новой Испании , что, по донесению посла в Вене, английский посол лорд Минто предложил русским план совместного вторжения в Калифорнию . Обнаружить следы этого плана в архивах не удалось, и, возможно, речь идет о необоснованных слухах, тем более, что такой осведомленный современник, как Франсиско де Миранда , поддерживавший тесные контакты с Питтом-младшим и русским послом в Лондоне С. Р. Воронцовым , ни о чем подобном в своих записках не сообщает .

Со своей стороны вице-король Мигель Хосе де Асанса в донесении 20 декабря 1799 предложил, по причине малочисленности войск в регионе, сосредоточить несколько военных кораблей в порту Акапулько . На следующий день он предупредил губернатора Калифорний Диего де Борика о потенциальной угрозе в связи с русско-испанской войной. 8 февраля 1800 губернатор известил начальников гарнизонов о возможном русском нападении .

Россия также принимала оборонительные меры. Из Иркутска к побережью Охотского моря был срочно переброшен полк под командованием полковника А. А. Сомова, которому поручалось разместить воинские подразделения на Камчатке , в Гижигинской крепости , Охотске и Удском остроге . В Охотский порт прибыл из Петербурга капитан И. Бухарин «для приуготовления транспортов». Было приказано «вооружить оставшийся от Биллингсовой экспедиции корвет «Слава России», если еще годится» .

Итог

В 1800, убедившись в «предательстве» союзников по коалиции, Павел выдворил из России послов Австрии и Англии и начал переговоры о союзе с Бонапартом, что повлекло и улучшение русско-испанских отношений. Объявленная, но так и не начавшаяся война была прекращена при Александре I Парижским договором 4 октября 1801 года .

Поскольку состояние войны было формальным, и никаких военных действий не велось, русско-испанская война так и осталась забавным историческим курьезом.

Напишите отзыв о статье "Русско-испанская война"

Примечания

Литература

  • Альперович М. С. Россия и Новый Свет (последняя треть XVIII в.) - М.: Наука, 1993. - ISBN 5-02-008692-4
  • Беннигсен Л. Л. Два письма // Исторический Вестник. Том 148. - Пг., май - июнь 1917
  • Волосюк О. В. Внешняя политика Испании в XVIII веке: становление испано-русских отношений. - М.: РУДН, 2011. - ISBN 978-5-209-03581-7
  • Милютин Д. А. История войны 1799 года между Россией и Францией. В трех томах. 2-е изд. - СПб.: Типография Императорской Академии Наук, 1857
  • Россия и Испания: документы и материалы 1667-1917. Том I. 1667-1799. - М.: Международные отношения, 1991
  • Robertson W. S. // Annual Report of the American Historical Association for the year 1907. Vol. I. - Washington: Government printing office, 1908
  • . - Madrid: Imprenta Real, 1802

Отрывок, характеризующий Русско-испанская война

Дрон ничего не ответил и глубоко вздохнул.
– Ты раздай им этот хлеб, ежели его довольно будет для них. Все раздай. Я тебе приказываю именем брата, и скажи им: что, что наше, то и ихнее. Мы ничего не пожалеем для них. Так ты скажи.
Дрон пристально смотрел на княжну, в то время как она говорила.
– Уволь ты меня, матушка, ради бога, вели от меня ключи принять, – сказал он. – Служил двадцать три года, худого не делал; уволь, ради бога.
Княжна Марья не понимала, чего он хотел от нее и от чего он просил уволить себя. Она отвечала ему, что она никогда не сомневалась в его преданности и что она все готова сделать для него и для мужиков.

Через час после этого Дуняша пришла к княжне с известием, что пришел Дрон и все мужики, по приказанию княжны, собрались у амбара, желая переговорить с госпожою.
– Да я никогда не звала их, – сказала княжна Марья, – я только сказала Дронушке, чтобы раздать им хлеба.
– Только ради бога, княжна матушка, прикажите их прогнать и не ходите к ним. Все обман один, – говорила Дуняша, – а Яков Алпатыч приедут, и поедем… и вы не извольте…
– Какой же обман? – удивленно спросила княжна
– Да уж я знаю, только послушайте меня, ради бога. Вот и няню хоть спросите. Говорят, не согласны уезжать по вашему приказанию.
– Ты что нибудь не то говоришь. Да я никогда не приказывала уезжать… – сказала княжна Марья. – Позови Дронушку.
Пришедший Дрон подтвердил слова Дуняши: мужики пришли по приказанию княжны.
– Да я никогда не звала их, – сказала княжна. – Ты, верно, не так передал им. Я только сказала, чтобы ты им отдал хлеб.
Дрон, не отвечая, вздохнул.
– Если прикажете, они уйдут, – сказал он.
– Нет, нет, я пойду к ним, – сказала княжна Марья
Несмотря на отговариванье Дуняши и няни, княжна Марья вышла на крыльцо. Дрон, Дуняша, няня и Михаил Иваныч шли за нею. «Они, вероятно, думают, что я предлагаю им хлеб с тем, чтобы они остались на своих местах, и сама уеду, бросив их на произвол французов, – думала княжна Марья. – Я им буду обещать месячину в подмосковной, квартиры; я уверена, что Andre еще больше бы сделав на моем месте», – думала она, подходя в сумерках к толпе, стоявшей на выгоне у амбара.
Толпа, скучиваясь, зашевелилась, и быстро снялись шляпы. Княжна Марья, опустив глаза и путаясь ногами в платье, близко подошла к ним. Столько разнообразных старых и молодых глаз было устремлено на нее и столько было разных лиц, что княжна Марья не видала ни одного лица и, чувствуя необходимость говорить вдруг со всеми, не знала, как быть. Но опять сознание того, что она – представительница отца и брата, придало ей силы, и она смело начала свою речь.
– Я очень рада, что вы пришли, – начала княжна Марья, не поднимая глаз и чувствуя, как быстро и сильно билось ее сердце. – Мне Дронушка сказал, что вас разорила война. Это наше общее горе, и я ничего не пожалею, чтобы помочь вам. Я сама еду, потому что уже опасно здесь и неприятель близко… потому что… Я вам отдаю все, мои друзья, и прошу вас взять все, весь хлеб наш, чтобы у вас не было нужды. А ежели вам сказали, что я отдаю вам хлеб с тем, чтобы вы остались здесь, то это неправда. Я, напротив, прошу вас уезжать со всем вашим имуществом в нашу подмосковную, и там я беру на себя и обещаю вам, что вы не будете нуждаться. Вам дадут и домы и хлеба. – Княжна остановилась. В толпе только слышались вздохи.
– Я не от себя делаю это, – продолжала княжна, – я это делаю именем покойного отца, который был вам хорошим барином, и за брата, и его сына.
Она опять остановилась. Никто не прерывал ее молчания.
– Горе наше общее, и будем делить всё пополам. Все, что мое, то ваше, – сказала она, оглядывая лица, стоявшие перед нею.
Все глаза смотрели на нее с одинаковым выражением, значения которого она не могла понять. Было ли это любопытство, преданность, благодарность, или испуг и недоверие, но выражение на всех лицах было одинаковое.
– Много довольны вашей милостью, только нам брать господский хлеб не приходится, – сказал голос сзади.
– Да отчего же? – сказала княжна.
Никто не ответил, и княжна Марья, оглядываясь по толпе, замечала, что теперь все глаза, с которыми она встречалась, тотчас же опускались.
– Отчего же вы не хотите? – спросила она опять.
Никто не отвечал.
Княжне Марье становилось тяжело от этого молчанья; она старалась уловить чей нибудь взгляд.
– Отчего вы не говорите? – обратилась княжна к старому старику, который, облокотившись на палку, стоял перед ней. – Скажи, ежели ты думаешь, что еще что нибудь нужно. Я все сделаю, – сказала она, уловив его взгляд. Но он, как бы рассердившись за это, опустил совсем голову и проговорил:
– Чего соглашаться то, не нужно нам хлеба.
– Что ж, нам все бросить то? Не согласны. Не согласны… Нет нашего согласия. Мы тебя жалеем, а нашего согласия нет. Поезжай сама, одна… – раздалось в толпе с разных сторон. И опять на всех лицах этой толпы показалось одно и то же выражение, и теперь это было уже наверное не выражение любопытства и благодарности, а выражение озлобленной решительности.
– Да вы не поняли, верно, – с грустной улыбкой сказала княжна Марья. – Отчего вы не хотите ехать? Я обещаю поселить вас, кормить. А здесь неприятель разорит вас…
Но голос ее заглушали голоса толпы.
– Нет нашего согласия, пускай разоряет! Не берем твоего хлеба, нет согласия нашего!
Княжна Марья старалась уловить опять чей нибудь взгляд из толпы, но ни один взгляд не был устремлен на нее; глаза, очевидно, избегали ее. Ей стало странно и неловко.
– Вишь, научила ловко, за ней в крепость иди! Дома разори да в кабалу и ступай. Как же! Я хлеб, мол, отдам! – слышались голоса в толпе.
Княжна Марья, опустив голову, вышла из круга и пошла в дом. Повторив Дрону приказание о том, чтобы завтра были лошади для отъезда, она ушла в свою комнату и осталась одна с своими мыслями.

Долго эту ночь княжна Марья сидела у открытого окна в своей комнате, прислушиваясь к звукам говора мужиков, доносившегося с деревни, но она не думала о них. Она чувствовала, что, сколько бы она ни думала о них, она не могла бы понять их. Она думала все об одном – о своем горе, которое теперь, после перерыва, произведенного заботами о настоящем, уже сделалось для нее прошедшим. Она теперь уже могла вспоминать, могла плакать и могла молиться. С заходом солнца ветер затих. Ночь была тихая и свежая. В двенадцатом часу голоса стали затихать, пропел петух, из за лип стала выходить полная луна, поднялся свежий, белый туман роса, и над деревней и над домом воцарилась тишина.
Одна за другой представлялись ей картины близкого прошедшего – болезни и последних минут отца. И с грустной радостью она теперь останавливалась на этих образах, отгоняя от себя с ужасом только одно последнее представление его смерти, которое – она чувствовала – она была не в силах созерцать даже в своем воображении в этот тихий и таинственный час ночи. И картины эти представлялись ей с такой ясностью и с такими подробностями, что они казались ей то действительностью, то прошедшим, то будущим.
То ей живо представлялась та минута, когда с ним сделался удар и его из сада в Лысых Горах волокли под руки и он бормотал что то бессильным языком, дергал седыми бровями и беспокойно и робко смотрел на нее.
«Он и тогда хотел сказать мне то, что он сказал мне в день своей смерти, – думала она. – Он всегда думал то, что он сказал мне». И вот ей со всеми подробностями вспомнилась та ночь в Лысых Горах накануне сделавшегося с ним удара, когда княжна Марья, предчувствуя беду, против его воли осталась с ним. Она не спала и ночью на цыпочках сошла вниз и, подойдя к двери в цветочную, в которой в эту ночь ночевал ее отец, прислушалась к его голосу. Он измученным, усталым голосом говорил что то с Тихоном. Ему, видно, хотелось поговорить. «И отчего он не позвал меня? Отчего он не позволил быть мне тут на месте Тихона? – думала тогда и теперь княжна Марья. – Уж он не выскажет никогда никому теперь всего того, что было в его душе. Уж никогда не вернется для него и для меня эта минута, когда бы он говорил все, что ему хотелось высказать, а я, а не Тихон, слушала бы и понимала его. Отчего я не вошла тогда в комнату? – думала она. – Может быть, он тогда же бы сказал мне то, что он сказал в день смерти. Он и тогда в разговоре с Тихоном два раза спросил про меня. Ему хотелось меня видеть, а я стояла тут, за дверью. Ему было грустно, тяжело говорить с Тихоном, который не понимал его. Помню, как он заговорил с ним про Лизу, как живую, – он забыл, что она умерла, и Тихон напомнил ему, что ее уже нет, и он закричал: „Дурак“. Ему тяжело было. Я слышала из за двери, как он, кряхтя, лег на кровать и громко прокричал: „Бог мой!Отчего я не взошла тогда? Что ж бы он сделал мне? Что бы я потеряла? А может быть, тогда же он утешился бы, он сказал бы мне это слово“. И княжна Марья вслух произнесла то ласковое слово, которое он сказал ей в день смерти. «Ду ше нь ка! – повторила княжна Марья это слово и зарыдала облегчающими душу слезами. Она видела теперь перед собою его лицо. И не то лицо, которое она знала с тех пор, как себя помнила, и которое она всегда видела издалека; а то лицо – робкое и слабое, которое она в последний день, пригибаясь к его рту, чтобы слышать то, что он говорил, в первый раз рассмотрела вблизи со всеми его морщинами и подробностями.
«Душенька», – повторила она.
«Что он думал, когда сказал это слово? Что он думает теперь? – вдруг пришел ей вопрос, и в ответ на это она увидала его перед собой с тем выражением лица, которое у него было в гробу на обвязанном белым платком лице. И тот ужас, который охватил ее тогда, когда она прикоснулась к нему и убедилась, что это не только не был он, но что то таинственное и отталкивающее, охватил ее и теперь. Она хотела думать о другом, хотела молиться и ничего не могла сделать. Она большими открытыми глазами смотрела на лунный свет и тени, всякую секунду ждала увидеть его мертвое лицо и чувствовала, что тишина, стоявшая над домом и в доме, заковывала ее.
– Дуняша! – прошептала она. – Дуняша! – вскрикнула она диким голосом и, вырвавшись из тишины, побежала к девичьей, навстречу бегущим к ней няне и девушкам.

17 го августа Ростов и Ильин, сопутствуемые только что вернувшимся из плена Лаврушкой и вестовым гусаром, из своей стоянки Янково, в пятнадцати верстах от Богучарова, поехали кататься верхами – попробовать новую, купленную Ильиным лошадь и разузнать, нет ли в деревнях сена.
Богучарово находилось последние три дня между двумя неприятельскими армиями, так что так же легко мог зайти туда русский арьергард, как и французский авангард, и потому Ростов, как заботливый эскадронный командир, желал прежде французов воспользоваться тем провиантом, который оставался в Богучарове.
Ростов и Ильин были в самом веселом расположении духа. Дорогой в Богучарово, в княжеское именье с усадьбой, где они надеялись найти большую дворню и хорошеньких девушек, они то расспрашивали Лаврушку о Наполеоне и смеялись его рассказам, то перегонялись, пробуя лошадь Ильина.
Ростов и не знал и не думал, что эта деревня, в которую он ехал, была именье того самого Болконского, который был женихом его сестры.
Ростов с Ильиным в последний раз выпустили на перегонку лошадей в изволок перед Богучаровым, и Ростов, перегнавший Ильина, первый вскакал в улицу деревни Богучарова.
– Ты вперед взял, – говорил раскрасневшийся Ильин.
– Да, всё вперед, и на лугу вперед, и тут, – отвечал Ростов, поглаживая рукой своего взмылившегося донца.
– А я на французской, ваше сиятельство, – сзади говорил Лаврушка, называя французской свою упряжную клячу, – перегнал бы, да только срамить не хотел.
Они шагом подъехали к амбару, у которого стояла большая толпа мужиков.
Некоторые мужики сняли шапки, некоторые, не снимая шапок, смотрели на подъехавших. Два старые длинные мужика, с сморщенными лицами и редкими бородами, вышли из кабака и с улыбками, качаясь и распевая какую то нескладную песню, подошли к офицерам.
– Молодцы! – сказал, смеясь, Ростов. – Что, сено есть?
– И одинакие какие… – сказал Ильин.
– Развесе…oo…ооо…лая бесе… бесе… – распевали мужики с счастливыми улыбками.
Один мужик вышел из толпы и подошел к Ростову.
– Вы из каких будете? – спросил он.
– Французы, – отвечал, смеючись, Ильин. – Вот и Наполеон сам, – сказал он, указывая на Лаврушку.
– Стало быть, русские будете? – переспросил мужик.
– А много вашей силы тут? – спросил другой небольшой мужик, подходя к ним.
– Много, много, – отвечал Ростов. – Да вы что ж собрались тут? – прибавил он. – Праздник, что ль?
– Старички собрались, по мирскому делу, – отвечал мужик, отходя от него.
В это время по дороге от барского дома показались две женщины и человек в белой шляпе, шедшие к офицерам.
– В розовом моя, чур не отбивать! – сказал Ильин, заметив решительно подвигавшуюся к нему Дуняшу.
– Наша будет! – подмигнув, сказал Ильину Лаврушка.

История русско-испанских связей, отражавшая динамику межъевропейских отношений, была отмечена многими периодами заметного сближения; были и перерывы, длившиеся порой десятилетиями. Но какую бы позицию ни занимали наши страны в системе европейских союзов, какие бы трудности ни возникали между ними, в отношениях России с Испанией дело никогда не доходило до военных столкновений - редкий пример миролюбия в системе международной жизни Европы нового времени.

Истоки дипломатических связей народов двух стран лежат в тех далеких временах, когда складывалась сама система межъевропейских отношений.

Между Испанией и Россией уже в XVI веке начали устанавливаться полезные взаимосвязи. Первая попытка налаживания прямых контактов между нашими странами была предпринята в 1523 году, когда в Мадрид прибыло посольство подьячего Якова Полушкина, доставившего грамоту Василия III императору Карлу I. Император ответил, что обрадован желанием Москвы "пребывать с нами в искренней дружбе и союзе".

Вторая половина XVII века была отмечена настойчивым стремлением России, как отмечал русский историк С.С.Соловьев, "активно включиться в концерн европейских государств". Важной вехой в процессе русско-испанского сближения стал 1667 год.

В июне 1667 г. царь Алексей Михайлович направил в Испанию посольство во главе со стольником Петром Потемкиным, который вручил испанскому королю Карлу II царскую грамоту, извещавшую о заключении перемирия между Россией и Речью Посполитой, с выражением надежды на укрепление союза христианских государств. Русский царь высказал готовность принять испанских послов; в ответной грамоте Карла II выражалось согласие направить посольство Испании в Москву. Однако обмен между двумя странами постоянными дипломатическими представительствами произошел позднее, в первой четверти XVIII века.

Российская дипломатия, ведомая Петром I, боролась за приведение международного - что было адекватно европейскому - положения России в соответствие с ее возросшей экономической и военной мощью. Испания представлялась для России потенциальным союзником в складывавшемся в то время европейском "балансе сил". В свою очередь и Испания, ущемленная Утрехтским миром, считала Россию своим естественным союзником.

Последствия активного участия России в делах Европы были серьезно изучены в то время руководителем испанской внешней политики кардиналом Альберони, который пытался завоевать дружбу и доверие России, что способствовало бы нейтрализации недружественных по отношению к Испании коалиций. Испания вызвалась играть роль посредника между Россией и Швецией. Инициатива Мадрида нашла в Санкт-Петербурге благоприятный отклик. Тогда и были предприняты Испанией и Россией шаги по установлению дипломатических отношений.

В 1717 году началась переписка между Россией и Испанией об установлении дипломатических отношений. 20 сентября 1719 года в письме к посланнику России в Голландии Куракину Петр I, предписывая "всемерно гишпанской стороны искать", выразил намерение назначить к мадридскому двору постоянного российского посла. 22 апреля 1722 года состоялось назначение в качестве постоянного дипломатического представителя России в Испании князя Голицына. Первым послом Испании в России стал герцог де Лирия.

Вскоре, однако, в отношениях между странами наступила длительная пауза, что определялось расстановкой сил на политической арене Европы, не создававшей взаимной заинтересованности в поддержании связей. Имело значение также то обстоятельство, что в то время испанский двор не признавал императорского титула русских государей. Титул был признан лишь в 1759 году императором Карлом III, который подтвердило признание специальным посланием Екатерине II (1763 г.). Это было расценено российским кабинетом как "в высшей степени своевременный акт".

Последняя треть XVIII века была отмечена большой интенсивностью взаимных контактов. В июне 1772 г. Санкт-Петербурге была учреждена Испанская торговая палата. Как следует из письма Годоя испанскому посланнику Хосе де Онису в феврале 1797 г., были установлены научные связи между Академиями наук России и Испании. В России хорошо знали испанское искусство. Русские дипломаты на "допросах" в посольском приказе сообщали о жизни испанского народа, об открытии испанскими мореплавателями новых земель.

Особую роль в укреплении политических отношений между двумя странами сыграло объявление Россией в 1780 году "Вооруженного нейтралитета", который помешал Англии блокировать торговые коммуникации нейтральных стран, что было исключительно важно для Испании. Декларацию Екатерины II об объявлении Россией "Вооруженного нейтралитета" и о возможном развитии в связи с этим русско-испанских отношений российский посланник С.Зиновьев в апреле 1780 г. вручил главе испанского кабинета Флоридабланке. Со своей стороны Испания неоднократно выступала с важными для России миссиями посредничества. Особо примечателен был 1790 год, когда Мадрид предложил свое посредничество в заключении мира между Россией и Швецией, а посол Испании в Константинополе получил указание побудить турок к прямым переговорам с Россией.

В конце XVIII в. отношения между Россией и Испанией вступили в полосу нестабильности. Но в последние годы XVIII века, вскоре после формального объявления Россией в 1799 году войны Испании, не сопровождавшегося какими-либо враждебными эмоциями друг против друга (в объявлении войны свою роль сыграло непризнание испанским двором Павла I "протектором" Мальтийского ордена), наступило улучшение в испано-русских отношениях, связанное с изменением внешнеполитической ориентации России и с усилиями кабинета Александра I по установлению мира в Европе: 22 сентября (14 октября) 1801 года был подписан Договор о дружбе. В Россию была направлена миссия графа де Норонья, а в Испанию прибыл посланник И.М.Строганов.

Тильзитский договор осложнил отношения между Испанией и Россией. Однако "тильзитский курс" Санкт-Петербурга встретил оппозицию и в русском обществе. С началом вторжения французских войск в Испанию эта оппозиция усилилась, что оказывало воздействие на позицию правительства.

27 июля 1808 г. Севильская верховная хунта обратилась с письмом к Александру I с пожеланиями не оставить Испанию без внимания и прийти ей на помощь. В декабре этого же года члену Государственного совета обергофмейстеру Р.А.Кошелеву было поручено вступить в секретные переговоры с представителями Центральной хунты А.Коломби и Зеа Бермудесом.

Вторая половина 1811 - начало 1812 гг. знаменовали собой важный рубеж в русско-испанских отношениях. Неотвратимость войны с Францией уже не вызывала сомнений у руководителей внешней политики России. Переговоры с Зеа Бермудесом, неофициальным представителем Регентского совета, продолжались.

В Памятной записке Александра I от 26 января (7 февраля) 1812 г. говорилось: "Благодаря своим вооруженным приготовлениям и занимаемой ею позиции Россия оказывает реальную помощь Испании, отвлекая к северу значительные силы французов, которые могли бы быть направлены против Испании. Не будучи связаны союзными договорами, эти две державы тем не менее следуют образу действий, который выгоден для них обеих".

Денис Давыдов, инициатор и руководитель партизанского движения в России, свою знаменитую статью "Мороз ли истребил французскую армию в 1812 г.?" начинал словами: "Два отшиба (отпора) потрясли до основания власть и господство Наполеона, казавшиеся непоколебимыми. Отшибы эти произведены были двумя народами, обитающими на двух оконечностях завоеванной и порабощенной Европы: Испании и России".

Успешное завершение тайных переговоров оказалось возможным в годы совместной борьбы испанского и русского народов.

В Великих Луках 8 (12) июля 1812 г. был подписан русско-испанский союзный договор, статья третья которого гласила:
"Его Величество император всероссийский признает законными генеральные и чрезвычайные кортесы, ныне в Кадисе соединившиеся, а равно и конституцию, ими учиненную и учрежденную". Это было одно из первых в Европе (помимо Англии) признание кадисских кортесов и конституции 1812 г.

Русско-испанские отношения этого периода заслуживают столь пристального внимания еще и потому, что они оставили глубокий след в памяти народной, в сфере культуры, в истории общественной мысли, стимулируя взаимный интерес к проявлениям духовной жизни народов обеих стран. Недаром академик М.П.Алексеев первую волну испанофильства в России связывает с резонансом, вызванным в российском обществе национально-освободительной войной испанского народа.

Об этом времени можно говорить как о периоде нараставших взаимных симпатий между народами обеих стран. Передовая Россия с большим внимание следила за развитием на Пиренейском полуострове в 1820-1823 гг. революционных событий, оказавших воздействие на восстание декабристов, как об этом свидетельствуют документы эпохи и исследования советских и испанских историков. Как отмечал М.П.Алексеев, "проект конституции С.П.Трубецкого частично основан был на испанской конституции 1812 г., а поход С.М.Муравьева-Апостола на Киев и Москву был задуман как повторение движения колонны революционера Риего".

Итоги Венского конгресса практически устранили Испанию от активного участия в делах послевоенного устройства Европы. Поэтому интенсивные дипломатические и торговые отношения между Россией и Испанией в последующие годы сыграли важную роль в упрочении международных позиций Мадрида.

В сентябре 1833 г. петербургский кабинет, следуя рекомендации съезда монархов Австрии, Пруссии и России и их министров в Мюнхенгреце, отказался признать право на престол за Изабеллой II, малолетней дочерью умершего Фердинанда VII, и в дипломатических отношениях между Россией и Испанией наступила длительная, более чем двадцатилетняя, пауза.

С середины XIX в. торговые, культурные и иные контакты между двумя странами вновь активизировались. Поражение России в Крымской войне и последовавший затем невыгодный для России Парижский мир дали толчок к поискам русской дипломатией путей для восстановления в Европе утраченных позиций. 8 (12) сентября 1856 г. Александр II направил послание Изабелле II с извещением о вступлении на престол и о своем желании восстановить добрые отношения с испанским двором, что встретило в Мадриде в высшей степени благожелательный отклик. Герцогу Осуне, вручившему 2 декабря 1856 г. Александру II ответное послание Изабеллы II, был оказан в России теплый прием.

С назначением М.А.Голицына посланником в Испанию в декабре 1856 г. завершился процесс восстановления русско-испанских дипломатических отношений. Инструкция санкт-петербургского кабинета от 19 (31) декабря 1856 г. рекомендовала новому российскому послу в Испании строго руководствоваться принципом невмешательства. Этому принципу российские дипломаты в Испании неукоснительно следовали в течение всего периода внешнеполитических отношений, вплоть до 1917 г.

В конце XIX века русско-испанские политические отношения отличались стабильностью и взаимным миролюбием. Россия и Испания неизменно соблюдали нейтралитет по отношению к конфликтам, в которые была вовлечена одна из сторон. В мае 1877 г. испанское правительство заявило о своем нейтралитете на период войны России с Турцией, 20 апреля (2 мая) 1898 г. была принята Декларация "О нейтралитете России по случаю войны между Испанией и США". Такой характер отношений благоприятно сказывался и на развитии торговых и культурных контактов.

Подобная тенденция в русско-испанских отношениях сохранялась и в XX веке. Во время русско-японской войны 1904-1905 гг. Испания заявила о своем нейтралитете, несмотря на оказанное давление японских представителей в Мадриде. Русские корабли имели возможность заходить в порты Виго и Кадиса для пополнения запасов топлива, воды и продовольствия. В годы первой мировой войны бывшая нейтральной Испания приняла на себя гуманную роль защитницы интересов русских военнопленных, используя каналы Красного Креста. Последний посол Испании Вильясинда отбыл из России 23 октября (5 ноября) 1917 года.

Вполне нормализовались после завершения Нуткинского кризиса , а после вступления Испании в войну с Францией начались консультации по поводу заключения торгового договора и соглашения о русско-испанской границе в Северной Америке. Этому помешало сближение России с Англией, с которой 7(18) февраля 1795 был подписан договор о взаимной гарантии владений и военной помощи, а также заключение испанцами 22 июля сепаратного Базельского мирного договора с Францией .

Россия была крайне недовольна выходом Испании из коалиции и последовавшим 19 августа 1796 Сан-Ильдефонсским союзным договором , в результате которого Испания вступила в войну с Англией. Военные действия развивались для Испании крайне неудачно, значительная часть флота была уничтожена в сражении у Сан-Висенте , и английские корабли блокировали Кадис . Тяготясь зависимостью от французов, правительство Мануэля Годоя начало зондировать почву для нового сближения с Россией. Император Павел I предложил испанскому королю денонсировать союз с Францией и объявить о признании королём Людовика XVIII , но мадридский двор не мог пойти на столь радикальный шаг, о чем русский поверенный в делах Н. Н. Бюцов 19 октября 1797 доносил канцлеру А. А. Безбородко . Разочарованный Павел решил повременить с запланированной отправкой в Испанию послом барона А. И. Криденера .

Мальтийский кризис

Причиной русско-испанского конфликта и вступления России в войну Второй коалиции был мальтийский вопрос. В 1797 Мальтийский орден был принят под покровительство Российской империи, а после капитуляции Мальты перед флотом генерала Бонапарта часть рыцарей перебралась в Россию и в октябре 1798 провозгласила Павла I великим магистром. Это избрание противоречило уставу ордена, но было признано нуждавшимися в союзе с Россией западными державами и всеми приорствами, кроме испанских .

Недовольство Павла вызвали действия испанского представителя на Мальте Ф. Амата, уговорившего великого магистра Фердинанда фон Гомпеша капитулировать перед французами, но после того, как мадридский двор дезавуировал действия своего посла и изъявил готовность содействовать в восстановлении ордена на Мальте, позиция императора смягчилась .

В конце февраля 1799 Павел заявил, что

...хотя мы к Гишпании и не питаем никаких неприязненных чувствований, видя принужденное участие ея в настоящей войне, однако ж не имеем с нею никаких особливых сношений и отлагаем расположиться по симу случаю сообразно с будущим поведением мадридского двора...

Поведение мадридского двора определилось, когда в Испании узнали об условиях англо-русско-неаполитанской конвенции 29 ноября 1798, планах союзной экспедиции для отвоевания острова и создания там русской военно-морской базы. Карл IV отказался признать новый титул российского императора, о чем сообщил через поверенного в Петербурге Хоакина де Ониса .

Объявление войны

Павел воспринял позицию Испании как личное оскорбление и 23 марта 1799 отозвал поверенного Бюцова, а через несколько дней, не дожидаясь ответных действий Мадрида, повелел Онису и торговому вице-консулу Б. де Мендисабалю покинуть Россию .

15 (26) июля был обнародован манифест об объявлении войны, в котором, в частности, говорилось:

Восприяв с союзниками нашими намерение искоренить беззаконное правление, во Франции существующее, восстали на оное всеми силами (...) В малом числе держав европейских, наружно приверженных, но в самой истине опасающихся последствий мщения сего издыхающего богомерского правления, Гишпания обнаружила более прочих страх и преданность ея ко Франции (...) Теперь же узнав, что и наш поверенный в делах советник Бицов (...) принужден был выехать из владений короля гишпанского, принимая сие за оскорбление величества нашего, объявляем ему войну, повелевая во всех портах империи нашей наложить секвестр и конфисковать все купеческие гишпанские суда, в оных находящиеся, и послать всем начальникам сухопутных и морских сил наших повеление поступать неприязненно везде и со всеми подданными короля гишпанского.

Получив текст манифеста, Карл IV 9 сентября издал декрет об объявлении войны России, не удержавшись при этом от язвительной характеристики плачевного состояния умственных способностей оппонента:

Среди других особо желает выделиться Россия, император которой, недовольный тем, что присвоенный им титул не соответствует ему, а высказанные намерения на этот раз не нашли сочувствия с моей стороны, издал декрет об объявлении войны, публикация которого уже достаточна для осознания глубины его неразумности. (...)

Я без удивления ознакомился с этим заявлением, поскольку обращение с моим поверенным в делах и другие, не менее странные поступки данного государя уже давно свидетельствовали о том, что этого следует ожидать. Поэтому, приказав российскому поверенному в делах советнику Бицову покинуть мой двор и государство, я руководствовался в гораздо меньшей степени чувством негодования, чем необходимостью почтения к моей особе. Исходя из этих принципов, я не могу не ответить на выпады, содержащиеся в русском декрете. Совершенно очевидно, что в нем содержатся угрозы для меня и для всех монархов Европы. Так как я знаю о том влиянии, которое оказывает на царя в настоящее время Англия, желая унизить меня, я отвечу на вышеуказанный декрет, не имея намерения кому бы то ни было давать отчет о моих политических связях, разве только Всевышнему, с чьей помощью надеюсь отразить любую несправедливую агрессию тех, чьи самомнение и лживые поступки направлены против меня и моих подданных, для защиты и безопасности которых я буду использовать самые эффективные методы. Провозглашаю объявление войны России и приказываю выступить против её владений и жителей.

Действия России

По замечанию Милютина, «разрыв между Испаниею и Россиею, по географическому положению обоих государств, казалось, не мог иметь существенной важности» , но вслед за этим испанский посол был выслан из Константинополя, так как Османская империя примкнула к коалиции, а 18 сентября английская дипломатия, которая, вероятно, и подтолкнула импульсивного императора к войне с Испанией , добилась заключения русско-португальского оборонительного и наступательного союза против Испании и Франции. По этому соглашению Россия по первому требованию обязывалась направить в Португалию 6 тыс. сухопутного войска, а та, в свою очередь, послать на помощь России 5 линейных кораблей и фрегат .

Другим возможным театром военных действий было северо-западное побережье Северной Америки, поэтому, с целью консолидации управления российскими тихоокеанскими владениями, был ускорен несколько затормозившийся процесс слияния действовавших там коммерческих организаций, и уже 9 (20) июля указом Павла I объявлено о создании единой Российско-американской компании , под контроль которой официально ставились все земли, открытые русскими до 55°20" северной широты, а также ничейные земли, которые могли быть освоены южнее этой линии .

К событиям русско-испанской войны относится полуанекдотическое сообщение Беннигсена, по словам которого, сумасбродный император намеревался сделать королём Испании генерала Я. А. Кастро де ла Серду , дальнего потомка Альфонса X Кастильского . Насколько словам Беннигсена можно верить, неизвестно, так как участнику заговора и убийства императора было выгодно выставить свою жертву в смешном и неподобающем виде, но вполне возможно, что Павел в шутку действительно мог пообещать одному из своих генералов испанскую корону .

Военная тревога

Ни Россия, не Испания не имели на севере Тихого океана достаточных сил для военных действий, однако, обе стороны всерьез опасались вражеского нападения. По сведениям, приведенным Эккехардом Фёльклем и Вильямом Робертсоном, в декабре 1799 или январе 1800 Мадрид информировал вице-короля Новой Испании , что, по донесению посла в Вене, английский посол лорд Минто предложил русским план совместного вторжения в Калифорнию . Обнаружить следы этого плана в архивах не удалось, и, возможно, речь идет о необоснованных слухах, тем более, что такой осведомленный современник, как Франсиско де Миранда , поддерживавший тесные контакты с Питтом-младшим и русским послом в Лондоне С. Р. Воронцовым , ни о чем подобном в своих записках не сообщает .

Со своей стороны вице-король Мигель Хосе де Асанса в донесении 20 декабря 1799 предложил, по причине малочисленности войск в регионе, сосредоточить несколько военных кораблей в порту Акапулько . На следующий день он предупредил губернатора Калифорний Диего де Борика о потенциальной угрозе в связи с русско-испанской войной. 8 февраля 1800 губернатор известил начальников гарнизонов о возможном русском нападении .

Россия также принимала оборонительные меры. Из Иркутска к побережью Охотского моря был срочно переброшен полк под командованием полковника А. А. Сомова, которому поручалось разместить воинские подразделения на Камчатке , в Гижигинской крепости , Охотске и Удском остроге . В Охотский порт прибыл из Петербурга капитан И. Бухарин «для приуготовления транспортов». Было приказано «вооружить оставшийся от Биллингсовой экспедиции корвет «Слава России», если еще годится»